Навеки отмеченные печатью

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Навеки отмеченные печатью

«Когда я говорю какое-нибудь слово, я сам решаю, что оно значит — не больше, не меньше», — говорил Хампти-Дампти из сказки Л. Кэрролла «Алиса в стране чудес». Мы продолжаем жить в той непредсказуемой стране чудес, где одни и те же слова для разных людей могут означать разные понятия, и порой надо немало потрудиться, чтобы узнать, что, например, означают такие слова, как «любовь», «преданность» и «послушание». Кажется, что их смысл настолько широк или узок, что они почти ничего не означают.

Однако похоже, что фермер, о котором рассказал Стив Дикерсон, мыслил правильно.

Билл вырос на ферме, и у него не было сомнений в том, кем он станет. Конечно же, фермером, как и его отец. Он поступил в колледж, изучал агрономию, получил необходимые знания, но, чтобы купить ферму, нужны были деньги. Где их взять?

«Послушай, Билл, я старею, — сказал однажды отец, — и почти готов уйти на покой. Я, пожалуй, отдам ферму тебе».

Билл лишился дара речи — еще бы, его проблема решилась сама собой!

«Правда, есть одно условие, — продолжал отец, — я хочу, чтобы в первый год ты в точности соблюдал все те указания, которые я тебе дам, а потом ферма перейдет к тебе».

Что ж, это было вполне справедливо. Отец — хороший фермер, и он знает, что делает. А потом — подумать только — всего какой-то год, и Билл сам станет хозяином фермы! Несколько дней ушло на то, чтобы подготовиться к посевной. Вооружившись блокнотом, Билл вместе с отцом переходил от одного поля к другому и записывал, что и где ему надо посадить и посеять. Потом родители поехали отдыхать.

Билл был любопытным человеком, и ему захотелось узнать, насколько указания отца совпадают с тем, чему он научился в колледже. Взяв приборы для исследования почвы, он снова обошел ферму. Билл переходил от одного поля к другому и поражался мудрости отца: на каждом участке тот сначала брал пробу земли, тщательно ее исследовал, а затем решал, что сажать, — и всегда оказывался прав. Каждый раз он выбирал именно ту культуру, которая, согласно познаниям, приобретенным Биллом в колледже, и должна была лучше всего расти именно на этом участке!

Все было хорошо, пока Билл не пришел на последнее поле. Отец сказал, что на нем надо посеять зерновые, но по всему было видно, что он ошибся. Песчаная почва казалась совсем неплодородной, и о зерновых не могло быть и речи. Билл был уверен, что самый слабый ветер вырвет все всходы, и даже если этого и не случится, все равно урожай будет бедным. Да, здесь отец ошибся. Анализ почвы показывал, что лучше всего на этом участке посадить арахис, и раз уж отец любит, чтобы везде был хороший урожай, ему наверняка понравится, что деньги, потраченные на образование Билла, не пропали даром. Арахис был посажен.

Наступило время сбора урожая, и приехал отец. Он сказал, что никогда ферма не выглядела так хорошо. Билл повел его на поля, показывая, как растет пшеница, картошка, люцерна. «Но где же рожь? — спросил отец. — Мне кажется, я просил посеять и ее».

«Да, папа, — ответил Билл, — ее надо было посеять вот на этом участке, но я решил исследовать почву всех наших полей. Твои посадки на всех участках были хорошо продуманы, но, по-моему, на данном участке ты поторопился и просто ошибся. Я подумал, что хороший урожай арахиса тебе понравится больше, чем худая рожь».

«Билл, — печально сказал отец, покачав головой, — выходит, на всех остальных участках ты тоже не следовал моим указаниям и везде решал сам. Просто так получилось, что на всех участках, кроме одного, твои решения совпали с тем, что я советовал, но как только возникла какая-то неясность, ты, вместо того чтобы послушать меня, сам решил, как поступить. Мне очень жаль Билл, но тебе придется поискать другую ферму».

Что скажете? Быть может, отец Билла поступил слишком сурово? А может быть, наоборот, он был совершенно прав? Не значит ли это, что когда мы следуем каким-либо наставлениям (и особенно наставлениям Бога), то делаем это только тогда, когда они совпадают с нашим собственным мнением?

