БЕСЕДА 39

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

БЕСЕДА 39

«Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца» (Ин. 5:22, 23).

1. Должно бояться Страшного Суда. — 2. Почему Иисус Христос употребляет простые слова. — 3. Иисус Христос часто говорит о суде и воскресении. — 4. Две воли во Иисусе Христе. — 5. В исследовании Священного Писания нужно тщательно исследовать все подробности. — Должно прощать другим, как Иисус Христос простил нам. — Что нужно делать, чтобы получить жизнь вечную. — Увещание к милостыне.

1. Много тщательности надобно нам, возлюбленные, иметь во всем. Ведь самый строгий отчет мы дадим и в словах и в делах наших. Дела наши не оканчиваются настоящею жизнью, а еще другая жизнь встретит нас, и мы предстанем страшному судилищу. «Всем нам должно явиться пред судилище Христово, — говорит Павел, — чтобы каждому получить [соответственно тому], что он делал, живя в теле, доброе или худое» (2 Кор. 5:10). Будем же всегда помышлять об этом судилище, и таким образом мы сможем постоянно пребывать в добродетели. Как отвергающий от души своей мысль об этом дне, несется в пропасть, подобно коню, сбросившему удила, — «во всякое время, — говорит Писание, — пути его гибельны», и указывая причину этого, прибавляет: «суды Твои далеки для него» (Пс. 9:26), — так постоянно имеющий в себе этот страх проводит жизнь целомудренно: «помни, — говорит Писание, — о конце твоем, и вовек не согрешишь» (Сир. 8:39). Тот, кто прощает нам грехи ныне, тогда воссядет на судилище. Умерший ради нас снова явится — судить весь род человеческий: «во второй раз, — говорит Писание, — явится не [для очищения] греха, а для ожидающих Его во спасение» (Евр. 9:28). Потому–то и здесь Он сказал: «Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца». Итак, не следует ли, скажут, назвать Его и Отцом? Никак. Он для того и сказал: «Сына», чтобы мы чтили Его остающегося Сыном, так же как Отец; а кто называет Его Отцом, тот уже не чтит Сына, как Отца, но смешивает их. Так как люди побуждаются не столько благодеяниями, сколько наказаниями, то Он и говорит здесь так грозно, чтобы, по крайней мере, страх понудил их чтить Его. А когда говорит: «весь суд» — выражает этим то, что Он властен и наказывать и награждать, делать то и другое, как Ему угодно. Выражение же: «отдал» употреблено для того, чтобы ты не почитал Его нерожденным и не думал, будто есть два Отца. Все, что есть в Отце, это же есть и в Сыне, только Он рожден и остается Сыном. А чтобы убедиться, что выражение: «отдал» здесь равносильно выражению «родил», выслушай изъяснение этого из другого места: «как, — говорит Он, — Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе» (Ин. 5:26). Что же? Неужели Отец прежде родил Его, а потом уже дал ему жизнь? Ведь дающий дает что–либо тому, кто уже существует. Так уже не был ли рожден Он без жизни? Но этого и бесы не могут подумать, потому что, то не только нечестиво, но и безумно. Потому, как выражение: «дал жизнь» означает, что Он родил Его «Жизнью», так и слова: «суд отдал» значат, что Он родил Его «Судией». Чтобы ты, слыша, что Сын имеет виновником Отца, не подумал, будто Сын имеет различествующее от Отца существо и достоинством ниже Его, вот Он сам грядет судить тебя, доказывая и этим Свое равенство. Тот, кто имеет власть наказывать и награждать, кого хочет, Тот конечно обладает такою же силою, как и Отец. А иначе, если бы Сын уже по рождении Своем, впоследствии, получил эту честь, то можно бы спросить, по какому же поводу Он почтен так впоследствии? Каким преуспеянием Он достиг того, что получил такое достоинство и возведен в такой сан? Не стыдно ли вам — так дерзко приписывать эти человеческие и унизительные свойства Существу бессмертному, не имеющему ничего превзошедшего во времени? Для чего же, скажете вы, Он так говорит о Себе? Для того, чтобы сказанное было удобоприемлемо и проложило путь к высшим понятиям. Для того Он и смешивает в Своих словах и то и другое (и возвышенное и уничиженное), и