Глава 24 Будни Мекки
Глава 24
Будни Мекки
«Гость есть гость, даже если он задерживается у тебя на зиму, а потом остается и до лета», — гласит алжирская пословица. После отъезда гостей Бога Мекка вновь погружается в свою провинциальную дремоту, в свои привычные будни, вновь начинает жить ожиданием следующего паломничества. Ей надо отдышаться, успокоиться. Обходы вокруг Каабы продолжаются. Мутаввифы и торговцы следуют за потоком людей. Как только уехал последний хаджи, толпы мутамир (тех, кто осуществляет умра) заполняют Харам. Все те, кому не удалось получить визу для совершения большого паломничества, или те, кто боится связанных с ним непредвиденных трудностей, стекаются на малое паломничество, гораздо более легкое и удобное. Есть возможность выбрать, где остановиться, да к тому же это теперь гораздо дешевле. В каком-нибудь скромном отеле заповедного города, в одном из немногих, что там еще сохранились, можно даже найти отдельную комнату с душем и телевизором, и всего за 200 франков в день. При этом проход к матафу сильно облегчается и каждый может выполнить свои религиозные обязательства без всякой спешки.
По сути, нет никакой разницы между неделей хаджа и месяцами умры, если не считать того, что на хадж собирается куда больше верующих и церемонии проводятся, так сказать, гораздо интенсивнее. Религиозная практика не зависит от периодов наибольшей или наименьшей активности верующих. В связи с этим можно смело утверждать, что хадж представляет собой как бы разросшуюся умра и месяц зу-ль-хиджа — это апофеоз года, его пик. Как тонко отмечает имам аль-Газали, малое паломничество постепенно вводится в большое, точно так же, как малое омовение является частью полного очистительного ритуала. После окончания хаджа мать городов как бы сжимается, и теперь столица ислама — это лишь центральный округ Хиджаза. Мекка обретает свой привычный вид.
Волей обстоятельств население города — в основном космополиты. Этим они отличаются от племен Неджда, которые сохранили свою однородность во многом благодаря двум векам ваххабизма, погрузившего их в полную изоляцию от прочих народов. «Соседи Дома Божия» — люди, прибывшие сюда из разных уголков дома ислама. Кварталы, окружающие мечеть, всегда сохраняют свой этнический характер. Так, все отроги горного хребта Абу Кубай почти полностью занимает яванская община. Эти люди, обосновавшиеся здесь много веков назад, вызывают всеобщее уважение. Достойны восхищения их скромность, красота женщин, изделия промыслов. Это они создают самые красивые тюбетейки, расшитые кружевом и золотом. На севере Харама находятся районы, заселенные мекканцами афганского, кавказского, турецкого и узбекского происхождения. Им нет равных в торговле. В их чистеньких опрятных магазинчиках с богатым выбором товаров всегда полно покупателей, и поэтому за прилавком стоят, сменяя друг друга, все члены их семей за исключением, разумеется, женщин.
Квартал Шамия населяют выходцы из Сирии, Египта, но есть здесь и магрибцы, которые до сих пор поддерживают тесные связи со своей родиной и потому менее интегрированы в высший эшелон власти. В их руках находится часть местной торговли. К западу от города начинаются трущобы, кусочек Африки. Вот квартал Хиндавийя, где люди влачат полуголодное существование, где нет ни электричества, ни канализации, где среди пыли и грязи играют ватаги ребятишек, где старики, устроившись на циновках, толкуют о чем-то своем, а женщины продают пирожки, четки или карманные издания Корана. Это хауса, выходцы из Нигерии. Бывшие паломники, они остались здесь, хотя у них нет ни образования, ни профессии, ни знания арабского языка. Суровое саудовское законодательство мирится с ними из-за политических соображений: эти люди в будущем могут стать костяком новой армии проповедников ислама в Африке. Здесь единственное место во всем городе, где можно увидеть напевающих что-то прохожих, где красивые женщины с огненным взглядом не боятся показывать свои обнаженные руки. Все они слоняются без всякой цели, они готовы на любые хитрости, чтобы хоть как-то прокормиться. Здесь можно иногда встретить и бенгальцев.
