Равноапостольный Косма Этолийский († 1779)
Равноапостольный Косма Этолийский
(† 1779)
Равноапостольный Косма Этолийский.
Современная икона. Греция
И я недостоин целовать ваши ноги,
не то что учить вас, ибо каждый из
вас дороже всего мира
«Они бежали за ним, целуя руки и ноги, почитая его словно настоящего спасителя, даже те, кто находились вне закона, примирялись со своими врагами и впредь жили мирно», – записал некий Дзонца, информатор венецианских властей, в своем отчете о деятельности Космы Этолийского на острове Кефалония.
Странствующего проповедника Косму православные греки называли Патрокосмасом (батюшкой Космой), греческим пророком, новым апостолом, своим святым. «Святой Божий, скажи мне…» – обращались к нему люди во время его проповедей.
И Дзонце было поручено разузнать, о чем этот «второй Павел» говорит с народом, не призывает ли греков к восстанию против властей?
Не сказать, чтобы это задание было особенно трудным: Косма ни от кого не скрывался.
Мало того, он заранее оповещал, в каком селении и в какой день обратится к народу с проповедью.
Время тоже было известно – обычно его встречи проходили вечером, на закате солнца, когда крестьяне заканчивали полевые работы и возвращались домой.
Ни одна, даже самая большая, церковь давно уже не могла вместить всех желающих услышать Косму. Потому-то он и говорил свои проповеди где-нибудь под открытым небом. И на поле, заполненном людьми, сразу же воцарялась такая тишина, что было слышно жужжание шмелей в цветах.
Однажды во время его речи вдруг слишком громко застрекотали цикады, мешая говорить. Тогда Косма обернулся к дереву и сказал: «Замолчите!» – и цикады тут же смолкли.
Грамотные люди старались записывать проповеди Космы Этолийского, чтобы потом пересказать их соседям или родне из дальней деревни.
В этих сохранившихся текстах, словно в магнитофонной записи, сквозь столетия слышится проникновенная интонация греческого святого XVIII века Космы Этолийского и даже его ласковое, отеческое ворчание: «Сейчас вы все хотите поцеловать мне руку. Всеблагой Бог да благословит вас. Если вы все броситесь за благословением, задавите меня насмерть. Разве не лучше будет, если вы поцелуете икону Господа нашего Иисуса Христа и попросите Его хранить меня от козней диавола и иудеев, которые тратят огромные деньги, чтобы погубить меня? И я буду молиться за вас. Ладно, дети мои, чтобы вас не расстраивать, вот вам мое благословение, только встаньте по порядку, по правую и левую от меня сторону. И не надо меня дергать за руку в разные стороны, а то разорвете меня на части, я ведь тоже человек, а не Ангел. Дайте дорогу, христиане. Всечестные отцы и певчие, давайте споем „Ангел во плоти“».
Констас, как звали в миру блаженного Косму Этолийского, родился в 1714 году в небольшой греческой деревушке Мегало Дендро (Большое Дерево) в Этолии.
Родители Констаса были бедными ткачами: отца звали Димитрием, имя матери в истории не сохранилось. Оба они были родом из Эпира, северо-западной области Греции, и примерно в 1700 году из-за преследования турецких властей в числе других греков вынуждены были бежать из родных мест и обосноваться в Этолии.
Этолия – горная область в центральной Греции, по ее имени святого и называют Космой Этолийским.
«Мое земное отечество – провинция Апокуро находится в епархии епископа Арты (город в Центральной Греции. – Ред.). Мой отец, мать, весь мой род – все благочестивые православные христиане», – скажет о своей семье Косма в одной из проповедей.
В семье было двое детей: Констас – младший и Хрисанф – его близкий друг и единомышленник с детских лет.
Мост Арты, Греция. 1602 г.
Можно с уверенностью сказать, что эти двое греческих мальчиков из глухой горной деревушки, Хрисанф и Констас, были самородками, обладавшими врожденной тягой к знаниям и незаурядными способностями.
В их деревне не было ни школы, ни учителей, ни книг, но они обошли все окрестные горы, чтобы добыть себе и знания, и образование. Братья с детства уходили на много километров от дома, если слышали, что где-то в горах есть монастырь с библиотекой, а в дальнем селе – школа. Они сами нашли тех, кто научил их читать и писать, и потом всю жизнь не расставались с книгами.