Среди нас, наверное, почти нет фермеров, но и как отец Билла, наш Отец дал нам Свои наставления, начертав их на каменных скрижалях. Он обещал, что если мы будем им следовать, Он даст нам не какую-то ферму, а будущую вечную жизнь, которую не может нарисовать даже самое богатое воображение. Мы называем эти наставления Десятисловием.

Однако сегодня миллионы людей предпочитают руководствоваться своими собственными соображениями. Им интересно узнать, совпадает ли то, о чем говорит Господь, с тем, что они изучали в университете, или просто с их собственными взглядами на жизнь и на то, что хорошо и что плохо. Что происходит?

Чтобы как-то оправдать свои причуды, миллионы людей на ходу придумывают правила поведения. Они говорят, что Божьи наставления устарели и уже никак не подходят этому «просвещенному» поколению. Даже если иногда они и соглашаются с Богом, то все равно уверены, что в каких-то случаях Он ошибался или просто имел в виду не то, что говорил. Рассуждая таким образом, эти люди сеют свой арахис по своему разумению и полагают, что Бог будет в восторге от их урожая!

Миллионы людей на самом деле верят, что Бог переиначивает Свои заповеди. Они уверены, что при определенных условиях можно украсть, а чтобы избежать тюрьмы, можно солгать. Можно совершить прелюбодеяние, если (как считал Джозеф Флетчер) рождение ребенка — единственная возможность избежать концентрационного лагеря. Сегодня миллионы наших современников следуют Божьим наставлениям только тогда, когда они совпадают с их собственными убеждениями, и совсем не обращают на них внимания, если они кажутся им бессмысленными.

Но если мы проявляем послушание только тогда, когда мы и так с чем-то согласны, то можно ли вообще говорить о послушании?

Иисус сказал: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!» войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мф. 7:21).

Не кажется ли вам, что мы рискуем потерять наше чудесное будущее, как Билл потерял ферму? Сегодня у Бога такая же проблема с нами, какая когда-то была с нашими прародителями. Он хотел даровать им бесконечную жизнь, но, прежде чем наделить их бессмертием, решил проверить, насколько они Ему преданны. Он просто хотел удостовериться, что им действительно можно даровать жизнь, которая никогда не кончится!

Как Он это сделал? Какое испытание Он придумал, чтобы точно узнать, что они Ему верны, или, наоборот, с горечью удостовериться, что им нельзя доверить то, что Он хотел им доверить. Обещания было недостаточно, поскольку давать обещания не так уж трудно.

Где-нибудь на краю райского сада Бог мог бы поместить огнедышащий вулкан. Он мог бы сказать Адаму и Еве, что если они прыгнут в него, то непременно погибнут. Они, конечно же, держались бы от вулкана подальше, ибо никто, будучи в здравом уме, и не подумает прыгнуть в бурлящий кратер, жар от которого опаляет даже на расстоянии!

Нет, Бог придумал испытание, которое человеческому разуму показалось бессмысленным. Послушание должно основываться на одной только преданности — и больше ни на чем.

Поясню на примере. Один железнодорожный рабочий жил неподалеку от станции. В тот день у него был выходной. Он работал у себя во дворе и, случайно подняв голову, увидел, что его четырехлетний сын играет на рельсах, а на него с грохотом несется поезд!

Он понял, что не успеет добежать до ребенка, закричал, но Джонни не услышал, и тогда отец еще раз закричал что было силы: «Джонни, ложись и не шевелись!» Джонни молниеносно подчинился, даже не повернув голову на крик. Когда поезд с грохотом пронесся над ним, отец поднял сына — перепуганного, с бешено колотящимся сердечком, но живого и невредимого!

За свою короткую жизнь Джонни не успел усвоить ничего такого, что помогло бы ему понять странное приказание отца. Но он и не стал над ним размышлять, не стал спрашивать почему, не стал выкраивать время для раздумий. Отец сказал — и для него этого было достаточно!

В опыте Адама и Евы тоже не было ничего такого, что давало бы им возможность убедиться в правоте того странного повеления, которое дал им Бог. Если дерево такое красивое, если его плод так же притягателен, как и все остальные, то почему в нем сокрыта смерть? Начав его есть, они даже не поняли, что этот, на первый взгляд, незначительный поступок на самом деле ясно показывает, как слаба их преданность!