Паломничество чернокожего населения Африки в Мекку началось еще во времена Средневековья. Самым известным эпическим героем доисламской Аравии был метис, родившийся от отца араба и африканской рабыни. Эпопея этого поэта и воина VI века — классика арабской литературы. Курайшиты нанимали абиссинцев, чтобы те защищали запретный город и идущие к нему караваны. Состарившись, чернокожие наемники становились домашними рабами. Некоторым удалось преуспеть в жизни благодаря своей смекалке и мудрости. Но большинство из них бедствовало. Именно среди этой угнетенной черни проповедь Мухаммеда о равенстве нашла отклик, нашла внимательные уши и голоса, разнесшие ее далеко-далеко, как это случилось с Билалом из Эфиопии, ставшим первым муэдзином. Хадисы, в которых говорится о неграх, обычно проникнуты чувством глубокого уважения к ним. «Негры унаследовали при разделе девять десятых отваги», — говорил посланник. «Избегайте с абиссинцами любых распрей, — советовал он — пока они не трогают вас!» Ислам — религия не расистская в том академическом значении этого слова, который подразумевает, что каждая человеческая группа является той единицей, которая обладает определенной неизменной психической характеристикой, но ислам допускает вопиющую социальную сегрегацию, частично основывающуюся и на цвете кожи. Арабская традиция дает немного смягченный образ выходца из Африки: к примеру, царь Абраха, жестокий захватчик, который пошел на Мекку, покоренный в свою очередь исламом, из развратника превратился в добродетельного и горячо верующего мусульманина.
Местные африканцы, потомки бывших эмигрантов или рабов, являются гражданами Саудовской Аравии. Они, как правило, хорошо образованы, среди них много преподавателей университетов, государственных служащих и таможенников.
Самые бедные среди местных жителей — это кочевые племена. Нефтяной бум уничтожил привычный для них образ жизни и лишил средств к существованию. Перейдя совсем недавно, всего поколение назад, к оседлому образу жизни, а ныне позабытые всеми, они прозябают в трущобах, затерянных за новыми современными зданиями, окружающими мечеть, в предместье Отейбия. Конечно же паломники этого никогда не видят… Склоны холмов усеяны кубиками домов с выбитыми окнами. Многие из них заброшены: деревянные калитки с великолепной резьбой слетели с петель, внутренние дворики полны пыли и грязи, засыхает последний кустик можжевельника, крыша провалилась, стены осели, вокруг раскидан мусор и трупики кошек. Можно подумать, что здесь была бомбежка. Во дворе несколько коз жадно обгладывают чахлое деревце. Местные жители очень недоверчивы, они ни на шаг не отходят от редкого гостя, забредшего в их район, и внимательно следят за каждым его движением. Чем они живут? Так как они саудовцы, они не могут быть рабочими. Кто-то из них — шофер, кто-то — регулировщик уличного движения, кто-то — посыльный или полицейский, а кто-то — служитель в Хараме.
В Мекке немало и прекрасных, широких проспектов, вдоль которых расположены элегантные виллы; случается, они почти вплотную подходят к этим заброшенным трущобам.
Бульвар Сеттин — это своего рода Елисейские поля святой столицы, популярное место встреч. Здания, облицованные мрамором, сияющие, красочные витрины, бутики высокой моды и парфюмерии, магазины, где продают различную видео- и аудио-технику, открывают свои двери представителям совсем другого мира. «Золотая молодежь» Мекки, высокопоставленные чиновники в галстуках, элегантные женщины под легкими покрывалами, ливанские торговцы, улыбающиеся египтяне. Множество пакистанцев работает днем и ночью, подметая улицы, обсаженные деревьями, наводя лоск в магазинах. Все изучено, подсчитано, выверено… и все наводит тоску.
«Саудовцы правят, диктуя свою волю, а мы уж под это подстраиваемся» — это утверждение одного французского сотрудника как бы резюмирует положение эмигрантов в Аравии. Многие из них работают в окрестностях Дома Божия. Мужчины и женщины готовы заниматься чем угодно: быть муниципальными служащими, метрдотелями, врачами, архитекторами, шоферами автобусов, владельцами ресторанов, сторожами Заповедной мечети, консьержками, рабочими, дворниками, преподавателями, пекарями, советниками эмира, студентами теологических учебных заведений. Когда речь идет о государственных служащих высокого ранга, то их нанимают на работу индивидуально через посольства королевства, в других же случаях этим занимаются агентства, специализирующиеся на экспорте рабочей силы, которые производят набор в таких странах, как Пакистан, Индия, Филиппины. Эти наемные иностранные рабочие не имеют никакой возможности остаться в святом городе. Они обычно живут у нанимателя и, что касается всех административных шагов или любых переездов из города в город, в этом отношении они полностью зависят от него. Контакты с окружающим саудовским населением сведены до минимума и ограничиваются сугубо профессиональной необходимостью. «Это пруссаки арабского мира и шотландцы ислама», — как-то изрек один тунисский инженер, возмущенный тем унизительным карантином, которому подвергаются эмигранты. На протяжении пяти лет он ни разу не был приглашен в дом к саудовцу. Чтобы окончательно пресечь любые робкие попытки укорениться в стране, работники, нанятые такими агентствами, лишены права вызвать к себе жену или детей. Они не платят налоги и должны быть готовы сразу же без лишних слов вернуться к себе на родину. Брак между иммигрантом и саудовской женщиной просто немыслим. Обратный вариант, то есть брак между саудовцем и эмигранткой, возможен, но при условии согласия властей.
