Необыкновенные приключения Павла

Необыкновенные приключения Павла

Фабула второй части "Деяний апостолов" отличается необыкновенным динамизмом и драматичностью. Вся она буквально нашпигована необыкновенными происшествиями и чудесами. Создается впечатление, что автор сознательно использовал жанр приключенческого романа, которым в эпоху эллинизма увлекались некоторые летописцы и биографы. В соответствии с законами этого жанра Павел непрерывно попадает во всевозможные переделки, следующие одна за другой в ошеломляющем темпе. На протяжении шестнадцати кратеньких глав, то есть в повествовании, соответствующем по размеру современному рассказу, он шестнадцать раз подвергается величайшей опасности и вступает с окружением в конфликты, которые своим драматизмом, несомненно, вызывали у древних читателей ужас и вместе с тем восхищение ловкостью их протагониста. Первое приключение Павла произошло на острове Кипр, куда он прибыл с Варнавой в самом начале своего первого путешествия. Там он обратил в христианство римского проконсула Сергия Павла. Но до этого ему пришлось преодолеть сопротивление и обезвредить волхва по имени Елима, временно лишив его зрения.

В Антиохии Мисидийской набожные женщины и руководители тамошней иудейской общины, с которыми Павел начал резкий религиозный спор, выгнали его из города. В Иконии язычники и евреи сговорились побить Павла каменьями, но, предупрежденный друзьями, он бежал и направился в Листру навстречу одному из самых удивительных приключений, которое можно было бы назвать смешным, если б не его трагическая развязка. Павел, прибыв в Листру, исцелил человека, парализованного от рождения.

Слух о чудесном исцелении быстро разнесся по городу, люди в экстазе стали кричать, что к ним сошли боги в образе человеческом. Более крупного Варнаву они назвали Зевсом, а маленького, подвижного Павла - Гермесом. Дело дошло до того, что жрец местного храма Зевса, поддавшись общему психозу, привел украшенных гирляндами волов, чтобы заколоть их в честь "божественных" пришельцев. Павел и Варнава смешались с толпой и восклицали, раздирая на себе одежды: "Мужи! что вы это делаете? И мы - подобные вам человеки!" (14:15). Объясняя, кто они и какое проповедуют учение, они удержали народ от кровавого жертвоприношения.

Вскоре, однако, им пришлось убедиться, как изменчиво бывает настроение толпы. Оказалось, что евреи из Антиохии и Иконии послали за ними погоню. Посланцы этих мстительных иудейских общин подговорили толпу, которая вытащила Павла и Варнаву за город, забросала камнями и бросила в поле, считая их погибшими. Но те лишь потеряли сознание, а к утру очнулись и с трудом побрели в Дервию. В известном македонском городе Филиппы у Павла было другое приключение, которое началось драматически, но закончилось скорее забавно. На этот раз спутником Павла был Сила. Всякий раз, когда они направлялись в иудейский молитвенный дом, рядом как из-под земли вырастала какая-то молодая прорицательница и, идя вслед за ними, выкрикивала: "Сии человеки - рабы бога всевышнего!" (16:17). Это, наконец, надоело Павлу, и он изгнал из прорицательницы вещего духа, превратив её в обыкновенную женщину. Оказалось, однако, что некоторые граждане, извлекавшие прибыль из её прорицательства, были этим очень недовольны. В отместку они обвинили Павла и Силу в том, что те сеют смуту в городе, и поволокли их к властям. Возбужденная толпа с криками требовала для них наказания. Городские начальники велели их раздеть, поколотить палками и, надев на них колодки, заточить в темницу.