смотри — как; кстати, рассмотрим это сначала. Он сказал: «Отец Мой делает, и Я делаю», — показывая этим свое равенство и равночестность с Отцом; но иудеи «искали убить Его». Что же Он после этого делает? Он смягчает выражения, но мысли удерживает те же самые, и говорит: «Сын ничего не может творить Сам от Себя». Затем опять возвышает слово: «ибо, что творит Он, то и Сын творит также»; опять говорит смиренно: «ибо Отец любит Сына и показывает Ему все, что творит Сам; и покажет Ему дела больше сих»; снова возвышенно: «ибо, как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет»; и опять смиренно и вместе возвышенно: «ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну»; и еще возвышеннее: «дабы все чтили Сына, как чтут Отца». Видишь ли, как Он разнообразит Свое слово, употребляя в нем наименования и выражения, то возвышенные, то уничиженные, так, чтобы и для тогдашних людей оно могло быть удобоприемлемо, и будущие ничего не теряли, от возвышенных выражений получая надлежащее понятие и о прочих? А иначе, если слова Его сказаны не по снисхождению к людям, для чего прибавлены такие возвышенные выражения? Кто имеет право сказать о Себе нечто высокое, а между тем говорит что–либо уничиженное и смиренное, тот, конечно, имеет на то благовидную причину и некоторое особенное намерение; а кто должен говорить о себе смиренно, и между тем, скажет что–нибудь великое, тот для чего станет употреблять выражения, превосходящие его природу? Это уже не особое какое–либо благонамерение, а крайнее нечестие.

2. Поэтому мы можем сказать, что смиренные выражения Христа о Себе имеют справедливую и достойную Бога причину, именно: снисхождение к нам, намерение — научить нас смирению, и чрез это — устроение нашего спасения, что Он и сам изъясняет в другом месте, когда говорит: «говорю это для того, чтобы вы спаслись» (Ин. 5:34). Именно, когда Он прибегнул свидетельству Иоанна, оставив собственное, что могло казаться недостойным Его величия, — то, приводя причину такого уничижения в словах, Он и сказал: «говорю это для того, чтобы вы спаслись». А вы, утверждающие, будто Он не имеет одинаковой с Родившим Его власти и силы, что скажете, когда услышите собственные Его слова, которыми Он выражает равенство силы, власти и славы с Отцом? Почему Он требует Себе равной с Ним чести, если Он, как вы говорите, гораздо ниже Отца? А Он еще, не останавливаясь на этих словах, присовокупляет: «кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его» (ст. 23). Видишь, как честь Сына соединена с честью Отца? Что же из этого, скажете вы? Это относится и к апостолам: «кто принимает вас, — говорит Он, — принимает Меня» (Мф. 10:40). Но там Он говорит так потому, что все, касающееся рабов Его, усваивает Себе самому; а здесь потому, что Ему принадлежит одно существо и одна слава с Отцом. Да притом об апостолах Он не говорит: «да чтут их». И хорошо Он говорит: «кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца». Если где два царя, и бесчестят одного из них, то этим и другому наносится бесчестие, особенно, если оскорбляемый есть сын царский; оскорбляется царь и тогда, когда оскорблен его оруженосец, но не так и не непосредственно; а здесь он оскорбляется сам по себе. Потому Христос и предупреждает словами: «дабы все чтили Сына, как чтут Отца», чтобы затем, когда скажет: «кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца», ты разумел одну и ту же честь. Не просто говорит: «кто не чтит», но: «кто не чтит» так, как я сказал, «не чтит Отца». Но каким образом, скажешь, посылающий и посылаемый могут быть одного и того же существа? Опять ты переносишь слово на человеческие отношения и не разумеешь, что все это говорится только для того, чтобы мы и Виновника познали, и не впали в недуг Савеллия, чтобы и немощь иудеев уврачевалась таким образом, и они уже не почитали Его противником Богу; ведь они говорили: Он не от Бога, Он не пришел от Бога. А к уничтожению такой мысли способствовали не столько возвышенные, сколько уничиженные