КИПАРИСОВАЯ ЁЛКА Рождественская история (Почти по О’Генри)

КИПАРИСОВАЯ ЁЛКА

Рождественская история

(Почти по О’Генри)

– А как поживают ваши подопечные из Ладисполи, Аннушка с Никитой? Вам про них что-нибудь известно? – спросила я Михаила Николаевича, когда мы оба отошли от радости неожиданной встречи и сели в самый дальний уголок церковного зала, чтобы и выступающих невниманием не обидеть, и друг с другом пошептаться. Мы не виделись лет двадцать – это сколько же воды утекло, страшно сказать!

Лариса Павловна, глава нашего сестричества, объявила о начале праздничного концерта и сама села к пианино. Зазвучал вальс, и к сверкающей огоньками ёлке выбежали семенящим шагом совсем маленькие, лет по пяти-семи, девочки, наряженные снежинками, но, правду сказать, более похожие на белых мышек, чем на снежинки, – сами пухленькие, а ручки-ножки тоненькие. Они более-менее плавно и слаженно покружились и замерли возле ёлки. Тут вальс сменился «камаринской», к ёлке выбежали такого же возраста мальчики, наряженные еловыми шишками, и тоже пустились в пляс. Они в основном старательно и не очень в лад топали – такой уж был у них танец. Когда топотушки кончились, «шишки» и «мышки» разбились на пары и закружились в некотором подобии вальса.

– Для всех тогдашних моих подопечных, кроме Никитки с мамой, «ладисполийское сидение» закончилось довольно скоро и благополучно: все получили визы и отправились по местам нового жительства, – ответил на мой вопрос Михаил Николаевич. – А вот Никита с мамой остались в Ладисполи.

…Грациозно-неуклюжий танец малышей закончился под бурные аплодисменты родителей и гостей. К ёлке вышли приходские ребята постарше и запели хором «Тихую ночь», на немецком языке, естественно. Красиво и тихо так запели. Разговаривать под их пение было бы невежливо, а потому я прикрыла глаза и под пение детей стала вспоминать…

* * *

Это было в начале восьмидесятых. В итальянском городе Ладисполи, расположенном на берегу Адриатического моря, застряла группа эмигрантов из СССР, не пожелавших отправиться ни в Израиль, ни в США, а ждавших разрешения на отъезд в Канаду, Австралию или Новую Зеландию. Ждать приходилось долго, порой невыносимо долго. Потому Георгий Николаевич, единственный постоянный житель Ладисполи полурусского происхождения, но душой вполне русский, сын офицера первой волны и красавицы итальянки, называл их пребывание на берегу Адриатики «ладисполийским сидением» – по аналогии со знаменитым «галлиполийским сидением» белой гвардии.

Я приехала в Ладисполи из Мюнхена, чтобы встретиться со старым питерским приятелем Юрием, бывшим диссидентом, тоже застрявшим в тех краях. От местных властей Юрий с женой получили на время вполне приличную трехкомнатную квартиру, у них я и остановилась на пару недель, чтобы вместе встретить Новый год и Рождество. Именно Юрий и познакомил меня с Михаилом Николаевичем, работавшим переводчиком при фонде помощи эмигрантам. Мы с ним сразу обнаружили одинаковые литературные пристрастия и подружились. Юрий, его жена Катя, Михаил Николаевич и я составили дружную четверку неутомимых путешественников по окрестностям: целыми днями мы разъезжали на стареньком Юрином джипе, который купил он за совершенно смешные деньги у знакомого автомеханика. Гидом нашим был Михаил Николаевич: в этом древнем краю было на что посмотреть, а он его хорошо знал. Иногда Юра и Михаил Николаевич говорили и о делах эмигрантских, но меня они мало интересовали: захотели люди эмигрировать и сумели – ну так что ж с этого? Каждый выбирает сам… И даже если кто-то жизнь на чужбине не выбирал, а за него это сделал КГБ, негласно введя изгнание в практику борьбы с инакомыслием, то все равно путь, приведший к насильственной эмиграции, был все-таки выбран по собственной воле. Но хоть и не стремилась я к этому, а познакомиться кое с кем из эмигрантской публики в Ладисполи мне пришлось…