Казалось, положение наших героев было совершенно безвыходным. Но, как обычно в "Деяниях апостолов", их выручила потусторонняя сила. Внезапно задрожала земля, тюрьма пошатнулась, ворота распахнулись настежь, с узников слетели колодки. Страж, подумав, что узники сбежали, хотел было покончить с собой, но увидел, что они на месте, и, исполненный благодарности, покормил их, а затем перешел в христианскую веру. Назавтра дело приняло и вовсе неожиданный оборот. В тюрьму прибыл ликтор с приказом освободить Павла и Силу, но те ударились в амбицию и заявили, что не уйдут, пока перед ними не извинятся. "Нас, римских граждан,- сказал Павел,- без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? нет, пусть придут и сами выведут нас" (16:37). И действительно, как только городские начальники услышали, что совершили беззаконие, выпоров людей, которых, как римских граждан, нельзя было подвергать подобному наказанию, они тут же поспешили в тюрьму и с извинениями выпустили их на свободу, умоляя поскорее покинуть город. К сожалению, осталось тайной Павла и Силы, почему они так покорно разрешили измываться над собой, если достаточно было одного слова, чтобы предотвратить все это. После краткого пребывания в столице Македонии Фессалонике, откуда им снова пришлось бежать от агрессивности еврейской толпы, Павел с Силой попали в Афины. Павел со свойственным ему темпераментом развернул там широкую пропагандистскую кампанию, стремясь к осуществлению своей заветной цели: насаждению христианства в самом сердце греческой культуры. Он вел с философами-эпикурейцами и стоиками жаркие диспуты, окончившиеся тем, что его повели на Ареопаг, где он излагал свои взгляды перед верховным трибуналом Афин. Там его сначала слушали с интересом, но когда он стал тоном оракула вещать о страшном суде и телесном воскресении мертвых, то против этого восстала вся натура греков, пропитанная духом логики и скепсиса.

Взгляды, проповедуемые этим пришельцем из Азии, показались им настолько нелепыми, что они встретили их язвительным хохотом. Когда Павел покидал недружелюбный город, этот хохот ещё звучал у него в ушах. И все же полностью побежденным он себя не чувствовал. Ему все-таки удалось кое-кого обратить в свою веру, найти пионеров первой христианской общины на территории Европы. Автор "Деяний апостолов" называет по имени только двух из числа новообращенных: женщину Дамарь и Дионисия Ареопагита, о котором историк христианства Евсевий пишет, что он стал первым епископом Афин.

В Коринфе, куда Павел направился после Афин, он провел более полутора лет. Вначале он проповедовал в местной синагоге, но, поскольку евреи упорно отвергали его учение, он решил уделить все свое внимание гражданам города нееврейской национальности. Однако и среди евреев Павел мог похвастаться одним крупным успехом, доставившим ему, правда, вскоре много хлопот. Ему удалось обратить в христианскую веру самого начальника синагоги, Криспа, вместе с родными и домочадцами. Возмущению еврейской общественности не было предела. Избранный поспешно на место Криспа новый начальник Сосфен жаждал как можно скорее избавиться от Павла, чтобы предотвратить подобные случаи. Но он не последовал примеру других городов и не стал подстрекать народ против Павла, а обратился с жалобой к римскому проконсулу Галлиону, заявив, что Павел сеет смуту. Однако римский сановник не пожелал вмешиваться в разногласия еврейской колонии и велел разогнать толпу, сопровождавшую Сосфена и с криком требовавшую казни Павла. Разъяренная толпа выместила злобу на Сое-фене, изрядно его поколотив. Павел же спокойно остался в Коринфе ещё на какое-то время и покинул его тогда, когда сам захотел. Во время своего третьего миссионерского путешествия Павел вторично посетил Эфес и задержался там почти на три года. Судя по тому, что рассказано в "Деяниях апостолов", это был самый бурный этап его деятельности. Павел вошел в конфликт с купцами и ремесленниками Эфеса. Один из них, по имени Димитрий, торговавший серебряными изображениями храма Артемиды, восстановил против Павла всех жителей города. На состоявшемся в этой связи собрании он сказал, в частности:

