Хеврон – Вифлеем

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Хеврон – Вифлеем

10 марта я выехал из Иерусалима в сопровождении консульского каваса и конвойного хаяла (турецкого солдата). Целью моей поездки были Хеврон и Вифлеем. Оставив влево гору Беззаконного Совета, я поднялся в долину Рефаим, или Гигантов (Нав. 15, 8), где Давид победил филистимлян (2 Цар. 5, 18, 20; 1 Пар. 11, 15; 14, 9). Долина хорошо возделана и замечательна своим плодородием. Не доезжая до монастыря Св. пророка Илии, минутах в двадцати от него, находится на покатости крутой горы, посреди дороги, Колодезь Трех Царей, получивший это название по преданию, гласящему, что на этом месте явилась волхвам упоминаемая в Евангелии звезда после их свидания с Иродом (Мф. 2, 10). За греческим монастырем пророка Илии, стоящим на вершине горы, становится виден Вифлеем, раскинутый на холме, покрытом оливковыми деревьями и виноградниками. На полчаса езды от монастыря находится Гробниц а Рахили. Место ее как нельзя более отвечает указаниям Библии. В книге Бытия говорится, что Рахиль умерла на пути к Ефрафе (Вифлеему), где была погребена, а Иаков воздвиг над ее прахом памятник, существовавший еще во времена Моисея (Быт. 35, 16–20). Семьсот лет позже Самуил, помазав Саула на царство, говорит ему, что он увидит двух человек близ гробницы Рахили, на границе Вениаминова колена (1 Цар. 10, 2). Блаженный Иероним много раз упоминает о местонахождении гробницы близ Вифлеема. Аркульф, живший в VIII столетии, описывает монумент над могилой Рахили, имевший вид пирамиды (Michaud, Hist. des Croisades)[61] и находившийся в полумиле на северо-запад от Вифлеема. Арабский географ Эдризи (в XII столетии) говорит, что на могиле Рахили находятся двенадцать камней, поставленных стоймя, в память двенадцати колен израилевых. Теперь возвышается над могилой здание в виде мечети с низким куполом. Полагают, что оно воздвигнуто в 1679 году. Ключ от здания хранится у одного еврея в Иерусалиме, купившего, говорят, за большие деньги это право у турок. Таким образом, евреи, христиане и мусульмане согласно признают этот памятник за гробницу любимой супруги Иакова. Пророк Иеремия говорит: «Глас в Раме слышен, рыдание и вопль великий; то плачет Рахиль о детях своих и не хочет утешиться, ибо их не стало» (Иер. 31, 15; Мф. 2, 18)[62]. Судя по этому, Рама, на которую преимущественно обрушилась малодушная жестокость Ирода, существовала невдалеке от гробницы Рахили (Пужула)[63]. Вправо от гробницы, в четверти часа расстояния, видна при подошве горы деревня Беит-Джелам, отечество пророка Амоса, библейская Фекуя. Там видны развалины, вероятно, времен крестоносцев и существует католическая семинария.

Близ гробницы Рахили дорога разделяется: влево идет в Вифлеем, вправо в Хеврон. Я направился сначала в Хеврон. В продолжение часа пробирался я по этому пути, идущему чрез высокие горы и глубокие ущелья: местность печальная, усеянная большими серыми камнями, без всякого следа растительности и проезда. Взобравшись на самый верх горного кряжа и повернув влево, мы стали спускаться в долину, в которой находятся знаменитые Соломоновы Пруды. Длинная котловина идет покато по направлению к Иордану. В западном конце ее на значительной высоте был расположен загородный дворец Соломона Этам (Пужула). Местность склоняется от него, все глубже врезываясь между гор. В центре котловины находится Запечатанный Колодезь, упоминаемый в Песне Песней (Песн. 4, 12); вода из самого источника служила исключительно для употребления царя; она изливалась в находившийся ниже бассейн, доступный для всех; следуя далее, она наполняла Соломоновы пруды и, протекая чрез них, орошала находившиеся в нижнем конце котловины царские Замкнутые Сады (Песн. 4, 12; Еккл. 2, 4–6). Они назывались замкнутыми, вероятно, потому, что были обставлены с трех сторон горами, двумя параллельными кряжами, образующими долину, и третьей, поперечной, горой, замыкавшей долину к стороне Иордана. Соломоновы пруды представляют три огромные искусственные бассейна, расположенные вдоль котловины тремя уступами, один ниже другого. Все три одинаковой ширины в 270 футов, длиной: первый – в 480, второй и третий по 600 футов (Ричардсон); они иссечены в каменной почве и ограждены на поверхности невысоким парапетом. В них по настоящее время отчасти держится вода. В свое время котловина, в которой находятся пруды, кипела жизнью и наслаждением; теперь она опустела и с затянутыми илом прудами, без растительности, с безобразной кучей камней на месте Соломоновых палат, представляет печальный вид. Возле Запечатанного источника (Рас-эль-Аин, «начало источника») возвышается большое квадратное здание, в виде крепостцы с башнями: это и хан, и караульный пост в то же время.