слова Его: вот поэтому Он часто в разных местах и говорил, что Он «послан», — не с тем, чтобы ты принимал такое слово за выражение умаления Его (перед Отцом), но чтобы заградить уста иудеев. Поэтому Он и обращается часто к Отцу, выражая между тем и собственную власть. А если бы Он все говорил о Себе сообразно с собственным божественным достоинством, то они не принимали бы слов Его, так как и за немногие подобные выражения гнали Его и часто хотели побить камнями. С другой стороны, если бы, применяясь к ним, Он говорил о Себе только смиренно, то впоследствии это послужило бы многим во вред. Таким образом Он перемешивает и разнообразит Свое учение о Себе, и смиренными выражениями, как я сказал, заграждает уста их, а словами сообразными с достоинством Его удаляет здравомыслящих от уничиженного понимания выражений Его и показывает, что такое понимание вовсе не приличествует Ему. Быть посланным — это выражает перемену места, а Бог вездесущ. Для чего же Он говорит о себе: «послан»? Он употребляет чувственное выражение, чтобы показать Свое единомыслие с Отцом. К той же цели направляет Он и последующие слова: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную» (Ин. 5:24). Видишь, как часто Он повторяет одно и тоже, чтобы исправить мнение иудеев, чтобы и этими и последующими словами, и страхом и обетованием благ победить упорство против Него, — как много и здесь опять нисходит в выражениях о Себе? Не говорит: «слушающий слова Мои и верующий в Меня»; они почли бы это гордостью и крайним тщеславием в словах, потому что если, спустя уже долгое время, после бесчисленных чудес, они приписывали Ему надменность, когда Он говорил, таким образом, то тем более в настоящем случае. Так они говорили Ему впоследствии: «Авраам умер и пророки, а Ты говоришь: кто соблюдет слово Мое, тот не вкусит смерти вовек» (Ин. 8:52). Итак, чтобы и теперь они не пришли в ярость, Он вот что говорит: «слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную». От этого слово Его немало делалось удобоприемлемым для них, то есть — от вразумления, что слушающие Его веруют Отцу. Охотно приняв это, они уже удобнее могли принять и прочее. Таким образом, употребляя уничиженные слова о Себе, Он приготовляет и пролагает путь к понятиям высшим. Затем, сказав: «имеет жизнь вечную», — Он присовокупляет: «и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь». Так двумя замечаниями Он располагает к принятию Своего учения — тем, что чрез Него веруют Отцу, и тем, что верующий сподобится великих благ. А слова: «на суд не приходит» означают: не подлежит наказанию. И «смерть» разумеется здесь не временная, но вечная. Равно как и жизнь — бессмертная. «Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут» (Ин. 5:25). Слова Свои Он подтверждает доказательством от дел. Когда Он говорил: «как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет», — то, чтобы это не показалось тщеславием и надменностью, Он представляет и от дел доказательства Своих слов и говорит: «наступает время»; потом, чтобы не предполагал ты здесь отдаленного времени, присовокупляет: «и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут». Видишь ли здесь самостоятельность и власть неизреченную? Как будет во время воскресения, говорит, так и ныне. Тогда, услышав повелевающих глас, мы восстанем, потому что сказано: «при возвещении» Божием «мертвые воскреснут» (1 Фес. 4:16). А откуда видно, может быть спросит кто–нибудь, что сказанное не есть одно тщеславие? Из прибавленных Им слов: «и настало уже». Если бы Он возвещал только о будущем времени, то учение Его могло бы быть для иудеев подозрительно; но Он представляет на то и доказательство. Еще во время Моего пребывания с вами, говорит Он, это сбудется. Если бы Он не мог сделать этого, то и не обещал бы на такое время, чтобы, в противном случае, обещание не подвергло Его еще большему посмеянию. Потом прилагает и объяснительный довод к словам Своим, говоря: «ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе» (Ин. 5:26).