"Друзья! вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше; между тем вы видите и слышите, что не только в Ефесе, но почти во всей Асии этот Павел своими убеждениями совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги. А это нам угрожает тем, что не только ремесло наше придет в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить и испровергнется величие той, которую почитает вся Асия и вселенная" (19:25-27). Разъяренная толпа схватила спутников Павла - Гая и Аристарха. Павел хотел было выступить в их защиту, но, вняв просьбам своих учеников и некоторых римских чиновников, отказался от своего намерения. Впрочем, как оказалось, в его вмешательстве не было надобности" беспорядки закончились шествием в честь Артемиды в городском театре, после чего толпа, по призыву городского блюстителя порядка, спокойно разошлась по домам и Павел со своими спутниками мог без препятствий покинуть Эфес и отправиться в Македонию. Как мы видим, сказание это весьма драматично. А как все это выглядит в свете известных нам исторических фактов? Неужели христианство одерживало в ту пору победы, которые могли всерьез напугать языческое население Эфеса? Попробуем вкратце ответить на этот вопрос.

Прежде всего следует отметить, что греческая богиня Артемида с течением времени превратилась в Эфесе в типичное восточное божество. Ведь Эфес был расположен в Малой Азии, где с незапамятных времен существовал культ "Великой Матери". В соответствии с этой традицией эфесская Артемида стала богиней плодовитости и кормилицей человечества. Чтобы подчеркнуть эти функции, её изображали в виде женщины с множеством грудей. Храм Артемиды (Артемизион) был построен в 580-560 годах до нашей эры, и, значит, при Павле ему было уже более шестисот лет. Правда, в течение своей многовековой истории он не раз был разрушен, но всегда возрождался из пепла ещё более прекрасным и величественным.

Жрецы храма занимались отнюдь не только культом Артемиды; благодаря их деятельности храм стал одним из крупнейших финансовых и экономических центров мира. Дело в том, что Эфес был большим морским портом, славившимся своей оживленной торговлей. У его берегов встречались суда Запада и Востока, чтобы обмениваться богатым ассортиментом товаров: вином, экзотическими благовониями, произведениями искусства, изделиями ремесленников. Такая международная торговля не могла обойтись без кредитов и пайщиков, располагающих наличными деньгами. Жрецы Артемиды, накопившие, благодаря щедрости царей и пожертвованиям паломников, огромные богатства, живо откликнулись на эту потребность. Их храм стал чем-то вроде банка, который принимал за плату на хранение или передавал в другие города денежные вклады, давал займы под проценты, финансировал морские походы, а доходы, получаемые от этих операций, вкладывал в латифундии, приобретаемые повсюду, где только возможно, даже в самой Италии. Английский археолог Вуд обнаружил во второй половине девятнадцатого века место, где находились подземелья разрушенного храма. Он вел там раскопки, продолженные затем другими археологами. Плодом этих изысканий явились находки, дающие представление о богатстве Артемизиона,- три тысячи предметов из золота и слоновой кости, бесценные художественные и исторические сокровища. Добавим ещё, что Эфес был не каким-то провинциальным городом на дальней окраине Римской империи. Это была настоящая метрополия, находившаяся в центре исторических событий того времени.

Мы не зря позволили себе сделать столь пространное отступление. Необходимо было напомнить кое-какие факты из жизни Эфеса, чтобы теперь сопоставить их с тем, о чем так красочно рассказывает автор "Деяний апостолов". Это сопоставление, как мы увидим, не способствует укреплению его авторитета как историка.

