III. Византийская миссия 1204—1261 гг.
III. Византийская миссия 1204—1261 гг.
1
В XII в. Константинопольский патриархат охватывал обширную территорию, в том числе и варварские страны. В 40–х гг. византийский канонист Нил Доксопатор, подвизавшийся монахом на Сицилии, составил по заказу норманского короля трактат, в котором с гордостью заявлял, что патриарх распростирает свою юрисдикцию «до Херсона, и Хазарии, и Готии, и Халдии, и Авасгии, и Ивирии, и Алании… и от патриарха Константинопольского поставляется митрополит в Великую Росию»[864]. Даже если под Хазарией подразумевалась область Крыма (см. с. 183), то все равно картина была впечатляющая. Расчленение Империи крестоносцами[865] подорвало и роль патриарха в глазах варваров.
Однако катастрофа 1204 г. не означала прекращения византийского миссионерства — просто теперь греческим про. поведникам приходилось считаться как с отсутствием поди» тической поддержки со стороны имперской власти, так и с утратой религиозной монополии. Из недовольного письма папы Григория IX венгерскому королю от ноября 1234 г. мы узнаём следующее: «В Куманском епископстве живут некоторые племена, зовущиеся валахами, которые, хотя и именуются христианами, под [покровом] единой веры практикуют разнообразные ритуалы и обычаи… Они принимают всеобщие церковные таинства не от нашего достопочтенного брата епископа Куманского, а от каких?то лже–епископов, держащихся греческого обряда (a quibusdam pseudoepiscopis Graecorum ritum habentibus)»[866]. Впрочем, были ли эти «лже–епископы» собственно греками, мы не знаем.
Из ромейских государств, образовавшихся на византийских землях после 1204 г., свою миссионерскую работу вел, вопервых, Эпирский деспотат. Митрополит Навпактский Иоанн Апокавк в похвале эпирскому деспоту Феодору ок. 1215 г. пишет: «Завоевав западные области… ты вернул их к прежнему христианскому образу жизни и состоянию, очистил бесчисленные множества латинян и скифов, многие епископии и святые обители освободив от латинской и скифской нечести»[867]. В энкомии эпирскому правителю Иоанну Дуке, составленном в 1250—1254 гг., Феодор Дука заявляет: «Ты даешь одним [варварам] божественную купель, словно второй, новый и носящий другое имя вестник благодати, новый Павел, уста Христовы, а других отрываешь от персидского поклонения огню и очищаешь от мерзкой грязи божественным духовным огнем»[868]. Речь идет об обращении каких?то куманов. О том же эпизоде вспоминает, уже в эпитафии тому же Иоанну Дуке, Георгий дкрополит: «В чем великое чудо, сотворенное Ноем? Не в спасении ли ковчега от всемирного потопа? А разве его [Иоаннов] ковчег — вся ромейская земля — не больше и не славнее? Она спасена от вселенского, все увлекающего за собой прилива, она во множестве вызволила из бед чистых животных и благородных своих детей. Но мало этого — она присоединила к чистым еще и толпы нечистых, вытащив их из плотского потопления, а важнее того — спасши от [потопления] духовного. Разве не видите вы неисчислимое множество скифов? Иоанн освободил их от неотвратимой угрозы со стороны врагов и очистил в купели крещения от душевной скверны. И теперь они, являвшиеся раньше волками, суть овцы Христовы, предводимые первым пастухом и архипастырем Христом на место, полное травы и спасения. [Стали они] псами, которые во время передвижений лают, защищая господское наследие и даже малую его часть. Разве это не достойно [называться] чудом? Разве не похоже на те Моисеевы знамения и дивеса, коими прославляется Бог?»[869].