3. Видишь ли, какое здесь равенство открывается, с тем только различием, что один — Отец, а другой — Сын? Слово: «дал» одно только и выражает различие, а во всем прочем показывается равенство и единение. А отсюда ясно, что Он делает все с такою же властью и силою, с какою Отец, и ни от кого иного не заимствует Своей силы. Он так же имеет жизнь в Себе, как и Отец. Потому и далее тотчас присовокупляет такие слова, из которых можем уразуметь и предыдущие. Какие же именно? «И дал Ему власть производить и суд» (Ин. 5:27). Но для чего Он так часто повторяет о воскресении и суде? «Как, — говорит, — Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет». Опять: «Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну». И еще: «как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе». Также: «услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут». И здесь опять: «и дал Ему власть производить и суд». Для чего же Он так часто касается этих предметов, т. е., суда, жизни и воскресения? Потому, что это больше всего может подействовать и на самого несговорчивого слушателя. Кто убежден, что воскреснет и даст тогда отчет во грехах своих, тот, хотя бы и не видел никакого другого знамения, по одном этому убеждению скоро обратится и постарается умилостивить Судию своего, «потому что Он есть Сын Человеческий, не дивитесь сему» (Ин. 5:27, 28). Павел Самосатский не так читает это место, а — как? «Дал Ему власть производить суд, потому что Он есть Сын Человеческий». Но такое чтение не имеет никакой последовательности. Он не потому получил суд, что Он человек; иначе, что препятствовало бы и всем людям быть судьями? Но потому Он есть судия, что Он — Сын неизреченного Существа. Поэтому и надобно читать так: «потому что Он есть Сын Человеческий, не дивитесь сему». Так как слушателям могли казаться слова Его не совместными, потому что они почитали Его не более, как простым человеком, а между тем, слова Его были выше человека, даже выше ангела, и только одному Богу могли быть свойственны, то, разрешая такое недоумение, Он и присовокупляет: «не дивитесь, что Он есть Сын Человеческий: ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас» Его, «и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения» (Ин. 5:28, 29). Но почему Он не сказал так: «не дивитеся, яко Сын человеческий есть; Он есть вместе и Сын Божий», — а упомянул о воскресении? Он уже высказал это выше: «услышат глас Сына Божия». А что здесь умолчал об этом, не удивляйся. Говоря о таком деле, которое свойственно Богу, этим самым дает слушателям основание заключать, что Он есть и Бог, и Сын Божий. Если бы Он часто повторял это, то слушателям это надоело бы, а доказывая тоже самое чудными делами, он делал учение Свое не столь ненавистным. Так и те, которые составляют умозаключения, положив известные основания, твердо доказывающие искомую истину, часто не выводят из них заключения, а чтобы более убедить в том слушателя и одержать более блистательную победу, предоставляют самому противнику вывести надлежащее заключение, так что присутствующие при этом тем более соглашаются с ними, когда противники произносят суд против самих себя. Далее Христос, упоминая о воскресении, присовокупил и то, что «творившие добро изыдут в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения». Подобным образом Иоанн убеждал слушателей напоминанием о суде и тем, что «не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (Ин. 3:36). Так и сам Христос говорил Никодиму: «верующий в Сына не судится, а неверующий уже осужден» (Ин. 3:18). Так и здесь Он упоминает о суде и наказании за злые дела. Выше Он сказал: «слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня на суд не приходит»; а чтобы кто не подумал, будто это одно достаточно для спасения, Он касается и дел жизни и говорит: «изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения». Но так как Он сказал, что Ему даст отчет вся вселенная и все воскреснут по гласу Его, — дело новое и необычайное, которому и ныне еще многие не верят, даже из людей, по–видимому, верующих, не говоря уже о тогдашних иудеях, — то послушай, как Он это объясняет, снисходя опять к немощи слушателей. «Я ничего, — говорит, — не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу, и суд Мой праведен; ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (ст. 30). Не малое уже доказательство воскресения Он дал и в том, что исцелил расслабленного; поэтому и не прежде стал говорить о воскресении, как, совершив исцеление, — такое дело, которое было не слишком далеко от воскресения. Также и о суде намекнул тогда, сказав после исцеления тела: «вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин. 5:14). Но Он предвозвещает здесь вместе о воскресении и Лазаря и всей вселенной; а предрекая о двух этих воскресениях, о Лазаревом, имевшем вскоре совершиться, и о всеобщем, имевшем быть впоследствии, спустя долгое время, Он уверяет в первом исцелением расслабленного и самою близостью этого события, когда говорит: «наступает время, и настало уже», а в истине последнего убеждает воскресением Лазаря, как бы представляя пред глаза еще несбывшееся посредством уже случившегося. Видно, что так Он и во всех случаях делал, т. е., соединял вместе два или три предсказания и чрез исполнение одного удостоверял в других, будущих событиях.

