КНИГА ТРЕТЬЯ ДУХ ВРЕМЕНИ
КНИГА ТРЕТЬЯ
ДУХ ВРЕМЕНИ
Чем меньше люди знают, тем тверже верят, что их приход и их часовня — истинные вершины, к которым карабкаются в муках цивилизация и философия.
Бернард Шоу
Глава 1. Гнуснополь
И мне приснилось, что Болт привел Джона в большую комнату, вроде ванной, такие гладкие были в ней стены, и столько стекла и металла, и все пили какой-то напиток, похожий на лекарство. Видимо, люди эти были молоды, и девушки походили на мальчиков, а мужчины — кроме тех, конечно, у кого росла борода — на женщин.
— Почему они сердятся? — тихо спросил Джон.
— Они не сердятся, — ответил Болт. — Они спорят об искусстве.
И он поставил Джона посреди комнаты, и сказал:
— Глядите! Вот этого типа обработал мой папаша. Надо вправить ему мозги. Начнем с чего-нибудь такого… ну, этакого…
Присутствующие посовещались и решили, что первой споет Викториана. Когда она встала, Джон подумал было, что это школьница, но, приглядевшись, понял, что ей под пятьдесят. Она надела маску с красным носом и одним прикрытым глазом, словно подмигивающим раз и навсегда.
— Великолепно! — закричала половина гостей. — Чистая Пуритания!
Но другая половина, в которую входили все бородатые, поджала губы и подняла носы. Викториана запела, подыгрывая на игрушечной арфе, издававшей чрезвычайно странные звуки, и перед Джоном мелькнул было остров, быстро сменившийся людьми, похожими на его отца, и на лорда Блазна, и на управителя, только все они кривлялись и были в клоунских костюмах. Потом появился цветок в вазоне, и песня оборвалась.
— Превосходно! — сказали гости, носившие имя Снобов.
— Ну, как? — спросил Джона молодой Болт.
— Понимаете… — начал Джон, не зная, что ответить, но Викториана сбросила маску и ударила его по щеке.
— Так ему! — сказали Снобы. — Что-что, а удаль в ней есть! Мы не всегда согласны с тобой, Викки, но в смелости тебе не откажешь.
— Преследуйте меня! — визжала тем временем певица. — Бейте меня, садист! Мещани-и-ин! — и она зарыдала.
— Простите, — начал Джон, — я, собственно…
— А пела я хорошо! — рыдала Викториана. — Всех великих людей преследуют, пока они живы… меня пре-пре-преследуют… значит, я великая!
— Что, нечем крыть? — возликовали Снобы, а Викториана выбежала из комнаты.
— Надо сказать, — промолвил один из них, — песенка ее… тогось…
— Да уж, слушать противно, — поддержал его другой.
— Ей бы и съездить по морде, — предложил третий.
— Избаловали! — пояснил четвертый. — Перехвалили, вот в чем беда.
— То-то и оно! — откликнулся хор.
Глава 2. Южный ветер
— Может, кто другой споет? — сказал Болт. — Я! — закричали человек тридцать, и тот, кто кричал громче всех, вышел на середину комнаты. Он был из бородатых, в красной рубахе, в шортах крокодиловой кожи, и держал большой барабан. Ударив в этот барабан, он стал извиваться, глядя на всех огненным взором. На сей раз Джон острова не видел. Ему показалось, что он в зеленой тьме, среди переплетенных корней и мохнатых лиан, шевелящихся, как змеи. Тьма сгущалась, дышало жаром, корни сплелись в огромный непотребный комок, и песня оборвалась.
— Да, — сказали все Снобы, как один, — истинно мужское искусство.
Джон огляделся и увидел, что сами Снобы, холодные, как огурцы, спокойно курят и пьют свое лекарство. «Какие, однако, чистые люди», — подумал он и устыдился за себя.
— Ну, как? — спросил бородатый певец.
— Я… я не все понял… — отвечал Джон.