Численность населения Саудовской Аравии до сих пор является государственной тайной. Согласно специальным службам Организации Объединенных Наций, которые воспроизводят саудовские данные, население Саудовской Аравии в 1962 года составляло 5 миллионов человек, а в 1984 году — 10 920 000; из них 8 415 000 — коренные жители и 2 505 000 — иностранцы. Но согласно данным, опубликованным исследователями Вашингтонского университета Джорджтауна, в 1980 году было всего 4 300 000 коренных саудовцев и 2 103 000 временно проживающих. В середине 80-х годов в Мекке проживало приблизительно 366 801, а в Медине 198 186 человек, причем не только коренных жителей, но и выходцев из других стран. Верующие азиатского происхождения — пакистанцы, индийцы, бенгальцы, индонезийцы — самые многочисленные представители в Обители Божией, как и в исламском мире. За ними идут выходцы из Африки, арабы, турки и затем уж саудовцы. Словно заповедный город представляет собой некую постоянную ассамблею мусульманских народов, численность представителей которых прямо пропорциональна количеству исламских стран. И тем не менее саудовцы, которые составляют меньшинство, вездесущи. Без посредничества спонсора-саудовца невозможно ни открыть лавчонку, ни осуществить какую-либо иную деятельность. Просто за заем под свое имя он может взимать до 50 процентов прибыли, при этом не пошевелив и пальцем. Такого рода паразитизм, столь привычный и распространенный здесь, не вызывающий ни малейших угрызений совести, — одно из самых древних установлений Мекки. «Арабы — прежде всего посредники и спекулянты», — писал греческий географ Страбон в начале христианской эры. Исламский закон осуждает ростовщичество (рибу) и сулит ростовщикам посмертное пребывание в аду, но допускает пользование подставным лицом.
Коран, который не устает расхваливать на все лады торговлю, это «благословение» Аллаха (3; 168), включает торговлю в число «божественных благодеяний» (17:12; 30:35; 35:13 и т. д.). Во времена пророка в Мекке не было ни промышленности, ни ремесел, ни сельского хозяйства. Это был просто склад, пункт транзита и ярмарка. Кааба являлась одновременно и храмом и рынком. Торговцам и тем, кто сопровождал караваны, как и случайным паломникам, Мекка предоставляла кров, пропитание, а если у кого-то возникала нужда в верховых животных, то и их здесь можно было достать. Иностранные купцы, в частности персы и сирийцы, присоединялись к кланам курайшитов либо в Мекке, чтобы торговать экзотическими продуктами, винами, тканями и зерном, либо в Газе (Палестина), либо в Боере и даже в Хоме (Сирия). Деньги были царем, а нажива — страстью столь пожирающей, что курайшитских купцов и финансовых дельцов города стали называть «акулами» (карги), отсюда и их имя. Мухаммед, который был выходцем как раз из этой среды, объединил профессию торговца с призванием пророка. Нанятый богатой купчихой Хадиджой, чтобы сопровождать ее караваны, он смог, как об этом пишет Ибн Хишам (один из классических биографов Мухаммеда VIII века), удвоить вложенный Хадиджой капитал. Позже она стала его женой. Он проявил себя как осторожный, дальновидный и рассудительный купец. «Ты тоже бегаешь по базарам в поисках прибыли, как любой из нас», — упрекали пророка его соотечественники, рассерженные его резкой критикой местных богачей. Не веря ему, они просят его превратить холм Сафы в кучу золота. «Если бы я ведал о сокровенном, то приумножил бы себе [долю] в добре», — защищается он (Коран, 7:188).