4. Впрочем, сказав и сделав столь великие дела, Он тем еще не довольствуется; но, так как слушатели Его были еще слишком немощны, Он и последующими словами сокрушает их упорство, говоря так: «Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу, и суд Мой праведен; ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин. 5:30). Слова эти могли казаться странными и несогласными с пророками, которые говорили, что Бог есть судия всей земли, т. е., рода человеческого (так Давид повсюду проповедует, говоря: «Господь судит народы по правде») (Пс. 95:10); и еще: «Бог — судия праведный, крепкий и долготерпеливый» (Пс. 7:12); также и все другие пророки, и Моисей; а Христос говорил: «Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну»; итак, это могло смутить тогдашнего слушателя — иудея, и внушить опять мысль, что Он — богопротивник; поэтому Он здесь весьма снисходит в слове о Себе, настолько, насколько требовала немощь иудеев, чтобы совершенно искоренить такое пагубное мнение, и говорит: «Я ничего не могу творить Сам от Себя», т. е., ничего странного, богопротивного, такого, чего не хочет Отец, вы не увидите в Моих делах и не услышите в словах. Как прежде, сказав: «потому что Он есть Сын Человеческий», — Он тем показывал, что они считали Его простым человеком, так и здесь присовокупляет подобные слова. Как выше Он говорил: «мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели» (Ин. 3:11); и Евангелист Иоанн: «что Он видел и слышал, о том и свидетельствует; и никто не принимает свидетельства Его» (ст. 32), — и в том и в другом месте разумея ведение точное, а не просто одно слышание и видение; так и здесь, говоря о слышании, выражает только то, что Он не может желать ничего иного, кроме того, чего хочет Отец. Только Он не сказал этого так ясно (потому что они, услышав это прямо, не стерпели бы), но как? Весьма смиренно, и по–человечески: «как слышу, так и сужу». Он не говорит также здесь о научении, не сказал: «как научаюсь», но: «как слышу»; и не потому говорит так, будто бы нуждался в слушании, — Он не только не имеет нужды учиться, но и слушать, — но выражает этим единомыслие (с Отцом) и тождество суда. Таким образом, слова Его означают следующее: Я так сужу, как бы и сам Отец судил. Затем присовокупляет: «и суд Мой праведен; ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца». Что Ты говоришь? Стало быть, Ты имеешь волю, отличную от воли Отца? А в другом месте Ты сказал: «как Мы едино» (Ин. 17:22); и еще, говоря о единстве воли и единомыслии: «и они да будут в Нас едино» (Ин. 17:21), т. е., верою в Нас. Видишь ли, как то, что кажется наиболее уничиженным, скрывает в себе высокий смысл? А этим Он дает разуметь вот что: не иная есть воля Отца, и иная у Меня; но как одной душе принадлежит и одно хотение, так и у Меня с Отцом. Не удивляйся, что Он говорит о таком единении с Отцом. Павел употребляет такой же пример и относительно Духа, когда говорит: «кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем? Так и Божьего никто не знает, кроме Духа Божия» (1 Кор. 2:11). И так Он говорит только вот что: нет у Меня хотения иного, отдельного от Отца, но чего Отец хочет, того и Я, и чего Я хочу, того и Он. Потому как Отцу никто не может противоречить, когда Он судит, так и Мне; суд тем и другим произносится с одною и тою же мыслию. А что Он беседует об этом человекообразно, и этому не удивляйся: ведь иудеи еще считали Его простым человеком. Поэтому в подобных случаях надобно обращать внимание не только на слова Его, но иметь в виду и понятия слушателей и принимать слова Его, как приспособление к их понятиям; иначе может произойти много нелепых последствий.

