«Кирка на першпективе»
«Кирка на першпективе»
После кратковременного правления Екатерины I на императорский престол посажен внук Петра I – Петр II, сын царевича Алексея и принцессы Софии-Шарлотты Бланкенбургской. Воспитанием несовершеннолетнего императора руководил А.И. Остерман; правителем при Петре II стал Александр Меншиков (ок. 1670–1729), на дочери которого император должен был жениться. Самовластным правителем государства князь Меншиков стал еще при Екатерине I, обязанной ему возведением на престол.
Сын лютеранского пастора из Бохума (Вестфалия), Генрих Иоганн (Андрей Иванович) Остерман был взят в Россию Крюйсом. В России он занял видное место при дворе; об этом сообщает супруга британского посла в С.-Петербурге леди Рондо: «Родом он из Вестфалии и переехал сюда как частный секретарь одного голландского адмирала. Петр I взял его к себе, постепенно возвысил до занимаемой им теперь должности (вице-канцлера. – а. А.), но он до сих пор остается лютеранином. Он был наставником Петра II и главным орудием падения князя Меншикова»[481].
Меншиков стремился устранить от власти вице-канцлера Остермана. Вот что сообщал об этом Ле Форт в сентябре 1727 г.: «Чтобы погубить Остермана, Меншиков выговаривал ему, что это он наущает царя (Петра II. – а. А.) принять иностранную веру, за что он велел бы его колесовать. Не трудно было оправдаться. Остерман отвечал, что за его проступки его нельзя колесовать, но он знает, кого следовало бы этому подвергнуть»[482]. Однако в результате борьбы с семейством Долгоруких Меншиков в том же 1727 г. отправлен в ссылку, и, по словам Ле Форта, «барон Остерман остался в выигрыше»[483].
В 1727 г. по ходатайству А.И. Остермана император Петр II подарил лютеранам участок земли для сооружения новой церкви на «Невской першпективе» между Большой и Малой Конюшенными улицами. 26 декабря 1727 г. последовало высочайшее повеление «об отводе на Адмиралтейской стороне места под строение евангелической церкви, школы и пасторского дома»: «Указали Мы, по прошению иностранных и немецкого евангелического прихода обретающейся на Адмиралтейском острову церкви прихожан, под строение церкви ко отправлению по их закону службы, також школы и пасторского дому отвесть на Адмиралтейской стороне по большой прешпективной дороге, позади дворов генерала-майора Лефорта и адмирала Сиверса, оставя для проезду улицу, что надлежит поперечнику и длиннику сколько пристойно; а какое на том месте строение им построить должно будет, взять у них чертеж»[484].
Но как раз в 1727 г., когда строительство новой, более просторной каменной церкви стало на повестку дня, Крюйс в возрасте 70 лет скончался. Однако осиротевшая община недолго пребывала без влиятельного покровителя. Патронат над ней перенял генерал на русской службе, через год (1728) – граф Бурхард Кристоф фон Миних (Munnich, 1683–1767). Выходец из Ольденбурга, в 1720 г. Миних приглашен Петром I в Россию для строительства Ладожского канала. В 1726 г. работы завершились; при Петре II Миних – директор всех фортификаций. Новый лютеранский храм строился по его проекту.
29 июня 1728 г., в день святых апостолов Петра и Павла, заложили первый камень в основание новой церкви; поэтому ее и назвали церковью свв. Петра и Павла. Впоследствии, однако, за церковью прочно закрепилось сокращенное название Петрикирхе. Император Петр II пожертвовал на постройку 1000 руб. Но так как денег для постройки каменной церкви было все-таки недостаточно, то решили обратиться за помощью к немецким королям и князьям. Во все концы Европы, отчасти с помощью русских посланников, отправили просьбы о сборе пожертвований для строительства лютеранской церкви в новой русской столице. Денежные взносы получили из Пруссии, Швеции, Гольштейна, Франкфурта-на-Майне, Готы, Ольденбурга, Ульма, Регенсбурга, Аугсбурга, Байройта, Ангальта, Любека, Гамбурга, Лондона, Амстердама[485]. По ходатайству Миниха из Германии получили 3500 руб., а всех пожертвований собрали 15 тыс. руб.
