Пушкинское время
Пушкинское время
Первым приором после возвращения собора Cв. Екатерины доминиканцам в 1816 г. стал Юстин Сокульский. В 1825 г. его сменил Демиан Иоджевич; позже приорами были Доминик Лукашевич, Панталеон Юзефович, Максимилиан Станевский, Доминик Стацевич, Якуб Шкиллондж и вновь Доминик Лукашевич[349].
Доминиканцы подвизались не только при католических храмах Петербурга, но и за его пределами. Так, известный литературный критик А.В. Никитенко летом 1828 г. посетил Кронштадт, где, наряду с православным, был и католический храм. Как отметил он в своем дневнике, в трактире «за одним столом с нами сидел доминиканский монах и еще человека три иностранца»[350].
Католический храм на Невском проспекте посещали не только прихожане Петербурга. Сюда неоднократно приходили Адам Мицкевич, Оноре де Бальзак, Ференц Лист, Теофиль Готье, Александр Дюма, приезжавшие знакомиться с русской столицей. Адам Мицкевич в месяцы и годы, проведенные им в Петербурге, почти ежедневно посещал собор Cв. Екатерины.
Адам Мицкевич прибыл в столицу империи в черный для Петербурга день. Провинциальный гимназический учитель оказался на берегах Невы не по собственному желанию. Семь месяцев он находился под следствием и сидел в камере-келье Виленского монастыря бернардинцев. На допросах наместник Царства Польского искал соучастников студенческих обществ. Учителя спасло упорное молчание товарищей – его имени так никто и не назвал. Но следствие, не найдя нужных фактов, чувствовало – виновен без снисхождения. И было решено отправить странного учителя в столицу – пусть там решают его судьбу.
750 верст по жуткой дороге, сквозь промозглые осенние дожди, прочь от родных мест… В Петербург Адам Мицкевич прибыл 24 октября 1824 г. Это был первый день города, пережившего страшное наводнение. И картина перед Мицкевичем предстала мучительная – погребальные дроги и мертвенно-серое небо.
Только потом открылся ему иной Петербург – пушкинский, дружеский, поэтический. Обретенные в ссылке друзья помогли «безвестному пришельцу с Запада» стать Поэтом. Его первые большие сборники стихов опубликовали именно в России. В салонах столицы и Первопрестольной внимали его поэзии. Впервые Адам Мицкевич пришел в храм Св. Екатерины в ноябре 1824 г., а в последний раз – накануне отъезда из Петербурга, 14(26) мая 1829 г.[351] Петербургскому периоду жизни Мицкевича посвящены пушкинские строки:
Он между нами жил
Средь племени ему чужого; злобы
В душе своей к нам не питал, и мы
Его любили. Мирный, благосклонный,
Он посещал беседы наши. С ним
Делились мы и чистыми мечтами
И песнями (он вдохновен был свыше
И свысока взирал на жизнь). Нередко
Он говорил о временах грядущих,
Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся.
Мы жадно слушали поэта. Он
Ушел на запад – и благословеньем
Его мы проводили…[352]
В 1828 г. Пушкин посещал салон Каролины Собаньской, где встречался с А. Мицкевичем и другими членами польской колонии в Петербурге[353]. В эти годы Пушкин часто бывал на концертах Филармонического общества и присутствовал при исполнении музыкальных произведений, в том числе и католических: оратория Перголези «Stabat Mater», первая месса Керубини, 4-я месса Керубини, «Реквием» Моцарта[354]. В апреле 1833 г. А. И. Тургенев писал из Рима П.А. Вяземскому о том, что в разговоре с ним кардинал Мезофанти упоминал Пушкина[355].
Одним из прихожан собора Св. Екатерины в те годы был граф Джулио Ренато Литта (Юлий Помпеевич, 1763–1839). Известный католический деятель, итальянец Литта принадлежал к одной из знатных семей Милана. Его приняли в русский флот; отличился в 1-м Роченсальмском сражении. В 1789 г. он стал контр-адмиралом русского флота, а после воцарения Павла I (1796 г.) Литта предложил императору стать главой Мальтийского ордена.
27 октября 1798 г. мальтийские рыцари избрали Павла I великим магистром ордена, а Литта стал его наместником. Незадолго до гибели императора Литта попал в опалу, но в 1810 г., при Александре I, вновь поступил на государственную службу: «в отправление звания обер-гофмейстера»[356].
