Господь говорит тихо, но слышно всем
Господь говорит тихо, но слышно всем
— Господь говорит тихо, но слышно всем, кто Его слушает…
Эти слова, похожие на цитату из сборника святоотеческих поучений, я услышал от своего соседа, отставного полковника в паломническом автобусе.
И сказаны они были по поводу сетований сидевшей впереди женщины, что в этом году в поездках по святым местам не пробирает ее чего-то. В феврале была в храме Гроба Господня на Святой земле, и то ничего не почувствовала! Все, видно, туристы затоптали там, захватали своими глазами…
Тогда полковник и сказал про тихий, но слышный каждому Голос, и женщина оглянулась на нас. И столько презрения было в ее взгляде, что, право же, моему соседу следовало бы в букашечку превратиться, чтобы уместиться в пространство, предназначенное ему странницей, разочаровавшейся и в Святой земле.
Ну а мне мысль отставного полковника понравилась.
— Хорошо сказано… — заметил я, когда он немного отошел от взгляда, подаренного ему паломницей. — Это вы у кого-то из старцев прочитали?
— Нет! — ответил отставник. — Это я сам в Важеозерском монастыре понял…
В монастыре, основанном учениками преподобного Александра Свирского Геннадием и Никифором Важеозерскими, я бывал, а полюбил его, кажется, еще в детстве, слушая рассказы про Интерпоселок, и конечно, меня заинтересовало, что же такое случилось с полковником в обители на Важском озере.
1
«У меня под Олонцом дом есть, я там как на даче живу… — рассказал полковник. — И вот года три назад приехали ко мне гости из Питера и пристали, чтобы я их в Важеозерский монастырь свозил.
А я и сам уже давно хотел побывать там, но тут, как назло, накануне поездки меня радикулит схватил. Да так основательно, что я едва ногами мог шевелить.
Но и отпираться от поездки было неудобно.
Только заикнулся я про спину, и смотрю: лица у моих гостей вытянулись разочарованно, они ведь ради монастыря и приехали ко мне…
А тут получается, что я отговорку такую придумал.
Ну, раз деваться некуда, натер спину фастум гелем и поехал.
И такая боль меня в дороге скрутила, что сам не помню, как пятьдесят километров по шоссе пропилил, а дальше — свертка, и еще километров двенадцать дороги. Вообще-то из-за этой свертки и проблемы все с поездками в монастырь. По шоссе рейсовые автобусы ходят, а на свертке никакого транспорта нет. Только на своей машине и можно проехать.
Эти километры я, стиснув зубы, ехал…
В общем, когда на место прибыли, я сказал, что возле машины побуду, дескать, не нравится мне что-то в моторе.
— Идите, — говорю своим спутникам. — А я тут посмотрю, что случилось.
И как-то так сказал, что и не заподозрили мои спутники неладного, а может, и не захотели заподазривать, побежали в монастырь, на источник, куда давно мечтали попасть.
Ну а я еще раз мазилкой поясницу намазал и устроился поудобнее на сиденье, чтобы отдохнуть.
Только чувствую, что еще хуже становится.
И главное, боль уже по всей спине растеклась, и плечи, и грудь охватывает…
«Не, — думаю, — еще минуту полежу, и застрянем здесь надолго. Никто ведь из моих спутников машину водить не умеет. Надо держаться…»
Кое-как выполз из машины, захлопнул дверку и поплелся в монастырь.
Расположен он, как вы знаете, на южном берегу озера…
Несколько церквей, братский корпус, хозяйственные постройки — и все это вместе с деревьями, растущими на берегу, отражается в тихой воде озера, словно там еще один монастырь…
А вокруг, удивительный такой, как на картинах Нестерова, пейзаж.
Только мне не до красот этих было…
Едва переставляя ноги, дошел я до Преображенской церкви, зашел туда и сразу на скамейку опустился.
— Господи! — говорю. — Помоги и помилуй… Святые отцы важеозерские, пособите мне…
А в церкви — вот ведь удивительно! — никого не было.
