ГЛАВА XXVI Посещение Иерусалима

ГЛАВА XXVI

Посещение Иерусалима

Кто старательно и долговременно, постепенно один за другим, изучал рассказы евангельские, с целью составить ясное по возможности понятие о жизни Иисуса Христа на земле, того сильно поражают два или три очень важные события относительно их последовательности. Несмотря на затруднения, поставляемые различным изложением и несоблюдением хронологического порядка у всех четырех евангелистов и умолчанием четвертого о большей части проповеди в Галилее, мы замечаем следующие обстоятельства:

1) Невинный восторг радостного постепенного принятия Иисуса, Его дел и слов в Северной Галилее в скором времени уступил место подозрению, неприятностям и даже враждебным выходкам со стороны огромной и сильнейшей части народа.

2) Наружный характер учения и местности, где оно преподавалось, начали наиболее изменяться со времени умерщвления Иоанна Крестителя.

3) Слухи об этом умерщвлении, заметное развитие враждебных отношений и постоянное присутствование книжников и фарисеев из Иудеи, для наблюдения за Его поведением и для порицания всех Его действий, по-видимому, совпадают с посещением Иерусалима, не рассказанным у евангелистов, но явным образом современным с безыменным праздником, упоминаемым св. Иоанном[293].

4) Этот неназванный праздник, должен был быть почти что около того периода Христова учения, до которого мы дошли в настоящее время.

Но перед этим случилось еще другое событие, — послание на проповедь двенадцати апостолов[294].

В заключение проповеднического путешествия, в течение которого совершились описанные в предыдущей главе события, Иисус, видя толпы народа, сжалился над ними. Они напоминали Ему стало, тревожимое неприятелями и рассеянное в трепете и небрежении на полях, потому что не имело пастыря. Они приводили Ему на память образ готовой жатвы, несжатой за неимением жнецов, и Он повелел своим апостолам просить Господина жатвы выслать делателей на жатву свою. Тотчас же после того, не проходя всей Галилеи, Иисус послал их по двое вместе для утверждения Его учения и для совершения дел милосердия во имя Его.

Но посылая их, Он конечно дал наставление, которое руководило бы их поступками[295]. Они должны ограничиться возвращением в дом единственно только погибших овец дома Израилева. Содержанием их проповеди будет приближение царства небесного, и это должно быть подтверждено изобильными чудесами и благодеяниями. Они не должны брать с собой ничего: ни мешка для пищи, ни кошелька для денег, ни перемены белья, ни обуви, употреблявшейся путешественниками, вместо их обыкновенных сандалий из пальмового дерева. Им не дозволялось обзаводиться палкою, если у них прежде ее не было; их миссия, — как все величайшие и наиболее производительные миссии, какие известны свету, — была несложна и сама в себе должна была находить поддержку. Для их содержания достаточно гостеприимства, которое так строго соблюдается на востоке и нередко дает широкое удобство для распространения новых идей. При появлении в селение или город они должны войти в какой-нибудь из домов, который им покажется более того достойным и в котором могут надеяться быть принятыми с радушием и, войдя, приветствовать его незабвенным и драгоценным приветствием: шалом лакем — мир вам!

Если там будут дети мира, то благословение будет действительно; если нет, оно обратится к ним назад. Если их где-нибудь не примут, они должны стрясти пыль с ног своих во свидетельство, что говорили и символически слагают с себя вся — кую ответственность за тот суд, который будет гораздо суровее в отношении к непокорным и упорным ненавистникам света из евреев, чем к темным язычникам, которые никогда не видывали света, а если и видели, то в слабой степени.

Таким образом Иисус объяснил им, что истинная вера, кроткое обхождение, самоотвержение и простота составляют сущность проповеднического успеха. Он старался укрепить их против неизбежных неприятностей и преследований, соединенных с миссионерским делом.

Они должны были быть и были мудры, как змеи, и чисты, как голуби, потому что Он посылал их как овец в среду волков.

