Психологическая революция
Психологическая революция
Перед тем, как отъехал поезд, была огромная суматоха и суета. Длинные вагоны были сильно переполнены, набиты людьми и полны дыма, и каждое лицо скрывалось за газетой. Но, к счастью, все еще было одно или два свободных места. Поезд был электричкой, и вскоре он оказался за пределами трущоб и набирал скорость на открытой местности, проезжая мимо автомобилей и автобусов на шоссе, которое пролегало параллельно рельсам. Это была красивая местность, с зелеными покатыми холмами и древними, историческими городами. Солнце светило ярко и нежно, потому что это была ранняя весна, и на фруктовых деревьях только начинали показываться розовые и белые цветы. Вся сельская местность была в зелени, свежей и молодой, с нежными листочками, сияющими и танцующими на солнце. Это был божественный день, но в вагоне было полно утомленных людей, а воздух отяжелел от табачного дыма. Маленькая девочка и ее мать сидели прямо поперек прохода, и мать объясняла ей, что она не должна смотреть на незнакомцев. Но ребенок не обращал ни малейшего внимания, и через некоторое время мы улыбались друг другу. После этого момента она почувствовала себя раскованно, часто поглядывая, чтобы увидеть, смотрят ли на нее, и улыбаясь, когда наши глаза встречались. Спустя некоторое время она уснула, свернувшись калачиком на своем месте, и мать прикрыла ее пальто.
Должно быть, это было прекрасно — пройтись по той дорожке через поля, посреди такой красоты и чистоты. Люди махали руками, когда мы с ревом проезжали вдоль по хорошо заасфальтированной дороге. Большие белые волы медленно тянули телеги, загруженные удобрением, и некоторые из мужчин, которые вели их, должно быть, пели, так как их рты были открыты, и можно было видеть по их лицам, что они наслаждались свежим утренним воздухом. В полях были мужчины и женщины, которые копали, сажали и сеяли.
Я побрел по длинному проходу с местами по обеим сторонам к голове поезда. Проходя через обеденный вагон и мимо кухни, я толкнул и открыл дверь и вошел в багажный вагон. Никто не остановил меня. Вещи багажа были аккуратно выстроены на стойках, а их ярлыки трепетали на сквозняке. Я вошел в другую дверь, и там оказалось два водителя поезда, полностью окруженные большими, широкими окнами, которые давали полное представление обо всем в этой прекрасной сельской местности. Один из мужчин управлял рычагом, который регулировал электричество, и перед ним были различные измерительные приборы. Другой, который наблюдал и неторопливо курил, предложил свое место и, взяв табурет, сел прямо позади меня. Он очень настаивал, чтобы я сел там, и начал задавать несметное количество вопросов. Между вопросами он останавливался, чтобы показать замки на вершинах холмов, некоторые из них превратились в руины, а другие все еще хорошо сохранились. Он объяснил, что означали те блестящие красные и зеленые огни, и, бывало, вынимал свои часы, чтобы посмотреть, успевали ли мы по графику на каждой станции. Мы мчались со скоростью между 100 и 110 километрами вверх по прекрасным склонам, по мостам и по длинным, прямым участкам рейса. Но мы никогда не ехали больше 110 километров. «Если вы вышли бы на станции, которую мы только проехали, и сели на другой поезд, — сказал он, — вы бы поехали в город, названный по имени известного святого». С грохотом проносясь мимо железнодорожных стрелок, мы со свистом ехали мимо станций с названиями, которые происходили с древних времен. Мы теперь бежали вдоль берега синего туманного озера и могли видеть только города на другой стороне. В этом районе произошло известное сражение, от исхода которого зависела судьба целого народа. Вскоре мы миновали озеро, и, поднимаясь из долины и холмов, мы оставляли позади нас оливковые деревья и кипарисы и оказались в более заросшей местности. Мужчина позади меня объявил название грязной реки, когда мы проезжали мимо нее, она выглядела маленькой и хрупкой для такого известного течения. Другой мужчина, который только однажды или дважды оторвал свою руку от дросселя в течение двух с половиной часовой поездки, принес извинения от имени их обоих, что они не умеют говорить по-английски. «Но какое это имеет значение, — сказал он, — раз вы понимаете наш красивый язык?»
Сейчас мы уже подъезжали к предместьям большого города, и голубое небо было затянуто его дымом.