Какая?то миссионерская деятельность шла и в другом греческом государстве, образовавшемся на развалинах Византии— Никейской империи. В 1222 г. никейский патриарх Мануил I писал: «Отовсюду [в Никею приходят] посланцы как северные (???????????), так и гиперборейские (??????????) и даже те, кто живут на востоке (????????? ?????), прося и получая благородных и законных архиереев»[870]. Представитель эпирской церкви Георгий Вардан обращался к никейскому патриарху Герману II в 1228 г.: «Сеятель, ты вышел сеять семя истины. Ты разбрасываешь доброе семя: одно [упало] на изобилующий чудищами Понт, который сжимает в своих влажных объятиях многосемянность (???????????) тавроскифов, другое На крутые скалы, которые составляют высокие Араратские горы; дополнительный сев (??????????) ты устраиваешь среди Мрачных гипербореев, населяющих ранее недоступные и невозделанные [земли] (???? ???????? ??????????? ????? ??? ??????? ?? ??? ??? ?????????????) и испытывающих сильный голод по тому чтобы послушать слово Господне»[871]. Но видимо, в обоих цитированных документах речь шла об окормлении уже существующих церквей, а не создании новых (ср. с. 252). В панегирике никейскому императору Феодору II Никифор Влеммид хвалит его за постройку монастыря Сосандр, в котором, по–видимому, велась какая?то работа по обращению мусульман[872]. Впрочем, текст слишком темен, чтобы делать скольконибудь конкретные выводы: «О василевс, Авраам, отец народов, в слово [Божье] веруют бессчетные множества верных скифов (?? ?????? ??????), которых твое отеческое [попечение] вывело с востока на свет солнца. Об этом свидетельствуют вместе с [детьми] Агари те, кто вновь родился у Сарры при твоем отцовстве (????????????? ???? ????? ???? ????? ?????? ???????? ??? ??? ????? ?????)»[873]. Православие было хорошо известно малоазийским правителям. При этом неудивительно, что варвары воспринимали «имперскую», триумфальную сторону византийской идеологии. Вот как Пахимер объясняет причины обращения Хан Газана Тохарского: «Он все более обращал свои помыслы на Александра, победителя Дария, и полюбил его деяния превыше всего остального. Через них он и сам стремился достичь того же и восхотел сподобиться славы за какиенибудь военные подвиги. Поэтому он в войнах использовал… ивиров, которые обладали огромным мужеством и от природы, и еще более из?за чистой и безупречной христианской веры. По этой причине он, познав крест, являющийся победным христианским трофеем (??????? ????? ?? ??? ?????????? ???????? ??), использовал этих бойцов в войнах в качестве арьергарда»[874].
2
Важнейшим документом никейского миссионерства и уникальным памятником византийской миссии вообще является отчет епископа Феодора Аланского. В 1225 г.[875] Феодор прислал этот отчет никейскому патриарху Герману II. Данное послание написано невероятно запутанным языком, изобилует пустой риторикой, а реальные обстоятельства излагает весьма нечетко[876], но ничего лучшего у нас все равно нет, поэтому нам придется, набравшись терпения, распутать тугой клубок из намеков и аллюзий, составляющий большую часть этого документа.
Текст послания был составлен пастырем уже по возвращении в Никею — он сам пишет, что не решился бы сообщать обо всех обстоятельствах дела в письме (Alanicos, col. 404 D). В конце отчета составитель обращается к «братьям» с просьбой молиться за него — речь, видимо, идет о синоде никейских епископов. При этом сам Феодор жалуется на свое «светское» прошлое (Alanicos, col. 405 В) и признается, что пастырской деятельностью он раньше не занимался (Alanicos, col. 405 А). Причиной его путешествия в Аланию стало отсутствие там правильно поставленного епископа. Катастрофа 1204 г. вызвала сумятицу в окраинных диоцезах, так что, например, «в областях Боспора, Херсона и Сугдофулл тамошние правители не принимали епископов, рукоположенных и посланнных туда»[877]. Поначалу Феодор был преисполнен радужных иллюзий и считал свое призвание высоким — позднее вера в себя улетучилась под воздействием жизненной прозы. О том, что делалось в Алании, будущему епископу сообщил какой?то человек, видимо, знакомый ему, но Феодор не поверил рассказу и даже «высокомерно обвинил рассказчика» (Alanicos, col. 404 С). Отсюда можно сделать осторожное предположение, что сам новоназначенный епископ был по происхождению алан; эта гипотеза подкрепляется тем фактом, что и он, и его отец постоянно обращают свою проповедь именно к аланам — не потому ли, что могли общаться с ними на их языке? Не это ли, кстати, имеет в виду Феодор, когда жалуется: «мой ум спутался, поскольку я должен был заново учиться по–варварски (????????????? ?? ?????????)» (Alanicos, col. 389 В). Наконец, очень косвенным намеком на собственное варварское происхождение могут быть его слова: «Если я сделал недостойное, про. стите и наставьте: ведь я признаюсь в том, что и сам из числа обучаемых (??? ????????????? ????? ????????????)» (Alanicos, col. 408 С) — не исключено, что это аллюзия на знаменитый евангельский призыв «учите все народы». Но все это, конечно, очень шаткие аргументы, да и в любом случае Феодор чувствовал куда большую лояльность к греческой культуре, чем к своей «аланской крови».