Кончина императора Александра I застала Литту в Петербурге; здесь он оказал существенную поддержку будущему императору Николаю I. Его заслуги были оценены по достоинству: Литта был членом Государственного совета, председательствовал в комитете по строительству Исаакиевского собора, являлся руководителем или членом многих других комитетов, комиссий и благотворительных обществ.
В 1826 г. Литта стал обер-камергером, а после того как 31 декабря 1833 г. Пушкину «даровали» звание камер-юнкера, Литта стал его начальником по придворной службе. К этому времени оба они, «кормящиеся дворцом», были хорошо знакомы. Осенью 1831 г. в одном из своих писем Е.М. Хитрово поэт обращается к ней с просьбой: «…вот и (книга) Мандзони, принадлежащий графу Литте, – прошу Вас отослать ему»[357].
Будучи ревностным католиком, граф Литта регулярно посещал богослужения в соборе Cв. Екатерины на Невском проспекте. В известной «Панораме Невского проспекта» Садовникова, где среди гуляющих изображен и Пушкин, помещена карета Юлия Помпеевича. Возница экипажа ожидает, когда граф Литта выйдет из католической церкви. Такого же неукоснительного посещения православных богослужений граф Литта требовал и от камер-юнкеров…
В дневниковых записках А.С. Пушкина имеется упоминание о такого рода предписании. «Вчера проводил Наталью Николаевну до Ижоры, – пишет поэт 16 апреля 1834 г. – Возвратясь, нашел у себя на столе приглашение на дворянский бал и приказ явиться к графу Литте. Я догадался, что дело идет о том, что я не явился в придворную церковь ни к вечерне в субботу, ни к обедне в Вербное воскресенье. Так и вышло: Жуковский сказал мне, что государь был недоволен отсутствием многих камергеров и камер-юнкеров, и сказал: если им тяжело выполнять свои обязанности, то я найду средство их избавить… Однако ж я не поехал на головомытье, а написал изъяснение»[358]. О той же истории Пушкин сообщал в письме к жене от 17 апреля 1834 г. Примечательно, что родители Наталии Николаевны в свое время венчались именно там, в церкви Зимнего дворца.
Собор Св. Екатерины постоянно посещали и русские, тяготевшие к католичеству: Петр Чаадаев, Михаил Луконин, Иван Гагарин, Зинаида Волконская, княгиня Александра Петровна Голицына (урожд. Протасова) и многие другие. Некоторые из них уже стали католиками, другие находились на пути к этому.
Прокатолическими настроениями отличалась княгиня Зинаида Александровна Волконская (1792–1862), знаменитая писательница и поэтесса. В конце 1824 г. она переехала в Москву. Постоянными посетителями ее салона были В.А. Жуковский, А.С. Пушкин, П.Я. Чаадаев, П.А. Вяземский, Е.А. Баратынский и др. В 1827 г. Пушкин посвятил ей «Цыган» и в своем знаменитом послании по этому поводу «Среди рассеянной Москвы…» назвал ее «царицей муз и красоты»[359] (1827 г.). Однако через несколько лет его былая восторженность несколько уменьшилась. В январе 1829 г., вернувшись из Москвы, он пишет П.А. Вяземскому: «Я в Петербурге с неделю, не больше… Отдыхаю от проклятых обедов Зинаиды. (Дай Бог ей ни дна, ни покрышки; т. е. ни Италии, ни графа Риччи!)»[360].
В том же 1829 г. княгиня Волконская уехала в Рим, где окончательно перешла в католичество. Там она жила отшельницей, пользовалась большой популярностью среди простого населения Италии. Собрание ее сочинений издано ее сыном на русском, французском и итальянском языках. Римско-Католической Церковью Зинаида Волконская причислена к лику блаженных (Вeatа)[361].
Князь Иван Сергеевич Гагарин (1814–1882), как и Пушкин, служил короткое время «по иностранному ведомству». В 1843 г. Иван Гагарин покинул Россию, поселился в Париже, перешел в католичество и стал членом «Общества Иисуса». Долгие годы оставалась невыясненной его причастность к гибели поэта.
Деятельность «Общества Иисуса», основанного в ХVI в. испанским дворянином Игнатием (Иньиго) Лойолой, нашла свое отражение в пушкинском «Борисе Годунове». В одной из сцен, при встрече Самозванца в Кракове с иезуитом Черниковским, Лжедмитрий обещает патеру:
Весь мой народ, вся северная Церковь
Призн?ют власть наместника Петра.
