5. Развитие аскетических идей преподобного Симеона Студита в творениях преподобного Симеона Нового Богослова
5. Развитие аскетических идей преподобного Симеона Студита в творениях преподобного Симеона Нового Богослова
Поскольку»Слово аскетическое»является, как мы уже сказали, собранием разрозненных глав, на основе его трудно составить полное представление обо всех аспектах духовного учения Студита; равным образом, не следует ожидать, что мы там найдем весь спектр аскетических идей, повлиявших на Симеона. Тем не менее стоит остановиться на некоторых темах, впоследствии развитых Симеоном, который показал себя верным учеником и последователем своего духовного отца. В Главе II, говоря о евхаристическом благочестии Симеона, мы ссылались на его 75–е Огласительное Слово, где он развил учение своего духовного отца о причащении со слезами. Помимо этого явного примера, когда слова Студита становятся отправной точкой для рассуждений Симеона, есть и другие примеры, в которых прослеживается весьма тесная связь между двумя авторами.
Симеон унаследовал от своего наставника, — а через него от студийской традиции, — понимание духовного отцовства как такого отношения между наставником и учеником, которое основано на абсолютном доверии с обеих сторон и абсолютном послушании со стороны ученика. Студит возражает против того, чтобы ходить по многим наставникам и искать»столпников, отшельников и чудотворцев», и предлагает исповедоваться одному только духовному отцу. Как бы повторяя его, Симеон говорит:«Не ходи туда и сюда, ища знаменитых монахов, и не любопытствуй о жизни их; но если духовного отца, по благодати Божией, ты нашел, ему одному говори все о себе» [602].
Студит отождествляет слова духовного отца со словами Божиими, когда говорит, что ученику следует считать все сказанное духовным отцом за исходящее»из уст Божиих». Симеон неоднократно повторяет, что ученик должен воспринимать все слова и указания учителя как»исходящие из уст Божиих» [603] и что ученик должен исповедать духовному отцу все помыслы,«словно Самому Богу» [604]. Волю духовного отца Симеон отождествляет с волей Божией:«Господи… пошли мне человека, знающего Тебя, чтобы, послужив ему, как Тебе, и всей силой моей подчинившись ему, и Твою волю в его воле исполнив, я угодил Тебе, единому Богу…» [605].
Студит говорит, что не следует судить духовного отца, даже если видишь его»впавшим в блуд». Симеон вторит ему, когда пишет:
Если увидишь, что он ест с блудницами, мытарями и грешниками, не помысли ничего страстного и человеческого, но все бесстрастное и святое, и, видя его снисходящим до человеческих страстей, помышляй в уме своем: Для всех я сделался всем, чтобы приобрести некоторых (1 Кор. 9:22). Но даже и глазами своими видя, отнюдь не доверяй им, ибо и они заблуждаются, как я узнал на деле[606].
Симеон слегка смягчил выражения Студита: вместо»впасть в блуд»он пишет»есть с блудницами», что звучит не столь резко благодаря параллели с Евангелием (ср. Мф. 9:11; Мк. 2:16; Лк. 15:2). Примечательно, что Симеон ссылается на собственный опыт: он сам видел, как его духовный отец»снисходил до человеческих страстей», и признает, что и его глаза ошибались. Можно предположить, что он имеет в виду тот период своей жизни (до поступления в монастырь), когда он был не столь близок к Студиту. По крайней мере, слова Симеона свидетельствуют о том, что были периоды — неясно, долгие или короткие — когда он ставил под сомнение святость своего духовного отца.
Студит говорит об исповеди у игумена как о норме, допуская, тем не менее, исповедь у одного из братии (причем не обязательно в священном сане). Симеон тоже понимает служение игумена как в первую очередь духовное отцовство [607]. Известно, однако, что в своих писаниях он горячо отстаивал право простых монахов, не имеющих священного сана, быть духовными руководителями и принимать исповедь [608]. Мы не будем излагать здесь его учение о власти»вязать и решить» — власти, которая, по его мнению, перешла от епископов к священникам, а позже — к монахам [609], не обязательно имеющим сан. Эту теорию многократно исследовали ученые [610], а мы вернемся к ней в Главе VIII. Сейчас же для нас важно, что в своем решительном заключении»позволено нам исповедоваться монаху, не имеющему священства» [611] Симеон согласуется со Студитом и с монашеской практикой своего времени [612]. Личность Студита, который не был рукоположен в священный сан, постоянно стояла перед глазами Симеона как живое подтверждение его теории:«Я и сам был учеником такого отца [613], не имевшего рукоположения от людей, но вписавшего меня рукою Божьей, то есть Духом, в ученичество и правильно повелевшего мне принять рукоположение от людей по установившемуся порядку». [614].
В своем понимании монашеской жизни в целом Симеон также очень близко следует Студиту. Оба считают монашество отречением от себя, которое состоит в умерщвлении своей воли, добровольном лишении всякого имущества, отречении от родных и друзей, странничестве, смирении и воздержании. Разумеется, Симеон гораздо полнее развивает все эти темы — просто в силу большего объема своего литературного наследия. Тем не менее небесполезно привести здесь еще некоторые наиболее прямые параллели между учениями Студита и Симеона.