— Ничего, поймешь! — сказал певец и грохнул по барабану. — Крутись, не крутись, а этого ты и хотел.
— Нет, нет! — вскричал Джон. — Вы ошиблись, честное слово. Это выходит, у меня всякий раз, а хочу я другого.
— То есть как?
— Если бы я хотел этого, я бы не горевал, когда так выходит. Ну, скажем, если ты голоден, ты же не огорчишься, когда тебя накормят. И я не пойму…
— Не поймешь? Давай объясню.
— Я думал, вам не нравится лорд Блазн потому, что его песни вызывают этих… темнокожих.
— Так оно и есть.
— Чем же лучше с темнокожих начинать? По лаборатории пронесся тихий свист, и Джон догадался, что ляпнул глупость.
— Ты что? — грозно спросил бородатый. — Значит, я пою про этих девок?
— Мне… мне померещилось… — залепетал Джон.
— Ясно, — сказал певец. — Не отличает искусства от порнографии, — и, подойдя к Джону, он плюнул ему в лицо.
— Так его, Фалли! — воскликнули Снобы. — Поделом!
— Грязная тварь, — сурово определил один из них.
— Что говорить, Пуритания! — вздохнула девица.
— Чего вы хотите? — сказал Болт. — Он доверху набит запретами. Любые его слова — только рационализация подавленных влечений. Спела бы ты, Глагли?
Глава 3. Свобода мысли
Глагли немедленно поднялась и оказалась длинной как телеграфный столб. Выйдя на середину комнаты, она подбоченилась, умудрившись так вывернуть руки, словно в них нет суставов, и пошла боком, завернув носки внутрь. Подергав бедром как будто оно вывихнуто, она хрюкнула и сказала:
— Глобол обол укли огли глобол глугли глу, — после чего издала губами тот неприятный звук, который издают младенцы. Потом она села на место.
— Спасибо большое, — вежливо сказал Джон.
Но Глагли не ответила, ибо говорить не умела, ударившись обо что-то в детстве.
— Ну, она тебе угодила? — спросил Болт.
— Я не все разобрал…
— А почему? — сказала женщина в очках, не то гувернантка, не то сиделка при Глагли. — Потому что вам нужна красота. Пора понять, что гротеск — это пафос современной музыки.
— Выражает первобытное отчаяние, — прибавил кто-то.
— Реальность треснула по всем швам, — пояснил толстый юноша, который напился лекарства и лежал на спине, сладостно улыбаясь.
— Наше искусство, — продолжала сиделка, — должно быть жестоким.
— Мы потеряли идеалы на войне, — сказал молодой Сноб, — в дерьме, и в крови, и в грязи. Поэтому мы жестоки и откровенны.
— Простите, — сказал Джон, — воевали, собственно, ваши отцы, а они живут тихо, мирно.
— Мещанин! — вскричали Снобы и повскакивали с мест.
— Если вы воевали сами, — сказал Джон, отшатываясь от летящей в него реторты, — почему вы одеты, как подростки?
— Мы молоды! — орали все. — Мы — новое искусство, мы — мятеж!
— Нам не до гуманизмов, — прибавил один из бородатых, ловко ударяя Джона под коленку.
— Мы отбросили запреты! — завопила худая старая девица, а шесть других девиц вцепились Джону в лицо. Он кинулся на пол, вскочил, побежал к выходу, за ним летели какие-то колбы, а на улице собаки помчались за ним, люди же кидали в него всякий мусор и орали:
— Мещанин! Лицемер! Сквалыга!
Глава 4. Самый главный
Наконец он выбежал за город и присел отдохнуть, думая о том, не вернуться ли к лорду Блазну. Кругом лежала равнина, на Востоке темнели горы. Солнце спускалось. Джон с трудом поднялся и побрел на Запад. Вскоре солнце скрылось и стал накрапывать дождь.
Примерно через милю он увидел человека, который чинил забор, куря сигару, и спросил у него, как пройти к морю.