По неизвестной причине поездка Феодора вызвала в Византии разноречивые суждения. Об этом можно заключить из следующей темной фразы: «Ныне лжепастыри (?????????????) осквернили вожделенный удел Христов. Я бы не поколебался заявить, что в местах пустынных и не орошаемых живой водою учения, и недоступных прекрасным стопам благовествующих (??????? ???? ??? ??????????????? ??????? ????) цвел бутон веры, орошаемый лишь корнем первой проповеди (??? ??? ????? ??? ?????? ??????????). От нее же и мы быстро (??’ ?? ???? ??? ?????) воспламенились к любви. [Я говорю это], чтобы открыть то, что для многих сокрыто (????????? ????????), и несколько развернуть (??????????) причину этого моего путешествия, являющуюся предметом разноречий (?????????????)» (Alanicos, col. 400 С). «Первой проповедью» Феодор мог назвать (метафорически) деятельность апостолов, отраженную в их апокрифических «хождениях», а мог и реальную проповедь византийцев в X в. — но в любом случае сам епископ не имел шансов «воспламениться» миссионерским жаром непосредственно от них. Строго говоря, эта фраза не позволяет даже утверждать, что Феодор родился в Алании — он мог вдохновиться апостольским примером и издалека. Но совсем остается непонятным, что уж такого тайного было в его поездке и почему она вызывала споры.
Видимо, это было как?то связано с положением аланской епархии и проблемой ее подчиненности: как будет сказано ниже, за нее конкурировали церкви двух империй, образовавшихся на развалинах Византии: Никейской и ТрапезунДской. Феодор тронулся в путь в 1223 г.[878] и сначала прибыл в Херсон, где сразу столкнулся с недоброжелательством местлого епископа[879]. «Он не знал, что мы — апостолы Божьи», феодор выехал из города и начал проповедовать тем аланам, которые жили в Крыму, в окрестностях Херсона. «Мы привносили к ним слово увещевания, чтобы они жили в соответствии с призванием Христовым. Воистину это была паства, разбросанная по горам, пустыням и пропастям, не имеющая ни загона, ни хижины — готовая добыча диким зверям. Не было ведь у них и пастыря, хотя это являлось обязанностью для многих (?? ??? ?????? ?? ?????????)» (Alanicos, col. 393). Видимо, из приведенных слов надо заключить, что никто не окормлял эту формально крещенную паству, хотя аланы жили в окрестностях Херсона: местечко с названием Алания упоминается под 1384 г. как предмет спора между епископами Херсона и Готии[880]. Феодор продолжает: «Но даже если бы кто?нибудь и захотел, то не смог бы: ведь они раньше даже не слыхали, каким положено быть епископу, хотя и возглашал Павел, сия великая труба (намек на 14 главу 1 Послания Павла к Коринфянам. — С. И.), учитель народов. Поэтому они думают, что это наше епископство — [вещь, служащая лишь] к роскоши и заботящаяся о вещах земных (???????? ????? ??????????? ??? ????????? ?? ???????)».