Непосредственное участие в создании церкви принимал граф Миних. Он собственноручно составил план здания и его фасада. Это была двухэтажная базилика, ориентированная с севера на юг, выложенная из кирпича и покрытая штукатуркой. Над входом в церковь с южной, противоположной алтарной части стороны располагалась деревянная башня. Возведение здания длилось два года[486].
14 (25) июня 1730 г., в день юбилея Аугсбургского исповедания (1530–1730), новую церковь освятили. Первое богослужение в новом храме совершил пастор Г. Назиус, который и стал первым священнослужителем церкви свв. Петра и Павла. (Г. Назиус родился в 1687 г. в Вислебене, близ Эрфурта; скончался в Петербурге в 1751 г.)[487].
«Кирка лютерского исповедания на Адмиралтейской стороне на Большой преспективе построена каменная, – отмечал историограф С.-Петербурга Г. Богданов. – Сия кирка зачата каменным строением строится в 1727 году, а совершилась в 1730 году, и наименовали во имя святых апостол Петра и Павла»[488]. Отечественный автор не забыл упомянуть и о судьбе «адмиральской» церкви: «Кирка лютерская, с первоначальных лет была на дворе адмирала Крейца деревянная, и в 1730 году, когда каменная построилась, оную сломали»[489], – добавляет Г. Богданов. В новом храме поместили портрет адмирала Корнелия Крюйса; он сохранялся более 200 лет и висел там еще в первые годы после революции 1917 г.[490]. Церковь имела 1500 мест, включая те, что находились на хорах. Внутреннее убранство отличалось изысканностью, алтарь, кафедра и орган были отделаны золотом. Для прекрасного органа работы мастера Иоахима из Митавы (ныне – Елгава, Латвия) средства собирались в лютеранских общинах в Москве, Лифляндии, Эстляндии[491].
Вскоре у пастора Назиуса появился помощник, о чем сообщалось в церковной печати: «Haциyc, уже от природы слабый здоровьем, утружденный еще делами службы, преимущественно провожанием покойников на дальние кладбища, впал вскоре в чахотку. Хотя труды его уменьшились тем, что новоприбывший голландский пастор Грубен стал отправлять реформатское богослужение, которое до этого времени лежало тоже на нем, так что он отправлял две службы в одно воскресенье; но прежние труды и суровый петербургский климат до того расстроили его здоровье, что церковный конвент принужден был вызвать из Германии второго пастора в адмиралтейскую церковь. В 1732 году прибыл из Люнебурга Иоганн Фридрих Северин, урожденец гельмштадтский»[492].
В эпоху правления Анны Иоанновны позиции лютеран в России еще более упрочились. 30-е гг. XVIII в. стали золотым веком в жизни лютеранской общины св. Петра в Санкт-Петербурге. В 1730 г. началось 10-летнее правление императрицы Анны Иоанновны. Племянница Петра I, дочь его старшего брата Иоанна, Анну в 1710 г. выдали замуж за герцога Курляндского. В Курляндии она сроднилась с атмосферой немецкого протестантского герцогства. Неудивительно поэтому, что ее приход к власти снова вернул российскую политику к западной ориентации. Попытка возвратить русскую столицу в Москву, предпринятая при Петре II, окончилась полной неудачей: в 1732 г. Анна Иоанновна со своим двором вновь поселилась на берегах Невы[493].
В ноябре 1732 г. поверенный по делам Франции при русском дворе Маньян сообщал в Париж министру иностранных дел Жермену Луи де Шовелену: «Вы знаете, что ни один русский не принимает тут ни малейшего участия, и что царица окружена и руководится советами лишь немцев, по большей части преданных и обязанных Венскому и Прусскому дворам»[494].