В возрасте двадцати лет Констас уже учительствовал в общине соседнего села, одновременно продолжая обучение разным наукам под руководством некоего наставника Феофана.
Согласно народным преданиям, в этолийском селении Таксиархис он открыл свою первую школу, где учил народ, сидя на камне, под пение птиц и стрекот кузнечиков в траве. Тот самый камень, на котором сидел блаженный Косма Этолийский, просветитель греков, можно увидеть и сегодня.
«Зимой он учил в храме, летом – в тени деревьев. Он преподавал, не заглядывая в книги», – пишет авторитетный исследователь жизни святого Афанасий Зоитакис.
Пройдут годы – и Косма возьмет себе в ученики весь греческий народ, умея просто и понятно объяснить любое, даже самое отвлеченное богословское понятие. Например, как это: «Бог – всеведущ и вездесущ?» Да очень просто, скажет Косма: «Человек же может умом своим одновременно находиться в городе или дома, размышлять о своих детях, и в то же время ум его продолжает находиться в голове. Человек, который есть творение Божие, обладает такой возможностью. А Бог разве не в силах, находясь на небе, быть повсюду?»
В возрасте примерно тридцати лет Констас отправился на Святую Гору Афон и был принят в один из лучших «университетов» того времени – в Афонскую академию при Ватопедском монастыре, так называемую Афониаду.
Курс обучения в Афониаде длился девять лет и включал в себя последовательное изучение богословия, грамматики, арифметики, геометрии, физики, философии, латыни и древнегреческого языка.
После окончания академии Констас принял монашеский постриг с именем Косма и остался в афонском монастыре Филофей, где был рукоположен в иеромонахи, то есть стал еще и священником.
Но тихая молитвенная жизнь в монастыре за изучением древних манускриптов была не тем, чего он так долго искал. Косме хотелось быть кому-то нужным и полезным, служить ближнему…
«Однажды я услышал слово, сказанное Господом нашим Иисусом Христом о том, что христианин – будь то мужчина или женщина – должен заботиться не только о своем спасении, но равным образом должен печься и о том, чтобы не впали в грех его братья. С тех пор как я услышал его, оно долго точило мое сердце, как червь точит дерево, и я размышлял, не зная, что предпринять», – будет вспоминать Косма Этолийский о времени выбора жизненного пути.
Слова из посланий апостола Павла – Никто не ищи своего, но каждый пользы другого (1 Кор. 10: 24) – звучали для него как обращенный лично к нему настойчивый призыв.
«Принимая во внимание мою безграмотность, я посоветовался с духовными наставниками, архиереями, патриархами и открыл им свою мысль, что, если дело проповеди угодно Богу, не стоит ли мне за него взяться, и все они единогласно стали меня к нему побуждать, говоря, что это дело благое и святое» («Слова Космы Этолийского. Слово первое»).
Получив одобрение афонских старцев, Косма отправился в Константинополь, где в то время жил и обучался ораторскому искусству его старший брат Хрисанф. Наверняка они горячо обсуждали необходимость проповеди для простого народа, для таких малограмотных, но благочестивых людей, православных греков, как их родители и деревенские соседи.
Эту мысль Косма не раз будет повторять и публично: «Какую великую нужду в Божьем слове имеют братья мои, христиане! Поэтому ученые люди должны стремиться не в господские дома, не ко двору вельмож и не ради богатства и земной славы расточать свою ученость, но, чтобы приобрести небесную награду и неувядающую славу, более всего должны стремиться учить простой народ, живущий в великом невежестве и грубости…» («Слово первое»).
В Константинополе Косма сумел встретиться с константинопольским Патриархом Серафимом II, который дал ему благословение и разрешение заниматься миссионерской деятельностью в деревнях Фракии.
Шел 1760 год, когда иеромонах Косма в возрасте примерно сорока шести лет отправился к людям на проповедь.
Вероятно, первое время греческие крестьяне не принимали его всерьез, а если и приходили послушать, то скорее из любопытства.
