5. Кризис реальности и его троичное раскрытие
5. Кризис реальности и его троичное раскрытие
Сейчас мы в нескольких словах постарались описать архетипическую динамику кризиса, первого, абсолютного, безусловного кризиса, который сопряжен с самой реальностью как таковой. Из этого следует, что тот кризис, о котором говорят классические метафизики, кризис, возникающий на периферийных уровнях, в регионах манифестированной реальности, который они считают следствием удаленности от центра, на самом деле является интерпретацией, развитием этого первого кризиса. Мы считаем, что исходным пунктом нашего разговора должно быть признание фундаментального кризиса «бесконечного», благодаря которому полагается Субъект. Это изначальный кризис Реальности, воплощенный в самом факте свидетельствующего «Я». Но в том мироздании, которое мы знаем и воспринимаем, есть по крайней мере три конкретных кризиса, участниками которого мы являемся. Первый — это кризис бытия, бытия не как реальности, а бытия как первой точки, положенной внутри бесконечной возможности, как первой точки возможного проявления, как аристотелевской «возможности проявления», точки на белом листе бумаги. Это то бытие, которое делает возможным все остальное — ангелов, небеса, невидимые планы и т. д.
Второй — это кризис разума. Под разумом мы имеем в виду чистый логос, чистый нус, перворазум, который возникает вслед за этим бытием. Это второй пункт манифестации в эшелоне манифестаций.
Третий, непосредственно нас касающийся, — это кризис человека. Таким образом налицо три кризиса: кризис бытия, кризис разума (переведенный в более близкую плоскость — кризис сознания) и кризис человека.
Эти три кризиса образуют динамическую конкретику той взрывной нестабильности, которой пронизано мироздание, и которую предчувствовал Гераклит, создавая свою очень странную огненную диалектику. Он интуировал стихию кризиса, но называл это враждой. Вражда — отец вещей. На самом деле, Гераклит был в плену онтологизма, потому что его интересовало, как вещи появляются и возникают. Он был чистым эллином, привязанным к стихии становления, стихии непосредственного, плотного, манифестирующегося впечатления. Его интересовало, как это становление возникает, и он решил, что оно возникает из кризиса. В определенном смысле он прав. Но это только один из периферийных аспектов кризиса. Глобальность кризиса, его последняя тайна не в том, что он порождает в качестве эпифеномена какие-то вещи, какие-то миры, а в том, что кризис требует своего разрешения. Разрешением кризиса первореальности может быть только уничтожение бесконечного и рождение на его месте абсолютной альтернативы. А эта альтернатива у нас есть. Сам кризис уже указывает на альтернативу бесконечному, на Субъект. Значит, Субъект есть путь и залог разрешения кризиса. Субъект может выступить в качестве «абсолютной» альтернативы Абсолюту.
В двух словах мы должны остановиться на том, что же такое эти три кризиса, эти три эшелона нестабильности, которые эдаким кадуцеем охватывают колонну мироздания — кризис бытия, сознания и кризис человека.
Кризис бытия. Бытие — это возможность, полагаемая Невозможностью только для того, чтобы быть скошенной, уничтоженной как некий заменитель того Субъекта, за которым идет вечная, ненасытная и безрезультатная погоня в бесконечных эонах. Субститутом Субъекта является бытие. Бытие есть пустой оттиск Субъекта, порождаемый, чтобы быть уничтоженным во имя доказательства того, что бесконечное бесконечно. Итак, бытие, будучи субститутом субъекта, вероятно, и есть тот гностический объект по преимуществу, который возникает у нас просто потому, что он должен возникнуть по ходу гностической пьесы. Кризис бытия обусловлен тем, что бытие полагается не ради себя, а как некий заменитель, как некая альтернатива, как то, что может быть срезано, тем самым вновь и вновь доставляя удовлетворение срезающей косе. Все, что существует не во имя свое, находится в состоянии глубокого динамического дисбаланса и обречено на то, чтобы, сделав кульбит, провалиться в некую бездну. Это и есть общее описание кризиса бытия. Подумайте о том, что это первая возможность проявления, манифестации. А любая возможность несет с собой массу альтернатив. Бытие, будучи чистым и неопределенным, одновременно с этим и многовариантно. Это парадокс, один из парадоксов кризиса. Почему возможно говорить о том, что еще не определилось, как о многовариантном? Возможно потому, что это фатальная логика метафизики. Каждая возможность имеет альтернативу, в том числе, и универсальная Возможность.
Для того, чтобы преодолеть это внутреннее противоречие, на следующем этапе возникает логос, который является организатором и структурализацией этой внутренней кризисной неопределенности, вариантности первой возможности. Логос дает бытию видимость глобальной, нерушимой, всепроникающей целесообразности. Вместе с тем это переход кризиса на другой этап, на другой уровень, потому что логос есть не более чем условность. Постулирование целесообразной архитектоники бытия есть только чистая иллюзия, чистый гипноз. Даже если логос является в своей структурной организации необъятным (хотя и не бесконечным), то его внутренняя целесообразность все равно альтернативна, все равно иллюзорна. Логос существует не для себя, а как разрешение предшествующего ему, кризиса — разрешение иллюзорное, не катарсисное. Таким образом, у нас есть уже два видимых кризиса — кризис бытия, существующего как субститут подлинного предмета отрицания со стороны вечной бездны, и кризис разума, который это бытие организует только в форме кажущегося иллюзорного решения исходных противоречий, свойственных самому бытию.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.