Обличение фарисеев за суеверные предания и наставление народу и ученикам об истинной нечистоте Мф. 15, 1–20; Мк. 7, 1–23; Ин. 7, 1

Обличение фарисеев за суеверные предания и наставление народу и ученикам об истинной нечистоте

Мф. 15, 1–20; Мк. 7, 1–23; Ин. 7, 1

Господь Иисус Христос, зная, что время Его не у прииде (ин. 7, 6), не хотел идти в иудею, потому что, по замечанию cвятого евангелиста иоанна, искаху Его иудее убити (ст. 1). Уклоняясь до времени от человеческой злобы, он ходил с проповедью по галилее. но враги господа не переставали следить за ним: нарочно пришли сюда из иepycалима фарисеи и книжники, чтобы в непосредственной близости наблюдать за всеми делами и словами Его. вскоре случай, сам по себе неважный, подал им повод обвинить учеников Его в несоблюдении преданий старцев. Между иудеями было распространено мнение, что кроме писаного закона Бог дал Моисею еще закон неписаный, который переходит из уст в уста – от Моисея к Иисусу навину, потом к судьям, пророкам и т. д. Этот устный закон, составившийся из изречений и тоЛк.ваний раввинов разного времени, пользовался безусловным уважением народа, который под руководством книжников и фарисеев охотно жертвовал духом истинного закона букве, а буквою – человеческим преданиям. крайне мелочные, иногда и вполне бессмысленные правила и предписания устного закона слыли в народе якобы «преданиями старцев» и были выполняемы несравненно строже и точнее, чем требования, особенно нравственные, данного Богом закона, изложенного в Пятикнижии Мо исея. в ущерб истинной нравственности, вся жизнь иудея была опутана этими измышлениями лживых тоЛк.вателей Божественного откровения, которые поистине связывали бремена тяжка и бедне носима и возлагали на плеща человеческа (Мф. 23, 4).

В настоящий раз фарисеи и книжники обвинили учеников Иисуса Христа в несоблюдении узаконенных преданием омовений. в законе Моисеевом (лев., гл. 11) подробно исчислены разные виды чистых и нечистых животных и между прочим сказано, что самое прикосновение к нечистому делало прикоснувшегося нечистым до вечера, а если что-нибудь нечистое падало на деревянный сосуд, одежду, кожу, мешок и всякую вещь, которая употребляется в дело, то повелевалось положить их в воду, глиняный же сосуд разбивать (ст. 24, 25, 32, 33). Полагая «ограду» около закона и по своему обычаю развивая положения его до последних крайностей, иудейские законники сделали обязательным перед вкушением пищи омовение рук из предосторожности, как бы против воли и совершенно случайно нечистота от неумытых рук не сообщилась пище. Это расширенное тоЛк.вание закона они основывали на «предании старцев» и обставили его самыми мелочными правилами. Что эти правила, впоследствии вошедшие в состав талмуда, уже считались обязательными во времена Иисуса Христа, видно из следующих слов святого евангелиста Марка: фарисеи и вси иyдее, аще не трыюще умыют рук, не ядят, держаще предание старец, и от торжища, аще не покуплются, не ядят, и ина многа суть, яже прияша держати: погружения сткляницам и чваном, и котлом, и одром (7, 3–4).

Увидев некоторых из учеников Иисуса Христа, евших хлеб неумытыми руками, фарисеи и книжники сначала укоряли их, а потом обратились к самому Учителю с вопросом: почто ученицы Твои не ходят по преданию старец, но неумовенными руками ядят хлеб? «Это ученики делали не с намерением, – говорит святитель иоанн Златоуст, – но потому, что презирали уже излишнее и заботились об исполнении необходимого».

Без сомнения, частые омовения тела и предметов, употребляемых в обыденной жизни, содействуя чистоте и опрятности, имели свою похвальную сторону. Если бы иерусалимские законники остались при таком естественном значении омовений, тогда не подверглись бы осуждению. но, придав простой естественной потребности значение заповеди равносильной закону Божественному, и оградив эту заповедь множеством мелочных правил, они поставили соблюдение преданий, измышленных ими самими, наравне и даже выше главнейших Заповедей Божиих. на эту последнюю несообразность господь и указал им в своем ответе: почто и вы преступаете Заповедь Божию за предание ваше? Бог бо заповеда, глаголя: чти отца и матерь, и: иже злословит отца или матерь, смертию да умрет. Вы же глаголете: иже аще речет отцу или матери: корван, еже eсть дар Богу, имже бы от мене пользовался еси, да не почтит отца своего или матере – и не ктому оставляете его что сотворити отцу своему или матери своей. господь указал им для примера на пятую заповедь Десятословия (исх. 20, 12) и слова закона (21, 16). т. к. у иудеев было в обычае посвящать Богу добровольные приношения из своего имущества и эти обеты были обязательны (втор. 23, 21–23), то фарисеи, – по объяснению святителя иоанна Златоуста, – «учили юношей под видом благочестия презирать отцов; если кто из родителей говорил сыну: дай мне сию овцу, которую ты имеешь, или тельца, или иное что, то они отвечали: то, чем ты желаешь от меня пользоваться, я отдаю в дар Богу, и ты не можешь получить сего. отсюда происходило двоякое зло: и Богу не приносили, и родителей под предлогом приношения Богу лишали дара, – и оскорбляли родителей под предлогом обязанности к Богу, и Бога под предлогом обязанностей к родителям».