В той маленькой комнате с видом на красивое озеро нас было несколько, и это было тихо, хотя приятно шумели птицы. Среди группы присутствовал крупный мужчина, полный здоровья и энергии, с острым, но приятным взглядом и медленной, осторожной речью. Поскольку он жаждал высказаться, другие молчали, но они присоединятся, когда почувствуют, что это необходимо.
«Я в политике уже много лет, и по-настоящему старался ради того, что искренне считал благом для страны. Это не означает, что я не стремился к власти и положению. Я действительно стремился к этому, боролся с другими из-за этого и, как вы можете заметить, достиг этого. Впервые я услышал о вас много лет назад, и, хотя некоторые из вещей, о которых вы говорили, находили отклик в душе, весь ваш подход к жизни имел для меня только сиюминутный интерес, он никогда не пускал во мне глубокие корни. Однако, годы спустя, после всей этой борьбы и боли, кое-что созрело во мне, и с недавних пор я стал посещать ваши беседы и обсуждения всякий раз, когда мог. Теперь-то я полностью осознаю, что то, о чем вы говорите, — это единственный выход из опутывающих нас трудностей. Я побывал везде в Европе и Америке и как-то раз обратился за решением к России. Я был активным работником в коммунистической партии и с хорошими и серьезными намерениями сотрудничал с ее религиозно-политическими лидерами. Но теперь я ухожу ото всего. Это все стало коррумпированным и неэффективным, хотя в некоторых направлениях был достигнут неплохой прогресс. Много размышляя по поводу этих вопросов, сейчас я хочу исследовать все это заново, и чувствую, что я готов к чему-то новому и проясняющему».
Чтобы исследовать, не стоит начинать с умозаключения, с лояльности партии или предубеждения. Не должно быть никакого желания успеха, никакого требования немедленного действия. Если вы вовлечены в любое из этих явлений, истинное исследование совершенно невозможно. Чтобы заново исследовать целостную проблему существования, ум должен до конца избавиться от какого-либо личного мотива, какого-либо чувства расстройства, какого-либо поиска власти либо для себя, либо для группы, что одно и то же. Это так ведь, сэр?
«Пожалуйста, не называйте меня „сэр“! Конечно, это единственный способ исследовать и понять что-либо, но я не знаю, способен ли я на это».
Способность приходит вместе с прямым и немедленным применением. Чтобы исследовать множество сложных проблем существования, нам надо начать, не являясь преданными какой-либо философии, какой-либо идеологии, какой-либо системе мышления схемы действия. Способность постигать — это не вопрос времени, это немедленное восприятие, не так ли?
«Если я воспринимаю что-то как ядовитое, избежать этого не проблема. Мне достаточно не прикасаться к нему. Точно так же, если я вижу, что некоего рода умозаключения мешают полному исследованию жизненных проблем, тогда все умозаключения, личные и коллективные, отпадают. Мне не приходится бороться, чтобы освободиться от них. Так ли это?»
Да. Но доходчивое утверждение факта — это не настоящий факт. Быть по-настоящему свободным от умозаключений — это совсем другой вопрос. Как только мы чувствуем, что всякого рода предвзятое отношение препятствует полному исследованию, мы сможем приступить к рассмотрению без предвзятости. Но из-за привычки ум имеет тенденцию прибегать к авторитету, к укоренившейся традиции, и надо к тому же так осознать эту тенденцию, чтобы она не вмешивалась в процесс исследования. Поняв это, продолжим дальше?
Теперь же, что является самой фундаментальной потребностью человека?
«Пища, одежда и кров. Но чтобы было равноправное распределение этих основных потребностей — это проблема, потому что человек по природе жадина и собственник».
Вы имеете в виду, что общество его поощряет и учит быть таким, какой он есть? А сейчас, другой вид общества через законодательство и другую форму принуждения может быть способным вынудить его не быть жадиной и собственником, но это только вызывает обратную реакцию, и таким образом появляется конфликт между индивидуумом и идеалом, установленным государством или мощной религиозно-политической группировкой. Чтобы равноправно распределить продовольствие, одежду и кров, необходим совершенно иной вид общественной организации, не так ли? Отдельные нации и затем суверенные правительства, политические блоки и конфликтующие экономические структуры, также как кастовая система и организованные религии — все они провозглашают, что их собственный путь — это единственный истинный путь. Все это должно прекратить быть, что означает, надо положить конец иерархическому, авторитарному отношению к жизни.