Да, сегодня у Бога та же самая проблема, что была в райском саду. Миллионы людей уверяют, что они верны своему Господу, но очевидно, что далеко не каждому можно доверить вечную жизнь. Если на самом деле надо проверить нашу преданность, то разве не ясно, что лучше всего это сделать с помощью такого повеления, которое человеческому разуму покажется бессмысленным?

А теперь вернемся к Книге Откровение. Вы помните, что в 13-й главе содержатся довольно пугающие пророчества. Там говорится о звере, который символизирует царство, государство или какую-то силу. В данном случае речь, несомненно, идет о союзе религиозных и политических сил. Там же упоминается и второй зверь, который, имея рога, как у агнца, символизирует государство, которое поначалу было кротким, но потом заговорило, как дракон. Этот второй зверь, очевидно, символизирующий демократическую форму правления, убеждает людей сделать образ первого зверя, то есть создать такую же коалицию религиозной и политической власти. Далее этот образ, коалиция или союз, обрекает на смерть всякого, кто отказывается поклониться первому зверю, а тем, кто отказывается принимать его начертание, запрещает продавать и покупать. Пугающая картина, не правда ли? Однако в следующей, 14-й главе мы видим трех ангелов, весть которых содержит последнее обращение Бога к людям (ст. 6-12). В вести третьего ангела (ст. 9-11) мы находим самое страшное во всем Писании предостережение — предостережение против поклонения зверю и его образу и против принятия его начертания.

Это уже не игрушки, дело принимает серьезный оборот. Похоже, что в любом случае речь идет о смерти. Другого выхода нет!

Существует широко распространенное мнение, что Откровение нельзя понять. Но скажите, стал бы Бог в Своем последнем обращении к людям говорить о столь мрачном предостережении, если бы знал, что люди все равно не поймут, что означает зверь и его начертание?

Но прежде чем приступить к исследованию этого начертания, давайте спросим, нет ли и у Бога Своего начертания? Да, есть. А не получится ли так, что в том последнем противостоянии, в той борьбе, которая только начинается и в которую все мы будем вовлечены, хотим мы этого или нет, нам придется выбирать как раз между двумя начертаниями и что наш выбор будет свидетельствовать или о нашей преданности Христу, или — падшему ангелу? Да, именно так и будет, и я уверен, если мы поймем, что означает начертание Бога, нам легче будет понять и природу сатанинского начертания.

Мысль о том, что Бог полагает начертание (печать) на Свой народ, не нова. Вы помните, что в ту роковую ночь, когда ангел смерти должен был пройти по Египетской земле, израильским старейшинам было ведено заколоть агнца и его кровью помазать косяки дверей своих жилищ. Увидев этот знак, ангел проходил мимо дома. Далее можно упомянуть 9-ю главу Книги пророка Иезекииля, где содержится описание символического видения, посланного этому пророку. В своем идолопоклонстве Израиль дошел до того предела, когда уже нельзя было откладывать наказание. И вот в этом видении перед Иезекиилем предстали шесть человек, «каждый со своим губительным орудием в руке своей». Однако у одного из них на поясе висел прибор писца — ящичек, в котором находились перья, нож и чернила. Ему было ведено первому пройти по Иерусалиму и сделать знак на челах всех, кто скорбел и воздыхал о мерзостях, совершаемых народом, то есть на челах тех, кто исповедовал веру в своего Господа. За ним пошли остальные пятеро, которые пощадили только тех, кто имел этот знак.

Не забывайте, что это символическое видение: Израиль наказывали не шесть человек и ни у кого на лбу не было никакого буквального, видимого знака. Когда Бог лишил Израиль Своей защиты, наказание пришло от халдейских войск. Это было первым исполнением того, что пророк увидел в своем видении. Второе будет в последние дни. В седьмой главе Откровения описаны четыре ангела, которые на четырех углах земли удерживают ветры войны и раздора. Им ведено сдерживать их до тех пор, пока рабы Божьи не получат на чело печати. Каким будет этот знак? Какое испытание изберет Бог для всех, кто исповедует веру в Него, чтобы раз и навсегда узнать, кого можно взять в Свое

Царство, а кого — нельзя, кому можно доверить вечную жизнь, а кто ее недостоин? Это должно быть нечто такое, что кажется обыкновенному человеческому разуму нелогичным, бессмысленным, таким повелением, которое Его истинный народ исполнит только потому, что именно Он его изрек. Как Джонни, который, оказавшись на рельсах, просто послушался своего отца и не стал задавать вопросов. Надо ожидать подобного испытания.