В книге ислама есть необыкновенно много слов и сюжетов, относящихся к торговле, и это наводит на мысли о том, что слушатели этой книги — купцы. Но это только свидетельство того, что мусульманская доктрина спасения использует эти сюжеты в качестве метафор, как бы украшается ссылками и терминами, связанными с экономической деятельностью. Как в евангельских притчах часто упоминаются слуга, виноградарь, пастух, крестьянин, точно так же, читая Коран, мы слышим бряцанье браслетов и видим слитки золота. И когда Мухаммед запрещает язычникам входить в Харам, он спешит утешить мекканцев, теряющих потенциальных клиентов и барыши: «Если же вы боитесь бедности, то Аллах обеспечит вас богатством по щедрости своей» (Коран, 9:28). Он выговаривает спекулянтам, но поощряет честных купцов и не устает ругать неосторожных торговцев, которые, заключая договор, не закрепляют условия договора на бумаге (Коран, 2:282). Посланник Бога провозглашает мучеником (шахидам) того, кто умирает, защищая свое имущество, и, согласно весьма противоречивому хадису, угрожает должнику тем, что, если тот умрет, не отдав свои долги, то он (Мухаммед) не благословит погребальную процессию и ее участников. Жажда наживы наблюдалась даже у сподвижников пророка и достигала невероятных размеров. Случалось, что, когда молодая община собиралась в мечети Медины для молитвы, весть о приходе каравана вмиг делала мечеть безлюдной и пророк оставался в одиночестве… Он очень из-за этого страдал и лишь Бог утешал его: «Скажи: то, что у Аллаха, лучше забав и торговли» (Коран, 62:11).
В нравоучительных целях Коран противопоставляет опьяненным жаждой наживы торговцам людей, достойных всяческих похвал, которых ни базар, ни деньги не отрывают от памятования о Боге (24:37), и обещает указать им ту форму торговли, которая призвана спасти их от ада (61:10). Безбожникам, которые хвастались, что они необыкновенно сметливы (21:48/47), он отвечает, что в Судный день не будет дозволено ни продавать, ни обменивать, ни покупать (14:36; 31:32/33), в этот день ангелы, которые день за днем записывают действия каждого человека, предоставят свои записи. Для людей честных будет специально разрешено торговать во время хаджа (2:190/194). «Если ты извлекаешь прибыль дозволенным путем, то такое твое действие считается джихадом», — утверждает хадис.
Поэтому-то Мекка остается одним из самых больших рынков в мире. Здесь продается все или почти все. Конечно, запрещены к продаже такие вещи, как музыкальные инструменты, меха (животные могли не быть убиты по специальному, предписанному для этих целей, ритуалу), куклы и плюшевые игрушки, изображающие живых существ, презервативы и другие современные средства контрацепции и конечно же алкогольные напитки. Но золото, серебро, шелк и благовония, специи и традиционные лекарства, как и дешевые предметы религиозного культа с этикеткой «сделано в Китае», продаются в изобилии. Сколько девушек приходят сюда, чтобы запастись приданым! Сколько спекулянтов скупают здесь за гроши драгоценные украшения, чтобы потом где-то их продать втридорога! Все средства хороши, чтобы подзаработать денег. Иностранцы, оказавшиеся на базаре, подвергаются настоящему преследованию, наглому и весьма прибыльному для торговцев. Невозможно сделать и шага, чтобы какой-нибудь водитель не окликнул вас, предлагая подвезти, естественно за плату, или чтобы какой-нибудь зазывала не навязывал свои кулинарные шедевры, не предложил комнату или услуги гида. Соседи Дома Божия судимы лишь Богом, пророком и риалом. Их девиз: «Честные деньги у того, у кого их нет». Это прирожденные маклеры. Нет ничего удивительного в том, что самый известный в мире посредник в финансовых делах, миллиардер Аднан Касхогги по рождению мекканец. Нет ничего удивительного в том, что саудовцы покупают акции крупнейших монополий, вкладывают деньги в невероятные предприятия, занимаются разнообразными инвестициями. Мухаммед, у которого не было никаких иллюзий по поводу коммерческих наклонностей своих соотечественников, пообещал этим закоренелым торговцам (по словам Тирмизи), что Бог специально для них создаст еженедельный базар в раю, чтобы и там они смогли продолжить без устали продавать и покупать.
В Мекке базары и лавки не пустеют ни днем ни ночью. Но кроме этой торговли не существует никаких других контактов между эмигрантами и саудовцами. Социальная важность рынка, столь характерной черты исламского мира, стала ослабевать из-за американизации, приводящей к изменению в градостроительстве, а также к изменению образа жизни. Такие традиционные для мусульманских стран заведения, как турецкие бани и мавританские кафе, полностью исчезли. Редкие ресторанчики, которые еще остались, часто совсем крошечные и неприглядные. Чтобы утолить голод, приходится пользоваться бесчисленными ларьками, предлагающими бутерброды, сэндвичи, пирожки и кондитерские изделия, которые можно съесть не отходя от стойки.