«Я понимаю, что это единственная реальная революция».
Это полная психологическая революция, и такая революция необходима, если люди во всем мире не должны нуждаться в удовлетворении основных физиологических потребностей. Земля наша, она не принадлежит англичанам, русским или американцам, и при этом она не принадлежит и какой-то идеологической группе. Мы люди, а не индусы, буддисты, христиане или мусульмане. Все эти разделения должны исчезнуть, включая самые последние, коммунистов, если нам суждено создать полностью иную экономико-социальную структуру. Это должно начаться с вас и меня.
«Могу ли я политически содействовать, чтобы помочь устроить такую революцию?»
Если позволите спросить, что вы подразумеваете, когда говорите о политическом содействии? Является ли политическое содействие, каким бы оно ни было, отделенным от общечеловеческого содействия или же оно часть его?
«Под политическим содействием я подразумеваю действие на правительственном уровне: законодательное, экономическое, административное и так далее».
Конечно, если политическое содействие отделено от общечеловеческого содействия, если оно не учитывает целостное бытие человека, его психологическое, также как его физическое состояние, тогда оно вредно и привносит дальнейшее замешательство и страдания. А это именно то, что происходит в настоящее время в мире. Не может ли человек со всеми его проблемами действовать как цельная человеческая сущность и не как политическое лицо, отделенное от его психологического или «духовного» состояния? Дерево — это корень, ствол, ветвь, лист и цветок. Любое действие, которое не всестороннее, не всеохватывающее, должно неизбежно привести к горю. Существует только общечеловеческое действие, а не политическое действие, религиозное действие или индийское действие. Действие, которое является отделенным, фрагментарным, всегда ведет к конфликту, как внутреннему, так и внешнему.
«Означает ли сказанное вами невозможность политического содействия?»
Вовсе нет. Понимание всеохватывающего действия, конечно, не мешает политической, образовательной или религиозной деятельности. Они не отдельные действия, все они являются частями объединенного процесса, который проявляет себя в различных направлениях. Что является важным, так это тот объединяющий процесс, а не отдельное политическое действие, каким бы очевидно выгодным оно ни было.
«Думаю, что я понимаю то, что вы имеете в виду. Если у меня будет общее понимание человека или непосредственно самого себя, мое внимание может быть обращено в различных направлениях по мере необходимости, но все мои действия будут в прямом отношении к целому. Действие, которое является отделенным, обособленным, может привести только к хаотическим результатам, как я начинаю осознавать. Смотря на все это не как политик, а как человек, я совершенно меняю взгляд на мою жизнь. Я больше не принадлежу какой-то стране, какой-то партии, какой-то особой религии. Мне нужно познать Бога, как мне нужно иметь пищу, одежду и кров, но, если я стремлюсь к одному, забывая о другом, мое стремление приведет только к различного рода бедствиям и беспорядкам. Да, я вижу, что это так. Политика, религия и образование — все крепко связаны друг с другом.
Хорошо, сэр, я больше не политический деятель, с политической предвзятостью при каком-либо действии. Я хочу обучать моего сына не как коммунист, индус, христианин, а как человек. Можем ли мы обсудить эту тему?»
Объединенные действие и жизнь — вот что есть обучение. Объединение не приходит с соответствием какому-то образцу: или вашему собственному, или чьему-то другому. Оно приходит с пониманием множества влияний, на которые ребенок наталкивается, приходит с осознанием их без того, чтобы подвергаться им. Родители и общество создают условности для ребенка указаниями, скрытыми, невысказанными желаниями и принуждениями и постоянным повторением некоторых догм и верований. Помогать ребенку осознавать все эти влияния, с их внутренним, психологическим значением, помогать ему понимать воздействие авторитета и не оказаться в сетях общества, вот что значит образование.
Образование не просто вопрос передачи навыков, которые позволят мальчику получить работу, но оно обязано помочь ему обнаружить то, что он любит делать. Эта любовь не может существовать, если он стремится к успеху, к известности или власти, и помогать ребенку понять это — и есть образование.
Самопознание — это образование. В процессе образования нет ни обучающего, ни обучаемого, есть только познавание. Педагог также познает, как и студент. Свобода не имеет ни начала и ни окончания, понимать это — вот образование.