Сколько членов могла тогда насчитывать руководимая Павлом христианская община? Несколько сот или от силы несколько тысяч. Для двухсоттысячной метрополии, постоянно запруженной толпами паломников, это была капля в море. Почитатели Иисуса, затерянные в громадном людском муравейнике, представляли собою маленькую, экзотическую, оторванную от общества группу. Автор "Деяний апостолов" не замечает этой вопиющей диспропорции и беззаботно раздувает роль христианства до утопических размеров. Если бы было так, как он рассказывает, то Артемида теряла бы почитателей с головокружительной быстротой. Только в этом случае можно было бы понять, почему богатые и славившиеся своей оборотистостью эфесские купцы лишились покупателей на изображения храма Артемиды и терпели такие убытки, что впали в панику, а знаменитый богатейший храм всерьез испугался за свое будущее. Но ведь, как мы знаем, Артемизион процветал потом ещё целых два столетия и перестал существовать не из-за отсутствия верующих, а потому, что его в 262 году разрушили племена готов, вторгшиеся в Малую Азию. Впрочем, и тогда культ Артемиды сохранил множество приверженцев. На развалинах старого храма вырос новый, правда, значительно более скромный, потому что обнищал сам город, но все же он существовал ещё некоторое время, и лишь потом на его месте построили церковь - первую церковь в истории христианства, посвященную богоматери, Деве Марии. Это, кстати, типичный пример конформизма христианской церкви, которая, встречая глубоко укоренившиеся языческие верования или древние культовые места, всегда умела ловко приспособить их к своим нуждам.

Сказание о беспорядках в Эфесе для нас чрезвычайно поучительно. На его примере мы увидели, как автор "Деяний апостолов" понимал задачу историка. В этом смысле он типичное дитя своего времени. История была для него прежде всего способом проповедования определенных мнений и взглядов. Он придерживался Цицероновского принципа: "Historia est magistra vitae" (История - учительница жизни - лат.).

Автор использовал здесь - впрочем, уже не впервые - свой талант беллетриста, чтобы в драматическом, захватывающем сказании показать Павла в ореоле его великих успехов на поприще обращения в христианство языческих племен. Было бы несправедливо ставить автору в вину то, что он так, а не иначе понимал суть историографического ремесла. Но описание эфесских событий ещё раз напоминает нам о том, с какой осторожностью нужно относиться ко всему тому, что он преподносит как достоверные исторические факты. Жители Эфеса, быть может, и заметили волнения и беспорядки в еврейском квартале, но для большого, полного жизни города это были незначительные события, недостойные внимания. Хуже, когда эти события начали угрожать их жизненным интересам. Однажды под впечатлением неистовых выступлений Павла "...довольно многие, собрав книги свои, сожгли перед всеми, и сложили цены их, и оказалось их на пятьдесят тысяч драхм" (19:19). Итак, это был костер, на котором сгорело громадное количество свитков (книг в ту пору ещё, конечно, не было), первое, пожалуй, в истории аутодафе, послужившее, увы, одним из образцов для инквизиции.

Из "Деяний апостолов" не ясно, какие тексты пали жертвой пламени, но автор дает понять, что речь идет о суеверных сочинениях. Может, они и казались таковыми нетерпимым христианским неофитам, но это не значит, что большинство эфесских граждан придерживалось того же мнения. Для них эти свитки были, без сомнения, чем-то близким, связанным с их традициями и верованиями. И горящий костер был ими воспринят как дерзкая провокация. Они вышли на улицы и с гневом требовали наказать святотатцев. Можно лишь удивляться их сдержанности и благоразумию, ведь в результате виновникам все сошло с рук, а бушующая толпа по призыву одного из представителей властей спокойно разошлась по домам.

Вот что после нашего критического анализа осталось от сказания о блестящих успехах Павла и о панике, якобы охватившей знаменитую метрополию и её величественный храм. После третьего миссионерского путешествия Павел решил переселиться в Италию, посетив, однако, перед этим Иерусалим. Когда он прибыл в Кесарию, друзья и преданный ему иудейский пророк Агав предупреждали его, что со стороны иерусалимцев ему угрожает смертельная опасность, но он не послушался их и продолжал свой путь.