Только за высокими окнами, совсем рядом, мягко покачивалось Важское озеро, наполненное, казалось, не водой, а светом, и тихий свет этот как бы омывал каждое слово моей неумелой молитвы…
И вот знаете, то ли это лампадки, горящие у икон, в окнах отражались, но такое ощущение возникло, будто все озеро огоньками свечей наполнилось…»
2
То, что рассказывал отставной полковник, мне доводилось слышать и раньше…
Важеозерский монастырь, восстановленный незадолго до революции по благословению и при ближайшем участии святого праведного Иоанна Кронштадтского, претерпел, кажется, все бедствия, которые были отпущены Русской Православной Церкви на ее Крестном пути.
Об этом всегда вспоминал я, выходя на берег Важского озера и вглядываясь в отражения храмов в воде. Это туда, в отраженный вместе с небом в озерной воде монастырь, ушли иноки, когда захлестнула обитель большевистская тьма.
Всю братию расстреляли здесь, на берегу светлого озера, и уцелел из братии один только блаженный инок Владимир, которого в этот день не было в монастыре.
Про этого последнего инока Важеозерского монастыря говорили, что, несмотря на многочисленные злоключения, лишения и несправедливую брань, всегда сохранял он спокойствие, был всем доволен и взор его всегда светился радостью.
В конце жизни инок Владимир предсказал, что тело его будет несколько раз перезахоронено, пока наконец не перенесут его в Важеозерскую обитель, ясный свет которой переполнял все его существо.
Ну а в двадцатые годы опустевшую обитель переименовали в Интерпоселок и населили лесорубами.
Во Всесвятском храме, где покоятся под спудом мощи преподобных Геннадия и Никифора, устроили кинотеатр. Лесорубы-интернационалисты смотрели там кино.
Потом в монастыре была тюрьма для малолеток, потом республиканская психбольница…
Всякие рассказы довелось мне слышать про эту больницу в детстве…
Шепотом рассказывали истории, будто пациентам из Интерпоселка опять открывался отраженный в Важском озере монастырь, снова видели они расстрелянных иноков, слышали звон колоколов…
Но странно, не мистическим ужасом отзывались в душе эти рассказы, а ощущением ясного покоя…
Наверное, об этом и говорил полковник, рассказывая, как плещется совсем рядом за высокими окнами наполненное не водой, а светом озеро, и тихий свет его, мешаясь со светом белой ночи, омывает каждое слово молитвы, словно это Господь с тобой разговаривает…
3
«Не помню я, — сказал полковник, — сколько времени просидел так в храме. Очнулся, когда услышал голоса своих спутников. Они уже и помолиться успели, и в источнике искупались, и сейчас в Преображенскую церковь решили зайти.
— Ух, хорошо как… — похвастал один из моих спутников. — Я на источнике ведро воды вылил на себя. Голова мокрая, а тело сухое — все ушло на больное место…
Помолились мы вместе, и пошли к машине.
Уже к дому подъезжали, один из гостей у меня про спину спрашивает.
— Как? — говорит. — Спина-то у тебя?
«Ну, — думаю, — вспомнил».
И главное, только подумал так и тут же и сообразил сам, что не болит у меня ничего, совершенно не болит!
Вот ведь как бывает…
Тогда и пришло мне в голову, что тихо говорит Господь, но слышно всем, кто Его слушает.
Я кивнул, понимая, почему слова полковника показались мне похожими на цитату из сборника святоотеческих поучений. В них было то светлое и пронзительное, что входит в тебя в Важеозерском монастыре.
Помню, когда я первый раз приехал в Интерпоселок, монастырь только начали восстанавливать, но сразу же, едва я вышел из машины, возникло ощущение незыблемости той обители, о которой услышал еще в детстве, того монастыря, который прозирали здесь насельники дома скорби…
И вот прошло немного лет, и снова уже наяву и для всех отразились в спокойной воде Важского озера стены монастырских храмов…
И сбылось, сбылось предсказание блаженного инока Владимира, и его тело перенесли в монастырь, и похоронили между тремя березами прямо на берегу светлого озера…
И останавливаешься теперь возле его креста, смотришь на светлую воду Важского озера и снова вспоминаешь, что Господь говорит тихо, но слышно всем, кто Его слушает…
Это не только про монастырь сказано.
Это — про всех нас…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.