В каждый из этих пунктов нужно тщательно вникнуть, и у нас нет сейчас времени, чтобы рассмотреть слишком много деталей.
«Думаю, что я понимаю в общем смысле, что вы подразумеваете под образованием. Но где те люди, которые будут преподавать этим новым способом? Такие педагоги просто не существуют».
Сколько лет, вы сказали, что работали в политической области?
«Больше лет, чем я могу припомнить. Я боюсь, что значительно более двадцати».
Конечно, чтобы обучать, педагогу нужно трудиться ради этого с таким усердием, как вы работали в политике, только это намного более напряженная задача, которая требует глубокого психологического прозрения. К сожалению, никто, кажется, не заботится о правильном образовании, хотя это гораздо более важно, чем любой другой фактор в создании фундаментального социального преобразования.
«Большинство из нас, особенно политики, так заинтересованы в немедленных результатах, что мы думаем только короткими понятиями и не имеем никакого представления о дальнейшей перспективе развития.
А сейчас могу я задать еще один вопрос? Во всем, о чем мы говорили, где место наследования?»
Что вы подразумеваете под наследованием? Это касается наследования собственности или психологического наследования?
«Я думал о наследовании собственности. По правде говоря, я никогда не задумывался о чем-то другом».
Психологическое наследование также обусловливает, как наследование собственности, оба ограничивают и удерживают ум в специфических рамках общества, что предотвращает фундаментальное преобразование общества. Если наша забота в том, чтобы создать совершенно иную культуру, культуру, не основанную на амбиции и жадности, то психологическое наследование будет служить помехой.
«Что точно вы подразумеваете под психологическим наследованием?»
Отпечаток прошлого на молодом разуме, сознательные и неосознанные условности студента, чтобы повиноваться, чтобы соответствовать. Коммунисты теперь делают это очень эффективно, как поступали католики в течение поколений. Другие религиозные секты также делают это, но не так целенаправленно или продуктивно. Родители и общество формируют умы детей через традицию, веру, догму, умозаключение, мнение, и это психологическое наследование мешает возникновению нового социального порядка.
«Это я понимаю, но положить конец такой форме наследования почти невозможно, верно?»
Если вы действительно видите необходимость положить конец этой форме наследования, неужели вы не уделите огромное внимание, чтобы дать правильной вид образования вашему сыну?
«Опять же, большинство из нас так охвачено нашими собственными заботами и опасениями, что мы не вникаем в эти вопросы очень глубоко, если вообще вникаем. Мы — поколение лицемеров, бросающих слова на ветер. Наследование собственности — это другая трудная проблема. Все мы хотим владеть чем-то: частью земли, пусть даже маленькой, или другим человеком, а если не этим, то мы хотим иметь идеологию или веру. Мы неисправимы в нашем стремлении к обладанию»
Но когда вы очень глубоко осознаете, что наследование собственности столь же разрушительно, как и психологическое наследование, тогда вы начнете помогать вашим детям освобождаться от обеих форм наследования. Вы научите их быть полностью самостоятельными, не зависеть от вашего покровительства или покровительства других людей, любить свою работу и быть уверенными в своих способностях трудиться без амбиции, без поклонения успеху. Вы будете учить их иметь чувство ответственности во взаимодействии и поэтому знать, когда не стоит взаимодействовать. Нет никакой необходимости, чтобы ваши дети унаследовали вашу собственность. Они изначально свободные люди, а не рабы семьи или общества.
«Это идеал, который, я боюсь, никогда не сможет быть реализован»
Это не идеал, не то, что нужно достичь на земле несбыточных мечтаний какой-то нереальной утопии. Понимание — это сейчас, не будущее. Понимание — это действие. Понимание не приходит первым, а действие позже. Действие и осознание неотделимы. В моменте наблюдения кобры присутствует действие. Если суть всего того, о чем мы говорили сегодня утром, усвоена, то действие рождено вместе с тем восприятием. Но мы так запутываемся в словах, в стимулирующих вещах интеллекта, что слова и интеллект становятся препятствиями для действия. Так называемое интеллектуальное понимание — это только слушание словесных объяснений или слушание идей, и такое понимание не имеет никакого значения, как просто описание пищи не имеет никакого смысла для голодного человека. Или вы понимаете, или вы не понимаете. Понимание — это целостный процесс, оно неотделимо от действия, не является оно и результатом времени.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.