Но епископ Херсонский выразил Феодору протест. «Речь тут же зашла о границах [епархии и о том, что его] епископство — местное (????????), а мое — проезжее и нарушающее границы (?????????? ??? ????????). Все это характерно для нынешних епископов и маскирует мелкость души и зависть… А ведь мы приступили к учению не всенародно, и на рукоположение не покушались (?? ??? ??????? ??? ????????? ??????????, ?? ??????????? ?????????), чтобы он мог думать, будто против него злоумышляют. Упомянутым некоторым аланам мы давали ответы частным образом (??? ?????? ????????????). Пусть нам будет предоставлено право прилюдно возвещать слово веры. Мы бы не стали вставать на пути у такого проповедника, мы бы дали возможность увидеть в этом умершего и воскресшего Бога–Слово». Но тем не менее Феодор был приведен на суд где между ним и херсонским епископом состоялся следующий обмен репликами: «Откуда ты такой взялся? — Как будто я другой веры или исповедания, как будто я не из той же самой церкви и не подчиняюсь тому же архипастырю! — К черту (??? ?? ??????? ????) нечестивых и безбожных алан, которые еще хуже скифов (т. е., в данном случае, видимо, татар. — С. И.). — Да что же нам правильно было бы делать, если не нести апостольство?» (Alanicos, col. 396 В—С). Логика этого разговора, наверное, в том, что епископ Херсона считает алан слишком ничтожным поводом для ссоры между византийскими епископами, но автор с этим не согласен.
После отбытия из Херсона Феодор и его отец приплыли в Боспор, где последний предполагал сойти, — однако город не впустил их, «тогда отец остался у немногочисленных алан, снося все: бедность, упреки, издевательства — не все ведь выносят слово духовное. А мы двигались целых 60 дней через Скифию, бедняки, не имевшие в достатке ничего из необходимого. Единственным утешением было то, что [двигались мы] не слишком вдалеке от первой апостольской дороги… Увидали мы свою паству, это дело любимое и предпочтительное всему прочему». То, что находит Феодор по прибытии на место, вызывает у него глубокое отчаяние, так что он начинает подозревать скорый конец света и неизбежное явление Антихриста: «Увы! С нас начались беды. Пещь последнего несчастья скоро зажжется, и первым делом — у нас, подпитываемая мелким хворостом. Ведь не сразу огонь запалит бревна, поскольку Сатана обманывает веру более простодушных (??? ??????????? ??? ??????). Увы! «Мы сделались такими, над которыми Ты как бы никогда не владычествовал“— гласит Писание [Ис. 63.19]. Увы, на апостольском фундаменте было построено [здание] из соломы и тростника, и стало оно добычей пламени» (Alanicos, col. 400 А—В).
Апостольским Феодор именует фундамент аланской церкви потому, что в его время по–прежнему имели популярность предания о «хождениях» в тех местах апостола Андрея. О том, что его культ поддерживался церковью Западного Предкавказья, свидетельствует и найденная на берегах Кубани греческая надпись с упоминанием этого апостола[881].
Дальше Феодор переходит к непосредственной причине своего прибытия — но выражается по–прежнему столь туманно, что понять, в чем состоит суть дела, практически невозможно. «Из некоего безымянного и по зимнему времени болотистого места воздвигся некий дух неверия и возмутил это море язычников (??? ??? ????? ?????? ????????? ????????). Он увлек в пучину отчаяния корабль Церкви, у которого не было кормщика и который уже и так едва надеялся бороться с волнами» (Alanicos, col. 400—401). Дело, собственно, состояло в том, что аланский епископ умер: «Аланская церковь была лишена головного украшения, я говорю о том (неизвестно каком. — С. И.) святом пастыре и не лгавшем апостоле (??? ????????? ?? ??????????)[882]: он скончался там (?????), хорошо послужив. А защитник зла с непокрытой, как говорится, головой, бесстыдно вступил в борьбу за церковь. Весьма искусны были его начинания (??? ??? ?? ??????? ?????????? ??? ??????????): он разжигает бешенство корыстолюбия в одном из тех, которые были нужны ему для помощи (??? ???? ???? ????????? ?????? ??????????)[883]. Он выставляет в качестве предлога простоту [этого] народа, и несчастья [нынешних] времен, и то, что [любой] тотчас совратил бы алан (??? ??? ?????? ???????? ??????????, ??? ?? ????????? ??? ??????, ??? ??? ???? ??????? ????? ????????? ??)» (Alanicos, col. 40??). Кем был упомянутый «защитник зла», равно как и его помощник, мы не знаем — может быть, митрополит Трапезундский?
