Прогресс человеческой цивилизации

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Прогресс человеческой цивилизации

56. Говоря о прогрессе человечества, мы должны строго различать в нем три стороны: а) интеллектуальную, б) нравственную и религиозную, в) техническую.

Относительно первых двух мы увидим, что наука не может выдвинуть никаких серьезных аргументов против библейской точки зрения о разуме и нравственном чувстве первобытного человека. Что касается третьей, то правильная экзегеза покажет, что библейский рассказ нисколько не претендует на научность.

Разум

Прежде всего поясним, что в этом разделе говорится о человеке в полном смысле слова, о том, которого палеонтологи называют homo sapiens и homo sapiens sapiens. Первобытные люди, фигурирующие в Библии, находятся на этом уровне. Гуманоиды дочеловеческого уровня (homo erectus), хотя и располагаются, согласно эволюционной теории, по своему телесному строению на одной генеалогической линии с человеком, людьми еще не являются. Создатель, очевидно, управлял эволюцией гуманоидов, ведя их постепенно к обретению, помимо человеческого строения тела (скелет и мускулы), такого уровня развития мозга и нервной системы, который мог бы обеспечить осуществление высшей психической деятельности как адекватного орудия духовного начала. Духовное начало по католическому учению создается непосредственно Богом, и Творец мог вдохнуть его в человекоподобное существо, когда психическая деятельность, имеющая материальное происхождение, достигла соответствующей ступени развития. Такова гипотеза или теория, цель которой — примирить веру в Бога-Творца с данными и теориями эволюционного толка. Как мы уже писали (параграф 31), эволюционизм не вступает в противоречие с учением о сотворении человека Богом; его можно трактовать как особым образом представленный творческий акт Бога [196].

После этой преамбулы отметим, что уподобление интеллектуального уровня первых людей уровню людей слабоумных (а некоторые отстаивают такую точку зрения) противоречит учению первых глав книги Бытия, где прародители и их потомки предстают полностью ответственными за свои поступки. У науки вряд ли найдутся аргументы против этого, поскольку речь идет о homo sapiens.

1) Размер черепа homo sapiens равен, а в некоторых случаях и превосходит соответствующие параметры современных человеческих рас. С другой стороны, не вполне прояснена зависимость между разумом и объемом черепной коробки.

2) Неандертальцы обладали определенной материальной культурой и идеями высшего порядка, проявившимися, как указывалось (пар. 51), в заботе об усопших [197].

3) Не доказано, что предшествующие расы, с грубым и почти животным обликом, являются более древними, чем homo sapiens Наиболее серьезные ученые полагают, что они не были предками современных нам людей. А значит более человекоподобные могли существовать одновременно с ними и даже предшествовать им. Некоторые замечают, что более древние обезьяны менее «звероподобны», чем более поздние [198]. Итак, если более древние обезьяны были (sit venia verbo!) более «человечны», чем современные, почему же люди более «зверовидные» должны быть древнее более «человечных»? «Озверение» некоторых черт могло проявиться в каких-нибудь ветвях человеческой семьи, как явление вторичного, а не первичного характера, в то время как другие ветви человечества сохранили первичный, т. е. более «человечный» облик до наших дней. Наука не может опровергнуть эту гипотезу; ее даже следовало бы считать доказанной, если бы была бесспорной хронологическая атрибуция черепов сванскомбского, фонтешвадского человека, палестинских неандертальцев (которые обнаруживают черты большей близости к современному типу), ольмского человека [199].

4) Примитивность трудовой деятельности или почти полное отсутствие ее не может служить однозначным показателем интеллектуального уровня первобытного человека. Нельзя рассматривать в одной плоскости интеллектуальный и технический факторы. Первобытный человек может обходиться без дома и орудий, потому что они ему не нужны, но когда он зажигает огонь, он совершает тот же мыслительный процесс, которым пользуется цивилизованный человек, приводя в действие выключатель электрического тока. Мы не более умны, чем наши предки, но располагаем более совершенной техникой. Греческая цивилизация, несмотря на свою отсталую технику, достигла такого развития художественной и философской культуры, что XX век со всеми своими машинами не сумел ни сравняться с ней, ни превзойти ее. Так и итальянский гений эпохи Возрождения ничуть не ниже современного гения, владеющего всеми секретами современной техники.