Близ резервуаров заметны остатки водопровода, которым часть воды из Запечатанного колодезя была проведена в Иерусалим. И пруды, и водопровод представляют образчики гигантских сооружений древних евреев. Часть долины покрыта сочной травой. Несколько арабских женщин невдалеке от источника срезывали ножом какое-то растение, вроде кресс-салата, употребляемое арабами в пищу.

От Соломоновых прудов дорога поднимается круто в горы – голые, бесплодные, усеянные огромными камнями, весьма затрудняющими лошадей. Такова она почти до самого Хеврона. По мере приближения к последнему растительность появляется снова и становится обильнее с каждым шагом. Город расположен в весьма живописной и плодородной долине. Виноградники и роскошные раскидистые деревья встречают здесь путника.

Хеврон, находящийся в пяти милях на юг от Вифлеема, есть один из самых древних городов Ханаанской земли. По книге Чисел, он построен семью годами раньше Цоана, или Таниса в Египте (Числ. 13, 23). Он первоначально назывался Кириаф-Арба (Нав. 21, 11). Близ Хеврона, в Мамврийской дубраве жил Авраам (Быт. 13, 18; 14, 13; 23, 17). По смерти Сарры он купил на месте существующего теперь города для погребения ее двойную пещеру Макпела (Быт. 23); в этой пещере он сложил впоследствии и свои кости (Быт. 25, 9–10); в ней же положены были позже Исаак с женой Ревеккой и Иаков с женой Лией (Быт. 49, 29–31; 50, 13). Памятники этих патриархов существовали еще во время историка Иосифа <Флавия>; они были иссечены из дорогого мрамора и имели изящный вид. Около Хеврона соглядатаи взяли виноградную кисть чудовищной величины (Числ. 13, 23–24). Иисус Навин завладел городом, предав смерти его жителей, и отдал его Халеву (Нав. 10, 36–37; 11, 21; 14, 13; 15, 13). Вскоре он сделался достоянием левитов (Нав. 21, 11) и был одним из городов убежища (Нав. 20, 7; 21, 13). В Хевроне жил Давид первые семь лет и шесть месяцев своего царствования (2 Цар. 2, 1–4, 11; 5, 5; 3 Цар. 2, 11). Здесь полководец Давида Иоав убил предательски Авенира, полководца Саула (2 Цар. 3, 27); здесь же Авессалом поднял знамя бунта против отца (2 Цар. 15, 10, 13). Хеврон был одним из городов, занятых израильтянами после вавилонского плена (Неем. 9, 25); но он был отнят у них идумеянами и возвращен в прежнее владение лишь Иудой Маккавеем (1 Мак. 5, 65). В 1167 году в Хевроне была основана епархия и крестоносцы построили храм, в 1187 году обращенный мусульманами в мечеть эль-Кхалиль, названную так в честь Авраама, именуемого арабами Кхалиль, то есть «друг» (Божий). Самый город нередко также называется эль-Кхалиль; но обыкновенно арабы именуют его Габрун. Авраамова мечеть составляет самое замечательное здание города. Несомненно, что она заключает в себе прах патриархов, погребенных в пещере Макпела. Жители Хеврона, мусульмане, отличаются диким фанатизмом, и потому вход в мечеть строжайше воспрещен христианам и евреям. Кое-какие сведения о ней сообщает ренегат Али-бей. По его словам, широкая лестница ведет чрез длинный проход на небольшой двор. Здесь, влево, представляется небольшой портал, украшенный четырьмя колоннами. По обе стороны паперти находятся две комнаты, из которых правая заключает гробницу Авраама, левая – Сарры. Внутри здания, построенного в готическом стиле, направо, между двух пилястр, виден род небольшой часовни, в которой покоится прах Исаака, влево – гробница его жены. По другую сторону двора находится здание с двумя комнатами, из которых в левой помещается гробница Иакова, в правой – его жены Лии. Входы защищены железными решетками и деревянными дверями. Все гробницы покрыты богатыми коврами, присылаемыми султаном из Константинополя; ими устланы также и самые комнаты. Служителей при мечети считается более ста человек. В последнее время, говорят, принц Уэльский имел дозволение от султана посетить мечеть – и был в ней, к великому соблазну правоверных. Меня допустили пройти в дверь, за которой начинается лестница, ведущая во двор мечети. Я вошел на площадку, и на высоте двух аршин мне указали небольшое неправильное отверстие в стене, кажется, сквозное, которое, говорят, идет внутрь одной из комнат, заключающих прах патриархов, и позволили в него заглянуть; но так как внутри совершенно темно, то я ровно ничего не видел. Мне хотелось набросать в альбоме вид входа в мечеть, но вокруг меня образовалась тотчас же толпа, поднялся говор, и недовольство изуверов дошло до того, что в меня полетели куски засохшей грязи; бывшие со мною кавас и хаял, видя, что дело неладно, схватили меня под руки и утащили бегом в соседний переулок, из которого разными зигзагами мы пробрались в другой конец города и очутились близ Давидова Пруда.

