Глава 26. Церковь Святого Петра — Сан–Пьетро–ин–Чьель–Д’оро
Глава 26. Церковь Святого Петра — Сан–Пьетро–ин–Чьель–Д’оро
В главном зале Пинакотеки Амвросия в Милане можно увидеть большой алтарный образ, который был написан художником Возрождения Бергогоне для церкви Сан–Пьетро–ин–Чьель–д’оро (1480–1485) в Павии, романской церкви, освященной в 1132 году и сохранившейся до наших дней. Теперь там на месте этого алтарного образа стоит знаменитая Area di S. Agostino. Сей величественный мраморный монумент, что высится на алтарном подиуме, был первоначально построен для сакристия, где он простоял два века, обнесенный искусной чугунной решеткой. Потом эти куски мрамора долго странствовали, пока церковь не действовала.
Земные останки Августина тоже были забыты на много лет; их нашли заново строительные рабочие в ящике возле алтаря в крипте в 1695 году. Подлинность останков была подтверждена в 1728 году папой Бенедиктом XIII, который таким образом поставил точку в долгих и жарких спорах. В конце XVIII века в Павию пришли сначала французы, а потом австрийцы. Они разместили в церкви и в монастыре солдат и лошадей. Здание разрушилось, и останки перенесли в собор. В 1884 году церковь Святого Петра начали восстанавливать, и в 1900 году мощи возвратились на свое место. Надгробие было собрано и возвращено туда, где оно стояло и где стоит и поныне, отреставрированное в 1902 году.
Августин не единственный выдающийся писатель, который там покоится. Саркофаг философа Боэция, как уже говорилось, тоже стоит в крипте церкви Святого Петра. Внутреннее помещение церкви производит впечатление массивного и давящего, потому что из красивого тенистого парка внутрь церкви приходится спускаться по широкой лестнице. Данте видел могилы Августина и Боэция в «Чельдоро» и упоминает о них в «Раю» (X, 120–128). Вообще–то Данте называет Боэция, но, что характерно для Данте, он связывает с этим местом Августина, когда, может быть не совсем мотивированно, упоминает его имя несколькими стихами раньше.
***
Боэций, который тоже покоится в церкви Святого Петра, не чужд влияния Августина, и имя его в истории философии почитается не меньше, чем имя отца Церкви. Он жил примерно на сто лет позже Августина, на пороге средневековья. Римляне редко были оригинальными философами. Цицерон и Сенека упаковали древнюю греческую философию в тексты, которые, по их мнению, должны были понравиться их соотечественникам, Марк Аврелий и Плотин писали в Риме по–гречески. Единственными оригинальными римскими мыслителями были как раз Августин и Боэций. Но и в их сочинениях на заднем плане всегда присутствуют Платон и Аристотель. Оригинальность Августина и Боэция заключалась в толковании христианского вероучения и в провозглашении позднеантичной духовности.
Боэций занимал высокий пост на службе у остготского короля Теодориха (он же Дидрих Бернский из средневекового романа), который правил Италией из Равенны, Вероны и Павии в начале VI века. Теодорих был арианин, как и большинство окружавших его людей. В первые годы он был мягким и либеральным правителем. Вырос он при императорском дворе в Константинополе как приемный сын императора.
Теодорих казнил Боэция в результате ряда придворных интриг, оставшихся для историков неясными. Из–за этого образ готского короля был потом демонизирован. Боэций написал книгу об утешении, которое дарит человеку философия, и все образованные люди зачитывались ею вплоть до XVIII века. «Утешение философией» (De consolatione philosophise), было столь значительным сочинением, что в XIV веке Чосер перевел его на английский. Данте же называет Боэция мучеником и святым.
Но был он святым для философии или для Церкви? Мученичество Боэция тоже всегда вызывало вопросы, потому что в «Утешении философией» — его философском завещании — не содержится ни одной прямой библейской цитаты и не упоминается имени Христа. Вместе с тем, Боэцию приписывали несколько небольших богословских трактатов, и это дало повод полагать, что «Утешение философией» тоже написано не им или что в тюрьме перед смертью Боэций отказался от христианства в пользу философии. Однако многое указывает на то, что эта книга принадлежит именно перу Боэция и что он мыслил философски, не прибегая к авторитету откровения. Важно понять, каким образом в нем могли уживаться эти интересы. То, что нам представляется разладом в мышлении того времени, тогда могло восприниматься иначе.