Деловые отношения здесь сильнее дружбы. Кажется, что каждый опасается каждого. Во время паломничества местных жители практически нигде не видно, они на это время уезжают в свои загородные резиденции или за 188 километров в эт-Таифу и Джидду. Еще совсем недавно они вели мирную кочевую жизнь на безграничных просторах Аравии и вот теперь лишились ее, забыли о своих шатрах, потеряли вековую независимость. Они оказались заперты в квартирках с кондиционерами, затеряны в суматохе и сутолоке бездушных городов, наводненных азиатами, большинство из которых не говорит на их языке. Если коренной саудовец — чиновник, то его непременно будет сопровождать иностранный «советник»; если он преподаватель, он будет находиться в подчинении у инспекторов египтян или сирийцев; заболев, будет вынужден прибегнуть к помощи тунисских или ливанских врачей. Он где угодно, только не у себя на родине. Молчаливый, надменный и меланхоличный мекканец несловоохотлив, редко улыбается, открывает душу лишь в исключительных случаях и никогда не смеется громко. Правда, надо сказать, что ваххабиты считают смех происками дьявола — по их представлениям, человек смеется, когда его щекочет нечистый.
Эмигранты возвращаются в свои пустые жилища, где нет ни их жен, ни детей, паломники к себе на ночлег, в то время как местные жители бредут в свои дома, подальше от чужих глаз и ушей. Как они живут изо дня в день? Узнать это почти невозможно. Семейная жизнь ваххабитов остается и по сей день тайной за семью печатями. Если внимательно читать местную прессу, то обычно можно выявить те стержневые идеи, что работают в коллективной душе, увидеть то, что волнует людей, понять те традиции, что поддерживают их в жизни.
Но о каком «чтении» может идти речь в городе, где было дано высшее «чтение», ведь само слово «Коран» в буквальном переводе означает декламация, чтение вслух? В исламе перо, бумага, чернила овеяны религиозным почитанием из уважения к самой книге Божией — Корану. До такой степени, что употребляется один и тот же корень для слова «пресса» ([сахафа) и Коран (Масхаф), в то время как слово «пропаганда» (диая) можно спутать со словом «религиозная проповедь» (дава).
Первые печатные коранические издания были разрешены фатвой лишь в 1729 году. И лишь в 1877 году в Санаа в Йемене появилась первая на полуострове газета. В 1908 году в Мекке стала издаваться своя газета «Аль-Хиджаз». Затем при шерифате Хусейна появились «Аль-Кыбла», за ней «Умм аль-Кура», которая вплоть до наших дней продолжает быть официальной газетой саудовского королевства. Но наиболее фанатично настроенные саудовцы бурно реагировали на все эти нововведения ив 1953 году добились закрытия газеты «Ар-Риад» в Джидде.
В настоящий момент страна наводнена различной прессой: выходит много ежедневных газет, есть еженедельники и различная периодика. Саудовская Аравия в 1988 году насчитывала семь ежедневных газет на арабском языке, количество этих газет в период хаджа увеличивается, так как появляются газеты на турецком, урду, малазийском, французском языках плюс три газеты на английском. Святая столица имеет свою собственную национальную газету «Ан-Надва», названную так по имени древнего Совета курайшитов (Дар ан-Надва). При Исламской лиге издаются ежемесячный журнал «Аль-Катиба» и англо-арабский еженедельник «Muslim World News». Каждый день из номера в номер содержание остается тем же. Передовицы — это «закуска» — деятельность короля и его братьев — министров. «Основное блюдо» — повседневная жизнь верующего в кругу его семьи, вне дома и на работе, «десерт» — хроника, посвященная врагам уммы; в первую очередь это коммунисты, сионисты, франкмасоны, и «американизированные» или «европеизированные отступники» — одним словом, прозападные мусульмане. Назойливо повторяющаяся тема: свадьбы и подготовки к ним, дети и домохозяйки.
Женщина. В Саудовской Аравии она полностью подчиняется ограничениям, налагаемым на нее шариатом. Она не может занимать государственный пост, не может без разрешения опекуна или мужа выйти на улицу, не может заговорить с незнакомым мужчиной — даже для того, чтобы предупредить о грозящей ему опасности, не может пользоваться духами вне пределов своего жилья, не может открыть лицо, не может путешествовать одна, не может выйти замуж за немусульманина. Кроме того, она наследует лишь половину того, что полагается мужчине. Она не имеет права водить машину. В автобусах для слабого пола зарезервирована задняя часть салона, которая отделяется от передней герметичной перегородкой. Правда, многие мусульманские страны дают некоторые послабления этому строгому закону. Включая и Эр-Рияд, где эмир Фейсал наперекор оппозиционно настроенным улема все-таки разрешил открыть школы для девочек. И когда в 1962 году в Бурайде и Неджде родители попытались запретить девочкам ходить на занятия, эмир отправил туда военное подразделение, чтобы заставить родителей подчиниться его указу. А в 1964 году была основана и получила признание ассоциация, отстаивающая право женщин на высшее образование. Женщины, девочки-подростки и школьницы закутаны в черное с головы до ног, их лица полностью закрыты. Согласно ханбалистскому уложению женщина не имеет права показывать даже обувь, так как может быть видна пятка. Журналы и газеты никогда не публикуют фотографии красивых женщин.