Еще и в наше время существуют народы, находящиеся на стадии цивилизации каменного века, но имеющие организацию и общество, с мифологией, религиозными песнопениями и сложными обрядами. Все это свидетельствует об известной степени умственной деятельности [200]. И все-таки, если этим народам суждено исчезнуть, после них не останется ничего, кроме какого-нибудь оббитого камня. Что же тогда может сказать наука об истинном умственном уровне древних людей, располагая только грубо обработанными изделиями, оставшимися от каменного века?

Религиозные и нравственные идеи

57. Изучение «культурных циклов» показало, что народы более отсталой материальной культуры (тасманцы, пигмеи…) име ют более чистые религиозные и нравственные представления: монотеизм, моногамию, отсутствие людоедства и человеческих жертвоприношений, понятие о Промысле. Отклонения и искажения религиозного чувства появляются в культурных циклах более сложных, от тотемизма до великих исторических цивилизаций [201].

Эти результаты разрушают миф о религиозном и нравственном прогрессе, столь близкий сердцу мыслителей прошлого века, согласно которому люди постепенно возвысились от мнимого первобытного полового смешения до идеи моногамии, от мнимого первобытного атеизма, анимизма или фетишизма через политеизм до монотеизма и христианской нравственности.

Итак, данные этнографии совпадают с картиной праистории, представленной в Библии. В самом деле, технический прогресс человечества описан в ней, как параллельный религиозному и нравственному регрессу. Поэтому наука должна без особых колебаний признать, что древнейшие люди, еще до палеолита, не имея никакой материальной культуры, обладали сокровищем религиозных и нравственных убеждений, при всей их простоте довольно возвышенных.

Техника и сведения о каинитах [202]

58. Книга Бытия, по-видимому, предполагает, что земледелие и разведение домашнего скота существовали с самого появления человека: «И был Авель пастырь овец; а Каин был земледелец» (Быт 4, 2).

Не стоит, однако, слишком упорно стараться извлечь из этих слов нечто большее, чем простое противопоставление обработки земли и охоты. Здесь мысль выражена развитым языком, свойственным евреям-пастухам, который используется для описания значительно более примитивной стадии цивилизации; до последних этнографических исследований никто не мог иметь о ней прямых сведений, и никто не владел адекватной терминологией для изображения ее реалий. Охота, уже в эпоху еврейских патриархов, принадлежавших к пастушескому циклу, была только дополнением к разведению скота (ср. Быт 25, 27). Впрочем, автор сам дает понять, что в данном случае пользуется условным языком, так как только несколько ниже (Быт 4, 20) говорит о начале пастушества, как особого культурного цикла.

Отметим, кроме того, что эпизод, связанный с Каином, передан автором в форме очень отвлеченной, без каких бы то ни было внешних деталей; он только сообщает эту страшную весть, несомненно переходившую от поколения к поколению через тысячелетия, как проклятие: первый рожденный в мире человек совершил первое убийство.

Боговдохновенный автор сосредоточивает внимание на внутренней драме, разыгравшейся между Каином, Богом и совестью. Чтобы точнее понять смысл последующих стихов, лучше всего следовать за автором в его проникновении в эту внутреннюю драму. Каждый человек должен пройти через испытание: сначала Адам, затем Каин. Он видит, что ему предпочтен младший брат, и в этом его испытание. Не стоит пускать в ход фантазию, чтобы узнать, каким образом Каин мог узнать о таком предпочтении:

«И призрел Господь на Авеля и на дар его; а на Каина и на дар его не призрел» (Быт 4, 4–5).

На языке Библии слова «Бог, Который смотрит» это синоним успеха в начинаниях. Каин удручен и унижен этим ощущением своей второсортности. Боговдохновенный автор не говорит о причинах такого различного отношения к двум братьям со стороны Бога; он только намекает, что оно не было окончательным и что Каину следовало быть добрее и больше доверять Богу:

«И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? почему поникло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт 4, 6–7).