В то время как Студит говорит о полном умерщвлении своей воли как об удалении от мира [615], Симеон строит на этом изречении целое учение о»животворной мертвости»(?<??????? ????????). Процитировав Студита дословно, Симеон продолжает:
О блаженный голос, скорее же, [блаженная] душа, удостоившаяся сделаться такой и отрешиться от всего мира! К таковым говорит Владыка Христос: вы не от мира, но Я избрал вас от мира (Ин. 15:19)… Итак, если ты, брат, не [захочешь] смиряться и подчиняться, переносить скорби, бесчестия, унижения и поругания… то как, скажи, сделаешься чуждым своей воле? [616].
Симеон затем призывает своих слушателей подражать его духовному отцу; если же они считают его»безумным»(?????), пусть подражают Самому Христу [617] Согласно Симеону,«животворная мертвость»является добровольной смертью через отречение от своей воли: без этого невозможно войти в Царство Небесное [618].
Студит рассматривает лишение всякого имущества через раздачу его бедным как необходимое условие монашеской жизни [619]; он также предлагает монаху, когда тот стирает плащ, просить одежду взаймы у другого монаха,«подобно нищему и страннику» [620]. Симеон говорит, что монах должен принести все, что имеет, духовному отцу и более не касаться этого, ибо с самого начала своего монашества он должен»быть и слыть нищим и странником» [621]. Симеон идет еще дальше и призывает всех христиан, а не только монахов, раздавать имения и становиться нищими:
Кто относится к ближнему, как к самому себе (Лк. 10:27), не позволяет себе иметь больше, чем ближний; если же имеет, а не раздает без зависти, пока сам не станет нищим… то не является исполнившим заповедь Владыки[622].
Стоит вспомнить, что Симеон не только призывал раздавать имущество, но и сам осуществил этот идеал на практике, отказавшись при вступлении в Студийский монастырь от семейного наследства [623].
Студит говорил о том, что монаху необходимо отречься от родных и друзей и забыть всех, кого любил; родных должен заменить один лишь духовный отец и Бог [624]. Симеон последовал этому совету на деле, когда отверг увещания своего отца не спешить удаляться в монастырь [625]; он также многократно возвращался к этой теме в своих сочинения. В»Главах»он таким образом суммирует взгляды Студита по этому вопросу:
Те, кто в чем?либо предпочитают своих родителей заповеди Божией, не приобрели веры во Христа… Отречение от мира и совершенное удаление, сопровождаемое отчуждением от всех житейских вещей, обычаев, мнений и лиц, отрицанием тела и воли, в короткое время станет источником огромной пользы для того, кто так горячо оставил мир… Видя скорбь о тебе родителей, братьев и друзей, смейся над демоном, разными способами подбрасывающим тебе все это. Но удались со страхом и со многим усердием умоляй прилежно Бога, чтобы тебе достичь гавани доброго [духовного] отца[626].
В 7–м Огласительном Слове Симеон сравнивает привязанность к родным с петлей, которую диавол накидывает на шею монаха и при посредстве которой тащит его в бездну уныния [627].
Симеон развивает учение о странничестве, которое он понимает как»распятие для мира»(Гал. 6:14) и»желание быть с одним Богом и ангелами и вовсе не возвращаться к чему?либо человеческому» [628]. Вслед за Студитом, который советовал монаху не ходить ни к кому в келлию, кроме игумена [629], Симеон пишет:«Храни молчание и от всех устраняйся, в чем заключается истинное странничество… И не входи ни к кому в келлию, кроме отца твоего по Богу, если только не будешь послан настоятелем (??? ??????????) или благочинным (??????????) обители». [630] Отметим, что Симеон здесь упоминает и настоятеля, и духовного отца, — что отражает опыт его жизни в Студийской обители, — в то время как Симеон Студит скорее отождествляет настоятеля с духовным отцом.
Тема смирения, намеченная Студитом, получает развитие у Симеона. Приведя слова своего духовного отца о том, что монаху следует быть как бы вовсе не существующим [631], Симеон далее восклицает (как он делает и в других местах, когда цитирует Студита):«О блаженные глаголы, которыми возвещается его сверхчеловеческий, ангельский образ жизни!» [632] Симеон говорит о смирении как подражании Христу, Который смирил Себя, когда Его обвиняли, будто в Нем бес, будто Он обманщик, любит есть и пить вино (Мф. 27:63; Ин. 7:20; Мф. 11:19).«То же и блаженный отец наш, я говорю о святом Симеоне, слышал ради нас, скорее же, из?за нас», — говорит ученик об учителе [633]. Предельное смирение и сораспятие Христу есть ничто иное как»животворная мертвость», через которую человек становится соучастником славы Христовой [634].
Можно заметить незначительные расхождения между Симеоном и Студитом в отношении некоторых деталей подвижничества. Как указывает Х. Тернер, Студит настаивает, что в храм надо приходить первым, а уходить из него последним [635], тогда как Симеон поучает не выходить из храма ранее отпуста (то есть не обязательно последним) [636]. Есть разница между чином всенощного бдения у Студита [637] и правилом вечерней молитвы [638] у Симеона; впрочем, поскольку речь идет о разных предметах, сходства ожидать и не приходится. Нам, во всяком случае, не кажется, что подобные различия дают достаточно оснований говорить о»независимости»Симеона от своего духовного отца [639]. Разумеется, у Симеона мы находим многие аскетические темы, к которым вовсе не обращался Студит в своем»Слове аскетическом»; очевидно также, что к темам, затронутым Студитом, Симеон прибавляет весьма многое. Однако никому не известно, сколь широкий круг аскетических тем мог обсуждаться Студи–том в устных беседах, а также в тех сочинениях, которые до нас не дошли. Как бы там ни было, зависимость Симеона от Студита для нас вполне очевидна.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.