Вышло это так. Встретили мы Новый год скромно и постно, как подобает православным. Приближалось Рождество. И тут случилась беда: на одной из наших экскурсий Катя подвернула ногу, растянула связки и даже получила трещину на голени, и все это – угодив в колею древней этрусской дороги! Случай уникальный, послуживший темой постоянных наших подшучиваний над бедной Катей. Дорога эта проходила в каменистых холмах и вела к этрусскому захоронению; служила она этрускам, видимо, не один век, потому что повозки, подвозившие погребаемых к пещерам-гробам, пробили в каменном ложе дороги глубокие колеи – вот в одну из них и угодила правой ногой наша Катя, причем как раз накануне Сочельника! Отвезли мы ее к ортопеду, тот сделал рентген и наложил шину, прописав постельный режим. О том, чтобы ехать ей, а значит, и Юре на рождественскую службу в Рим теперь и речи не было. Михаил Николаевич предложил мне поехать на службу с ним, но я отказалась: неудобно было оставлять хозяев – я же приехала как раз для того, чтобы вместе встретить Рождество! Кончилось тем, что и сам Михаил Николаевич решил остаться с нами.

– А что же мы будем делать в Рождество? – спросила Катя.

– Как что? Праздник встречать будем! – ответил Юра. – В Сочельник помолимся, прочитаем Рождественский канон, седьмого января будем праздновать, а причащаться поедем в Рим на Святках, когда Катя сможет дохромать до машины.

– Послушайте, друзья, вы не возражаете, если мы пригласим встретить с нами Рождество еще двоих «ладисполийских сидельцев»? – чуть смущенно спросил Михаил Николаевич. – Это русская вдова с сыном. Они тут мало с кем общаются и очень скучают. Оба сильно горюют: отец семейства скончался год назад…

– А сколько лет сыну?

– Семь лет.

– Ребенок на Рождество? Так это же прекрасно! Это почти по О?Генри! – воскликнула Катя. – Так, Юля и Юра, давайте составим список продуктов, а вы, Михаил Николаевич, позвоните маме с сыном и пригласите их к нам в гости.

Мы сели составлять список, а Михаил Николаевич пошел на улицу к телефонной будке, потому что у Юры с Катей в квартире не было телефона.

Когда Михаил Николаевич вернулся, список нужных продуктов и напитков у нас уже был готов.

– Ну что? – спросили мы его.

– Все в порядке. Они придут. Только Никита спросил, будет ли ёлка.

– И что же вы ему ответили? – спросила Катя.

– Сказал, что обязательно будет. Ёлку наверняка можно будет купить в Риме. Завтра с утра поедем за покупками, заодно и ёлку привезем.

– Но завтра у итальянцев Крещение! – воскликнула Катя.

– Ну и что? – пожал плечами Михаил Николаевич. – Цветочные магазины и оранжереи определенно будут работать, в них ёлки продаются, да еще крещенская ярмарка в центре и маленькие базарчики в каждом районе. Не беспокойтесь, Катенька, все мы купим – и ёлку тоже!

* * *

…А хор у ёлки между тем допел «Тихую ночь» по-немецки, сделал небольшую паузу и запел ее уже по-русски. Пели наши дети почти без акцента:

Тихая ночь,

Святая ночь,

Всюду мир

И покой!

…А я продолжала вспоминать.