Но Косма не унывал – он вообще умел над собой подтрунивать: «Знаю, что и надо мною смеются, говоря: „Теперь пришел ты, противный монах, чтобы нести здесь отсебятину“. Слова, которые я говорю вам, не мои, а Духа Святого. Мои – только мои грехи. Кто хочет, пусть верит, каждый наделен свободной волей и может поступать, как пожелает. Я лишь исполняю свой долг, свою работу» («Слово пятое»).
Странствующий по деревням миссионер везде говорил об одном и том же – о любви к Богу и ближнему – и так, что его понимал любой безграмотный пастух.
«– Есть ли среди вас тот, кто имеет любовь к своим братьям? Пусть он поднимется и скажет мне об этом. Я благословлю его и велю всем христианам простить его, и он получит такое прощение, которое не смог бы купить и за тысячу мешков с деньгами.
– Я люблю Бога и моих братьев, учитель.
– Хорошо, дитя мое, вот тебе мое благословение. Как твое имя?
– Костас.
– Каким ремеслом ты занимаешься?
– Я пасу овец.
– Ты взвешиваешь сыр, который продаешь?
– Взвешиваю.
– Ты, дитя мое, научился взвешивать сыр, а я научился взвешивать любовь. Стыдятся ли весы своего хозяина?
– Нет.
– Как мне понять, дитя мое, любишь ли ты своих братьев? Я взвешу твою любовь и, если она правильная, благословлю тебя и попрошу всех христиан простить тебя. Отныне, куда бы я ни пошел проповедовать, я везде буду говорить, что люблю господина Костаса больше жизни. <…> А теперь скажи: любишь ли ты того нищего ребенка?
– Люблю.
– Если бы ты действительно любил его, ты бы купил ему рубашечку (ведь он раздет), и он
молился бы о твоей душе. Вот когда любовь твоя была бы настоящей, а сейчас она недостаточная. Разве не так, христиане?» («Слово первое»).
Поначалу многим было даже удивительно, что этот странствующий по греческим деревням проповедник никого не обличал и отказывался брать деньги за проповеди, молебны или поминальные службы. А если кто-то из зажиточных крестьян все-таки настаивал на плате, тому он советовал лучше купить на эти деньги для односельчан нательные кресты и четки, а для бедных женщин – платки, чтобы они не ходили с непокрытой головой.
Себе же Косма никогда ничего не брал, говоря: «И как же вы хотите меня наградить? Деньгами? А что я с ними буду делать? По милости Божьей, у меня нет ни кошелька, ни сундука, ни дома, ни другой рясы, кроме той, которая на мне… А если все же хотите дать мне денег, вам придется дать мне и мешок для них, и человека, чтобы его носил, потому-то я ленив и не могу их волочить. Если хотите дать мне денег, не лучше ли вам дать мне камней и черепицы. Если бы я странствовал ради денег, я был бы сумасшедшим и безрассудным. Они мне не нужны, дети мои. Но что же тогда является моим вознаграждением? Чтобы вы собирались по пять-десять человек и беседовали об этих священных истинах, о которых я вам рассказал, запечатлевали их в ваших сердцах, чтобы они вели вас в жизнь вечную.»
Выпускник Афониады, он, конечно, обладал обширными научными познаниями и хорошо владел литературным греческим языком («Я, христиане, посвятил учебе сорок-пятьдесят лет… глубины мудрости изучил»), но предпочитал нарочно притворяться немного неучем.
Он вворачивал в свои речи просторечные словечки или грубоватые обращения из крестьянского быта – лишь бы быть понятным слушателям.
«– Благородные братья, вы хотите быть людьми или ослами?
– Людьми, – раздавалось в толпе.
– Тогда сделайте тело рабом, а душу его госпожой, и будете называться людьми».
Его учитель грамматики в Афониаде, знаменитый филолог Панайотис Паламас, ратовавший за соблюдение норм греческого языка, наверное, был бы шокирован, услышав проповеди Космы. Зато греческие крестьяне с удовольствием слушали в его изложении все христианское вероучение от Сотворения мира до Воскресения Христа, иногда по два-три вечера подряд.
Но теории Косме было мало, он в любой момент мог остановиться и обратиться к кому-нибудь с вопросом: любит ли он смирение?