Теодорих лишил жизни не только Боэция. Старый король был разочарован, подозрителен и при малейшей провинности прибегал к смертной казни. Особенно он следил за своим ближайшим окружением. Язычников и людей, выдававших государственные тайны, немедленно сжигали или отрубали им головы. Нам неизвестно, какие обвинения были предъявлены Боэцию, но ясно одно: чтобы лишиться жизни, многого не требовалось, тем более, если человек принадлежал к узкому кругу королевских советников. Теодорих не видел разницы между людьми. Даже принадлежность к влиятельному и благородному римскому роду не могла спасти Боэция.
Боэций родился примерно в 480 году в семье, которая принадлежала к римской аристократии еще со времен республики. Его полное имя — Аниций Манлий Северин Боэций. Первый сенатор, принявший христианство, был из Анициев. Все три родовые имени Боэция говорят о его благородном сенаторском происхождении. Приемный отец Боэция, ставший его тестем, был потомком Симмаха, префекта Рима, который в свое время обеспечил Августину место ритора в императорском окружении в Милане. Симмах не был христианином, но принадлежал к манихеям и не раз сталкивался с епископом Амвросием. Однако и род Симмаха принял христианство в начале V века. Боэций был ортодоксальный католик, тогда как его король исповедовал арианство. Обстоятельства, связанные с этим противоречием, могли иметь решающее значение для гибели Боэция.
Боэций был очень музыкален. Он писал философские стихи и вставлял их в тексты своих размышлений. Этот смешанный жанр в течение всего средневековья многим служил образцом для подражания. «Новая жизнь» Данте (ок.1295) — поздний пример подражания Боэцию в перебивке стихами прозаического текста. «Утешение» включает тридцать девять стихотворений. Боэций пробует себя во всех стихотворных размерах и жанрах.
«Монологи» Августина представляли собой беседу между писателем и его Разумом. «Утешение философией» — это разговор между Боэцием и персонифицированной Философией. Поскольку христианству было известно раздвоение души, этот воображаемый диалог мог происходить в рефлексирующем человеке. Диалоги же Платона и Цицерона могли происходить только между людьми, потому что никто из них не знал драматического раздвоения личности. Но такие христианские мыслители, как Августин и Боэций, понимали, что душа может одновременно вмещать несколько противоположных импульсов и желаний. И потому подобный диалог мог иметь место в душе человека. Отношение между прозой и стихами в «Утешении философией» тоже является частью этого диалога. Таким образом, мыслитель ведет диалог с философской и литературной традицией. Но он беседует также с самим собой и своими переменчивыми настроениями.
Боэций, несомненно, был выдающийся, образованный человек. Он сконструировал новый тип водяных часов. Считался музыкальным экспертом при дворе франкского короля, был также советником по финансам и у Теодориха, и в других местах. С тех пор, как Теодорих в 504 году захватил Рим, и до своей смерти в 524 году Боэций был одним из самых приближенных советников короля. Особый интерес жизни Боэция придает высота его падения. В 522 году два его сына стали консулами. Примерно в то же время сам Боэций стал magister officiorum, что, выражаясь современным языком, можно перевести как премьер–министр при монархе–самодержце.
Но уже в 524 году его арестовали за государственную измену и заточили в Кальвенцано к северу от Павии, где он писал «Утешение философией» и ждал казни. Мудрец, ждущий казни, в западной традиции архетипическая ситуация. То же можно сказать и о Сократе в тюрьме, и о Христе в Гефсиманском саду. И об апостолах Петре и Павле в Мамертинской тюрьме, и об Оскаре Уайльде в Редингской тюрьме. Между прочим, Кальвенцано находится всего в нескольких километрах от места, где родился художник Караваджо, другой знаменитый узник.
Боэций прекрасно знал греческий и хотел перевести на латынь всего Платона и Аристотеля. Он хотел показать, что, по существу, между ними нет разногласий. Кроме того, у него, по–видимому, были намерения написать сочинение о всех семи свободных искусствах. Как и Августин, — у которого тоже были такие намерения, — он успел написать только о музыке. Но в подготовительной работе об арифметике, геометрии, астрономии, диалектике и логике он пошел значительно дальше Августина. Довольно часто влиятельные, обладающие властью люди становились историками и писателями–философами, когда достигали преклонного возраста или насильственно отстранялись от политики. Силы Августина были подорваны его епископскими обязанностями. Однако Боэция казнили, когда он был еще в силе. Его сочинение «Музыка» служило в Оксфорде учебником по теории музыки до самой Французской революции.