* * *

Все оказалось совсем не так просто, как мы надеялись. С раннего утра мы поехали в Рим, даже кофе пили уже где-то по дороге. В городе царила сказочно-карнавальная атмосфера. С площадей возле храмов уже были убраны рождественские вертепы, зато стояли везде страшноватенькие игрушечные ведьмы Бефаны. Да-да, символом Крещения в Италии является «добрая ведьма» Бефана, которая на метле развозит крещенские подарки детям: послушным – сладости, а непослушным – угольки, уложенные в разноцветные чулки. Впрочем «угольки» чадолюбивые итальянцы тоже делают из сахара, только чем-то подчерненного. А сами подарки – это у них вроде как бы символ даров, приносимых волхвами. Есть и объясняющая притча: волхвы по дороге к Младенцу Христу остановились на ночлег в доме колдуньи Бефаны, а утром позвали ее с собой, но она отказалась, пожалев для Младенца подарков. После, раскаявшись, ведьма стала одаривать подарками других детей на Крещение. Но, скорее всего, решили мы с Михаилом Николаевичем, это все у легкомысленных итальянцев сложилось нечаянно, по созвучию: Крещение – Епифания на греческом и по латыни, вот ведьму и зовут Бефана.

Ярмарка была в основном посвящена продаже игрушек, сладостей и сувениров. Мы, естественно, накупили всякого-разного и для мальчика Никиты, и друг для друга, для чего нам пришлось на время разбежаться. Впрочем, как раз для Никиты у меня дома был подходящий подарок прямо из Германии – настоящий деревянный Щелкунчик, при всем параде, с саблей, бородищей и страшенными зубами, поэтому я в основном просто бродила вдоль киосков и прилавков, разглядывая игрушки. Больше всего продавали всевозможных, больших и маленьких ведьм на метлах; некоторые из них были почти в натуральную величину и совсем не смешные. Сладостей тоже продавалось много, таких незнакомых и вкусных на вид, что мы накупили их целые сумки. А вот ведьмами, естественно, никто из нас не соблазнился… Хотели купить ёлочные игрушки, но их уже не продавали. Только в одном пряничном домике-киоске нам вдруг предложили целый ящик нераспроданных стеклянных колокольчиков, причем за полцены. Конечно, мы весь ящик тут же и купили, потому как других елочных игрушек ни у холостяка Михаила Николаевича, ни у молодоженов Юры с Катей в хозяйстве пока не было.

Ну, а что же ёлка? Ёлок вокруг было достаточно, больших и маленьких, разукрашенных и просто облепленных искусственным снегом и ватой, в гирляндах и без – вот только их не продавали. Как нам объяснили, рождественская продажа ёлок в Риме давным-давно закончилась.

Я рассказала Михаилу Николаевичу, что немцы выбрасывают свои ёлки, еще совсем свежие, сразу после Нового года, и некоторые эмигранты на этом экономят: подбирают их и ставят у себя дома на Рождество.

– Может, и нам подобрать выброшенную ёлочку? – предложила я. – Давайте не будем снобами, раз уж так получилось, а поездим по улицам: может, где и подберем.

– Не выйдет, – покачал головой Михаил Николаевич, – итальянцы тоже выбрасывают ёлки утром после Нового года. Но в новогоднюю ночь они по традиции выкидывают прямо на улицу еще и старую мебель и разный прочий хлам, так что уже первого января целая армия мусорщиков на машинах очищает улицы от старья: заодно они и ёлки подбирают и увозят на свалку. Как же я заранее не подумал о ёлочке!

Мы с Юрой промолчали: мы ведь тоже ёлку ставить не думали.

Свиной окорок и гусь, закуски и вино, сладости и фрукты – всё уже были закуплено, не было только ёлки.

– Ничего! – нарочито бодрым голосом объявил Михаил Николаевич. – Нам пора уже двигаться к дому, но по дороге в Ладисполи мы будем заезжать во все цветочные магазины и оранжереи – неужели мы не найдем хоть одну несчастную ёлку?

Да… Вот вам и старожил, вот вам и знаток местной жизни! Заезжали мы во все магазины и оранжереи. Но продавцы только таращили на нас веселые черносливовые глаза и откровенно потешались: «Какие могут быть ёлки шестого января, сеньоры!».