«Был у них некий знатный муж, имевший близкое родство с тем пастырем. Он придумывает нечто, достойное своей головы и совершенно нелепое: подобно тому побежденному[884] евангельскому демону берет с собой семерых других демонов, [а именно] тех волков, что были вокруг пастыря, и, что удивительно, мужей, недостойных общения с ним, беглецов из разных мест (????? ????????? ???????), в целом [не представлявших собою] ничего здорового, а также [прихватывает] кого?то откуда?то из лазов (???? ??????? ?????), который единственный быстренько переоделся подобающим образом (????????????? ????? ???? ??? ??? ????????)» (Alanicos, col. 401 В).
Этот темный рассказ, изобилующий непонятными для нас намеками, следует, быть может, толковать таким образом: получив назначение от Трапезундского митрополита, новый епископ Аланский отправился в свою епархию с группой священников, в которой лишь один был византийцем, а остальные— либо аланами, находившимися в окружении митрополита, либо какими?то другими варварами, быть может, бежавшими от татарского нашествия. Во всяком случае, лишь один «лаз» испытывал потребность в перемене одеяния. Кстати, если термин ?????????? не следует здесь понимать как монашеский постриг, то перед нами — уникальное свидетельство византийской миссионерской практики: переодевание в туземную одежду.
О том, до какой степени рассказ Феодора пронизан евангельскими аллюзиями, можно судить по одному только слову «волки», употребленному им в рассказе о трапезундских клириках; эта на первый взгляд ничем не мотивированная метафора отсылает к евангельскому: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Матф. 7.15).
Дальше Феодор развивает метафорику 12–й главы Евангелия от Матфея: «Найдя [Аланию] подметенной (???????????) и свободной от всеисполняющего благого Духа, он вступает [туда] свободной стопой. И становится последнее хуже первого (??????? ?? ?????? ??????? ??? ??????), а ведь даже и оно было не слишком здоровым» (Alanicos, col. 401 В). Цитаты из стихов 44—45 главы 12–й Матфея позволяют Феодору намекнуть на то, чего он не говорит впрямую: подобно человеку из Христовой притчи, которого на время покинул бес, Алания освободилась от язычества, но после него там остался ничем не заполненный вакуум, и тогда бес вернулся с семью другими бесами — в лице трапезундских клириков. Последние, если верить Феодору, занимались вымогательством у местного населения, «за то что не пренебрегли Аланией, так [прозябающей] без пастыря. Они, [мол], всё претерпели, всё вынеслй, ради того чтобы ей бесплатно был подарен жених» (Alanicos, col. 401 С). Автор отчета упрекает своего предшественника и за то, что тот слишком поспешно рукополагал местных священников, и за то, что вскоре оставил свой пост и вернулся в Трапезунд (Alanicos, col. 404 А). Впрочем, местные не видели в этом ничего дурного — они привыкли к такой чехарде: «ведь [среди них] есть такие, при ком сменилось уже три епископа, и теперь они видят меня четвертым!» (Alanicos, col. 404 В—405 А).
Новому епископу пришлось трудиться в условиях татарского набега. «Те несчастья, которые овладели аланским государством (?? ?????? ??? ???????), — кто я такой, чтобы врачевать их [своей] проповедью?» (Alanicos, col. 408D—409А). Но все же главное отчаяние вызывает у Феодора темнота его паствы: «Увы! Мне доверено пасти стада, выходящие из купели крещения, — а пасет их скорее смерть безверия. Ведь «они устами исповедуют», но… не веруют они сердцем в правду. Похоже, что «не стало благочестивого на этой земле «моей (Мих. 7.2)[885] и «страна сия не есть место покоя «для меня (Мих. 2. 10)» (Alanicos, col. 409 D). В этих сложных условиях Феодор ощущает в себе недостаток миссионерского искусства: «Представьте себе, что пришлось вытерпеть мне, жалкому иерею, не умеющему пастырствовать… О, я никчемный человек! Тотчас ощутил я тяжкое ярмо… О, до чего же могучим противником является древний враг [дьявол]!.. Что до меня, то он тотчас поставил меня в безвыходное положение. Ведь я не мог обратиться к кому?либо другому, находящемуся в похожих обстоятельствах. Не было рядом ни отца, ни брата старшего, [людей], зарекомендовавших себя опытом и разумом, чтобы подать совет» (Alanicos, col. 405 А—D). Автор постоянно колеблется между самобичеваниями и упреками в адрес алан: «По пастве и пастыри (???????? ??? ??? ???????)! Первое, я уверен, соответствует второму: какова жатва — таковы и делатели!» (Alanicos, col. 408 А—В). Играя евангельскими аллюзиями, епископ пишет: «[К нашему случаю] подходит пример притчи [Христовой]: сев пришелся на тернии. Правда, они были уже давно выполоты, но [и само] слово веры кое–где совершенно заглохло вместе с ними (????????????), а где?то прорастает вместе с терниями. Пожалуй, оно уже и само по навыку (??? ??? ?????) стало терновым» (Alanicos, col. 409 А—В). «Я боюсь, что никогда не пожну [столько, чтобы] наполнить [да. же] пригоршню, что [урожаем] снопа своего не набью себе и пазухи… Бесславный я пастырь и несчастливый земледелец! И тем не менее, словно «[проповедуя] с кровель (?? ??? ???????)», мы понемножку собирали урожай[886], [а именно] тех, кто чуть преодолел всеобщую праматерь — заблуждение (???? ????????????? ?????? ??? ?????????[887] ??????) и по мере сил пожинает слово. Разве что и этим снова начали строить козни птицы небесные. Увы, нива моя приносит [лишь] тернии и колючки!» (Alanicos, col. 409 В).