Вот смотри, — Он говорит: «не ищу Моей воли»; следовательно, (можно бы подумать) у Него воля иная (чем у Отца) и притом гораздо несовершеннее, и не только несовершенна, но и не столь благотворна, — так как, если бы она была спасительна и согласна с волею Отца, то почему Ты не ищешь ее? Люди по справедливости могли бы говорить это, потому что они имеют много желаний несогласных с волею Божьей; а почему это говоришь Ты, во всем равный Отцу? Такие слова, можно сказать, несвойственны даже человеку совершенному и распявшему самого себя. Если Павел так сочетал волю свою с волею Божьей, что сказал: «уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20), то как Владыка всяческих мог сказать: «не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня», как будто они различны? Итак, что же означают слова Его? Он ведет речь по–человечески и приспособляется к понятиям слушателей. Как в предыдущей беседе Он употреблял выражения то богоприличные, то человекообразные, так и здесь делает то же самое и говорит как человек: «суд Мой праведен». А откуда это видно? «Ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня». Как между людьми тот, кто чужд самолюбия, не может быть обвиняем в неправости суда, так и Меня ныне вы не можете упрекать в этом; кто хочет делать по своему, того справедливо могут подозревать другие, что он по этой причине нарушает справедливость; а кто не имеет в виду своей воли, тот какую может иметь причину судить несправедливо? Таким же образом рассуждайте и относительно Меня, потому что если бы Я говорил, что Я не от Отца послан и славу дел Своих не относил к Нему, то, может быть, кто–нибудь из вас и справедливо подозревал бы, что желаю только Себя самого прославить и говорю не истину. Если же дела Мои Я вменяю и усвояю другому, то почему и по какому побуждению вы стали бы наводить подозрение на слова Мои? Видишь, к чему Он приводит слово и как доказывает правость Своего суда, — тем, что и всякий другой стал бы говорить в свою защиту? Видишь, как ясно становится то, что я часто говорил? Что же такое я говорил? То, что крайнее смирение в словах, — оно–то наиболее и внушает людям здравомыслящим не уничижать смысла изречений так, как по первому взгляду представляется, а в разумении их восходит на высоту заключающихся в них мыслей. Таким образом, это смирение в словах мало–помалу и удобно и пресмыкающихся долу возвышает горе.

Итак, имея все это в виду, не будем, убеждаю вас, оставлять без внимания изречения, но будем тщательно исследовать все и везде обращать внимание на причину сказанного. Не будем думать, что для нас достаточным извинением может служить наше незнание и простота; Христос заповедал нам быть не только простыми, но и мудрыми. Поэтому с простотою позаботимся соединить и благоразумие, как в учении, так и в делах жизни; будем судить сами себя здесь, «чтобы не быть осужденными с миром» (1 Кор. 11:32). И в отношении к рабам своим будем такими, каким желаем иметь к себе самим Господа нашего. «Прости нам, — говорим мы, — долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф. 6:12). Знаю, что оскорбленная душа не легко переносит оскорбления; но если подумаем, что прощением обиды мы делаем добро не столько оскорбившему, сколько себе самим, то легко извергнем из себя яд гнева. И тот, кто не простил должнику своему ста динариев, обидел не собрата своего, но себя самого сделал должником тысячи талантов, которые прежде были прощены ему. Таким образом, когда мы не прощаем другим, то не прощаем самим себе. Будем же не Богу только говорить: не помяни согрешений наших, но и самому себе пусть каждый говорит: да не помянем согрешений собратий наших против нас. Ты сам первый судия твоим делам, а потом уже судит их Бог. Ты пишешь себе закон прощения и наказания и изрекаешь себе приговор того или другого; таким образом, от тебя зависит — помянет ли, или не помянет Бог грехи твои. Потому и Павел заповедует прощать «если кто на кого имеет жалобу» (Кол. 3:13), да и не просто прощать, а так, чтобы и следов (гнева) не оставалось. И Христос не только не поставил на вид грехи наши, но и не вспомянул о том, что мы согрешили, и не сказал: ты согрешил в том и в том, а простил и уничтожил рукописание, не