При Дворе большим влиянием пользовались сановники-лютеране, такие как Бирон (с 1737 г. – герцог Курляндский), граф Остерман, граф Миних, братья Левенвольде. Датский путешественник Петер фон Хавен (1715–1757), живший в Петербурге в 1736 г. и с 1743 по 1746 г., писал: «Принц Гессен-Гомбургский и граф Миних держали каждый для себя и для немецких офицеров в армии, двух кабинет-пасторов… Все управление немецкими общинами (в России. – а. А.), как в некоторых местностях Германии, было в руках церковного собрания, состоявшего из виднейших прихожан и делившегося на церковный совет, церковных старост и церковных старейшин. Графы Остерман и Миних были тогда виднейшими патронами евангелической общины в государстве»[495]. Их роль в русской политике в десятилетие правления Анны Иоанновны нельзя переоценить: генерал-фельдмаршал, президент Рейхскригсколлегии граф Миних определял военную политику государства, командуя русской армией в польском и турецком походах, вице-канцлер граф Остерман руководил внешней политикой России. При этом Миних оставался патроном общины св. Петра, а остальные названные лица – ее членами. Неудивительно, что Анна Иоанновна вместе с другими членами императорской фамилии нередко присутствовала на торжественных богослужениях в лютеранской церкви Св. Петра, например 27 декабря 1737 г. при освящении нового органа церкви[496].
«Граф Остерман был большим любителем сочинений Мосхейма»[497], – пишет шведский ученый Карл Рейнхольд Берк (1706–1777), живший в Петербурге в 1735–1736 гг. Иоганн Лоренц Мосхейм (1693–1755), немецкий лютеранский теолог, историк Церкви, профессор Гельмштедтского университета в Брауншвейге (с 1723 по 1747 г.), а затем Геттингенского (с 1747 г.)[498], где впоследствии учились многие посланцы из России. А вот что сказано в инструкции от 1 июля 1739 г. маркизу де ля Шетарди, отправлявшемуся в Петербург в качестве французского чрезвычайного посла: «Граф Остерман всегда, по своему происхождению, питал привязанность и пристрастие к Германии. Это единственный из петербургских министров, действительно способный к делу и труду. Все, кто мог бы возбудить против него подозрение, умерли или удалены»[499].
Среди жителей Петербурга процессы обрусения и онемечивания шли параллельно. «Можно постоянно слышать, как слуги говорят то по-русски, то по-немецки»[500], – пишет Петер фон Хавен, замечая при этом: «Говорящий по-русски немец и говорящий по-немецки русский обычно совершают столь много ошибок, что строгими критиками их речь могла бы быть принята за новый иностранный язык. И юный Петербург в этом отношении можно было бы, пожалуй, сравнить с древним Вавилоном»[501]. Что же касается вероисповедного вопроса, то, по словам датского автора, «из иностранных общин лютеранская – самая большая и многочисленная в России. Во время моего пребывания в Петербурге там было три немецких и одна шведская церковь. При церкви Св. Петра было два пастора, а при каждой из двух других – только по одному»[502].
Построенная в 1730 г. лютеранская церковь Св. Петра и Павла стояла в глубине участка, на противоположной от церкви Рождества Богородицы стороне Большой першпективной дороги. (Каменная церковь Рождества Пресвятой Богородицы была возведена на Невском проспекте по проекту М.Г. Земцова в 1739 г. Стоявшая на берегу речки Кривуши (будущего Екатерининского канала), она своим северным фасадом располагалась вдоль перспективы. В целом церковь напоминала Петропавловский собор.)[503]
Вот как выглядел тогдашний Невский проспект в описании Карла Берка: «На Перспективной улице мало примечательных зданий, помимо каменной русской церкви, которая пока не достроена, но будет, по-видимому, красивой; каменной евангелической немецкой, деревянной финской (в которой отправляется и шведское богослужение) и деревянной реформатской французской церкви, – пишет шведский автор. – Все три стоят на площади между названной улицей и императорскими конюшнями»[504].