Итак, Каину не предопределено свершить зло: он сознательно действует против своей совести и, став убийцей, борется уже против самой совести: Богу, спрашивающему его, где Авель, братоубийца отвечает:

«Не знаю; разве я сторож брату моему?» (ст. 9).

После того, как Бог проклинает его, он сдается, но только наполовину:

«Наказание мое больше, нежели снести можно. Вот, Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле и всякий, кто встретится со мною, убьет меня» (ст. 13, 14).

Что значит это — скрыться от лица Бога, быть проклятым «от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата»? (ст. 11). Что значит — «пошел Каин от лица Господня»? (ст. 16). Очевидно, боговдохновенный автор хочет объяснить, что потомство Каина поселилось далеко от того места, где Господь являл Свое особое благоволение. Это нечто вроде отлучения от Церкви, как бы мы сказали на нашем теперешнем языке, удаление из общества, в котором культ Бога был в почете и куда Бог замыслил в свое время послать спасение. Как раз в связи с разрастанием рода «изгнанных от лица Божия», детей первого убийцы, боговдохновенный автор упоминает о техническом прогрессе человечества. Вот его слова (Быт 4, 16–24):

«И пошел Каин от лица Господня; поселился в земле Hoд (бродяжничество), на восток от Едема.

И познал Каин жену свою; и она зачала,

и родила Еноха. И построил он город;

и назвал город по имени сына своего: Енох. (Может быть, здесь нужно исправить: «по собственному имени»; в таком случае строителем окажется Енох).

И родился у Еноха Ирад; Ирад родил Мехиаеля; Мехиаель родил Мафусала; Мафусал родил Ламеха.

И взял себе Ламех две жены: имя одной: Ада (= украшение?), и имя второй: Цилла (Селла = тень?).

Ада родила Иавала: он был отец живущих в шатрах со стадами.

Имя брату его Иувал; он был отец всех играющих на гуслях и свирели.

Цилла также родила Тувалкаина (кузнец) [203], ковача всех орудий из меди и железа.

И сестра Тувалкаина Ноема (изящная).

И сказал Ламех женам своим:

«Ада и Цилла, послушайте голоса моего, жены Ламеховы, внимайте словам моим: я убил мужа в язву мне (за нанесенную мне рану) и отрока в рану мне (за нанесенный мне ушиб{11}).

Если за Каина отомстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро».

Эти последние слова дают ключ к пониманию глубокого смысла всего повествования, причины, по которой вообще сообщаются эти доисторические сведения. Знание этой «причины» даст нам возможность лучше оценить намерения автора, когда он рассказывает о технических достижениях.

Каин высказал Богу свой страх перед линчеванием, и Бог в его защиту учредил наказание: «Всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро» (ст. 15). Но его потомки сделали большие успехи, Бог им не нужен; они умеют защитить себя сами, и получше. «За ушиб — убийство! Тот, кто убил бы Каина, получил бы отмщение в семь раз большее; Бог не идет дальше этого, как будто говорит Ламех, но у нас есть средства отомстить за себя в семьдесят раз всемеро. Горе тому, кто нас тронет!» Каин не устоял против испытания неудачей и стал убийцей, «изгнанным от лица Божия»; Каиниты не могут устоять перед испытанием успехом, и становятся дерзкими, «безбожниками».

Технический прогресс человечества сопровождается потерей нравственного чувства

Именно для того, чтобы придти к этому выводу и в то же время показать, что материальный прогресс совершался параллельно с помрачением нравственного чувства, боговдохновенный автор сообщает об успехах техники. Прежде всего он говорит о городе (ст. 17); сыны «скитальца» сосредоточиваются вокруг одного постоянного места. Город (по-еврейски «ир» близко шумерскому «уру») означает первоначально надежное место для защиты от диких зверей, «сторожевой пост» или убежище. Город Еноха мог быть и чем-нибудь меньшим, но автор пользуется языком своего времени.