А выслушав ответ, сказать: «Ты, говорящий, что любишь смирение, разденься и обойди всех людей вокруг. Не хочешь? Сделай другое – срежь половину своих усов и выходи так на рынок. И это не хочешь сделать? Стесняешься? Я говорю это не только тебе, но и всем, чтобы слышали. Не говори, что ты смирен, внутри тебя сидит свинья гордости. Видишь меня с этой бородой? И она вся наполнена гордостью».
Встреча с Космой зачастую кардинальным образом меняла жизнь людей.
Рассказывают о легендарном разбойнике Тоцкасе из селения Загори, который после проповеди Космы не только оставил свое ремесло, но на собственные средства купил сорок больших медных крещальных купелей для греческих храмов, а потом выстроил церковь Святой Параскевы в селении Аплохори, и потом еще и мельницу, благодаря которой содержались храм и школа в деревне Дервизана.
И не его одного после проповедей Космы охватывал настоящий порыв добра и щедрости. На собранные во время молитвенных собраний деньги во многих греческих деревнях строились храмы, школы, часовни. В последние годы Косму постоянно сопровождали несколько ювелиров, выкупавших сдаваемые людьми украшения. Часть полученных средств отправлялась на строительство школ, другая – на содержание священников и учителей, третья шла под залог в банк, чтобы в будущем обеспечить работу уже существующих школ. Таким образом, незаметно выстраивалась система бесплатного народного образования Греции, одним из основателей которой считают Косму Этолийского.
«Когда я только начал проповедовать, меня посетил помысел: почему бы мне не брать за свою проповедь деньги (а надо сказать, я был сребролюбцем и любил деньги, не то что вы, нелюбящие и презирающие их, не так ли?)» – незаметно подбадривал он жертвователей.
Подсчитано, что за время его деятельности богатые греки купили более четырех тысяч больших медных купелей (по цене 12 грошей за каждую – большие деньги по тем временам!), раздав их по храмам в греческих селах. Бедному народу было роздано более 300 тысяч четок, 400 тысяч платков и косынок, большое количество православных книг.
Появление Космы в том или ином селе стало превращаться в праздник, большое общенародное торжество.
Странствующий миссионер приносил с собой скамейку, что-то вроде небольшой кафедры, и говорил с нее, чтобы его было слышно и в дальних рядах. Рядом устанавливали большой деревянный крест. Вечерняя проповедь переходила во всенощное бдение под звездным небом, а иногда прямо на поле устраивалась общая поминальная трапеза или служились молебны святым.
Покидая село, Косма оставлял на поле крест в память о молитвенном собрании, а скамейку забирал с собой и отправлялся в другое место.
В последние годы на место богослужения помощники Космы приносили даже особые стосвечные деревянные подсвечники. Эти переносные подсвечники потом разбирали, а свечи раздавали всем на память.
Путешествие Космы по греческим селам с каждым годом все больше напоминало торжественный крестный ход, в котором принимали участие его многочисленные ученики, монахи, священники, сельские учителя.
Сначала в одиночку, а потом таким крестным ходом за двадцать лет миссионерского служения Косма Этолийский обошел всю Центральную Грецию, Сербию, Малую Азию, Албанию, многие греческие острова в Эгейском море.
Все эти годы оставался неизменным непринужденный, доверительный тон его проповедей. Например, разговор об устройстве школы в селе Косма мог начать с шутливой просьбы «подарить» ему своих детей.
«Я буду их благословлять, просить у Бога, чтобы они были здоровыми и жили счастливо, а вы будете питать их телесно, – вместе будем о них заботиться», – говорил он крестьянам.
А когда те весело соглашались, удивленно спрашивал:
«– Хорошо, чада, вы мне подарили своих детей, а есть ли у вас школа для их обучения?
– Нет, отче святый.
– Таких детей неграмотных вы мне подарили? Зачем они мне? Заберите их на здоровье. Я человек гордый, дети как поросята мне не нужны.
Если хотите, подарите мне и школу, здесь, в селении вашем, чтобы учились дети ваши грамоте, знали, куда идут и зачем живут, и тогда я пожелаю им здоровья и преуспеяния. Хорошо будет, если вы все вместе соберете денег и устроите школу, найдете управляющих и учителей для нее, чтобы бесплатно учились все дети: и бедные, и богатые».