В 1735 г. пришлось вырубить лес на Фонтанке и в окрестностях Невского проспекта, чтобы изгнать и выловить там шайки, которые «многих людей грабят и бьют». Для их поимки военная коллегия отрядила «пристойную партию драгун». Церковь Св. Петра была построена на территории тогда настолько еще пустынной, что ее пастор в своем прошении, поданном императрице Анне Иоанновне, указывал: «Опасаюсь недостатка в воде, злоумышленников, убийц, воров и разных превратностей, случающихся обыкновенно с тем, кто живет далеко от своих соседей»[505]. На изображениях Невского проспекта даже второй половины ХVIII в. видны высокие заборы, ограждавшие почти весь квартал, в глубине которого располагалась церковь и примыкавшие к ней здания школы и пастырского дома[506].
Освященная в 1730 г., лютеранская церковь Св. Петра представляла собой небольшое каменное здание с колокольней и шпилем. Настоящим сокровищем стала одна из ее алтарных картин – «Иисус с Фомой Неверующим и учениками» кисти знаменитого Ганса Гольбейна-Младшего. В 1707 г. ее подарил общине придворный живописец И.Ф. Грот. Рассказывали, что картина, написанная на кипарисовом дереве, 200 лет пролежала до этого зарытой в землю в монастыре Вюртемберга[507].
Пять лет спустя близ храма возвели два деревянных дома, образовавших своего рода пропилеи перед новой кирхой. В одном доме располагались квартиры церковного причта, а в другом, в угловом на Большой Конюшенной, разместилась школа. До 1735 г. в этой школе учились только дети состоятельных родителей, а в 1735 г. решили отчислять на нее определенную сумму при совершении крещений, погребений и других церковных обрядов, а также объявить о добровольных пожертвованиях. Таким образом образовался особый школьный фонд, за счет которого стали обучаться здесь и дети бедных родителей.
В середине 1730-х гг. предприняли попытки реорганизовать немецкую школу, состоявшую при церкви Св. Петра. Из записок Петера фон Хавена можно узнать о том, какие проблемы возникали в ходе просветительских начинаний. «Этой зимой в самой крупной немецкой общине было внесено предложение организовать большую латинскую школу. Причиной тому явилась неудовлетворенность большинства иностранцев школой и гимназией при Академии, а потому они либо держали домашних учителей для своих детей, либо отправляли их в Ревель и другие города. И кроме того, объявили, что если церковный совет намерен учредить настоящую латинскую школу, так чтобы она была оборудована при немецкой церкви св. Петра, то все они послали бы туда своих детей и вообще оказали бы помощь в осуществлении этого дела, – пишет датский автор. – Надо здесь упомянуть, что большинство немцев по нескольку лет учили своих детей латыни, арифметике, письму и прочим полезным вещам до того, как приставить к какому-либо ремеслу или иному тоже скромному занятию. И вот к этому времени из зарубежных государств поступили многочисленные добровольные пожертвования на немецкую церковь и школу Св. Петра в Петербурге; среди прочих – сбор в сумме 750 рублей из Дании. Поэтому церковный совет намеревался изменить постоянную и довольно многочисленную школу, еще более ее улучшив и впоследствии расширив, и за это уже действительно принялись, набирая для нее различных учителей. Но поскольку к тому обнаружились препятствия более существенные, чем ожидалось, то пришлось на сей раз ограничиться прежним; так оно с того времени и существует»[508].
Для улучшения преподавания из Германии пригласили магистра Иоганна Филиппа Люткена. После прибытия в Петербург его утвердили в должности ректора школы. Но в 1737 г. Люткен оставил свою должность и стал помощником пастора Шатнера, после чего церковный конвент поручил надзор за школой пасторам Петрикирхе[509].