Решение, которое принял Павел, несмотря на угрожавшую ему опасность, было куда более рискованным, чем это можно предположить на основании "Деяний апостолов". То, что их автор обходит молчанием, досказывает в своих сочинениях Иосиф Флавий. От него мы узнаем, какая тяжелая обстановка сложилась в ту пору в Иерусалиме и вообще во всей Иудее. Угнетенное, доведенное до отчаяния еврейское население то и дело поднимало восстания против римских поработителей. Все эти взрывы кончались, как правило, резней, избиением виновных и невиновных, мужчин, женщин и детей. Неудивительно, что страну охватил психоз мистицизма: люди искали духовного прибежища в мессианских иллюзиях. Напряженная обстановка способствовала появлению всякого рода фанатиков или просто шарлатанов, внушавших себе и другим, что они пророки, призванные вывести еврейский народ из рабства. Одурманенные толпы шли за ними в пустыню или на берег реки Иордан, где их якобы ожидала новая жизнь, свободная от римского ига. Римский прокуратор внимательно следил за подобного рода исходами, посылал вслед воинские части и жестоко расправлялся с несчастными, обманутыми людьми.

Особенно знаменитым в ту пору пророком был какой-то еврей из Египта, имя которого неизвестно. Выдавая себя за преемника Иосии, он будто бы увел в пустыню тридцать тысяч человек, охваченных мистической экзальтацией, и привел их к горе Елеонской, обещав продемонстрировать, как он одним своим словом разрушит крепостные стены города и уничтожит римский гарнизон. Поход, разумеется, окончился крахом. Римские легионеры яростно накинулись на евреев, а когда те разбежались, потеряв четыреста человек убитыми, то оказалось, что лжепророк сумел улизнуть, чтобы никогда больше не появляться. О нем упоминает, кстати, и автор "Деяний апостолов". По его рассказу, когда Павла арестовали в Иерусалиме, римский трибун, заподозрив, что он и есть бежавший возмутитель спокойствия, сказал ему: "Так не ты ли тот египтянин, который пред сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?" (21:38). Что касается числа участников этого исхода, то автор "Деяний апостолов" был, очевидно, менее склонен к преувеличениям и ближе к истине, чем Иосиф Флавий. Когда Павел прибыл в Иерусалим, должность римского прокуратора занимал вольноотпущенник Феликс. Его женой была еврейская принцесса Друзилла, сестра царя Агриппы первого, что, однако, никак не влияло на отношение прокуратора к подвластному ему еврейскому народу. Из римских источников мы знаем, что это был человек подлый, безжалостный и продажный. Павла он продержал в тюрьме два года, надеясь получить за него какой-нибудь выкуп. Его жестокость и злоупотребления привели к тому, что евреи послали на него жалобу в Рим. Но жалоба осталась без ответа, так как Феликса поддерживал его брат Паллас, влиятельнейший вольноотпущенник, любимец двух императоров, Клавдия и Нерона. Еврейские патриоты, возмущенные творимой римлянами чудовищной несправедливостью, встали тогда на путь терроризма. Сеявшие ужас "сикарии", то есть "кинжальщики", смешиваясь с уличной толпой, ударами кинжалов убивали как римлян, так и соотечественников, сотрудничающих с завоевателями. Они не побоялись даже осквернить храм и в присутствии верующих, во время совершения ритуальных обрядов, убили первосвященника Ионатана, считавшегося ставленником римлян.

Неудивительно, что даже малейшее отклонение от иудаизма рассматривалось тогда как предательство. Мы уже знаем, какую бурную оппозицию вызвала в среде еврейской эмиграции миссионерская деятельность Павла. Из многочисленных предостережений, которые он слышал от своих друзей в Кесарии, недвусмысленно явствовало, что синедрион отлично осведомлен о каждом его шаге, получая информацию как от своих постоянных сборщиков податей, так и от специально высланных агентов. Результаты своей репутации как еретика, богохульника и ренегата Павел ощутил немедленно, как только ступил на Иерусалимскую землю.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.