Шутки шутками, но за двадцать лет апостольских трудов Космы Этолийского его стараниями были открыты сотни греческих школ.
В письме брату Хрисанфу он уточнял, что создал «10 гимназий, преподававших древний диалект и науки, но 200 начальных, для чтения, школ».
«Братья мои, как чудны Таинства нашей Святой Церкви! Но они сокровенны. Поэтому вы все должны учиться грамоте, чтобы понять, как жить», – говорил Косма, призывая соотечественников учиться греческому языку, «языку Церкви».
Его брат Хрисанф тоже посвятил свою жизнь просвещению греков. Он преподавал в разных учебных заведениях, в том числе в патриаршей академии в Константинополе и в школе на острове Наксос, которой заведовал вплоть до своей кончины в 1785 году.
За Космой давно повсюду ходили следом осведомители от турецких или венецианских властей, опасаясь, как бы он не призывал народ к восстанию. Но миссионер никогда напрямую не говорил об освобождении греков от турецкого ига, обтекаемо называя его «желаемым» или «чаемым». «Желаемое придет к вам в третьем поколении, его увидят ваши внуки», – произнес он как-то в Эпире. И действительно, освобождение этой греческой провинции случилось во время Балканской войны 1912–1913 годов, когда еще живы были внуки его слушателей.
Для греков несомненно, что Косма Этолийский обладал от Бога даром прозорливости, и примеры тому то и дело встречаются в его проповедях.
«Повод к началу мировой войны – событие в Далмации», – как-то сказал Косма. Об этом предсказании вспомнили в XX веке, когда 28 июня 1914 года в Далмации, в Сараево, было совершено убийство эрцгерцога Фердинанда, ставшее поводом для начала Первой мировой войны.
«Вы увидите, как повозка без лошадей будет мчаться быстрее зайца».
«По небу будут летать птицы с металлическими носами и крыльями».
«Придет время, когда люди будут разговаривать из одной дальней местности с другой, например из Константинополя с Россией».
Что это, как не предсказания о появлении автомобилей, авиации, телеграфа, сделанные еще в XVIII веке?
Нашлось даже пророчество святого Космы об интернете и мобильных телефонах: «Придет время, когда весь мир будет опоясан (связан) одной ниткой».
У турецких властей не было повода к преследованию Космы: в своих проповедях он хотя и говорил загадочные вещи, но не призывал к восстанию против османского ига. Со стороны даже могло показаться, будто он призывает греков к покорности.
«Христиане, хочу вам посоветовать одну вещь. Если хотите, соберите все ваше оружие и отдайте его вашим начальникам со словами: „Оно не наше. Нам Христос подарил Крест, а не оружие“» («Слово пятое»).
Возможно, он на самом деле знал то, что от других было скрыто: рано воевать, для успешного освободительного движения нужно накапливать силы. И главная сила православных греков – вера в Бога. С таким «сладчайшим Вседержителем и Владыкой» они, когда придет время, освободятся и от султанов, и от венецианских дожей.
«Чада мои любимые во Христе, сохраняйте мужественно и бесстрашно нашу священную веру и язык наших предков, так как оба этих понятия – суть нашей любимой Родины и без них нация наша погибнет. Братья, не отчаивайтесь. Божественное Провидение хочет однажды ниспослать нашим душам небесное спасение, чтобы воодушевить нас на освобождение от того жалкого состояния, в котором мы сейчас пребываем», – сохранился призыв в одной из проповедей Космы Этолийского.
Он видел, что многие из православных не выдерживали и принимали мусульманство.
К XVIII веку это явление приняло повсеместный и массовый характер. От христианской веры отказывались целыми семьями, общинами и городами. Например, в 1759 году в Центральной Македонии в мусульманство перешло население целого района во главе с митрополитом.
Проповеди Космы были похожи на встречную волну, идущую, казалось бы, вразрез самому движению истории, и возвращали многих греков в лоно Православной Церкви.