Эта прочная постройка существует по настоящее время в совершенной целости и снабжает жителей Хеврона водой. Она похожа на Соломоновы пруды, хотя размерами менее всех их, и представляет четырехугольник. Внутрь ее ведет сбоку небольшая каменная лестница. Это, по предположению, тот пруд, близ которого Давид повесил убийц Иевосфея (2 Цар. 4, 12). Показывали мне также здание, построенное будто бы на месте Давидова дворца, но едва ли даже нижняя часть здания, хотя и древняя, современна Давиду. Хеврон вообще богат преданиями, не имеющими никакого основания. Так, у ворот городских показывают красноватую землю, из которой будто бы создан был первый человек (Адам значит в переводе «красная земля»). Мусульмане весьма уважают эту землю, приезжают за ней издалека и развозят ее по всем странам мусульманской Азии. Они говорят, что эта земля была принесена ангелом смерти с четырех сторон света и что она состояла из четырех оттенков, которыми различаются четыре главные расы человечества: белая (европейская или кавказская), желтая (малайская), красная (американская) и черная (эфиопская). В окрестностях города указывают место, куда удалились Адам и Ева по изгнании из рая.

Ной насадил в Хевроне первый виноградник и первый испытал на себе действие виноградного сока. По настоящее время здесь родится необыкновенного достоинства виноград, хотя он может назваться почти диким по степени ухода за ним. Кисти в восемь-десять фунтов и теперь не редкость. Он идет преимущественно на приготовление изюма, чем занимаются мусульмане. Евреи выжимают из него ногами сок и варят его, что будто бы заменяет процесс брожения. Вино, несмотря на такой патриархальный способ приготовления, выходит отличного качества, цветом и вкусом похожее на moscato di Siracusa, но по незначительности приготовления редко служит предметом вывоза. Невдалеке от города находится знаменитый Дуб, патриарх хевронской флоры, единственный остаток Мамврийской дубравы, в которой жил Авраам и в тени которой угощал таинственных странников. Несмотря на то, что дубу-гиганту насчитывают тысячелетия существования, он, по всей вероятности, лишь отрасль дубов, современных Аврааму. Притом это не собственно дуб, а теревинф – дерево из семейства фисташковых; лист его овальный, мелкий и зубчатый. Поклонники всех стран бессовестно обламывают его, и надобно еще удивляться, как его совсем не уничтожили.