— Нзна… — сказал человек, не оборачиваясь.
— А где тут можно переночевать?
— Нзна…
— А вы не дадите мне хлеба?
— Еще чего! — сказал человек. — Это нарушило бы экономический закон. Джон не уходил, и он прибавил:
— Пошел, пошел! Не люблю бездельников.
Джон заковылял дальше, но вскоре услышал, что человек этот (как оказалось, носивший фамилию Маммон) его зовет.
— Что? — крикнул Джон.
— Иди сюда! — отвечал м-р Маммон. Джон так устал и проголодался, что послушно побрел к нему. Мистер Маммон уже не работал, он курил сидя.
— Где штаны порвал? — спросил он Джона.
— Я поспорил со Снобами, в Гнуснополе.
— Какие еще Снобы?
— А вы их не знаете?
— В жизни не слыхал.
— А Гнуснополь вы видели?
— Видел? Да он мне принадлежит.
— Как это?
— А на что они живут, по-твоему?
— Я об этом не думал.
— Все как один работают на меня, — сказал Маммон, — Одни пишут, другие получают доход с моей земли. «Снобы»… выдумывают же всякую чушь в свободное время… когда лоботрясов не бьют, — и он зорко взглянул на Джона, и снова принялся чинить забор.
— Чего ждешь? — спросил он. — Пошел, пошел!
Глава 5. Тупик
Потом я опять перевернулся и опять увидел, как Джон бредет в темноте, под дождем, совсем несчастный. Северный ветер иногда разгонял тучи, и выглядывала луна. Стуча зубами, Джон посмотрел наверх и увидел по сторонам острые утесы. Впереди тоже стоял утес, очень большой, с круглой дыркой. Луна светила, утес отбрасывал тень, а рядом лежала еще какая-то тень и, оглянувшись, Джон понял, что прошел в темноте сквозь гору.
Остановиться он не мог, замерз бы, и мне снилось, что он упорно идет вперед, к самой дыре в утесе. Перед ней, у жаровни, сидели люди. Когда он приблизился, они вскочили, преграждая ему путь.
— Прохода нет, — сказал их начальник.
— А где же мне идти? — спросил Джон.
— Смотря куда.
— К морю, чтобы найти Западный остров.
— Тогда идти негде.
— Почему?
— Ты что, не знаешь? Этот край принадлежит Духу Времени.
— Простите, не знал, — сказал Джон. — Я как-нибудь обойду его владенья.
— Вот идиот! — сказал начальник. — Да ты уже в его владениях. Ты их прошел. Это выход, а не вход. Гостей он любит, беглецов — нет. — И он крикнул одному из людей: — Эй, Умм, отведи-ка его к Главному!
Молодой человек надел на Джона наручники, и повел его на цепи вниз, в долину.
Глава 6. Сигизмунд
И я увидел, как они идут по долине, и луна светит им в лицо, и гора стоит перед ними, словно великан.
— Неужели это вы, мистер Умм? — спросил Джон.
— Кто же еще? — откликнулся стражник.
— Вы очень изменились с того раза…
— С какого? Мы не встречались.
— Как, мы же были в кабачке, и вы везли меня в двуколке!
— А, вон что! Это мой отец, Умм-старший. Темный человек, почти как эти, из Пуритании. У нас в семье о нём не упоминают. А я — Сигизмунд Умм. С отцом мы давно в ссоре.
Они прошли еще немного и Сигизмунд заговорил снова:
— Вам же лучше, если я скажу сразу: бежать не пытайтесь, некуда.
— Откуда вы знаете, что острова нет?
— Вы хотите, чтобы он был?
— Да.
— А у вас раньше не бывало, чтобы вы принимали желаемое за действительное, мечту за реальность? Джон подумал и сказал:
— Бывало.
— А ваш остров похож на мечту?
— Вообще-то, похож…
— Видите! Но ответьте мне еще на один вопрос. Бывало ли так, чтобы мысли об острове не заканчивались темнолицыми девушками?