В качестве переводчика он создал новый язык. Его переводы буквально соответствовали переводимому тексту. Поэтому ему пришлось сконструировать целый ряд новых технических терминов. Схоластическая латынь обязана Боэцию некрасивым, но точным переводом «Органона» Аристотеля.
В своем трактате «О Триединстве» Боэций откровенно говорит, что всего лишь идет по стопам Августина. А вот чтобы углубить и более точно выразить христианское учение, Боэций прибегает к учению Аристотеля о категориях. И в этом отношении он предвосхищает схоластов. Он схоласт прежде всего потому, что свою главную задачу видел в примирении веры и науки.
Цицерон в диалоге «Республика» в одной из бесед разговаривает с персонифицированным Отечеством — Pair/a. Лукреций в своей великой поэме разговаривает с мировой системой — Nat ига. Симмах в речи против удаления из сената алтаря богини Победы (384) разговаривает с персонифицированным городом Римом. Августин разговаривает с собственным Ratio. Боэций разговаривал с благородной дамой Philosophia. Он жалуется, что у него в тюрьме нет библиотеки. Это делает текст и ссылки к нему особенно поучительными. Что из этого Боэций вычитал, а что принадлежало ему? Что сохранилось в его памяти? Э. К. Рэнд пишет о Боэции в книге «Основоположники средневековья» (Е. К. Rand. Founders of Middle Ages, 1928): «Исследователь и мыслитель обретает некую святость, если, потеряв свою великолепную библиотеку, сумел столько всего сохранить в памяти и унести с собой, чтобы потом воспользоваться этим в своей темнице».
***
Считается, что останки Августина в эту церковь в Павии поместил король лангобардов Лиутпранд, правивший с 712 по 744 год. Прах Августина до сих пор покоится в простом серебряном гробу еще времен Лиутпранда, но, кроме того, в 1833 году в этот гроб была помещена безвкусная хрустальная рака. В награду за то, что он выкупил мощи Августина, Лиутпранд пожелал быть похороненным поблизости от них, и это было исполнено. При жизни Августин никак не был связан с Павией и потому не мог выдержать конкуренцию с Сан–Сиро, считавшимся покровителем города. Теперь на могиле короля стоит камень с высеченной на нем двадцатистрочной эпитафией, написанной по–латыни.
Арка Августина — это великолепный готический памятник работы Джованни ди Бонуччо из Пизы (1362). Множество мелких фигур на памятнике рассказывают о жизни блаженного Августина и об истории Церкви. Джованни ди Бонуччо был учеником великого скульптора Джованни Пизанского, известного, в том числе, кафедрой в соборе Пизы (1302–1310). Посреди капеллы Портинари в Сан–Эсторжо в Милане стоит надгробие Петру Мученику (1339), сделанное тем же Бонуччо, который, по–видимому, был автором и памятника над земными останками Августина в церкви Святого Петра.
Надгробие Августина сделано из лунезийского мрамора и весит не меньше тридцати тонн. Размеры монумента определялись тем, что блаженный Августин должен был быть погребен в этой сравнительно небольшой церкви в полный рост и в полном епископском облачении. В длину надгробие имеет три метра, в высоту — почти четыре и в ширину более полутора метров. Композиция насчитывает пятьдесят барельефов и девяносто пять больших и маленьких скульптур. У всех фигур металлические глаза, придающие им живость.
Датировка надгробия неточна. На боковой стороне монумента указан 1362 год, однако никто не знает точно, что именно означает эта дата. Расходы на работу значатся в счетах 1350 года. Чугунная ограда вокруг надгробия была поставлена в 1383 году. Возможно, большие суммы, указанные в счетах на строительство надгробия блаженного Августина в 1392 году, были последними. Во всяком случае, нам известно, что в 1406 году в сакристии уже стояло готовое надгробие вместе с оградой. Возведение этого надгробия совпадает по времени со строительством двух других крупных зданий в Павии, а именно Дворца Висконти (1360) и Certosa di Pavia (1396).