Население Хеврона состоит из турков, арабов и евреев. Христианам воспрещено здесь жить. Хеврон, в сравнении с другими городами Палестины, отличается относительной чистотой. Жители его промышляют, кроме выделки изюма и вина, фабрикацией бус и браслетов из голубого стекла и стеклянных ламп. Между евреями, живущими в Палестине, почти повсюду встречаются выходцы из России. Ревностные последователи Моисеева закона считают величайшим счастьем сложить свои кости в Обетованной земле; в этой надежде старики оставляют родину, увлекая за собой и свои семейства; по смерти их обжившаяся в Палестине молодежь обыкновенно остается там навсегда. В Хевроне также есть несколько эмигрировавших так им образом семей. У них-то обыкновенно на ходят приют заезжие в Хевроне христиане, для которых недоступны здесь жилища фанатических мусульман. Я приютился в доме еврейского семейства Шушкевич, выселившегося из Могилевской губернии; оно состоит из старика Менделя и молодой четы Берки и Сарры. Дом их – при самом въезде в Хеврон, по левую руку (городских ворот, в собственном смысле, не существует). Небольшой дом содержится довольно опрятно, но внутри ничто не доказывает достатка хозяев, хотя они и заплатили за дом около тысячи рублей на наши деньги, да кое-что, вероятно, и про черный день имеют. Живя в Хевроне, среди дикого и жадного народа, опасно выказывать достаток. Хевронские евреи носят опрятные пестрые ситцевые халаты с разрезами по бокам, меховые шапки и необыкновенно длинные и закрученные пейсы. Между ними много замечательно рыжих. Я имел несчастье приехать в Хеврон в пятницу, и потому было невозможно достать что-нибудь свежее для пищи. Хозяева указали мне молча только на самовар и на две бутылки вина. Я должен был ограничиться вином, в котором размачивал привезенный с собой хлеб, ибо мои конвойные распорядились разогреть самовар при помощи тряпок, обмакнутых в деревянное масло, и напустили такого чаду, что, отказавшись от чая, я должен был выбежать из комнаты и около часа просидел в темноте, на улице. Выспавшись как Бог послал, я положил в стол (в руки нельзя дать – суббота!) деньги за ночлег, вино и неудавшийся самовар и выехал из Хеврона обратно прежней дорогой по направлению к Вифлеему.

Проехавши мимо Соломоновых прудов, я повернул через час направо и вскоре достиг Вифлеема. Этот город населен почти исключительно христианами. Местоположение его неровное; есть спуски и подъемы такие, что лошадь скользит по большим гладким камням, которыми вымощены некоторые улицы. Город грязен, на мостовой гниют кучи разного хлама и стоят лужами всевозможные нечистоты. Местами видны лавки с вещами, выделкой которых занимается большая часть жителей Вифлеема: это перламутровые образа, кресты, четки, чубуки, палки и т. п. Замужние женщины носят на голове род монашеских клобуков, к которым прикреплены длинные покрывала, наподобие русской фаты; лоб покрыт монетами как у черемисок; арабки татуируют лица и руки. Вифлеемские девушки одеваются так, как, предполагают, одевалась Божия Матерь: длинное белое покрывало закрывает голову, спину и плечи, рубашка синего холста перетянута кожаным поясом, на груди наложен кожаный четырехугольник, иногда украшенный монетами, на ногах сапоги. До самого монастыря провожали меня продавцы мелочей, узнавшие по кавасу, что я русский, крича со всем усердием: «Москов! а, москов! Хош чотка, каристы, может, образ хош? Чабук кароща есть… Кали хош капить – усе есть!»