«Паства моя, — сетует далее Феодор, — блудодействует не только под деревом, как написано [в Библии], но уже и на камнях и на водах[888]. И поклоняются они не истуканам, а неким демонам на высоких местах (??????????? ??? ?? ????????, ?????????? ?? ????? ?? ???? ???????)» (Alanicos, col. 409 В—С). Вряд ли в этом пассаже можно усмотреть свидетельство о реальных языческих реликтах у алан — автор вновь играет библейскими аллюзиями: сначала он намекает на ту главу Книги Иеремии, где Бог обращается к Израилю и Иудее, как к прелюбодейницам, изменившим супружескому долгу: «Видел ли ты, что делала отступница, дочь Израиля? Она ходила на всякую высокую гору и под всякое ветвистое дерево, и там блудодействовала… И явным блудодейством она осквернила землю, и прелюбодействовала с камнем и деревом» (Иер. 3.6; 9). Затем встык следует аллюзия на Псалом 96, стих 7: «Да постыдятся все, служащие истуканам (????????????? ???? ????????), хвалящиеся идолами». Но намечена, как кажется, и еще одна аллюзия — на Четвертую Книгу Царств: «И совершал жертвы и курения на высотах и на холмах и под всяким тенистым деревом (?? ???? ??????? ??? ??? ??? ?????? ??? ??????? ?????? ????? ????????)» (4 Цар. 16.4). Лишь очень редко среди сплошного частокола библейских цитат и аллюзий можно встретить у феодора восклицание, идущее от души: «Одно только название, что аланы — христиане (?????????? ?? ????? ??????? ??????)» (Alanicos, col. 409 С) или: «Моих прихожан отличает склонность к убийству» (Alanicos, col. 412 В).
Обычно же об истинных заботах епископа Аланского можно догадаться, лишь расшифровав сложные ребусы. Например, он пишет: «Есть и у меня некое маленькое воинство, которое Бог выводит от умственного Фараона. И я его вывожу — хоть и не как Моисей, но все?таки. Однако совершают набеги египетские военачальники: душа, в гневе стремящаяся к убийству, страсть к земному, которая побуждает оскверняться с иноплеменниками, склонность извращенного [ума], по большей части не противостоящего никаким нелепым верованиям (??? ?? ??? ????? ??????????? ???? ????? ??????? ????? ??? ?????????? ?? ??? ?????). И где столп облачный, который дал [водам] расступиться? Да и как бы расступилось море языцев?» (Alanicos, col. 409 С—D). Понятно, что этим пассажем Феодор намекает на широко распространенную в Византии метафору, уподобляющую христиан Израилю. В приведенном тексте есть цитаты из Книги Исход (13.21—22; 14.7; 15.8) — но есть и отблески реальности: Феодора волнуют кровожадность алан, их браки с окружающими (видимо, языческими) племенами и склонность к ересям. Или другая сложная головоломка: «Разве я не Авдий? Ведь тот, служа Ахаву, не преклонил колен перед Ваалом» (Alanicos, col. 409 D—412 А). Из этих слов можно кое?что понять о взаимоотношениях Феодора с местным властителем. Дело в том, что автор отсылает нас к Третьей Книге Царств (гл. 16—18): царь Израильский Ахав под влиянием своей жены Иезавели уклонился из единобожия в язычество и даже воздвиг жертвенник Ваалу, за что Бог наказывал царство засухой. Пророк Илия обличал нечестие царя, но вынужден был скрываться. Авдий, начальствовавший над царским дворцом, хоть и пользовался доверием Ахава, тем не менее старался вести себя богогоязненно. Когда Илия, встретив Авдия, велел ему быть посредником между собой и Ахавом, Авдий просил Не ставить его в столь тяжелое положение, ссылаясь как раз на свою тайную добродетельность (18.7—15). Видимо, под Ахавом подразумевается правитель Алании, уклоняющийся из Христианства в язычество. Весьма примечательно, что самого себя Феодор уподобляет не независимому Илии, а изворачивающемуся и идущему на компромиссы с властью Авдию.
