Иоанн на Патмосе.
Иоанн на Патмосе.
«Была ему звездная книга ясна,
И с ним говорила морская волна».
Е. Баратынский.
I.
В жестокие дни византийских царей
Погас ореол христианских идей,
Был деспоту продан Познания храм,
Где прежде курился наук фимиам,
И церковь навеки закрыла врата,
Для всех, ожидавших прихода Христа.
Был богом ее лишь телец золотой
Да гордый и пышный властитель земной.
Тянулись года ожиданий и слез,
Но в мир не являлся распятый Христос,
Суровое царство насилий и зла
Глубокая вера сломить не смогла.
В земле истлевали остатки креста,
И новые люди не знали Христа.
Вдали от селений и мира всего
Сходились в мольбах прозелиты его.
Там в говоре волн и движеньях светил
Им чудились зовы таинственных сил,
Сияющий купол бездонных небес
Стал полон для них бесконечных чудес,
И горы, и море, и лес, и трава —
Казались исполнены тайн божества.
Овен наднебесный был символ того,
Кто к жизни восстал от креста своего,
В созвездии Девы жила его мать…
Привыкли они их кресты почитать,
Привыкли их видеть на небе ночном:
Над Девою первый, второй над Овном.[16]
Их мысль уносилась туда, в небеса,
Где вещих созвездий идет полоса,
Как кони, планеты несутся по ней,
И видятся в ней очертанья зверей.
Ее через весь кристаллический свод
Овен лучезарный и тихий ведет,
Но каждые сутки от горьких измен
В подземное царство уходит Овен,
И плачет дождями небес глубина
О том, что с нее изгоняют Овна.
В века вдохновенных мистических грез
Христос был Овен, и Овен был Христос,
А звезды ночные — в венках из лучей
Бессмертные души минувших людей.
II.
Светлее и чище из всех христиан
В душе этот культ сохранял Иоанн.
На солнечном зное, в глубокой тоске
Стоял он один на прибрежном песке.
За ним поднимался могучий утес,
Где пенился волн бесконечный хаос.
Печально он спрашивал море и лес:
— «Когда же придет избавитель с небес
«И сделает снова на радость векам
«Он храмом науки поруганный храм?»
И вот помрачилась небес глубина,
И в ветре услышал он голос Овна:
— «Среди бесконечных земных перемен
«Я тот же, что был, твой учитель — Овен.
«Я вижу смятенную душу твою
«И в буре тебе Откровенье даю.
«Иди на утес по надбрежной тропе,
«Я будущность мира открою тебе.
«В грозе разрешишь ты загадку веков.
«Отметь очертанья ее облаков,
«Запомни движенья планет и зверей
«И все, что увидишь сейчас у людей.
«В ней буду с тобою беседовать я—
«Конец и начало всего бытия».
III.
От страшной грозы содрогался Патмос,
Когда Иоанн поднялся на утес,
И солнце в просвет громоздившихся туч
Бросало на землю последний свой луч.
В раскатах валов у нависнувших скал
Торжественно голос могучий звучал:
— «Я тот, кто в веках не прейдет никогда,
«Кто был в этом мире и будет всегда.
«Я Слово Познанья, я Голос Веков,
«Смотри, как своих я караю врагов!»
И видел с вершины скалы Иоанн,
Как с воем и свистом летел ураган,
Зловещие тучи, как змеи, вились,
И волны, как звери, на берег неслись.
Из дали туманной, шумя и плеща,
Летела бесчисленных волн саранча,
И брызги их пены, как космы волос,
Повсюду внизу обвивали утес.
И чувствовал сердцем своим Иоанн,
Как вещий ему говорил океан:
— «Утес — это тот, кто враждует с Овном,
«Кто сделал из Храма познанья — Содом.
«Он горд и высок, как небесная твердь,
«Но вот в облаках уж идет его смерть!»
И видел с вершины скалы Иоанн,
Как новую тучу пригнал ураган.
Был страшен ее опускавшийся край,
Взлетевшие чайки кричали: «уай!»
Испуганно травы прижались к камням,
И трепет внизу пробежал по кустам.
Попрятались робко под скалы стада,
И люди бежали, не зная куда.
Под натиском бури утес задрожал,
И бок его с грохотом в море упал,
Посыпались глыбы земли в глубину
И тихо спустились к безмолвному дну.
И в громе послышался голос Овна:
— «Так всех ниспровергнет небес вышина,
«В чьем сердце завет мой навеки заглох,
«Что бог было Слово и Слово есть бог!»
Вверху появилося солнце из туч,
Могуче сверкнул его пламенный луч,
И радостно яркого света огни
Одели валы в золотые брони.