Вифлеем значит в переводе «дом хлеба»; арабы называют его Беит-Леам – «домплоти». Первоначально он носил название Ефрата («плодородие»). В некоторой степени последнее оправдывается еще и теперь. С Вифлеемом, как и с Хевроном, связано много воспоминаний и преданий. В окрестностях его, мы уже видели, скончалась Рахиль. Там же имела место трогательная встреча Руфи и Вооза (Руфь 2). В Вифлееме родился Давид и был помазан Самуилом на царство (1 Цар. 16, 13); поэтому Вифлеем назван в Евангелии городом Давида (Лк. 2, 4, 11). Занятый в продолжение некоторого времени филистимлянами, он разделял впоследствии общую участь с Иерусалимом. Наконец, в нем родился Спаситель.

Самое замечательное здание в Вифлееме есть церковь Рождества Спасителя. При ней находятся монастыри греческий, латинский и армянский. Я остановился в греческом монастыре; монах, болгар отец П., говорящий очень хорошо по-русски, провел меня в назначенную мне комнату. Вскоре вошел ко мне настоятель – молодой красивый грек. Занятый уборкой в церкви, он был весь в пыли. Поставив в угол метелку, бывшую у него в руке, он благословил меня, расспросил, кто я, откуда, и предложил отдохнуть. Нам подали неизбежные на Востоке варенье, мастику (водку) и кофе. Затем настоятель свернул папироску, подал ее мне, сделал для себя другую и отправился опять к своим занятиям по хозяйству. Отдохнув немного с дороги, я отыскал отца П. и отправился с ним в церковь. Она начата императрицей Еленой и окончена Константином между 327 и 333 годами по Р. Х. Епископ Кесарийский Евсевий в «Жизнеописании императора Константина» говорит, что храм был заложен стараниями св. Елены и назывался храмом пещеры Спасителя – «ecclesia Speluncae Salvatoris» (Кн. 3, гл. 41 и 43). Впоследствии император Юстиниан, возобновляя церковь, устроил при ней монастырь и увеличил несколько пещеру Рождества (Прокопий Кесарийский). Греческие монахи, однако же, настоятельно утверждают, что церковь была основана Юстинианом. Пред входом в храм, по всей вероятности, существовал обширный атриум, окруженный колоннадой, следы которой видим по настоящее время. В церковь ведет столь низкая дверь, что нужно наклоняться в пояс, проходя в нее. Внутри церковь представляет древнюю базилику; она разделена на пять проходов четырьмя рядами колонн коринфского ордена. Потолка нет. Некрашеные стропила из кедрового дерева искусной древней работы – на виду. Колонны покрыты изображениями святых, высокого, по уверению знатоков, достоинства живописи. Этих изображений, однако же, сохранилось немного. Исчезают также и древние мозаики на стенах, высоко ценимые художниками. Остатки их видны кое-где неправильными пятнами; остальное замазано штукатуркой и заделано. Главная часть церкви принадлежит грекам, остальные – армянам и католикам. В греческом отделе шла чистка и уборка: мели и мыли, обтирали и очищали во всех углах. Настоятель был тут же. Завязав вокруг пояса полы рясы и засучив рукава, он трудился наряду с другими. Мы прошли с отцом П. в алтарь. Показывая образ Рождества, покрытый богатой ризой и высланный из России одним из наших благочестивых вельмож, отец П. обратил мое внимание на отверстие в ризе, похожее на то, как будто бы в этом месте было что-то вырвано.

– Тут была звезда из камней, – объяснил он. – Нашлись святотатцы, которые думали, что она бриллиантовая, а она была простая, стразовая.

– Кто же это сделал?

– Бог их знает.

Осмотрев церковь, мы спустились в пещеру. Меня поразили лохмотья старой драпировки, висевшие с потолка, затканные паутиной, изъеденные пылью.

– Что это, – говорю я, – отец П.? Какое запущение в таком святом месте.

– Не наше, батюшка, здесь владение-то, общее. Как бы мы одни распоряжались, так не в таком бы виде все было.

– Да кто же препятствует вам пыль смести?