— Нет, не бывало. Но я не о них мечтал!
— О них. Стремились вы именно к ним, но хотели почувствовать себя хорошим. Отсюда и остров.
— Вы считаете…
— Островом вы прикрывали свою похоть от самого себя.
— Я же огорчался, когда так получалось!
— Да. Вас огорчало, что на поверку вы плохи. Но времени вы не теряли, пользовались случаем.
Гора стала больше, и тень покрыла их. Джон устало сказал:
— В конце концов, не в острове суть. Могу пойти и на Восток, к горам.
— Их нет.
— Откуда вы знаете?
— А вы там были? Вы их видели днем, при солнечном свете?
— Нет.
— Вашим предкам было приятно думать, что когда контракт кончится, они уйдут в горы, в этот замок. Все лучше, чем никуда.
— Конечно.
— Вот они и приняли мечту за действительность.
— Разве только так и бывает? Неужели все, что я вижу, мне просто хочется видеть?
— Почти все, — отвечал Сигизмунд. — Ну, например, вам хочется, чтобы это была гора, и вы так думаете.
— А что же это? — вскричал Джон. И мне приснилось, что Джон, словно ребенок, закрыл лицо руками, чтобы не видеть великана, но м-р Умм младший силой отвел его руки, и ему пришлось увидеть Духа Времени, который сидел в кресле и как-будто спал. Тогда м-р Умм открыл дверцу в скале и швырнул Джона в темницу упрямо напротив Духа, так что тот мог смотреть туда сквозь решетку.
— Скоро он откроет глаза, — сказал м-р Умм и запер двери.
Глава 7. Голые факты
Джон протомился всю ночь, страдая от наручников, и от холода, и от вони, а наутро, когда сковозь решетку проник свет, увидел много узников и узниц. С ним они не говорили, спеша укрыться от света, поближе к стенам. Джон пополз к решетке глотнуть воздуха, но страшно испугался, ибо великан медленно открыл глаза. Еще мне приснилось, что когда великан смотрел на что-нибудь, оно становилось прозрачным. И, обернувшись, Джон увидел не людей, а истинных чудовищ. Перед ним сидела женщина, но видел он череп, мозг, носоглотку, слюну в горле, кровь в жилах, легкие, подобные живым губкам, и печень, и змеиное гнездо кишок. Отвернувшись поскорее, он увидел старика, у которого темнела внутри страшная опухоль. Когда же Джон опустил голову, он увидел свои внутренности. И мне снилось, что так он прожил много дней, пока не упал ничком и не закричал: «Это черная яма! Хозяина нет, а яма есть».
Глава 8. Попугаячья болезнь
Каждый день тюремщик приносил им пищу и говорил, что это такое. Если им давали мясо, он напоминал, что они едят труп; если то была, скажем, печенка, он объяснял ее функции и даже показывал, ибо великан не смыкал глаз, когда они ели. Принося яйца, он не забывал отметить, что это — менструальные выделения птиц, и отпускал шпильки, поглядывая на женщин. Однажды он принес молоко и сказал:
— Чего-чего, а брезгливости в вас мало! Вы только представьте, что я вам дал другие выделения.
Джон пробыл в темнице меньше, чем прочие, и при этих словах что-то сместилось в его душе.
— Ах ты, спасибо! — сказал он. — Теперь я знаю, что вы порете чушь.
— Что такое? — спросил тюремщик.
— Вы делаете вид, что непохожие вещи похожи. Разве молоко — то же самое, что пот или кал?
— Какая же разница, кроме привычки?
— Вы это нарочно или вы кретин? Неужели вы не видите разницы между тем, что природа выбрасывает вон, и тем, что она поставляет для еды?
— Вот что, — усмехнулся тюремщик. — Значит, у природы есть разум и цель? Так сказать, Хозяин в юбке. Конечно, вам легче так думать, — и он направился к выходу, задрав нос.