В ответ на эти слова патер восклицает:
Вспомоществуй тебе святой Игнатий,
Когда придут иные времена.
А между тем небесной благодати
Таи в душе, царевич, семена[362].
«Иезуитский след» заметен и в поэме «Полтава». В 1-й песне поэмы, где говорится об измене Мазепы, есть такое четверостишие:
Мазепа козни продолжает.
С ним полномощный езуит
Мятеж народный учреждает
И шаткий трон ему сулит[363].
А в примечании к этим строкам А.С. Пушкин поясняет: «Езуит Заленский, княгиня Дульская и какой-то болгарский архиепископ, изгнанный из своего отечества, были главными агентами Мазепиной измены»[364].
Говоря о русских прихожанах собора Св. Екатерины, можно упомянуть и о княгине Александре Петровне Голицыной (1774–1842). Дочь сенатора генерала П.С. Протасова, она воспитывалась любимой камер-фрейлиной императрицы Екатерины II Анной Степановной Протасовой, сестрой генерала. Была фрейлиной императрицы, в 1791 г. вышла замуж за князя Алексея Андреевича Голицына (1767–1800). Имела четырех сыновей и дочь, которым дала прекрасное воспитание. В 1818 г. перешла в католичество. Значительную часть своего состояния передала на благотворительные цели. В 1842 г. она скончалась и была похоронена на Выборгском католическом кладбище Санкт-Петербурга.[365]
Кратко упомянем об интерьере храма. В эти годы внутреннее убранстве собора поражало своим великолепием. Цветные витражи, мозаичный пол, художественная лепка по стенам, картины на библейские темы – вся эта обстановка создавала у молящихся праздничное настроение. Гордость храма – превосходный орган, изготовленный по специальному заказу немецкими мастерами.
В 1828–1830-х гг. стены и коринфские колонны, поддерживающие своды, были облицованы искусственным мрамором. Тогда же храм украсил богатый мраморный престол, изготовленный в Италии[366]. Он подарен собору жителем Ливорно Антонио Франко Бранка. Престол выполнен из разноцветного мрамора и увенчан трехметровым позолоченным бронзовым крестом и двумя серебряными реликвариями; к престолу вели пять мраморных ступеней.
10 января 1837 г. в католическом соборе на Невском проспекте состоялось бракосочетание Жоржа Дантеса и Екатерины Гончаровой. Накануне, 9 января, С.Н. Карамзина писала брату Андрею: «Завтра, в воскресенье, состоится эта удивительная свадьба, мы увидим ее в католической церкви, Александр и Вольдемар (Карамзины) будут шаферами, а Пушкин проиграет несколько пари, потому что он, изволите видеть, бился об заклад, что эта свадьба – один обман и никогда не состоится. Все это по-прежнему очень странно и необъяснимо; Дантес не мог почувствовать увлечения, и вид у него совсем не влюбленный. Катрин во всяком случае более счастлива, чем он»[367].
Тем не менее на следующий день, 10 января, состоялось бракосочетание Е.Н. Гончаровой и Жоржа Дантеса (обряд венчания совершен дважды – в православном Исаакиевском соборе и в католической церкви Св. Екатерины) в присутствии свидетелей, шаферов и ближайших родственников. Даже С.Н. Карамзина не была приглашена в церковь и потом писала брату, что «испытала разочарование», не будучи свидетельницей того, «как выглядели участники этой таинственной драмы в заключительной сцене эпилога»[368].
Пушкин на свадьбу не поехал. Во время венчания в храме вынуждена была присутствовать Наталья Николаевна Пушкина (Гончарова), однако сразу же после службы она уехала домой.
Над алтарем собора Св. Екатерины возвышалось Распятие; его изготовили по эскизу известного русского скульптора Ивана Петровича Витали (1794–1855). В одном из писем, посланных из Москвы Наталье Николаевне (4 мая 1836 г.), Пушкин сообщал: «Я уже успел посетить Брюллова. Я нашел его в мастерской какого-то скульптора, у которого он живет»[369]. А еще через 10 дней поэт пишет жене в Петербург: «Здесь хотят лепить мой бюст»[370]. Мраморный бюст поэта изготовлен в год его смерти. Автор этого скульптурного произведения – И.П. Витали[371].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.