В XVIII веке турки в обмен на лояльность наделили Патриарха и архиереев политической и судебной властью, сделав этнархами – начальствующими над христианским народом. Для многих епископов испытание властью оказалось не под силу: в своих епархиях они вели себя как местные князьки и творили произвол, церковные должности покупались и продавались. Народ утрачивал доверие к священнослужителям и вообще к Церкви.
Странствующий проповедник Косма действовал с благословения и разрешения константинопольских Патриархов Серафима II, а потом Софрония II и официально не был прикреплен ни к одной греческой епархии. Он не хотел для себя ни денег, ни власти.
«Перехожу с места на место и учу братьев моих по силе своей – не как учитель, но как брат, ибо у нас только один Учитель – наш Христос», – говорил он («Слово первое»).
И его бескорыстное служение лучше любых слов выражало главную суть христианства. «Христиане, имеете ли любовь между собой? – спрашивал он, стоя на деревянной скамье посреди поля. – Если хотите спастись, ничего другого не ищите в этом мире, кроме любви».
И объяснял смысл христианских заповедей так, что их понимал даже ребенок: «„То, что ты ненавидишь, – говорит Господь, – и не хочешь испытать от других, сам не делай никому“. А теперь подумай, чего ты хочешь? Хочешь, чтобы тебя обокрали, оклеветали, убили или сотворили тебе другое зло? Конечно же нет. И сам тогда не поступай так со своими братьями, и спасешься».
Но чем больше возрастала популярность Космы в народе, тем больше у него появлялось врагов, особенно в среде торговцев и ростовщиков.
«В воскресный же день следует нам прекращать работу, ходить в церковь, стоять там со благоговением, слушать Святое Евангелие и внимать другим книгам нашей Церкви – вот что заповедует нам Христос», – говорил Косма грекам, и в тех селениях, где он появлялся, вскоре вообще закрывались воскресные базары, а торговый день переносился с воскресенья на субботу.
Он призывал народ не занимать денег у ростовщиков, не покупать дорогих украшений, а лучше тратить эти деньги на устройство новых школ, – и после его проповедей греки все реже заходили в ювелирные мастерские или лавки менял. Это приводило в бешенство купцов, которые лишались больших доходов, и особенно чтущих субботу иудеев – они всеми силами старались не допускать Косму в большие города.
В письме от 2 марта 1779 года Косма пишет брату об отношениях с людьми: «Десять тысяч христиан меня любят и один не очень. Тысяча турков меня любят, один не очень. Тысяча евреев хочет моей смерти и только один против».
На острове Кефалония, принадлежавшем в то время Венеции, за Космой повсюду следовали шпионы, переодетые в крестьянскую одежду. На острове Закинф местные власти вообще запретили ему проповедовать, и он отправился в Керкиру (на остров Корфу).
3 июля 1777 года в Керкире по навету иудеев-ростовщиков венецианские власти запретили проповеднику Косме выйти на берег. Тысячи греческих крестьян всю ночь ждали на побережье прибытия его корабля, и запрет грозил обернуться народными волнениями.
Наутро Косме все-таки разрешили сойти на берег и сказать короткую проповедь при условии, что после этого он сразу же покинет остров. Но конфликта избежать не удалось. Когда солдаты, подкупленные богатыми иудеями, набросились на Косму, чтобы под стражей посадить на корабль, народ ринулся защищать миссионера. В драке на Косме порвали одежду – кто-то из греков бережно подобрал несколько найденных на берегу лоскутков от его платья, поместил в золотую оправу и передал в местную церковь.
«Еще Христа нашего молю удостоить меня чести пролить кровь свою за Него, как некогда Он пролил ее из любви ко мне. Ах, если бы, братия мои, я был бы в силах взойти на небо, чтобы воззвать великим гласом и возвестить всему миру, что один Христос наш есть Сын, и Слово Божие, и Бог Истинный, и Источник всей Жизни! Как бы я желал это сделать! Но раз я не в силах сотворить великое, то делаю малое», – все чаще говорил Косма в проповедях о своей готовности принять мученическую смерть за Христа.
На первый взгляд турецкий правитель Северной Греции и Албании Курт-паша относился к Косме благосклонно, как-то имел с ним беседу и даже подарил для выступлений перед народом новую скамейку, обитую бархатом.