Обижаться на них не стоило: если итальянец над вами откровенно смеется – значит, вы ему понравились. Уж такой менталитет.

Наконец над нами сжалился хозяин цветочной лавки и посоветовал:

– Вам надо заехать в питомник декоративных деревьев. Вы куда едете?

– В Ладисполи.

– Это не совсем по дороге, на развилке вам придется свернуть на шоссе, идущее в Чевитта Веккиа, и там вы вскоре увидите вывеску питомника.

Мы поблагодарили и, окрыленные надеждой, двинулись вперед. Свернули на Чевитта Веккиа и действительно почти сразу после съезда увидели многообещающий рекламный щит питомника: поверху он был украшен маленькими ёлочками, правда, фанерными, ненастоящими. Мы свернули на подъездную дорогу, въехали в еще открытые ворота питомника, нашли служителя – и выслушали его радостное сообщение, что ёлок они распродали несколько тысяч.

– Все до одной ушли, дорогие мои сеньоры, все до одной!

– Что будем делать? – растерялся Михаил Николаевич.

Но не Юра!

– А может, у вас найдется какое-нибудь подходящее деревце, которое можно купить вместо ёлки? – спросил он. – Сосна или можжевельник, например?

– Конечно, конечно, сеньор! – радостно закричал продавец. – У нас имеются очень хорошие кипарисы!

И мы купили полутораметровый кипарис в горшке.

– Ничего, мы повесим на него колокольчики и фрукты, Никита сразу и не поймет, что это не ёлка – формой-то кипарис напоминает ёлочку! – утешала я скисшего Михаила Николаевича.

Сочельник мы встретили скромно, поскольку устали до изнеможения. А в Рождество принялись с утра наряжать кипарис и готовить стол к приходу гостей, которые должны были явиться к двенадцати дня.

Благоухание разомлевшего в жаре кипариса, апельсинов и дозревающего в духовке гуся наполняло дом. Кипарис был весь, от горшка и до верхушки, увешан серебряными колокольчиками и настоящими бусами – Катиными, а также виноградом, яблоками, мандаринами, бананами и хурмой так, что зелени не видать! На верхушке – картонная Рождественская звезда, покрытая, как рыбка чешуйками, вырезанными из фольги звездочками.

И вот наступил торжественный момент: в зал, то есть в комнату, предназначенную для празднования, немного робко входит мальчик Никита, держа за руку маму, молодую, красивую и печальную.

Он останавливается на пороге, замирает на миг, а потом бросается к нашей ёлке.

– Мама, ёлка! Ты только посмотри, мам, как здорово – кипарисовая ёлка! Да еще вся в колокольчиках!

Мы все вздохнули с огромным облегчением.

* * *

…Хор допел, объявили перерыв: дети готовили декорации для следующего номера программы – инсценировки по сказке «Морозко». Девушки из сестричества предложили желающим по чашечке кофе. Мы не отказались.

– Так что же было дальше с мальчиком Никитой и его мамой?

– Его мама уже давно моя жена, а мой приемный сын Никита недавно сам стал отцом.

– Надо же! Так вас, выходит, наша кипарисовая ёлка сосватала?

– Ну да. Когда Аннушка узнала про мои страдания в поисках ёлки, она прониклась ко мне доверием и, поразмышляв недолго после моего предложения, осталась с сыном в Ладисполи и вышла за меня замуж.

– «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним!»

– Вот именно, дорогая, вот именно! И знаете, с тех пор мы по семейной традиции Новый год и Рождество отмечаем только с кипарисовыми ёлками, а потом высаживаем их в грунт. От нашего дома к берегу уже тянется целая аллея рождественских кипарисов. Жаль будет покинуть ее, если мы с Аней все-таки надумаем переезжать к Никите в Подмосковье.

На это я ничего не сказала. Что тут скажешь… Каждый выбирает сам, где ему жить: там, где растут кипарисы, или там, где растут нормальные ёлки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.