Без сомнения, речь эта не была высказана одним разом в том виде, как дошла до нас. Иисус, по-видимому, всегда снисходительно выслуга вал смиренные и почтительные вопросы своих слушателей, и относительно этого есть предание[296], что, при разъяснении Иисусом апостольской миссии, св. Петр, — во всех случаях самый ревностный слушатель, отличавшийся быстрым соображением, — прервал Учителя не неестественным вопросом: «но что же, если волки разорвут овец?» Иисус, улыбаясь на такое наивное и буквальное понимание своего главного апостола, ответил: «овцам нечего бояться волков, когда они уже умерщвлены ими, а вы должны бояться не тех, которые могут вас убить, ничего не сделав с вами, а Того, Кто после вашей смерти имеет власть заключить души и тела ваши в геенну огненную». А затем, продолжая нить своего поучения, Он предостерегал их ясным образом, что как в это время, так равно и гораздо после этого, они отданы будут в судилища; будут биты в синагогах; приводимы на суд к правителям и царям, но чтобы они не заботились обдумывать, что сказать им, потому что их научит Дух Святой. Он предрекал им, что учение о мире вызовет грозные крики бешенства и ненависти, что они принуждены будут бежать от врагов из города в город, но уговаривал их терпеть до конца, потому что прежде нежели они обойдут города израильские, придет Сын Человеческий. Наконец Он убеждал и укреплял их напоминанием об Его собственных страданиях, о встреченном Им сопротивлении. Пусть они не боятся ничего! Бог, Который заботится о маленьких птичках, чтобы они не упали на землю, знаег число волос на их голове, управляет не только исходами конечной жизни и временной смерти, но жизни вечной и вечной смерти, а потому страшнейший нежели земные волки, — Бог будет с ними. Он признает тех, кого признал Сын, и отречется от тех, от которых отречется Сын. Они посылаются в мир войны, которая будет тем смертельнее, что мир отвергает мир. Люди самые близкие, самые дорогие для них могут восстать с этим миром против них. Но желающий быть истинным последователем должен покинуть все ради Его, должен взять свой крест и следовать за Ним. Однако же для их утешения Он объявил им, что мир примет их, как принял Его самого, что принявшие их будут приняты Им, что потерявшим ради Его жизнь будет лучше, чем нашедшим ее, что подавший чашу холодной воды одному из малых и смиренных сих не будет лишен вознаграждения.

Таково содержание этого высокого наставления, переданного нам св. Матфеем, и каждый миссионер, каждый служитель церкви должен начертать его золотыми буквами. Бесплодность миссионерского труда была постоянным предметом сожаленья и упадка духа между нами. Было ли бы это, если б все наши миссии совершались в духе таком мудром и утешительном, таком простом и самоотверженном, в таком полном веры и бесстрашия? Был ли бы всегда безуспешен миссонер, который, ведя по милости Божией святую жизнь, при свете подобных правил, действовал бы так, как св. апостол Павел и другие великие проповедники христианства?

Ясно, что не все это наставление высказано одновременно, сколько потому, что у евангелистов Марка и Луки приведена в сокращенном виде только первая часть поучения, столько и потому, что в этом наставлении существуют ссылки на последующие события и что часть его могла быть применима только к последующим апостольским миссиям, которые совершались ими в отдаленном будущем. Но, несмотря на это, мы должны быть обязаны св. евангелисту Матфею, который, руководясь обычною мыслью объединения предметов, собрал в один фокус рассеянные лучи наставления, высказанного, может быть, при различных случаях, как, например, перед посылкою на проповедь семидесяти апостолов, и даже взятых из выражений воскресшего Иисуса[297].

