Иуда Искариот
Иуда Искариот
Власти не только решили, что Иисуса нужно арестовать и устранить как представляющего большую опасность для народа, они также считали, что это должно быть сделано немедленно. Уже через два дня наступит Пасха, и тогда может быть уже слишком поздно. Сама попытка произвести арест на этом самом национальном из всех еврейских праздников (когда Бог поразил египтян) могла возбудить страсти вплоть до восстания, даже если восстание не вспыхнет к тому времени спонтанно:
Мф., 26: 4–5. И положили в совете взять Иисуса хитростью и убить; но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе.
Кроме того, было ясно, что арест лучше всего произвести ночью, когда город спал, так, чтобы не было никакого шума в момент ареста, и так, чтобы город столкнулся утром с уже свершившимся фактом. Действительно, если бы дело можно было бы осуществить без немедленного восстания, то успех только этого предприятия уже предотвратил бы восстание, так как какого Мессию могут арестовать несколько воинов. Для многих Иисус тогда предстал бы лжемессией, и множество народу отпало бы от него.
Но — и здесь была основная проблема — где Иисус ночевал? Власти и нашли бы его, но найдут ли они его вовремя?
Когда это случилось, Каиафа нашел неожиданного союзника. Один из главных учеников Иисуса Иуда Искариот изменил ему:
Мф., 26: 14–15. Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников;
Другими словами, он указал им на Иисуса в ночной тишине и дал им возможность арестовать его без лишней суматохи.
Поступок Иуды сделал его имя нарицательным для обозначения подлости с тех пор на многие века. Назвать кого-то «иудой» — значит назвать его предателем.
Но какой был мотив Иуды? Матфей подразумевает, что это была жадность, так как Иуда просил денег: «Что вы дадите мне…»
В Евангелии от Иоанна эта точка зрения выражена резче и подразумевается, что как казначей группы Иуда отвечал за деньги:
Ин., 12: 6. …он… был вор. Он имел (при себе денежный) ящик и носил, что туда опускали.
Могло ли быть так, что обнаружилось присвоение им чужих денег и он был вынужден пойти на предательство в дикой попытке избежать позора?
Но если именно жадность была мотивом Иуды, то, по-видимому, он получил от этого совсем небольшую прибыль. На самом деле первосвященники занимали такое положение, что они могли и готовы были щедро оплатить предлагаемую Иудой услугу, однако Матфей сообщает:
Мф., 26: 15. …и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников…
Невозможно не задаться вопросом, а не склонность ли Матфея к пророчествам Ветхого Завета захватила его и здесь. Это была та сумма, которую упоминает Захария в связи со своим таинственным пастырем:
Зах., 11: 12. И скажу им… дайте Мне плату Мою… и они отвесят в уплату Мне тридцать серебряников.
Должно быть, Матфей помнил этот стих. Только Матфей из всех евангелистов упоминает о конкретной сумме, выплаченной за предательство, так как только он считает необходимым соответствие пророчеству Ветхого Завета.
Могло ли быть так, что предательство было лишь второстепенным по отношению к деньгам (если оно вообще было) и что настоящим мотивом было что-то другое?
Часто упоминается, что Иуда был единственным иудеем среди апостолов и что поэтому он был менее лоялен к проповеднику-галилеянину, чем остальные апостолы, которые все были галилеяне.
Действительно, весьма антисемитски настроенные люди доказывали, что только иудеи были истинными евреями в современном смысле и что галилеяне были только обращенными евреями, которые в действительности были нееврейского происхождения. Согласно такой линии рассуждения, получается, что галилеяне добродетельны, а иудеи порочны, и больше не нужно никаких оснований для того, чтобы объяснить предательство Иуды.
Такие аргументы конечно же смехотворны, даже если Иуда был действительно единственным иудеем. Но так ли это? То, что эта точка зрения полностью зависит от того, означает ли Искариот «человек из Кериота», является теорией, которая очень широко была принята в течение многих столетий, но, тем не менее, она сомнительна. Если же, действительно, «Иуда Искариот» — это неправильное прочтение «Иуды Сикариота» («Иуда Террорист»), то предательство можно рассмотреть в совершенно ином свете.
Предположим, что Иуда был душой тех экстремистов, которые хотели и требовали немедленной войны против Рима. Возможно, он присоединился к Иисусу в надежде, что этот человек действительно мог быть Мессией, пришествие которого сразу положит конец ненавистному римскому господству. Возможно, с нарастающим волнением он шел с Иисусом в Иерусалим, он был свидетелем торжественного въезда Иисуса, его очищения храма от торговцев и его растущей популярности.
Возможно, Иуда почувствовал уверенность, что Пасха будет сигналом к божественной битве, как часто подробно предсказывали пророки, у которых все силы язычества должны были быть разрушенными, а сын Давида — возведен на царский престол.
Что изменилось? Вполне возможно, это был вопрос о дани Риму, и Иисус ответил на него, что кесарю — кесарево. Иуде это, возможно, показалось отказом от всякого намерения выступить против Рима политически и объявлением со стороны Иисуса, что он был заинтересован только религиозными и этическими вопросами. Если это так, то для Иуды это оказалось сокрушительным ударом.
Тогда, если Иисус фактически проповедовал о втором пришествии и если этот отрывок не является вставкой более поздних редакторов после смерти Иисуса, то это могло довершить разочарование Иуды. Именно теперь Иуда перешел к действиям, не откладывая их до второго пришествия Мессии.
То, что произошло потом, можно объяснить двумя путями. Иуда мог быть настолько разочарован и подавлен, что жаждал мести. Чувствуя, что он оказался в дураках, он мог поспешить в припадке ярости отомстить тем, что он рассчитывал обманом устроить арест и казнь Иисуса.
Или могло быть и так, что Иуда все еще считал, что Иисус был Мессией, но тем, кто необъяснимым образом воздерживался от окончательного решающего сражения. Возможно, подвергая Иисуса опасности ареста, он мог таким образом вынудить его предпринять то, что, по мнению Иуды, и надлежало совершить Мессии.
Все это, конечно, догадки, не более чем гипотеза. Однако есть еще одно соображение, которое можно прибавить к этому.
В то время как священники совещались, а Иуда строил планы своего предательства, Иисус проводил свою последнюю ночь в Вифании. Там некая женщина омывала его волосы, поливая их из кувшина дорогим миром.
Описывается, что ученики испытывают досаду из-за такой траты, считая, что это миро можно было бы продать и выручить деньги для пожертвования бедным, но Иисус успокаивает их, заметив им, что он был помазан для предстоящего ему погребения. Однако в Евангелии от Иоанна недовольство выражает только Иуда:
Ин., 12: 4–5. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?
(Именно в этот момент Иоанн заявляет, что Иуда сказал это не из заботы о бедных, а потому что он был вором, который отвечал за казну.)
В Евангелии от Иоанна именно после этого события Иуда совершил свое предательство. Если мы рассматриваем повествование Иоанна, то это, возможно, не соответствует теории разочарования Иуды. Разве мог его раздражать акт помазания — традиционный обряд установления царствования? Это физическое действие подчеркивало, что Иисус — Мессия, «Помазанник», и это, должно быть, обострило болезненное ощущение Иудой того, что Иисус предал мессианство, отказавшись возглавить восстание против Рима.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.