вменив нам преступлений, как изъяснил это Павел (Кол. 2:14). Так будем поступать и мы, и изгладим все из нашей памяти; разве что–либо доброе сделано оскорбившим нас — это одно и будем помнить. А если он сделал что–нибудь оскорбительное и враждебное, то оставим это и изгладим из памяти, так чтобы не осталось и следов. Если же от него не было нам ничего доброго, то тем больше нам награды, больше хвалы, если мы прощаем. Иные изглаждают грехи свои бдениями, лежанием на земле и бесчисленными подвигами; а ты можешь уничтожить все согрешения свои гораздо более легким способом — непамятованием зла. Для чего же ты поднимаешь меч на самого себя, подобно беснующимся и сумасшедшим, и лишаешь сам себя будущей жизни, тогда как надобно всеми способами достигать ее? Если настоящая жизнь так вожделенна, то что сказать о той, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания? Там уже не надобно ни бояться смерти, ни опасаться потери тамошних благ. Блаженны, и преблаженны, и многократно блаженны те, которые сподобились этого блаженного жребия, напротив несчастны, и пренесчастны, и неисчетно несчастны те, которые сами себя лишают блаженства. Да что же, скажут, может доставить нам такую жизнь? Послушай, как сам Судия беседовал об этом с одним юношей. Когда юноша спросил: «что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную» (Мф. 19:16)? — тогда Христос, напомнив о заповедях закона, остановился на любви к ближним. И, может быть, теперь кто–нибудь из слушателей, подобно тому богачу, скажет: и мы все то сохранили: не крали, не убивали, не любодействовали. Но того еще не можешь ты сказать, что ты и ближнего возлюбил, как должно любить. Ты, например, или позавидовал кому–нибудь, или позлословил, или не помог обиженному, или не поделился собственностью, а следовательно, и не возлюбил ближнего. Но Христос заповедал не это только, а и еще нечто другое. Что же такое? «продай, — говорит, — имение твое и раздай нищим, и следуй за Мною» (Мф. 19:21). Последованием называет Он подражание Ему в делах. Чему же мы научаемся отсюда? Во–первых, тому, что не имеющему всего этого невозможно достигнуть преимуществ будущего жребия. Когда юноша сказал, что он сделал все, тогда Христос, как бы недоставало еще чего–то важного для полного совершенства, говорит ему: «если хочешь быть совершенным, продай имение твое и раздай нищим, и следуй за Мною». Итак, во–первых, этому мы должны научиться. Во–вторых, видим, что юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве; ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего? Значит и то (что исполнил заповеди) он говорил несправедливо. Итак, будем исполнять то и другое; постараемся расходовать наше имущество так, чтобы приобрести небо. Если иной за житейское величие часто отдает все свое имущество, — величие, которое останется здесь и даже не может продолжаться немного времени, так как многие еще задолго до смерти лишались власти, другие за нее платили иногда самою жизнью, и все же, несмотря на это, жертвуют за нее всем, — если, говорю, ради этого люди так много делают, то можно ли быть несчастнее нас, для славы нескончаемой и неотъемлемой не уделяющих даже малости, не желающих отдать и того, что через немного времени должны же будем здесь оставить? Какое безумие — не хотеть добровольно отдать и взять с собою то, чего можем лишиться против воли? Ведь если бы нас вели на смерть, а потом предложили избавиться от смерти ценою всего нашего имущества, мы, конечно, почли бы это за милость; а теперь, когда мы увлекаемся по пути в геенну и могли бы избавиться от нее, пожертвовав половину имения, мы соглашаемся лучше подвергнуться мучению, и хотим удержать у себя то, что нам не принадлежит, и таким образом, теряем истинно нам принадлежащее. Какое же оправдание будем мы иметь, какое прощение, если нам проложен столь удобный путь к жизни, а мы носимся по стремнинам, идем путем бесплодным, лишая себя всего и здесь и там, тогда как могли бы верно приобрести все и там и здесь? Так, если не прежде, то по крайней мере теперь образумимся и, пришедши в себя самих, будем употреблять настоящие блага, как следует, чтобы удобнее получить и будущие, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.