Новомученики Российские

Новомученики Российские

Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский, убит 25 января 1918 года. Андроник (Никольский), архиепископ Пермский, убит 4 июня 1918 года. Гермоген (Довганев), архиепископ Тобольский, утоплен в реке 19 июля 1918 года. Тихон, архиепископ Воронежский, повешен на Царских вратах церкви монастыря святого Митрофания в декабре 1919 года. Иустин, архиепископ Омский и Павлодарский, умер в Омской тюрьме в марте 1920 года. Симон (Шлеев), епископ Уфимский, застрелен в своей квартире 6 июля 1921 года. Вениамин (Казанский), митрополит Петроградский, убит 12 августа 1922 года…

Бесконечен и скорбен этот список новомучеников и исповедников Российских. И какими долгими, какими неразличимо темными от сгустившейся тишины становятся после такого чтения ночи. И порою просыпаешься от странного ощущения тревоги, и долго не можешь понять — откуда она. Чего боишься ты в родном, прочно закрытом доме…

И все равно, хоть и понимаешь, как нелепы страхи, а лежишь и прислушиваешься к неясным шорохам, вслушиваешься в ночную темноту так, что начинаешь различать шум своей крови…

Или, может быть, не от реального мира исходит ночная тревога, а просто сознание сгущает в доносящиеся с улицы шорохи и поскрипывания совсем другую надвигающуюся опасность? И тут уже только на молитву и надежда… Читая молитвы, и заснул я в ту ночь.

И сразу приснился сон. Сон очень отчетливый, запомнившийся едва ли не каждым словом.

Приснился мне незнакомый батюшка.

Он сидел спокойный, ясный и очень сосредоточенный. Не торопясь, рассказывал про свою жизнь…

Как я понял из его рассказа, история, что вспоминал он, случилась в двадцатые годы…

— Очень я Лениным возмущался… — рассказывал священник. — Такая злость подымалась, что начал я его потихоньку в алтаре проклинать. Да… Вот такое делал тогда. А священнику нельзя этого. Нельзя ни в чем своевольничать. Вот Господь и наказал меня. Закончил я, понимаешь ли, службу, и вдруг темно стало, как в могиле, никуда не видно в церкви, да и куда пойдешь, если стою, уткнувшись в стену лицом, а назад тоже отступить почему-то не могу. И в ногах такая боль, что и не переступить ими. Очень я сильно испугался тогда.

— Все, — говорю, — в Твоей воле, Господи. Но все равно, помилуй Ты раба Твоего грешного.

И как только сказал это, вспомнил, что в рясе у меня коробок спичек лежит Сунул туда, когда лампадки затепливал, а выложить позабыл.

Ну, вот… Малыми чудесами и вершится большая помощь Божия. Вынул я спички и зажег одну, чтобы осмотреться, куда это попал. Свет меня ослепил, но успел я заметить, что стою, уткнувшись лицом в решетку. И с боков у меня стены каменные, и позади стена. Тут спичка погасла, но я уже успокоился. Вспомнил, что и про церковь, и про свет, внезапно в храме погасший, во сне мне привиделось, а сам я давно уже от службы отстраненный, давно уже арестованный и уже давно в тюрьме сижу. И сейчас мне — это у них шкаф такой пытошный, в котором ни лечь, ни сесть невозможно — мучение очередное идет.

Помолился я Богу, возблагодарил его, а перекреститься так и не сумел — руки-то тоже в этом шкафу пытошном не поднимешь…

Тут, слышу, загремели в темноте засовы, шаги послышались, решетчатые двери распахнулись, и я прямо на руки своим терзателям упал — ноги уже не держали меня.

Истязатели же мои не этому удивились. Дивно им было, что я в полном сознании нахожусь.

— Ну, поп… — говорят. — Крепкий у тебя лоб. Этого шкафа еще никто не выдерживал, все с ума съезжали, а ты три дня простоял и хоть бы что.

— Это не я… — отвечаю им. — Это Господь меня помиловал. Он меня в церкви на эти дни поставил служить. Господь, — говорю им, — все исполняет и всем располагает. Когда я в уныние совсем пришел, Он мне спичку послал зажечь.

Смотрю, а мучители мои переглядываются.

— Я же говорил! — один говорит. — Огонек был.

— Откуда у тебя спичка взялась? — старший ихний спрашивает.

— Дак от Бога, откуда же еще… — отвечаю я. — Во сне, Богом посланном, зажег я спичку и понял, что это не сон уже. И сразу успокоился. И вам, — говорю, — тоже света той спички хватило, если увидели его. Видно, — говорю, — и вы не совсем еще потерянные люди, если увидеть его сподобились. Может, и в вас еще совесть пробудится, и вы тоже о спасении своей души задумаетесь.

На этих словах неизвестного мне батюшки и проснулся я. И первым делом удивился, что так отчетливо — до последней буковки! — запомнил сон. И все еще не кончалась ночь, густой темнотою была залита комната. Только на иконах в углу едва различимыми пятнышками света светились лики…