28 июня 1737 г. издан именной указ, согласно которому на Невском проспекте должны были стоять только каменные здания. В 1740 г. «Комиссия о Санкт-Петербургском строении» потребовала сноса всех деревянных строений, выходивших на главную улицу столицы. Это касалось и обоих деревянных домов, обрамлявших Петрикирхе. Однако Комиссия решила пасторские дома оставить. «К оной проспективной улице никакого деревянного строения им (лютеранам. – а. А.) не строить, и когда те деревянные домы обветшают, то построить на том месте каменные же дома»[510]. Поэтому в 1747 г. на прежнем месте по проекту архитектора К. Кемпфа возвели новые каменные здания, одно них по-прежнему отводилось школе[511].
Петрикирхе стал главным духовным центром для немцев-лютеран, живших в Санкт-Петербурге. В ее стенах крестили, венчали, отпевали. Перу фон Хавена принадлежит описание бракосочетания, состоявшегося 8 февраля 1737 г. под сводами церкви Св. Петра. «Женихом и невестой были знатный саксонский господин с одною из знатнейших придворных фрейлин, и один из них носил фамилию Кейзерлинг. Они решили публично венчаться в немецкой церкви св. Петра», – сообщает датский автор своим читателям, переходя к основной части своего повествования. «Обе принцессы – Елизавета и Анна – вели невесту. Обряд бракосочетания совершал самый старый немецкий пастор. Когда он произносил слово и когда пели, принцесса Анна была очень тиха, набожна и благоговейна. Принцесса же Елизавета была весела, переменчива и во время венчания более применяла свои глаза, нежели уши, – пишет фон Хавен. – Она, казалось, смеялась над голосом немецкого пастора, о котором его прихожане говорили, что он в юности сорвал голос. Великолепие всей свиты и чрезвычайно длинную вереницу карет кратко или с большей пользой описать невозможно»[512]. В этом отрывке упомянуты «принцессы Елизавета и Анна», мирно шествовавшие к алтарю лютеранского храма Св. Петра. И трудно было предполагать, что через три года обе принцессы будут вовлечены в водоворот политических событий.
Императрица Анна Иоанновна незадолго до своей кончины (17 октября 1740 г.) назначила своим преемником новорожденного внука Иоанна Антоновича, а регентом – Иоганна Эрнста Бирона, с которым она сблизилась еще в 1720-х гг. Эта связь вызывала всевозможные толки; так, французский посланник в Санкт-Петербурге маркиз де ла Шетарди в одном из своих донесений приводит такую оценку: «(Анна Иоанновна)… более всякой другой женщины полна предрассудков православной религии, и тем охотнее вооружается против всех лиц иного образа мыслей, что воображает весьма не кстати отвести глаза от связи своей с Бироном, прикрываясь маской религиозности и благочестия»[513].
5 октября 1740 г. малолетний сын Анны Леопольдовны (1718–1746) – царевич Иоанн провозглашен наследником российского престола; провозглашение совершили в деревянном Летнем дворце в Летнем саду. 17 октября того же года он вступил на престол при регентстве Бирона. Однако вскоре противники Бирона, во главе с фельдмаршалом Минихом, свергли его и провозгласили Анну Леопольдовну правительницей. Но сторонники Елизаветы Петровны подготовили переворот: 25 ноября (6 декабря н. ст.) 1741 г. арестованы правительница России Анна Леопольдовна, ее сын император Иоанн Антонович и муж Антон-Ульрих. Арестованного младенца отправили в Шлиссельбургскую крепость, где он провел остаток своей жизни. На трон при поддержке гвардии взошла дочь Петра I – Елизавета. 23 января 1742 г. (н. ст.) состоялась публичная казнь ведущих деятелей правления Анны Леопольдовны – вице-канцлера Андрея Ивановича Остермана, фельдмаршала Бурхарда Христофора Миниха, вице-канцлера Михаила Гавриловича Головкина и других. В последний момент смертный приговор заменили ссылкой. Анна Леопольдовна была низложена, отправлена в ссылку и в 1746 г. скончалась в Холмогорах.
То, что в «немецкую компанию» попал М.И. Головкин, виновато и его ближайшее окружение. Так, будучи вице-канцлером, он взял в пажи Ягужинского – сына лютеранского органиста, служившего в лютеранской кирхе в Москве.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.