«И скамейка моя не принадлежит мне, она у меня только ради вас. Одни называют ее скамейкой, другие троном. Но это все не так. Хотите узнать, что это? Она символизирует мой гроб, а я внутри мертвый с вами разговариваю», – сказал по этому поводу Косма, и мало кто тогда понял, что означают эти загадочные слова.
Почему вдруг – гроб, почему – мертвый?
Загадка стала открываться позже, когда в селении Берати (сейчас город Берат на юге Албании) турки обвинили Косму в том, что он якобы русский агент, а это было весьма распространенное основание для смертной казни.
Позднее выяснилось, что ростовщики и торговцы в складчину заплатили Курт-паше за голову Космы 25 тысяч грошей (огромная сумма – в пересчете на сегодняшние деньги полтора миллиона долларов), и обвинение было сфабриковано.
Никодим Святогорец, первый составитель жития святого Космы, рассказывает, как происходил арест.
Прежде чем проповедовать на новом месте, Косма обычно брал благословение у местного архиерея и гражданских властей.
Придя в одно албанское селение, Косма узнал, что главный правитель этой местности, Курт-паша, находится в Берати, примерно в двенадцати часах пути. Зато ходжа, доверенное лицо паши, жил неподалеку, и Косма отправился к нему за разрешением, взяв с собой четырех монахов и священника-переводчика.
Ходжа сказал, что у него есть письмо от Курт-паши, в котором приказано доставить Косму к паше. Услышав об этом, Косма обернулся к спутникам и с радостным лицом процитировал строку из псалма: Проидохом сквозь огнь и воду, и извел еси ны на покой (Пс. 65: 12), велев им возвращаться без него.
На рассвете семь агарян – слуг ходжи – посадили Косму на коня, якобы для того, чтобы отвезти в Берати к Курт-паше. Но через два часа пути они подъехали к реке, остановились и стали прилаживать к дереву веревку для казни.
Косма ни о чем их не спрашивал, осенил себя крестным знамением и только попросил не связывать ему руки – сам преклонил голову, на которую набросили петлю… После казни палачи привязали к его телу камень и сбросили в реку.
Это произошло в субботу 24 августа 1779 года в селении Коликандаси, недалеко от Берати.
Смерть Космы удивительным образом перекликается с рассказом старца Паисия Святогорца о другом греческом святом, митрополите Кесарийском Паисии II: «Что же делал Паисий II? Когда он ходил с прошениями к султану, то перепоясывался веревкой, то есть он заранее решился на то, что турки его повесят. Он словно говорил султану: „Не ищи веревку и не теряй времени. Если хочешь меня повесить, то веревка готова“».
Спустя три дня тело Космы обнаружил благочестивый иеромонах Марк из Ардевузского Введенского монастыря, близ селения Коликандаси.
В этом монастыре, где, по преданию, Косма успел произнести свою последнюю проповедь, его и погребли у алтаря.
Позже здесь была воздвигнута небольшая часовня, известная как «малая церковь Святого Космы».
20 апреля 1961 года Косма Этолийский был канонизирован Вселенским Патриархатом. Его признали равноапостольным – равным апостолам.
День памяти Космы Этолийского, 24 августа (6 сентября по новому стилю), давно является всенародным праздником греков.
В 1962 году по указу короля Греции Павла день его памяти получил официальный статус выходного дня с предписанием: «Вечером предпраздничного дня все магазины и дома должны украшаться флагами, местные же власти обязаны позаботиться о праздничной иллюминации и освещении улиц».
Собирается народ и возле крестов Космы Этолийского, бережно сохраненных в разных греческих селениях со времен его проповедей. Обращаясь к собравшимся на поле христианам, для убедительности он безжалостно вырывал волоски из своей седой бороды:
«Вот вы получили и четвертый волос. Только эти четыре средства могут исцелить вас. Итак, повторю.
Первое – прощайте своих врагов.
Второе – исповедуйтесь искренне и тщательно.
Третье – берите всю вину на себя.
Четвертое – примите решение впредь больше не грешить».
И первые осенние пушинки, летящие по ветру в день памяти святого Космы, так похожи на те самые святые волоски…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.