Как в таком случае выбрать себе жену? А никто и не выбирает. Идеальная вторая половинка, «душа-сестра», согласно старой доброй арабской традиции, — это двоюродная сестра со стороны отца (Бинт аль-амм). Величина приданого (махр) в среднем колеблется между 60 000 и 100 000 франками. В отличие от христианского мусульманский брак — это не таинство, а контракт, где нет места никакому ритуальному благословению. Опекун невесты и родители избранника обмениваются простым обещанием в присутствии кади — и дело сделано. Свадьба в Мекке — это семейное торжество, застолье, но никогда не шумная музыкальная вечеринка, как это часто происходит в других уголках исламского мира. Брак — не показная радость, а всего-навсего религиозный долг, который составляет «половину религии» по словам пророка; но это — сладостная обязанность. Поводом для аннулирования брака может служить безумие, чесотка, слоновая болезнь или кастрация потенциального мужа.
Из номера в номер газеты пережевывают брачную тему. Все дело в том, что многим мужчинам не удается вступить в брак. Во-первых, из-за нехватки женщин. Если в Магрибе есть баня-хамам, базар, служба и народные гулянья — главные места «охоты за женой», — то в Мекке таких «территорий» просто не существует. Здесь два пола разделены непреодолимой стеной. Во-вторых, из-за нехватки денег. «Ар-Рабита» не перестает восхвалять брачные узы и брачные отношения. На арабском языке брачный союз и соитие даже называются одним и тем же словом — никах. На все лады восхваляются достоинства и удовольствия законных половых связей, в подтверждение этому приводятся ссылки на различные хадисы. Половые отношения умиротворяют душу, просветляют ум, избавляют от простатита, предупреждают возникновение безумия, делают гибкими суставы и кости, улучшают зрение… «Я могу жить без еды и питья, но без женщины — никогда!» — говорит пророк. Это конечно же малоутешительно для старых холостяков, избравших такую долю не по своей воле, и о которых к тому же говорят, «что они братья дьяволу» и что «два поклона женатого верующего равны 70 поклонам неженатого». Тем, кто не может вступить в законный брак, дается совет соблюдать пост… Саудовская Аравия испытывает нехватку в женщинах, и многие мужчины обречены на вынужденное воздержание, которое особенно трудно переносить, так как получение сексуального удовольствия не только дозволяется в исламе, но также и является актом веры. Верующий, который не занимается любовью, — это полу-мусульманин.
Ничто так патетично не отражает этот любовный голод, как письма читателей, публикующиеся в прессе. Это не только страхи, связанные с неправильным формированием или какими-то недостатками гениталий, это не только беспокойство из-за ночных поллюций, но и ужас умереть от несчастного случая, так и не совершив акта созидания. Все это конечно же главные темы печати. Но основное — это проблема ритуальной чистоты. «Иногда я нахожу пятна от мочи на своих трусах, и это длится уже давно. Я очень волнуюсь и задаю себе вопрос: продолжаю ли я при этом обладать ритуальной чистотой?» — спрашивает какой-то верующий улема саудовского министра юстиции. И глубокий знаток ислама отвечает: «То, что мне кажется полезным для тебя, брат Хасан Али, это, чтобы ты занимал все свое свободное время благотворительной деятельностью, полезной как для тебя, так и для всей уммы… Если можешь — женись, чтобы исполнить половину того, что предписывает религия…» На этой же странице другой читатель жалуется на несвоевременное семяизвержение. Ему напоминают, что это совершенно банальное явление и в доказательство приводят слова Айши: «Я вытерла сперму с одежды посланника Бога…» Читателям для преодоления мук плоти советуют длительные пешие прогулки, что-то мастерить, читать Коран, избегать рано ложиться спать. Бог всегда с теми, кто стоек и все претерпевает.
