Письмо № 5

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Письмо № 5

Токио, 31 мая/12 июня 1889 г.

Высокоуважаемый Павел Андреевич!

Примите глубочайшую благодарность за Ваши добрые истинно трогательные хлопоты о пожертвовании ханькоуским обществом на построение здешнего храма, равно как и за Ваше личное пожертвование! Самые лучшие мои надежды, когда я перед Пасхой писал к Вам, не простирались далее половины суммы, пожертвованной в прошедшем году, а тут опять такая же сумма, как тогда! Истинно Бог помогает миссии!

А Вы и все подписавшиеся — достойные орудия Его всеблагого промышления! Да хранит же Он Вас всех всегда в Своей любви и осыпает Своими щедротами! Вы не поверите, какую радость доставило мне это пожертвование! Ведь это значит большой шаг к окончанию постройки. А как мне хочется, и как нужно — поскорей достигнуть конца, если б Вы знали! Постройка эта связывает меня по рукам и ногам: необходимость постоянного надзора за нею приковывает меня к Токио, между тем как церкви, рассеянные по всей Японии, остаются без присмотра. Нужно сказать еще, что ко всем заботам, обычным при постройке большого здания, тут присоединилась необычная, следующего рода. Храм стоит на холме, среди столицы; когда он был еще мал, — не замечали; теперь всем бросается в глаза. Спохватились бонзы и все христоненавистники. Особенно возмущает их то, что храм выше императорского дворца (хотя сам император и его правительство не придают этому никакого значения, да и закона такого в Японии никогда не было, чтобы выше импер. дворца зданий не возводить). Итак, строят планы, как бы стереть храм с лица земли, или по крайней мере затереть его. «Купить и подарить императору?» — Не продадут-де. «Обнести его кругом каменною стеною, чтоб не был виден?» — Безмерный расход. «Построить гору между храмом и импер. дворцом, чтоб на последний не мог взирать «голубой глаз иностранца» с «башни» первого» (колокольню, на к-рую кроме звонаря никто и не полезет, принимают за башню, назначенную будто бы для наблюдения за императором)? — Тоже очень дорого. Итак, что же делать? Рассуждают и шумят на всю Японию: в газетах то и дело — злые и зажигательные статьи против местности нашего храма. Собственно, нужно бояться одного, — чтоб не подожгли, против чего и принимаются миссиею соответственные меры: постройка и на ночь не оставляется без людей, вода расставлена везде, помпа заведена, и проч.; словом все, зависящее от нас делается; дальнейшее — на волю Божию; и Бог, конечно, не попустит неразумным и злым людям разрушить храм, созидаемый во славу Его усердием столь многих боголюбцев; на Него мы и возлагаем всю надежду, по сказанному: «аще не Господь сохранит, — всуебде стрегий». Однако ж все это составляет не малую тревогу для миссии. А что тревога наша не напрасная, что в Японии фанатиков еще непочатый угол, это можно пояснить многими примерами, вот недавний. 11 февраля нынешнего года здесь обнародована была конституция. Торжество было блистательное по всей Японии. Центром торжества и блеска был, разумеется, императорский дворец. Туда утром д. была съехаться вся знать. Одевшись в блестящий мундир со всеми орденами, выходил сесть в карету, чтоб отправиться туда, и министр народного просвещения, Виконт Мори, один из образованнейших и даровитейших людей Японии, но на крыльце его дома вдруг кухонный нож, всаженный в его внутренности, прекратил его существование. Всадивший нож был тут же изрублен полицейским; но он исполнил свое дело: не допустил министра участвовать во всенародном торжестве, как недостойного того. За что же? Не больше не меньше, как за следующее: министр однажды, уже два года тому назад, во время обычного путешествия для обозрения школ, в одном городе, желая осмотреть один древний храм, вошел в него непочтительно: не снял сапогов и шляпы, и даже бывшей в руке тросточкой приподнял занавеску, которая только при императорском посещении поднимается. Это-то ужасное преступление и взял на себя наказать — один тоже образованный человек, молодой чиновник; он, услышавши о поступке министра, нарочно посетил тот город, чтоб доподлинно узнать, правда ли, — убедился и казнил, да еще в насмешку — кухонным ножом, — кинжала-де не стоит такой осквернитель японской святыни. И этому фанатику, лишившему страну одного из полезнейших людей, как принялась рукоплескать почти вся текущая японская пресса, пока правительство не положило тому запрет! Могила же его и доселе убирается цветами. Все это к слову, чтоб пояснить Вам, почему мне так хочется поскорее достроить храм: тяжелым бременем заботы он лежит на мне, — и величайшую благодарность я чувствую к тем, кто своим добрым участием снимает с меня часть этого бремени. Примите же еще раз выражение сей благодарности, и прошу Вас передать ее всем, участвовавшим в подписке. А.П. Малыгину, Н.М. Молчанову и Л.Пр. Шеркунову я вместе с сим пишу и благодарю их; тем не менее, прошу и Вас, при случае, выразить им чувство моей признательности за их столь щедрые пожертвования. Прочим подписавшимся доверяю Вашей любезности, когда будете иметь возможность, передать мою искреннейшую благодарность за их пожертвования.

Сердечно радуясь, что Господь благословляет Вас умножением семейства, от души поздравляя Вас и любезнейшую Ольгу Ивановну с сим, и усердно призывая благословение Божие на Ваше семейное счастье, с истинным почтением и глубокою преданностью имею честь быть

Вашим покорнейшим слугою и всегдашним богомольцем, начальник Российской духовной миссии в Японии, Николай, епископ Ревельский.