У нас есть несколько указаний в этом направлении. Во всем Писании упоминание о Боге как Творце отличает Его от ложных богов, никогда ничего не творивших. Мне нет нужды говорить, что сегодня многие сомневаются в творческой силе Бога. С самого начала сатана больше всего завидовал тому, что Иисус сотворил эту землю, и в трехангельской вести, которая представляет собой последнее обращение Бога к людям, звучит призыв к человечеству поклониться Тому, Кто сотворил небо и землю (см.Откр. 14:6, 7), и это еще раз наводит на мысль, что в окончательном противоборстве ключевым вопросом является творческая сила Бога.

В последнем стихе 12-й главы мы читаем, что, рассвирепев на Божий народ, сатана пошел на него войной, ибо он остался верен Божьим Заповедям. Кроме того, из Книги пророка Даниила (см. Дан. 7:25) мы узнаём, что какая-то сила (очевидно, это первый зверь из 13-й главы Откровения) пытается изменить Закон Божий. Во 2-м Послании к Фессалоникийцам (см. 2 Фее. 2:3, 4) апостол Павел говорит о человеке греха, антихристе, который воссядет в Божьем храме и будет выдавать себя за Бога.

Итак, под сомнение ставится авторитет Бога, Его творческая сила и заповеди. Учитывая все это, можно предположить, что испытание на преданность будет представлять собой какое-нибудь Божье повеление, не имеющее объяснения с точки зрения человеческого разума.

А теперь, запомнив эти основополагающие моменты, обратимся к Десяти Заповедям (см.Исх. 20:3-17). Первые три кажутся вполне обоснованными и понятными. Если Бог — действительно Бог истинный, то тогда нам, конечно, нельзя иметь никаких других богов, а также нельзя поклоняться никаким каменным или деревянным изображениям. Ясно и то, что мы должны чтить Бога. Что касается последних шести заповедей, то они тоже представляются столь разумными и обоснованными, что тысячелетиями довольно часто включались в законодательства различных государств, причем даже тех, которые не поклонялись истинному Богу.

Однако не так обстоят дела с четвертой заповедью. Мы не можем ее понять, и кажется, что в ней вообще не заключено никакого нравственного принципа. Складывается впечатление, что она произвольна, и в каком-то смысле это действительно так. Продолжительность года определяется вращением нашей планеты вокруг Солнца, длительность месяца — периодическими фазами Луны, а день — вращением Земли вокруг своей оси. Однако что касается нашей недели, то она не определяется вращением небесных тел, и весь недельный цикл очерчивается только благодаря субботе. Эта заповедь не вызывала бы такого беспокойства, если бы речь шла просто о каком-то из семи дней, предназначенном для отдыха. Почти каждый согласится, что каждую неделю надо иметь выходной. С этим согласны профсоюзы, это нравится атеистам. Если для отдыха выделяется один день в неделю, то это никак не говорит об особой преданности Богу.

Но все дело в том, что заповедь говорит именно о седьмом дне. Именно эта определенность и перерастает в проблему, которая нередко воспринимается как некоторое неудобство. Конечно, все дни похожи друг на друга, в каждом двадцать четыре часа, и какая разница, какой из них посвящать покою и поклонению? На первый взгляд, непонятно, почему Бог определил один конкретный день. Но Он сделал это. И всегда будут люди, которые любят Его настолько, что готовы проявить послушание, не задаваясь вопросом, почему это именно так.

Быть может, это и есть то испытание, о котором мы говорим, то повеление, которое человеческому разуму кажется бессмысленным? Наверняка, это так и есть. Кажется, что Бог без какой-то видимой причины насадил дерево посреди сада и сказал, чтобы наши прародители не приближались к нему. Можем ли мы предположить, что Бог сделал средоточием Своего Закона заповедь, которую человеку не просто уразуметь и по которой Он в последние дни будет судить о том, насколько Ему преданны все, кто Ему поклоняется?