Аравия знает только два праздника: один отмечает окончание поста в рамадан (ид аль-фитр), второй — это праздник жертвоприношения Авраама (ид аль-адха), который совпадает с паломничеством в Мина. Пятница — день богослужения с обязательным совершением молитв для всех взрослых мужчин. Это не выходной день. Точнее, такое понятие, как отдых, неизвестно исламу. Коран не признает никакой связи этого дня с шаббатом — субботой иудеев, которые седьмой день творения посвящают отдыху творца. В исламе Аллах не может испытывать никакой усталости (50:37/38). Никакое развлечение не нарушает апатичной набожности заповедного города. Здесь нет ни кинотеатров, ни стадионов. Есть лишь спортивный городок, расположенный в двадцати километрах к востоку от города. Ваххабиты наложили еще больше запретов на азартные игры, в дополнение к тем, что указаны в книге (Коран, 2:216/219). В этот список попали и лотерея, и домино, и даже бильярд. Чтобы чем-то занять умы жителей города городов, пресса не устает восхвалять на все лады достоинства исламской строгости нравов и воздержанности в противовес «западному разврату, источнику всех венерических болезней». Это правда, что Запад в техническом отношении впереди, но Коран здесь ни при чем. И улемы-журналисты подчеркивают возможность научного использования святой книги. Так, когда Аллах «день покрывает ночь, а ночь покрывает день» (Коран, 39:7/5), он указывает на вращение земли. Джинны представляют невидимую деятельность микробов. Коран, кроме того, призывает к изучению ботаники: «Пусть поразмыслит он о том, [кто посылает] ему пропитание» (80;24) и зоологии: «Неужели они не поразмыслят о том, как созданы верблюды?» (88; 17).
В Мекке нет зоопарка. Верблюд полностью исчез из пустыни — тот самый верблюд, которому она обязана своим выживанием. «Кто не ест верблюдов, тот не принадлежит к моему народу», — говорил Мухаммед, эхом вторя кораническому восклицанию: «Для вас они гордость, когда вы возвращаетесь вечером или уходите утром».
Молодое мекканское поколение, может быть, и вовсе не видело верблюдов, разве что по телевизору или в журналах. А ведь это животное было для родины пророка тем же самым, что волчица для Рима, — матерью-кормилицей. Когда-то арабы на ассирийских барельефах IX века до н. э. изображались верхом на верблюдах. «Корабли пустыни» пользовались таким почтением, что многих бедуинов хоронили с их верблюдами, чтобы они были при них и в раю. Сегодня приводить этих животных в город строго воспрещается. Собаки тоже исчезли из святого города; исключения составляют лишь кошки, которых здесь терпят не столько из любви к ним, сколько из-за их природной враждебности к крысам. В Мекке больше нет собак, что лают на проходящий караван.
Средства массовой информации, как пресса, так и радио и два канала — один вещает на арабском, другой на английском языке — национального телевидения, созданного в 1965 году, стараются представить миру картину стабильной Аравии, гордой своей религией, примирившейся с собой. Престиж Мекки от этого только растет: это город молитвы, изучения и неусыпной набожности.
Университет Умм аль-кура, расположенный на западе от Мина, — это интеллектуальный аванпост страны. Он стремится потеснить знаменитое тысячелетнее каирское медресе-мечеть аль-Азхар. С этой целю он переманивает к себе на работу лучших улема. Здесь преподают арабскую грамматику, кораническую экзегетику,[99] шариат, науку о хадисах, исламские право и мораль, биографию пророка (сира), историю халифов и всего мусульманского мира. В среднем обучение длится около трех лет. Студенты стекаются сюда со всего мира. Здесь можно встретить даже обращенных в ислам немцев, американцев и французов. Некоторые дипломированные выпускники после окончания университета идут добровольцами сражаться в Афганистан.[100] Ежемесячный журнал при Мировой исламской лиге опубликовал подробный список 47 мучеников из 13 арабских стран и тех мусульман, которые, воплощая в жизнь идею универсализма ислама, погибли под советскими пулями. Алжирцы, иракцы, палестинцы, йеменцы, американцы пали на «пути к Богу».
Регулярно в прессе публикуются статьи с фотографиями, подтверждающими обращение в мусульманскую веру то филиппинцев-эмигрантов, то выходцев из Шри-Ланки. Часто можно встретить и такие удивительные объявления: владелец такого-то магазина, извещает своих уважаемых клиентов, что его иностранный служащий собирается покинуть страну по причине истечения срока действия его вида на жительство. Просим всех, у кого есть какие-либо претензии, касающиеся означенного человека, обращаться к нам до такой-то даты… После этого мы не несем за это никакой ответственности…» В прессе не публикуют сообщения об изнасилованиях, убийствах до тех пор, пока виновники не арестованы, и никогда не распространяются о случаях избиения камнями, отсечения конечностей и других кровавых наказаниях, которыми до сих пор не перестает гордиться саудовское законодательство.
