* * *

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

* * *

Предметом нашего исследования были наиболее распространенные в античном обществе представления о христианах. Но если бы мы располагали столь же обширным полемическим материалом, каким мы пользуемся, исследуя раннее христианство, относительно других современных ему нетрадиционных религиозных течений, например, митраизма или манихейства, и захотели бы составить их портрет на основе представлений тогдашнего общества, то, думается, картина получилась бы на удивление похожей. В ней присутствовали бы те же самые черты и краски, описанные выше, и содержался бы примерно такой же набор обвинений, какой был выдвинут против христианства. Отчасти это видно по отношению греко-римского общества к иудейской религии. К настоящему времени издано немало работ, посвященных этой теме, в которых тщательным образом исследован античный антисемитизм. Но, как мы убедились, подобное же отношение к себе испытывали и христиане, и другие нетрадиционные религиозные общины, вызывавшие подозрения и глубокую неприязнь уже за одну свою чужеродность и нетрадиционность. Оказывается, дело не столько в антисемитизме, и даже вовсе не в нем, а в явлении более общего порядка. Речь идет о традиционализме и ксенофобии широких слоев населения, – явлении, столь же присущем античной эпохе, сколь и нынешней.

С древнейших времен антитеза «мы» – «они», «свои» – «чужие» пронизывает мышление «нормативного» человека. При этом «они», «чужие» наделяются всеми отрицательными качествами, какие диктует принцип инаковости. «Они» – это зеркальное отражение «нас» со знаком минус, полная противоположность «нам». Именно так Тацит представляет образ жизни евреев: «Моисей ввел у них новые обряды, противоположные обрядам остальных смертных. У них гнусно все, что для нас свято, и, наоборот, все, чего мы чураемся, у них дозволено» (История, V, 4, 1). В случае с ранними христианами в категорию «иных», «чужих» попали не представители иной расы или культуры, как это обычно бывало, но члены того же общества, не разделяющие традиционные представления и стереотипы и придерживающиеся иного образа жизни. Это обстоятельство весьма точно отмечено в Послании к Диогнету (II в.): «Христиане не различаются от прочих людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями… Обитая в эллинских и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем, как граждане, и все терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество – чужая страна… Иудеи вооружаются против них как против иноплеменников, и эллины преследуют их» (V, 1-5, 17). В положении презираемого и третируемого меньшинства, «богоненавистной шайки» (Юлиан. Письма, 14) или «третьего рода» (genus tertium) [70] христиане оставались вплоть до III в., когда у них впервые возникает ощущение своей многочисленности и могущества: «Да в кого же, как не в Христа, уверовали все народы?» – восклицает Тертуллиан в речи против иудеев, перечисляя тут же страны и провинции, в которых распространено христианство (VII, 4). В «Послании к Скапуле» Тертуллиан заявляет даже, что христиане составляют большую часть населения каждого города, «множество мужчин и женщин, люди обоего пола, всякого возраста и разряда» (II, 10; V, 2). Хотя Тертуллиан явно преувеличивал численность христиан его времени, показателен сам по себе уверенный тон апологета.

Христианство явилось в мир в эпоху глубокого кризиса традиционной греко-римской религии. Однако именно в этой неблагоприятной ситуации, в обстановке расшатывания и падения прежних религиозных устоев, нашествия с Востока многочисленных неведомых ранее культов и верований, в обществе включился механизм самозащиты. Он выразился в настойчивом обращении к архаическим элементам культуры, в кристаллизации наиболее продуктивных стереотипов, прежде всего в области религии. Историки культуры отмечают, что последние века античной цивилизации были ознаменованы именно таким защитным консерватизмом – по преимуществу религиозным [71]. Крайне негативное отношение к христианству, равно как и к другим чужеродным религиям, сложилось в результате этого защитного консерватизма.

Санкт-Петербург, 2004