Да, заповедь о соблюдении субботы отличается от всех остальных. О других девяти никто не спорит. Почти всякий добропорядочный гражданин, христианин он или нет, согласится с ними, поскольку они выглядят вполне разумно, однако можем ли мы сказать, что человек действительно послушен Господу, если (независимо от того, как часто он ходит в церковь, делает пожертвования, независимо от того, как он безупречен с нравственной точки зрения) он проявляет послушание только в том случае, когда сам по себе согласен с Богом и когда та или иная заповедь кажется ему разумной? Нет, не можем. Как и сын фермера, он на самом деле всегда остается верным только своему собственному мнению и оценке!

Я понимаю, что вопрос о дне покоя может выглядеть банально, и вы скажете, что скорее всего есть вещи поважнее, чем разговоры о каком-то дне.

Однако мы не всегда выбираем свои испытания. Пожарный не выбирает место пожара, который ему придется тушить, солдат не решает, куда ему идти на войну. Для Британии, например, так случилось в Фолклендской войне, когда стало ясно, что сражения не всегда разыгрываются там, где их больше всего ожидали.

Однажды Теда Коппела, который вел на Эй-Би-Си передачу под названием «Точка зрения», спросили, почему пресса мало внимания уделяет Африке, почему газетчики так много говорят о Ближнем Востоке и почти ничего об Африке. Ответ прост: новости в первую очередь сообщают о «горячих точках», о тех регионах, где идет война, где готовится вражеское наступление. Вьетнам, например, мало что значил для многих американцев, однако именно здесь нас и ожидало испытание. Иран тоже не занимал первого места в наших новостях, но как раз там наши соотечественники оказались в заложниках. В конце концов, даже Северный полюс попадет на первые страницы, если наши заложники окажутся и там.

Сатана негодует на тех, кто упорно соблюдает заповеди Божьи (см.Откр. 12:17). Пророк Даниил предсказал, что сатана попытается изменить Закон Божий (Дан. 7:25). Скажите, станет ли он посягать на заповеди, которые всем кажутся разумными и обоснованными и о которых никто не спорит, или же сосредоточит свое внимание на той заповеди, которая ничего не говорит человеческому разуму и зиждется только на Божественном авторитете? Не кажется ли вам, что падший ангел выберет именно ту заповедь, которая постоянно напоминает человеку о его Творце? Конечно!

Теперь вы, наверное, начинаете понимать, что такое печать Бога и начертание зверя? Если в заповеди о субботе Господь усматривает испытание на верность и если ее добросовестное исполнение означает, что такому человеку всегда можно доверить Божий путь, тогда что есть испытание, придуманное тем, кто стоит во главе мятежного лагеря? Быть может, это подмена субботы, пришедшая из язычества во времена темного средневековья, когда Писание было недоступно простому человеку; быть может, это день поклонения, который зиждется не на Божественном, но на человеческом авторитете? Разве не логично?

Вы понимаете, что борьба вообще идет не вокруг какого-то дня — затронут авторитет. Чью власть вы примете? Бога или зверя, который выступает пособником сатаны? Речь идет не о том, сколь банальной может выглядеть эта заповедь. Если Бог скажет: «Стань в угол», а сатана — «Не становись», это, наверное, на самом деле рассмешит, но совсем другое дело, какую заповедь вы соблюдаете, потому что этим соблюдением вы свидетельствуете о себе как о верном последователе или того, или другого!

Сегодня еще никто не имеет начертания зверя. Бог не позволит, чтобы кто-нибудь получил его до тех пор, пока окончательно не станет ясно, что решается в этой борьбе, и пока каждый человек не начнет полностью сознавать, что он делает. Однако когда суть противоборства окончательно прояснится, и человек поймет всю решительность и необратимость своего шага, тогда — если он сознательно решит подчиниться заповеди человеческой вместо Божьей, если уступит принуждению и пойдет на компромисс, когда дела для него начнут складываться плохо, — тогда он сам своими действиями запечатлеет на себе начертание, которое будет свидетельствовать о том, что он перестал быть верным своему Богу. Да, начертание будет. Оно будет на его челе, если он поверит пропагандистским наущениям сатаны, или на руке, если, зная, что вся эта пропаганда — просто ложь, он все равно не станет бороться с ней, не выдержав давления и насмешек толпы. Начертание будет незримым, но ангелы увидят его, увидят и поймут, кому на самом деле предан этот человек.