Композиция надгробия состоит из трех ярусов плюс венец из десяти треугольных барельефов, разделенных восемью фигурами. Своей формой треугольные барельефы, безусловно, должны напоминать о главном богословском труде Августина — «О Троице». Они обрамлены тройными готическими лилиями. Содержание барельефов рассказывает о событиях из жизни Августина и чудесах, совершенных им после смерти.
На первом ярусе, лицом к зрителю, стоят попарно шесть апостолов — Петр и Иоанн, Иаков и Андрей, Фома и Варфоломей, — окруженные четырьмя аллегорическими женскими фигурами: Верой, Надеждой, Любовью и Смирением. Справа на торце стоят еще три апостола — Марк, Павел и Лука — под надзором Добросердечия и Покоя. На задней стороне такая же композиция, что и на передней. Там изображены Филипп и Матфей, второй Иаков и Симон, Фаддей и Матфий между Разумом, Справедливостью, Воздержанием и Смелостью. На левом торце по краям стоят Целомудрие и Послушание, а между ними святой Стефан, Павел Фивейский (Отшельник) и святой Лоренцо. Мелкие фигуры можно идентифицировать благодаря их постоянным атрибутам, текстам, которые написаны на их свитках, а также по именам, которые позже — вероятно в связи с реконструкцией памятника в 1902 году — были выбиты на цоколе.
На втором ярусе лежит Августин в полном епископском облачении и читает Библию на собственной могиле. Шестеро служителей в облачении диаконов держат ковер, на котором он покоится. У его изголовия стоят Иероним в кардинальской митре и епископ Амвросий. В ногах стоят преемник епископа Амвросия епископ Симплициан и Григорий Великий с характерным голубем, сообщающим истину ему на ухо. Второй ярус представляет собой открытый храм с восемью четырехугольными колоннами, каждая из них украшена тремя крупными и одной более мелкой фигурой, на этих колоннах над блаженным епископом, как купол, высится третий ярус.
Мраморный потолок над вторым ярусом, который могли видеть только лежащий под ним Августин и самые дерзкие туристы, интересующиеся искусством и посещавшие церковь до того, как электроника стала выполнять охранные функции, украшен барельефами главных ангелов и святых, а также множеством херувимов, серафимов и Христом, восседающим на Небесах с поднятой правой рукой и книгой в левой. Жажда Августина по неизменному visio Dei наконец–то исполнилась… но в камне. Странно видеть над головой Августина Магдалину вместе с Петром и архангелом Гавриилом. Менее странно видеть над его ногами Павла, Иоанна и Михаила.
На третьем ярусе на девяти барельефах изображены сцены из жизни Августина. Многие из них на свой лад противостоят единству времени и пространства. В одной раме одна и та же личность изображается в различные времена и в различных местах. Кроме того, монумент украшают три барельефа спереди, три — сзади, два — на правом торце и один — на левом. Считая с левого переднего изображения направо, мы видим:
— Августин и Алипий слушают епископа Амвросия в Милане; нимб Августина еще немного неровный, тогда как нимб Амвросия круглый и имеет твердые очертания.
— Понтифик рассказывает Августину об Антонии, и ангел слетает с небес на землю в сад и говорит: «Возьми, читай!»; Августин углублен в чтение слов апостола Павла.
— Епископ Амвросий в Милане крестит Августина, Адеодата и Алипия; Августин надевает монашескую рясу, на заднем плане его сопровождает Моника.
— Останки Августина провозят в городские ворота Павии и вносят в церковь Святого Петра; в этом принимает участие король Лиутпранд с короной на голове.
— Посланники вместе с королем Лиутпрандом отправляются в Сардинию и на лодке привозят оттуда останки Августина; Сардиния лежит наверху справа, а на переднем плане мы видим посланников, возвращающихся до· мой с бесценным грузом.
— Похороны Моники в Остии, ее вносят в церковь Сан. Ауреа. Средневековью известна эпитафия на ее могиле.
— Августин объясняет своим спутникам устав монашеского ордена, устав лежит у него на коленях; он сидит наверху лестницы, и его нимб уходит за рамку изображения.
— Августин прогоняет Фортуната и крестит новообращенных манихеев; Фортунат, плача, выходит из городских ворот Гиппона.
— Августин дает уроки риторики в Карфагене и Риме; для наглядности на городской стене изображен герб Рима с буквами S. P. Q. R. Нимб по–прежнему украшен цветами.