Далее вводится генеалогия (ст. 18): семь имен от Адама до Ламеха или (от Каина до Тувалкаина) равноценные десяти именам от Адама до Ноя, с таким же отсутствием сведений, позволяющие предполагать, что за ними стоит период огромной продолжительности. Таким образом, мы доходим почти до потопа. В этом месте (ст. 19–23) появляются некоторые сведения: мы находим указания на возникновение пастушества, музыки и металлургии. Но из контекста видно, что автор совсем не собирается излагать, даже в крайне сжатом виде, историю человеческого прогресса. Он хочет объяснить причину, по которой Каинит бросает вызов Богу и человечеству (ст. 24). Для этого он показывает, что Каиниты достигли богатства, искусства делать жизнь приятной, уверенности в собственной безопасности, которую может дать обладание оружием. Богатство воплощается в стадах, которых становится все больше, и это приводит к необходимости перемещаться в поисках новых пастбищ; впоследствии все будут поступать так, но Каиниты были первыми. Иавал есть отец пастухов-номадов. Музыка — проявление приятной жизни: в богатстве и безопасности Каиниты могут заниматься ею успешнее и прежде других: итак, Иавал был и отцом музыкантов.

Чувство безопасности и дерзость, присущие Каинитам, опираются прежде всего на их талант к изготовлению оружия. Автор говорит о них, как о первых мастерах кузнечного дела. Заметим, что он говорит не об искусстве добывания металлов, но об искусстве их обработки: первое имеет большее значение для истории человеческого прогресса, второе для истории человеческой вражды. Но эти мастера-Каиниты — что они обтачивали, металл или только камень, или еще что-нибудь? В эпоху автора оружие делали из меди и из железа. Действительно, упоминая о кузнечном деле, священнописатель употребляет слова «медь» и «железо». Но вполне возможно, что мы не имеем права выводить из этого, что автор хочет сообщить об использовании в ту отдаленную эпоху этих металлов. Может быть, он просто воспользовался более передовой терминологией для обозначения устаревших реалий. Быть может, здесь дело вообще не в реалиях, а в словаре, как если бы мы назвали балисты Юлия Цезаря артиллерией, т. е. не следует переносить в исторический план литературный вопрос [204].

Кроме того, часть ст. 22 явно испорчена, и древние переводчики дополнили его по предполагаемому ими смыслу. В еврейском тексте читаем: «Тувалкаин заостряющий всякую вырезающую (или роющую) медь и железо». Большинство исследователей, сообразно с предшествующим контекстом и находя подтверждение в арамейском переводе (Таргум), исправляют ст. 22 следующим образом: «Тувалкаин, кузнец; он был отцом всякого точильщика (или резчика) меди и железа» [205]. В таком случае остается отцовство каинитов (в указанном выше смысле) по отношению к тем, кто занимается кузнечным ремеслом, независимо от того, работали ли действительно допотопные кузнецы с медью и железом.

Мы можем сделать вывод, что история человеческого прогресса, рассказанная в книге Бытия 4, 2-24, служит религиозной идее и изложена языком народным, а не техническим. Поэтому мы не имеем права опираться на соответствующие термины, чтобы выявить сходство или расхождение с научными данными о доисторическом периоде. С помощью этих терминов мы не в состоянии определить эпоху потопа; поэтому, если нам покажется правдоподобной гипотеза, согласно которой потоп произошел в конце среднего палеолита, мы сможем утверждать, что прогресс допотопных Каинитов не обозначает начала неолита или энеолита (что можно было бы предположить при первом взгляде на употребленные автором выражения), но, вполне возможно, представляет собой только отблеск света, дошедший от них сквозь толщу веков к далеким потомкам; так же точно, как изыскания Леонардо да Винчи не обозначают истинное начало авиации, но являются только гениальным прозрением, оставшимся одиноким.

На самом деле, мы еще не знаем, где и когда начался неолит, так как он предстает перед нами уже «в готовом виде», а не вытекающим из известного нам мезолита (ср. пар. 52). Следовательно, мы не можем и утверждать с уверенностью, что его инкубационный период не восходит к отдаленнейшим временам, к той далекой эпохе, когда Европа жила еще в палеолите [206].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.