Ну а Мекка? Можно ли сказать, что в этом городе нет проблем? «Да, хвала Аллаху, у нас все хорошо», — трубят на все лады средства массовой информации, которые скорее проповедуют, нежели информируют, причем используя при этом необыкновенно шаблонный, казенный, напыщенный, какой-то нереальный язык. Здесь не встретишь ни трепетного чувства, ни намека на воодушевление или на порыв негодования. Лишь такое повальное бедствие, как наркотики, немного нарушает вялую, апатичную безмятежность местной прессы. И лишь для того, чтобы в который раз обвинить во всем врагов ислама. Пропагандистский плакат изображает солдата, стреляющего очередями из таблеток в обезумевших родителей, чье чадо уже задето этими «пулями». «Брат мой, наркотики — это оружие наших противников, стремящихся победить нашу веру, нашу родину, нашу экономику… нашу молодежь и наше возрождение…» Ни слова в прессе о тех кругах мекканской молодежи, которые «ловят кайф» с помощью всевозможных транквилизаторов, нюхая токсичный клей или потребляя кока-колу, «обогащенную» медицинским спиртом. В нескольких книжных магазинах продается лишь религиозная литература — по большей части книги Ибн Таймийи,[101] да кассеты знаменитых мусульманских радикалов, таких, как египтянин Кишк, кувейтец Кахтани, алжирец Абу Бакр аль-Джазаири и даже такие восходящие «звезды» турецкого фундаментализма, как Али Эркан, Найм Караман и Ниязи Улусой.
Пресса молчит о муках тех женщин, которые работают, но которые не имеют права пользоваться такси, чтобы вернуться домой, и чей муж может в любой момент на вполне законном основании разрушить их карьеру. Пусть будут счастливы хотя бы тем, что у них есть возможность иметь сугубо «женскую» профессию: работать акушерками, детскими врачами и медсестрами.
За всей этой догматической добропорядочностью скрывается жизнь другого города, города нищеты. Эти холостяки-эмигранты, спящие вповалку по 6–8 человек в комнате, неужели они — лишь измученная работой плоть? Они едва сводят концы с концами, но все же приспосабливаются ко всему… как и любой человек. Покорные, послушные рабочие, благонравные, смиренные верующие, но их плоть подчас восстает против этого рабского состояния, их тела ищут удовольствий и отвергают все запреты. В Мекке очень распространен гомосексуализм. Это происходит как бы само собой в гетто, где мужчины спят, просыпаются, едят, работают, отдыхают лишь в окружении себе подобных, таких же одиноких мужчин, как и они сами. И так из года в год. Это, кстати, логическое последствие той ужасной сегрегации по признаку пола, что существует в исламе. Но чтобы избежать всяких сплетен и разговоров, а главное, высылки, афганцы «практикуют» содомию с афганцами, а пакистанцы с пакистанцами. Многие гомосексуалисты наряжаются в широкую арабскую одежду, а также применяют хну и карандаш для бровей, чтобы выглядеть еще более привлекательными. Издали их можно даже принять за женщин. Традиция обрекает таких извращенных мужчин с гомосексуальными наклонностями на ужасную посмертную жизнь: они воскреснут в обличье свиньи или зловонной обезьяны. «Они пойдут в ад, — уточняет пророк, — и будут гореть в закрытом железном гробу, заколоченном раскаленными гвоздями». Ханбалиты доходят до того, что запрещают холостым мужчинам ходить по тем же тротуарам, по которым ходят женщины и дети. Что с того! Случается, что в гостинице какой-нибудь служащий пожирает глазами клиента и досаждает ему своими домогательствами. Парикмахерские — это особое место встреч, где мужеложцы пересекаются с добропорядочными гражданами. Там делают эпиляцию бровей, накладывают питательные маски на лицо, пытаются «ухаживать». Более естественным, но гораздо более опасным остаются незаконные связи с представительницами женского пола. В Мекке существует проституция. Она не такая уж скрытая, как можно было бы подумать. Все ночи напролет одинокие женщины бродят по улице Аджад, расположенной к югу от Харама. Мужчины проезжают в автомобилях, останавливаются, черный силуэт проскальзывает в машину, которая вскоре исчезает в неизвестном направлении.
Так что в святом городе можно найти все. Мекка была и остается городом противоречий, с двойным лицом, с двойственной жизнью, раздвоенным языком и природой. Мекка… Набожная и меркантильная, щедрая и жестокая, молельня и альков. Урожденные мекканцы не чувствуют себя в ней как дома, а эмигранты не имеют права здесь жить. Столица уммы — ничья резиденция. Дочь неба и земли, она заключает в себе порок и добродетель. Дом Божий, постоянно осаждаемый дьяволом, — такова земная Мекка, бледное отражение Мекки небесной. И как гласит арабская пословица: «Огонь порождает пепел».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.