Завершают композицию десять треугольных барельефов, изображающих сцены жизни и чудес Августина. Узнать блаженного епископа нетрудно, потому что его обычно изображают немного выше всех остальных. Треугольные барельефы, так называемые пирамиды, посвященные разным сюжетам, следуют в том же порядке слева направо:
— Скончавшийся Августин освобождает из тюрьмы узника; снимает с его рук кандалы и выводит из зарешеченной башни.
— Августин дает измученному жаждой узнику напиться речной воды; на руках у узника кандалы, у Августина в руке книга.
— Августин изгоняет из одержимого злого духа; диавол вылетает изо рта одержимого.
— Августин возле Павии является разбитым параличом паломникам; он в епископском облачении с нимбом и книгой.
— Исцеленные пилигримы выбегают из церкви Святого Петра. Церковь очень красива и узнаваема.
— Отповедь неизвестному еретику с птичьими ногами — Пелагий (?).
— Отповедь другому неизвестному еретику с птичьими ногами — Донату (?).
— Августин на смертном одре в Гиппоне.
— Умерший Августин исцеляет священника. Собаки символизируют верность священника.
— Священник исцеляется и идет служить мессу по Августину в день поминовения святого. Лев загораживает вход в церковь, чтобы показать, что Августин воскрес для другой жизни.
***
Аллегорические фигуры между треугольниками, очевидно, представляют собой ангелов, находящихся на разных ступенях ангельской иерархии — во всяком случае, это обычно объясняется так: ангел–хранитель с невинным младенцем на руках, архангел, держащий по городу в каждой руке; ангел добродетели, который открыл книгу и показывает на что–то важное, ангел силы, который держит на цепи дракона, ангел власти со скипетром и яблоком, херувим, благословляющий правой рукой, архангел Рафаил, который помог маленькому Товию в путешествии, и ангел престола, держащий овальную раму, в которой виден всемогущий Христос. Серафимов здесь нет, зато они порхают под сводом над лицом блаженного епископа.
***
Современному человеку, читающему Августина, особенно трудно понять его убежденность во всесилии и постоянности вечности. Вечность — это не декорация, дополняющая историю, не просвет потустороннего мира, но нечто более истинное, чем все видимое и осязаемое. Град Божий и Небесный Иерусалим — это не метафоры, символы или спекулятивные образы. Августин скорее верит, что тенями являются град земной и земное общество. Что мир — это метафора небесного, а не наоборот. Внутреннее — более истинно, более реально, чем внешнее, небесное — более истинно, чем земное. Вечность — это глубинное содержание времени и поэтому всегда существует для тех, кто в состоянии обратить взгляд к внутреннему.
Теперь уже мало кто думает так же, как Августин. Если в наши дни за религией и признается некая истинность, то, как правило, она заключена в символах, метафорах или умозрительных образах, которые проливают свет на судьбу человека. Светский мир воспринимает религию примерно так же, как искусство или художественную литературу. Современные люди считают, что Бог — это духовный факт, идея, ступень в нашей памяти, — и не могут понять Августина, когда он говорит противоположное: мы существуем потому, что занимаем место в мыслях Бога, что Он поддерживает нашу жизнь потому, что мы — ступень в Его памяти. Светский мир перевернул с ног на голову мьюль Августина об отношении между метафорой и реальностью. Для нас видимое и осязаемое более реально, а вечность — нечто, что редко является нам как далекое и неясное благоухание.
Не столь важно определить, что является метафорой, а что — действительностью, как сохранить глубокое уважение перед многообразием и сложностью человеческой жизни, о которых первым написал Августин. Антигуманизм в наши дни проистекает не от верующих, подобных Августину, но от тупых популяризаторов, от недалеких журналистов и слепых технократов, от фанатиков и террористов, от ученых, которые не видят ничего дальше своих пробирок, от всех тех, кто хочет манипулировать родственными видами, словно они неживые предметы. Антигуманизм проистекает от тех, кто хочет низвести людей до средства, хочет погрузить их в товарные вагоны и сжечь на алтаре абстрактной правды. Гуманизм Августина, напротив, сохраняет образ каждого индивидуума как нечто превосходное и неумаляемое именно потому, что Августин понимает происходящее в свете своего беспокойного сердца.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.