Однако что можно сказать о печати Божьей? Даже теперь наше отношение к Божьим заповедям может решить нашу судьбу, однако пока оно еще не стало столь решающим, каким ему предстоит стать в будущем. Еще слишком многие люди своим внешним поведением показывают, что они верны Божьим заповедям, и в том числе заповеди о субботе, но их преданность исчезает при первых грозовых тучах. Когда пророчества 13-й главы Откровения станут реальностью, когда быть послушным Богу станет опасно, тогда поверхностный и лицемерный человек начнет вести себя по-другому. Те же, кто не утратит веру, кто сохранит ее, даже если речь зайдет о жизни и смерти, засвидетельствуют Богу, что им можно доверить бесконечную жизнь. Печать Бога будет у них на челе, но ее никогда не будет на руке, потому что Бог принимает только то поклонение, которое исходит от сердца и ума. Что же касается сатаны, то ему все равно, как ему поклоняются, и если это не делают свободно, он с радостью принимает и то, что заставили делать силой.

Итак, с одной стороны, начертание или печать Бога, а с другой — начертание врага; с одной стороны, заповедь, основывающаяся только на Божественном авторитете, а с другой — повеление, в основе которого авторитет человеческий. И этот выбор нам очень скоро предстоит сделать!

Но, быть может, это все наши догадки? Можно ли сказать, что кто-то на самом деле пытается изменить Закон Божий? Правда ли, что вызов, брошенный Божественному авторитету, готов со всей очевидностью заявить о себе и вспыхнуть, словно пожар? Да. Это предсказал Даниил, об этом говорил апостол Павел, и это прекрасно показано в Книге Откровение. Сила, которую символизирует зверь, не скрывает этого и, по сути дела, говорит: «Да, мы сделали это, и мы этим гордимся. Мы рассматриваем это как знак нашей власти».

Мы быстро приближаемся к тому дню, когда надо будет сделать окончательный выбор, и мы готовимся к нему, следуя нашим не слишком важным решениям и тому, на первый взгляд, несущественному выбору, который мы совершаем в повседневной жизни. Если даже в этих непринципиальных ситуациях мы привыкли идти по легкому, проторенному пути, вполне возможно, что, оказавшись в критическом положении, мы сделаем то же самое, чтобы не отстать от толпы.

Мы не сможем избавиться и от некоторого удивления, когда увидим, кто на самом деле силен, а кто слаб. Кто-то из тех, кто казался сильным, окажется жалким и слабым, а тот, кого мы, наоборот, считали жалким и немощным, станет мужественным, как Давид, и навсегда будет отмечен как Божий друг.

Профессор Вайс — назовем его так — не был таким другом, и все пятьдесят человек, которые у него учились, знали об этом. Он собрал студентов в сентябре и сказал: «В течение этого семестра все, кто захочет заниматься данным разделом антропологии, узнает истину. В процессе ее постижения вы увидите, что все ваши убеждения, касающиеся Бога и религии в целом, будут разрушены». В последующие недели профессор не упускал случая покритиковать религию и посмеяться над ней.

Перед рождественскими каникулами все студенты в последний раз собрались вместе, и доктор Вайс прочел свою ежегодную лекцию, в которой «доказывал», что молитва — это заблуждение. Он выступал с этой лекцией уже десять лет, но когда читал ее впервые, она прошла так хорошо и вызвала такое шумное веселье, что он решил читать ее ежегодно. И вот, как всегда, завершив ее тоном, не лишенным издевки, профессор встал. Он был одет как всегда по такому случаю: джинсы, теннисные тапочки и рубашка с надписью: «Иисус придет снова, и скажу тебе, парень, что Он сердит».

Внимательно оглядев аудиторию, заполненную студентами, он с вызовом спросил: «После того, как вы целый семестр занимались у меня, найдется ли здесь кто-нибудь, кто еще верит в эту смешную религию?»

