8. Попытки приручить Писание

8. Попытки приручить Писание

Вперед, христианские солдаты, вы идете как бы на войну!

Со времен Реформации миллионы рядовых христиан читали Библию внимательно, и многие из них читали истории о священных войнах древности. Однако подавляющее большинство читателей никогда не возмущалось описанным здесь насилием, а также не замечало, что эти истории призывают к бесконечной войне против соседей. Как правило, читатель видит в историях Моисея или Иисуса Навина примеры священной воинской доблести и не задумывается о судьбе жертв. В большинстве номеров в отелях Северной Америки можно найти Библии, которые распространяет христианская группа, носящая имя Гидеона, то есть одного из еврейских военачальников периода завоевания Ханаана.

Верующий может нейтрализовать действие невыносимых текстов с помощью нескольких разных стратегий. Наиболее распространен следующий подход: читатель видит в отрывке не то, что там открыто говорится, но нечто иное, иными словами, он неосознанно редактирует или переписывает текст. У этого подхода существует и такой вариант, когда слова понимаются в аллегорическом или мистическом смысле, а это позволяет устранить из них буквальные насилие и кровопролитие. Если эти стратегии не работают, верующий может удалить смущающий текст целиком, отрицая, что он это сделал. Он представляет, что такого текста нет, не обращая на него внимания или изымая его из круга публичных чтений. Каким бы подходом он ни пользовался, верующий способен избежать столкновения с неприятным текстом. Так люди учатся забывать.

И здесь мы можем спросить: а в чем же тогда проблема? Если текст никак не действует на читателя, разве он не обезврежен? Сложность заключается, конечно же, в том, что он продолжает существовать, причем в составе канонизированных книг. Хотя в настоящий момент большинство верующих его игнорирует, он продолжает влиять на поведение членов некоторых маргинальных движений и наверняка наложит отпечаток на некоторые новые формы религии. Как бы ни старались верующие о них забыть, ужасающие тексты вернутся к жизни и будут влиять на их поведение в периоды кризисов. Мы пытаемся их нейтрализовать, переписать, не замечать, но они возвращаются. Дремлющий зверь не то же самое, что зверь мертвый.

Если ничто другое не помогает, остается признать наличие этих мест в Писании и научиться с ними жить.

Оправдание зла

Мы запрограммированы на то, чтобы редактировать реальность. Память и опыт учат нас тому, чего нужно ожидать от мира, но иногда нам встречается факт или ситуация, которые не соответствуют ожиданиям. И в этот момент начинает работать часть мозга, которую можно назвать клавишей Delete на клавиатуре нашего ума (у нее есть свое техническое название: дорсолатеральная префронтальная кора). Мы подавляем расстраивающие нас аномалии так умело, что иногда искренне их не усваиваем или не запоминаем. В мозге каждого человека сидит его личный цензор. Это не значит, что развитие нравственного сознания рабски следует какому-то паттерну, предопределенному биологией, тем не менее нам всем свойственно игнорировать или недооценивать те вещи, которые не вписываются в нашу схему реальности.

Независимо от своей религиозной или этнической традиции любой человек умело объясняет неправильные поступки, которые совершают «люди вроде нас», осуждая точно такие же вещи, когда их делают другие. В середине 1960-х годов психолог Георгий Тамарин исследовал группы израильских детей от восьми до четырнадцати лет, которым он предложил дать оценку некоторым отрывкам из Книги Иисуса Навина, где речь шла о геноциде. Что они думают о подобных мерах? Как ни поразительно, 66 процентов детей их одобрили полностью, а 8 процентов одобрили частично. Затем Тамарин собрал другую группу детей и предложил им те же истории, только на этот раз речь шла не о Ханаане или Палестине, но о выдуманном генерале Лине, жившем в Китае три тысячи лет назад. В этот раз лишь 7 процентов детей одобрили такие действия, тогда как уровень решительного неодобрения повысился с 26 до 75 процентов{305}.

Когда эти убийства совершаются в абстрактной обстановке – когда их, скажем, совершает безликий китайский генерал или угандийский военачальник, – мы не задумываясь называем их преступлениями против человечности. Мы даже можем добавить, что ожидали от «них» – диких африканцев или жестоких людей Востока – именно такого варварства. Но когда обвиняемыми оказываются такие достойные мужи, как Моисей или Иисус Навин, деяния которых прославляет Священное Писание, нравственная оценка становится куда более сложным делом. Верующие начинают делать все возможное, чтобы только избежать попытки разрешать противоречия. Они учатся обходить стороной неприемлемые факты. Контекст эксперимента не позволяет говорить, что израильские дети более или менее циничны, чем дети из любой другой страны.

Как люди справляются с ситуацией, когда делают поступки (или кто-то совершает поступки от их имени), которые они же сами считают неправильными? Этот вопрос исследовали ученые, причем с нескольких разных точек зрения. В 1950-х годах специалисты по социальной психологии пытались объяснить, как люди ищут равновесие между противоречиями – исследователи назвали эту ситуацию когнитивным диссонансом{306}. Затем, используя их теории, другие исследователи попытались понять, каким образом люди убегают от столкновения с мучительными нравственными или этическими вопросами. Существует ключевое слово, которое описывает такой процесс бегства, – это термин нейтрализация .

Стоит описать ход мысли ученых по порядку. Криминологи давно пытались понять, как у нарушителя закона формируются отклоняющиеся и контркультурные ценности, которые приводят к устойчивым преступным действиям и насилию. В 1960-х исследователи, к своему удивлению, поняли, что преступники не так уж сильно отличаются ото всех прочих людей. На самом деле, у них были нормальные ценности и стремления, и они понимали, что делают дурные вещи. Чтобы следовать своей карьере преступников, им приходилось использовать разные тактики самообмана и отрицания, которые вместе строили стратегию нейтрализации. Когда нарушителям закона предлагали рассказать о своих преступлениях, они здесь же обращались к одной или нескольким психологическим защитам. Исследователи выявили пять главных типов таких защит:

Отрицание ответственности («Это не моя вина»)

Отрицание причиненного ущерба («Они могут себе это позволить»)

Отрицание наличия жертвы («С ними это случается»)

Осуждение осуждающих («В полиции работают куда худшие мерзавцы, чем я»)

Ссылка на более важную лояльность («Наша банда – это вся моя жизнь»){307}.

В различных формах подобные стратегии отрицания применяют и верующие, когда читают библейские повествования о массовых убийствах. Самый дикий вариант здесь – ссылка на более важную лояльность, правда, в данном случае не на банду, а на Творца вселенной, с которым не поспоришь. Но этот аргумент сегодня многих не удовлетворяет. Более того, даже те читатели и толкователи, которые на него ссылаются, на самом деле регулярно используют иные тактики защиты. Обычно они незаметно и без комментариев меняют какие-то элементы библейского повествования, чтобы сделать его приемлемей для современного человека. Они все смягчают и облагораживают. Жестокость можно сделать более человечной разными способами, например, можно добавить к оригинальной истории какие-то особые причины и мотивы или можно не обращать внимания на жертв{308}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.