Евреи были хорошо знакомы с институтом Шелухим, — уполномочения кого-нибудь высшею властию. Этим титулом, по-видимому, отметил Христос положение своих апостолов. Посылка их по два, а не по одиночке принадлежит к истинно благодетельным распоряжениям, потому что евреи вообще считали неприятным путешествие без товарища с которым бы можно было потолковать о законе[298], а предоставление возможности передавать мысли в святых беседах служило к взаимному исправлению недостатков. Нить сомнения, что пары составились из друзей и братьев: пылкий Петр отправился с более сосредоточенным Андреем; сыны Грома — один влиятельный и повелительный, другой подвижной и красноречивый, пошли вместе, так же как Филипп и Варфоломей, родственные по вере и искренности. Медленный, но верный Фома отправился с глубокомысленным и преданным Матфеем, аскет Иаков — со своим братом восторженным Иудой, Симон Зилот — с предателем Иудой, чтобы своим феократическим рвением воспламенять мрачный, дряблый, отчаянный дух последнего.

Во время их отсутствия Иисус продолжал свое дело один, может быть, даже путешествуя медленно в Иерусалим, потому что, если мы можем говорить о достоверности всего среди неизвестности хронологического порядка учения, то, по-видимому, наиболее вероятно то, что к этому времени относится стих Евангелия от Иоанна: после сего был праздник иудейский и пришел Иисус в Иерусалим[299]. Чтобы не прерывать рассказа, я пропускаю здесь рассуждение об этом предмете и скажу прямо, что Он пришел, по всей вероятности, к празднику Пуриму.

Но что побудило Иисуса идти на праздник, который был, вроде еврейских сатурналий, учрежден без Божественной воли и имел своим корнем совершенно исключительные, чтобы не сказать мстительные чувства народа? Это был праздник весел я и маскарадов, который носил характер чисто социального празднества и сопровождался безобразными пиршествами. Одним словом, это был праздник, не соединенный ни с каким религиозным служением и совершаемый не в храме и не непременно в синагоге, а большею частик» в частных домах.

Ответ, по-видимому, тот, что хотя Иисус был на этом празднике и пришел около того времени, как он совершался, однако же слова Иоанновы не заключают прямого смысла, чтобы Он пришел нарочно для присутствования именно на этом празднике. Через месяц после него совершалась Пасха, и Иисус мог пожелать прийти, по преимуществу с намерением присутствовать на Пасхе, а между тем воспользовался случаем прибыть в Иудею и Иерусалим за месяц вперед, сколько потому чтобы иметь более времени для проповеди в соседних Иерусалиму городах, столько и потому что не хотел большой публичности и опасного возбуждения, которые бы последовали с присоединением Его к пасхальному каравану галилейских путешественников. Удаление апостолов на проповедь предоставило Ему этот удобный случай. Евангелисты дают ясные указания, что у Иисуса были друзья и доброжелатели в Иерусалиме и по соседству. Надо же было Ему посетить пределы, о которых они не рассказывают. Может быть, в среде этих друзей Он поджидал возвращения своих непосредственных последователей. Нам известно, как сердечно привязан Он был к членам одного семейства в Вифании, и нет ничего странного в предположении, что Он прожил это время в мирном уединении среди благочестивого семейства, как особенно почетный гость.

Но даже если св. Иоанн имел мысль удостоверить нас, что наступление этого праздника было непосредственною причиною посещения Иисусом Иерусалима, то мы должны принять в соображение, что нет никаких доказательств чтобы праздник этот во времена Спасителя совершался так беспорядочно и фантастично, как в последующее время. Само собою разумеется, что благомыслящие евреи соблюдали его спокойно и без шума. Но так как праздник этот состоял в оказании дел милосердия к бедным, то и привлекал Иисуса сколько поэтому, столько и потому, что предоставлял Ему возможность с одной стороны доказать, что в общем характере Его действий и учения нет ничего противонациоиального, непатриотического, с другой выказать всеобъемлющую благость, с которою Он учил и действовал.

Затем остается один вопрос. Пасха приближалась, и, само собою разумеется, ждали Его присутствия на великом празднике. По какому же случаю Его там не было? Зачем возвратился Он в Галилею, вместо того чтобы оставаться в Иерусалиме? События, которые мы начнем теперь рассказывать, представляют удовлетворительный ответ на этот вопрос.