Раскрылись в красе голубой небеса,
От радуги яркой прошла полоса,
И радостно дома писал Иоанн
О всем, что поведал ему ураган.
IV.
Лишь только окутался мглою Патмос,
Опять Иоанн поднялся на утес.
Умчалась за вечное море гроза,
Соленая пена не била в глаза,
Дремал в полумраке утес-великан,
И голос валов не звучал как орган.
Кровавой зари догорели огни,
От туч оставались обрывки одни.
Среди освежившихся рощ и полян
С природой сливался душой Иоанн,
И ширь беспредельная мира всего
Казалась лишь Частью его самого.
Таинственно травы шептались везде,
Звезда дружелюбно мерцала звезде,
И свиток лучистый — Дорога Светил, —
Как лестница в небо, вверху проходил;
Шесть было отделов на лестнице той,
И шесть оставалось внизу под землей.
По ней под влияньем таинственных сил
Свершались движенья небесных светил,
Как кони, планеты носились по ней,
И чудились там очертанья зверей.
Папируса свитком казалась она,
Из звезд выходили на ней письмена.
Никто из людей их не мог прочитать:
На каждой ступени лежала печать.
И долго смотрел Иоанн в небосклон,
Но видеть не мог лучезарных письмён.
Он спрашивал грустно и север и юг:
— «Кто сможет открыть запечатанный круг?»
И вот на дорогу небесных светил
Овен лучезарный спокойно вступил,
И звезды, наполнив небес глубину,
Запели хвалебную песню Овну:
— «Достоин ты свиток таинственный взять
«И тайну печатей с папируса снять.
«За нас оскорблен и замучен ты был,
«И кровью своею ты нас искупил.
«За это хвалу тебе петь мы пришли
«От всех языков и народов земли.
«Из нас, угнетенных, ты сделал царей,
«И смысл божества ты открыл для людей;
«Где прежде свободен был деспот один,
«Там каждый теперь над собой властелин.
«За это хвалу тебе петь мы пришли
«От всех языков и народов земли».
И тихо по вечной Дороге Светил
Все выше и выше Овен восходил.
Он сдвинул печати ночных облаков,
И взору открылась загадка веков:
Там ехал на Бледном коне Скорпион,
На Белом — Стрелец обходил небосклон,
На Красном — скрывался Воитель с мечом,
Весы колыхались над Темным конем,
И Смерть Придавивший Своею Пятой
Стоял в небесах над Вечерней звездой.
И тихо Овен Иоанну сказал:
— «Грядущее мира ты здесь прочитал,
«То вестники тайных всевидящих сил
«Идут по предвечной Дороге Светил,
«А Смерть Придавивший Пятой — это я,
«Конец и начало всего бытия.
«Ты видишь: готово мое торжество!
«Я миру открою миров божество,
«Не будет в нем больше нп горя, ни слез,
«Я к людям спускаюсь — Овен и Христос!»
Оделись стыдливо туманом поля,
И млела, влюбленная в Агнца, земля.
И дивные повести вечных светил
В ту ночь Иоанну Овен возвестил,
В них слышались гимны далеких веков,
В них чудился звон миновавших оков.
Звучали аккорды неведомых сил
И тихие зовы небесных светил,
В них бури душевной гремела гроза,
О Свете Померкшем дрожала слеза,
Сливалися с небом земля и моря,
И жизни грядущей горела заря.
И все Иоанн средь утесов и скал
В великую книгу свою записал.
Увидел он первый в сияньи лучей
Грядущее братство и сЧастье людей,
И к Агнцу взывал он с восторгом в груди:
— «Приди же скорее, Учитель, приди!»
Всякий ученый должен стремиться к установлению истины как в общих, так и в частных вопросах. К числу последних вопросов относится и разобранный мною здесь. И этот вопрос вовсе не так маловажен, как это может показаться с первого взгляда.
Не говоря уже о том, что непонятное до последнего времени астрологическое содержание Апокалипсиса делало его полторы тысячи лет источником крупнейших и вреднейших религиозных суеверий, — определение его даты и истинного смысла очень важно и с точки зрения всякого свободомыслящего человека. То, что я вам говорил здесь, есть новый и чрезвычайно важный прием исторической критики . Только этот прием и мог поставить Апокалипсис на его истинное место в хронологии крупных исторических событий. Отныне всякая книга, в которой трактуется Апокалипсис, должна быть относима не ранее, как к пятому веку.
Таким образом, история первых четырех веков христианства сразу освобождается от целой кучи загромождавшего и затемнявшего ее апокрифического средневекового хлама. Горизонт древнего мира открывается чистым и ясным для свободного и действительно научного исследования.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.