Не осуждая приношений храму (Мф. 5, 23–24; Мк. 12, 44), господь осуждал предание, измышленное законниками иудейскими и дававшее право входить в сдеЛк. со своей совестью: разористе Заповедь Божию за предание ваше, – еже сами предасте; оставльше Заповедь Божию, держите предания человеческая: крещения чваном и сткляницам, и ина подобна такова многа творите. Добре ли отметаете Заповедь Божию, да предание вашее соблюдете? Это забвение высших требований Закона Божия и возведение безразличных или маловажных действий в неподобающее им значение вполне согласовалось с тем духом лицемерия и наружной праведности, которым были проникнуты фарисеи. лицемери, добре пророчествова о вас исаия, глаголя: приближаются Мне людие cии усты своими и устнами чтут Мя, сердце же их далече отстоит от Мене, всуе же чтут Мя, учаще учением, заповедем человеческим. слова Пророка, имея ближайшее отношение к современникам, указывали и на более отдаленных потомков, и в частности – на фарисеев.

После сего, оставив своих совопросников как «неисцелимых» и не желая более говорить с ними, господь обратился к народу, чтобы «преподать ему высокое, великое и исполненное многого любомудрия учение» (свт. иоанн Златоуст). Послушайте Meне вси и разумейте! – так он начал свою речь, поучая, в чем состоит истинная нечистота, – не входящее – внеуду – во уста сквернит человека, но исходящее изо уст, то сквернит человека. – Аще кто имать уши слышати, да слышит! Для иудейских законников, погрязших в мелочных и чисто внешних правилах и предписаниях о чистом и нечистом, это учение господа показалось странным, и ученики сказали Ему: веси ли, яко фарисее, слышавше слово, соблазнишася? но господь, пользуясь подобием растения, вразумил их, что всякое учение, несогласное с Богооткровенной истиной, рано или поздно потеряет силу и значение, а таково и есть учение фарисеев, духовно слепых учителей народа, вверившегося опасному руководству их: всяк сад, егоже не насади Отец Мой Небесный, искоренится; оставите их, вожди суть слепи слепцем; слепец же слепца аще водит, оба в яму впадут. впрочем, ученики Христовы, передав Учителю своему о соблазне фарисеев, и сами должны были сознаться, что не поняли речи господа: она казалась им загадочной притчей. когда господь и ученики вошли в дом от народа, то Петр от лица всех апостолов просил Его: скажи нам притчу сию. не имея еще понятия о духовной внутренней нечистоте, они не могли решить, почему господь требовал уважения к Заповеди Божией и вместе с тем отвергал предания, по-видимому вытекавшие из той же заповеди. но такая непонятливость учеников, которым дано разумети тайны Царствия Небеснаго (Мф. 13, 11), заслуживала укор, а посему Иисус Христос отвечал им: тако ли и вы неразумливи есте? Не разумеете ли, яко все, еже извне входимое в человека, не может осквернити его, яко не входит ему в сердце, но во чрево, и афедроном исходит, истребляя вся брашна? – Исходящая же изо уст, от сердца исходят, и та сквернят человека.

Далее для примера он указал на более обычные греховные действия, между прочим на нарушение 3, 6, 7, 8 и 9-й заповедей: извнутрь от сердца человеческа помышления злая исходят, прелюбодеяния, любодеяния, yбийства, татьбы, лихоимства, лжесвидетельства, хулы, лукавствия, лесть, студодеяния, око лукаво, гордыня, безумство. Вся сия злая извнутрь исходят и сквернят человека, – а еже неумовенными руками ясти, не сквернит человека. Пища, соприкасаясь только с телом, сама по себе не имеет отношения к внутренней, нравственной нечистоте, которая собственно и есть настоящая нечистота. источник этой нечистоты есть сердце, т. е. вообще душа и ее силы и способности, в особенности же разум и воля. Здесь Иисус Христос не коснулся самого закона о дозволенной и недозволенной пище (лев., гл. 11), превратно истоЛк.ванного фарисеями, потому что действие этого закона должно было прекратиться с отменою всех ветхозаветных установлений. своими словами господь давал предчувствовать, что кроме Моисеева закона о внешней чистоте и нечистоте, искаженного ложными тоЛк.ваниями слепотствующих законников, есть еще высший закон о внутренней духовной чистоте и нечистоте, который впоследствии для всех получит обязательную силу. он также не сказал и того, что всякий род пищи для человека безразличен, потому что неумеренность в пище и сластолюбивое своеволие в выборе ее, несоответственно благочестивым обычаям и постановлениям, сами по ceбе свидетельствуют о самолюбивом плотоугодии, гнездящемся в сердце и оскверняющем человека. Еще раньше этого случая, разрешая недоумение учеников иоанновых, Иисус Христос говорил о своих учениках, что и они будут поститься по отнятии от них небесного Жениха (Мф. 9, 15), и потом, предостерегая от неумеренности в пище и питии и от обременения заботами житейскими, указывал источник этих злых наклонностей именно в сердце: внемлите ceбе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством, и печальми житейскими (Лк. 21, 34). таким образом, по мысли господа, пища, входящая в уста, соединяясь с порочными влечениями сердца, уже не безразлична в нравственном отношении.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.