– Армяне, судырь, армяне… Это уже такой народ. С католиками мы еще сладили бы, а с армянами нельзя. Мы и рады привести бы все в порядок, а они говорят, что мы не имеем права хозяйничать, что это их право, а сами не сметают: так и остается!

Пещера действительно поражает запустением благодаря несогласию людей различных вероисповеданий, владеющих ею сообща. Расколотые и обезображенные иконы, пыль и грязь – остановят на себе чье угодно внимание. В подземных коридорах и пещерах находятся: алтарь в память избиенных Иродом двадцати тысяч младенцев, другой – во имя Евсевия Кремонского, пещера блаженного Иеронима и гробницы подвизавшихся в Вифлееме Павлы и Евстохии, римских матрон из фамилии Гракхов и Сципионов.

Невдалеке от Вифлеема существует так называемая Млечная Пещера, в которой, по преданию, часто отдыхала Божия Матерь, питая Божественного Младенца. Пещера эта иссечена в известковой почве, и женщины разносят во все стороны куски камней, отсюда взятых, приписывая им свойство увеличивать количество молока во время кормления грудью.

Далее следует арабская деревушка Бастур, в которой жили евангельские пастыри во время Рождества Спасителя (Пужула). Отсюда открывается прелестная Пастушеская Долина, где явившаяся пастырям звезда возвестила о великом для человечества событии. В пещере, служившей им, вероятно, убежищем от непогод, теперь существует поразительной бедности церковь, принадлежащая арабам-христианам.

Возвратившись в монастырь, я был приглашен «откушать что Бог послал». Отец П. был моим товарищем. Ему подали блюдо жареных улиток. Я попробовал одну, но не нашел ее по своему вкусу, и отец П. сказал, смеясь, что мне потому их не дали, что я недостоин этой монастырской пищи. Затем нам подали общие блюда: вареную цветную капусту, соленую рыбу, картофель, рис и, наконец, мне особо – яйца.

– Я, – говорю, – не ем яиц, ныне пост.

– Греки едят, так и вам разрешается, и тем более, что вы в пути, – отвечал отец П.

– Не монахи же, однако? – спросил я.

– Греки, – упирая на это слово, отвечал отец П., подмигнув мне в то же время.

После обеда мы уселись на софах и закурили сигары.

– Я вижу, что вы человек, видавший свет и людей, а потому буду говорить с вами откровенно, – завел речь мой собеседник. – Я болгар; жил двадцать лет в России, русским был обязан, и хотя теперь живу в греческом монастыре, но привыкнуть к грекам не могу.

– Почему же?

– Будто вы не знаете, что за народ – греки?.. Возьмем хотя здешних для примера. Что я вам рассказывал про звезду-то… Ведь свои, батюшка, выкусили… И что скандалу-то было! Настоятель заявил паше, обвинил прямо католиков; тот начал разбирать дело, а виноватый-то и открылся – свой, грек… Что денег стоило, чтобы потушить дело!.. А пред этим был настоятель, так того, во время службы, ножом пырнули. Поднялся шум, кричат: армяне! католики!.. А свой, батюшка, пырнул, грек пырнул, – открылось вскоре. Вот они какой народ, греки-то!

– Не они ли это и пыль в пещере копят?

– Армяне, судырь, нам не дают сметать, а мы им: и те и другие хороши!.. А больше я за то не располагаюсь к грекам, что они русских не терпят. Наружно они угождают и льстят, а на самом деле готовы всякие козни им строить. Они боятся, чтобы русские не завладели Востоком и чтобы оттого не пало их церковное влияние, – вот в чем дело. Они и с турками готовы сближаться против русских…

В подобной беседе, из которой узнал я много неутешительного о положении Святых мест, провели мы часа два времени, пока наконец отец П. не заметил, что у меня глаза смыкаются. Тогда он пожелал мне спокойной ночи и вышел.

На другое утро, после ранней обедни и обычной записи в книгу, я выехал из Вифлеема. Отец П. тоже ехал в Иерусалим по вызову Патриарха. День был не жаркий, и мы весело и незаметно добрались до Сиона, где расстались, чтобы никогда более, может быть, не встречаться.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.