Феодор не раз пожалел, что принял Аланию: «Ради чего дерзнул я на ту клятву [епископскую]? В удел мне досталось «небо медное, земля железная»(Втор. 28.23), мой надел «не засеян и не вспахан»» (Alanicos, col. 412 А). Автор предлагает читателю замысловатый гибрид из Ветхого Завета и Гомера: «медным небом и железной землей» грозит Бог иудеям в случае неповиновения Его заповедям, а «незасеянная и невспаханная земля» упомянуты в «Одиссее» при описании необитаемого острова, на который приплыл Одиссей, — видимо, таким же странником видит Феодор и себя. Один из ребусов обличает в Феодоре обидчивость: «Итак, я со всем тщанием храню свидетельства: например, над кем?то издеваются из?за лысины, если он обнажает голову… дабы священнослужить… И кто [тот] Елисей, чтобы кара последовала немедленно?» (Alanicos, col. 412 В—С). Здесь намек на Четвертую Книгу Царств: «Когда [Елисей] шел дорогою, малые дети вышли из города, и насмехались над ним, и говорили ему: иди, плешивый! иди, плешивый! Он оглянулся и увидел их, и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса, и растерзали из них сорок два ребенка» (4 Цар. 2.23—24). Можно заключить, что Феодор сам был лыс и подвергался за это насмешкам паствы. Видимо, он мстительно копил свои обиды и не раз молился о такой же каре для алан, какую претерпели дети в Библии.
И все?таки, несмотря ни на что, Феодор ощущает себя миссионером. Характерный пример: обращаясь к патриарху Герману, он неточно цитирует псалом: «Возведи, отче, глаза к Богу. Простри руки туда, откуда ты просил для нас благодати. Проси ныне, чтобы свершил я путь [свой], чтобы соблюл веру, чтобы «научил беззаконных путям Господним, чтобы обратил нечестивых (??????? ??????????)»». Между тем, в 50 Псалме сказано: «Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся (??????? ??? ?? ?????????????)», т. е. понятие «обращения» переосмыслено Феодором из действия самих «нечестивых» в действие миссионера!
Разобранный нами страннейший документ, в котором реальные чувства спрятаны под десятками слоев риторики, а о сути дела можно лишь догадываться по бледным отсветам в броне библейских цитат, — это, несмотря ни на что, есть миссионерский отчет. Таков был миссионер, долженствовавшей вернуть алан обратно к забытому ими христианству. Можно конечно, допустить, что в такой манере Феодор изъяснялся лишь с патриархом, а с варварами общался на доступном им уровне, но верится в это с трудом. Как было показано выше, в сознании алан христианский пласт тонким слоем лежал на поверхности гигантского массива языческих верований. Для их искоренения нужна была огромная работа, с которой не могли справиться наезжавшие из Византии эмиссары. Следствием этого стала ситуация, описанная в том же XIII столетии западным путешественником Юлианом: «Те, кто там считается христианами, соблюдают [обычай] не пить и не есть из сосуда, в котором случайно издохла мышь или ела собака, прежде чем их священник не благословит сосуд, а кто поступает иначе, отчуждается от христианства… У них человекоубийство не считается ни за что»[889].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.