Подойдя к столу, Вайс остановился, торжествующе посмотрел на собравшихся и поднял правую руку, в которой держал новый кусок мела. Пол в аудитории был бетонный. Студенты не отрываясь смотрели на профессора. Воцарилась полная тишина. Вайс с язвительной насмешкой продолжал словесную атаку, содержание которой уже давно выучил наизусть: «Если здесь еще есть кто-нибудь, кто верит в религию и так называемую силу молитвы, пусть встанет и помолится. Пусть помолится, чтобы этот мел не раскололся, когда я брошу его на пол… Я говорю вам и этой так называемой силе, что ни ваша молитва, ни ваша религия, ни даже так называемый Господь Бог не сделают ничего, чтобы этот мел не раскололся, когда я брошу его. Докажите мне, что я не прав!»

В правом углу аудитории послышалось легкое движение. Все обернулись и увидели, что парень, которого звали Дэвид, поднялся и пошел по проходу. Остановившись прямо напротив своего наставника, он ясно и спокойно сказал: «Доктор Вайс, я сделаю это».

«Как вам это нравится? — спросил профессор, обращаясь к аудитории. — Перед вами стоит настоящий, живой человек, который верит в явную глупость, что Бог ответит на его молитву. Я правильно говорю?»

«Да, сэр. Я знаю, что Бог ответит на нее», — твердо заявил Дэвид.

«Как вам это нравится? — повторил профессор. — Вот что, молодой человек: чтобы вы все правильно поняли, объясню еще раз, что я собираюсь сделать».

Затем он снова начал говорить, что бросит на пол мел, что тот разлетится на куски и что никакая сила во вселенной не сможет этому помешать.

«Ну-с, молодой человек, вы все-таки решили молиться?» — с упреком спросил он.

«Да, профессор, решил», — так же твердо ответил Дэвид.

Профессор ликовал, злорадно предвкушая победу.

«Ну что ж, так тому и быть. Прошу всех собравшихся почтительно помолчать, пока этот парень помолится». Сарказм слышался в каждом его слове. Затем, повернувшись к Дэвиду, Вайс спросил: «Ну, вы готовы?»

«Профессор, — произнес Дэвид, — я готовился к этому моменту всю свою жизнь».

«Ну что ж, прекрасно. Когда вы будете молиться, мы умолкнем и склоним головы». Никогда еще в словах Вайса не было столько насмешки и иронии.

Затаив дыхание, все пятьдесят человек не отрываясь смотрели на Давида, а тот просто поднял голову к небу и помолился:

«Господи, я знаю, что Ты есть, и молюсь во имя и к славе Сына Твоего Иисуса. Молюсь и о себе, доверившемся Тебе всем своим сердцем. Если хочешь, сделай так, чтобы этот мел не раскололся. Аминь».

Насмешливая улыбка еще играла на губах профессора. «Это все?» — спросил он.

«Все», — выдохнул Дэвид.

Подняв мел над головой, доктор Вайс вызывающе помедлил и затем бросил его. Но в этот день случилось чудо: падая, мел скользнул по джинсам профессора, ударился о парусиновые туфли и с глухим стуком покатился по бетонному полу — даже не треснув!

На какой-то миг воцарилась звенящая тишина, затем кто-то безудержно расхохотался, смех подхватили — и вот уже вся аудитория до слез хохочет над покрасневшим от стыда профессором. «Молодец, Давид!» — во весь голос кричит кто-то с задних рядов. Давид оборачивается и улыбается — тихой, смиренной улыбкой, показывает пальцем вверх, и все понимают — даже профессор!

Студент Давид не был таким сильным и мускулистым, как тот юноша, который, еще до того как стать царем, пас овец и одолел льва, медведя и великана. Он был тонок, немного сухопар, и казалось, что легкий ветерок может свалить его с ног. Но этот слабый Давид решил: нельзя молчать, если Богу брошен вызов. Надо было ответить атому современному Голиафу — ведь, в конце концов, недаром же его звали Дэвид!

Бог прячет Своих героев в самых неожиданных местах, но когда бьет час, они выходят вперед. Так было и будет!