— Я ничего не думаю, — крикнул Джон ему вдогонку. — Это всякому ясно. Молоко едят телята, кал никто не ест.
— Ну, хватит! — заорал тюремщик, возвращаясь. — За такие слова отведут к Главному! — и он потащил Джона за цепь, а тот все кричал:
— Да посудите вы сами, какая чушь! Тюремщик дал ему в зубы и, воспользовавшись его молчанием, обратился к узникам:
— Как видите, он пытается спорить. Теперь скажите мне, что такое спор?
Узники сбивчиво залопотали.
— Ну, ну!.. — подбодрил их тюремщик. — Пора бы выучить! Вот ты (и он ткнул пальцем в какого-то подростка). — Скажи нам, что такое спор и доводы?
— Намеренная рационализация неосознанных влечений, — отвечал подросток.
— Очень хорошо, только стань прямо и руки заложи за спину. Так. Теперь скажи, как надо отвечать тем, кто верит в Хозяина?
— «Вы это говорите потому, что вас охмурили управители».
— Молодец. Голову повыше! Так. А как отвечать тем, кто не отличает песен м-ра Фалли от песен лорда Блазна?
— Ответа два, — сказал подросток. — Первый: «Вы так говорите потому, что вы из Пуритании». Второй: «Вы так говорите потому, что вы раб похоти».
— Прекрасно. И еще один вопросик. Что надо ответить, если тебе скажут, что дважды два — четыре?
— «Вы так говорите потому, что вам это вбили в школе».
— Превосходно, — одобрил тюремщик. — Принесу тебе конфетку. Ну, давай! — и он толкнул Джона и открыл решетчатую дверь.
Глава 9. Победитель великанов
Великан сердился и курил, отчего напоминал скорее вулкан, чем гору. Когда тюремщик начал докладывать о преступлении Джона, зацокали копыта. Тюремщик обернулся, обернулся и великан, и, наконец, обернулся Джон. Стражники вели к ним коня, на котором сидел человек в синем плаще с капюшоном.
— Еще одного поймали, повелитель, — сказал главный стражник.
Великан медленно поднял руку и указал на узилище.
— Подожди, — сказал незнакомец, повел руками и оковы его, звеня, упали на камни. Он откинул капюшон, и сверканье стали бросило отсвет на лицо великана. Всадник был очень высок, в доспехах, с мечом в руке.
— Кто ты такой? — спросил великан.
— Имя мое Разум, — ответил всадник.
— Выправьте ему поскорее бумаги, — тихо сказал великан своим стражникам, — пускай едет!
— Погоди, — сказал рыцарь Разум. — Сперва я загадаю тебе три загадки. Не ответишь — проиграл.
— Какая же ставка? — спросил великан.
— Твоя жизнь, — отвечал рыцарь. Несколько минут в горах царило молчание.
— Что ж, — сказал наконец великан. — Чему быть, того не миновать. Спрашивай.
— Какого цвета дерево во тьме, рыба в море, кишки в утробе? — спросил рыцарь.
— Не знаю, — отвечал великан.
— Хорошо, — сказал рыцарь. — Вот тебе вторая загадка: один человек шел домой, а за ним шел враг, который хотел захватить дом. Перед домом текла река, слишком быстрая, чтобы ее переплыть, и слишком глубокая, чтобы ее перейти вброд. Враг обогнал человека; а по ту сторону моста человек увидел свою жену. Мост был узок, пройти по нему мог лишь один. И жена крикнула:
«Скажи, мне разрушить мост, чтобы враг не перешел, или сохранить, чтобы перешел ты?» Как должен он ответить?
— Что-то сложно для меня, — сказал великан.
— Так, — сказал рыцарь. — Тогда ответь мне, как отличить копию от подлинника?
Великан мычал и кряхтел, но ответить не смог, и рыцарь пришпорил коня, и конь взлетел по мшистому колену, и меч вонзился в огромное сердце. Раздался грохот. Дух Времени стал тем, чем и казался сначала — огромной горой.