13.2 Трогательные чудеса: феномен одержимости дьявольскими силами

13.2 Трогательные чудеса: феномен одержимости дьявольскими силами

Рассматривая синоптические Евангелия — от Марка, Матфея и Луки (4:1-3) — мы видели, что духи-паразиты, называемые в разных местах демонами, нечистыми духами и злыми духами, связаны с Сатаной лишь так же, как связаны с ним обычные телесные болезни, а именно как «пробный камень». Иными словами, Дьявол просто использовал их, чтобы испытать человека на наличие или недостаток добродетели, и никаких других «функций искушения» у них не было.

Подталкивать к совершению грехов — работа самого Дьявола. Но имеет ли Дьявол также функцию «овладения» человеческим телом, делая его одержимым? Единственное упоминание об этом в Библии касается Иуды. В предыдущем параграфе мы видели, что, когда Сатана какими-то манипуляциями вынуждает Иуду предать Иисуса, св. Иоанн говорит, что Сатана «вложил» эту идею «в его сердце» (Ин. 13:2). Но чуть позже, когда Иуда идёт, чтобы выполнить эту затею, Иоанн говорит, что Сатана «вошёл в него» (13:27). Что это — настоящая одержимость, в том же самом смысле, в котором демоны овладевают человеческими телами? Не похоже на то. Этот отрывок, как и аналогичный у Луки (22:3), несомненно, следует понимать как духовное, а не физическое «овладение».

Но с того времени, когда демоны были «возвышены» до статуса падших ангелов и стали считаться «дьяволами», подобными Сатане, каждая демоническая одержимость могла рассматриваться как дьявольская (Diabolic) одержимость Дьяволом. В соответствии с этой логикой каждый демон мог рассматриваться не только как «какой-то Дьявол» («а Devil»), но и как «тот самый Дьявол» («the Devil»). Поэтому каждый готовящийся принять крещение мог считаться находящимся под контролем самого Сатаны, согласно рассмотренным нами ранее (см. 9.2) формулам Ergo maledicte Diabole и Audi maledicte Satanas. Заклинания, осуществляемые над, метафорически одержимыми новообращёнными в церемониях, предшествующих крещению, были легко заменены на формулы, которые предполагалось использовать для тех, кто действительно считался одержимым.

Должность экзорциста, появившаяся в связи с церемониями, предшествующими крещению, получила таким образом развитие и стала одним из четырёх младших духовных чинов (как объяснялось выше, в 9.3). Это означает, что все священники и даже все клирики также являлись посвящёнными экзорцистами. Неважно, что их способность изгонять Дьявола и демонов обычно не применялась, — теоретически предполагалось, что она может быть в любой момент задействована. Более того, приходские священники каждое воскресенье перед мессой осуществляли церемонию экзорцизма над водой, а также совершали этот обряд при крещении каждого младенца (для чего было необходимо подвергнуть аналогичному обряду воду, масло и соль, необходимые для крещения).

Лютер прекратил проведение экзорцизма над материальными предметами, но сохранил его для готовящихся принять крещение, и лютеране продолжали подвергать ему одержимых до конца XVI века, а потом стали отказываться от этой практики как от суеверия. А вот кальвинисты с самого начала положили конец экзорцизму, полагая его практикой, правомерной только для раннехристианской церкви. Кальвинистская позиция соответствовала идее «Эпоха чудес закончилась», упомянутой в предыдущей главе в связи с тем, что её поддержал Реджинальд Скот в своей книге «Раскрытие колдовства».

Католики же, как и нонконформисты в Англии, напротив, расширили применение экзорцизма, сделав это частью полемики со своими оппонентами. Они использовали свои успехи в освобождении жертв одержимости дьявольскими силами в качестве доказательства истинности своей веры и поддержки, которую оказывает им Бог. В 1603 году Сэмюэль Харснетт, епископ Лондонский (позже — архиепископ Йоркский), атаковал «превышение полномочий» католическими экзорцистами в своём сочинении «Декларация об очевидных папистских выдумках» («А Declaration of Egregious Popish Impostures»). Однако церковь Англии не отрицала возможности одержимости или эффективности экзорцизма. Предостережение с католической стороны появилось в 1613 году, в новом руководстве для духовенства, вышедшем при папе Павле V, — «Римский ритуал» («Roman Ritual»). Части, посвящённой экзорцизму, предшествует предисловие-инструкция, содержащая правила распознавания духов.

«Священник не должен с лёгкостью верить, что кто-то одержим демоном. Он должен знать знаки, по которым можно определить одержимого и отличить его от страдающего меланхолией или иной болезнью. Вот каковы знаки одержимости демоном: произнесение многочисленных слов на неизвестном языке или понимание говорящих на иных языках; способность находить спрятанную вещь или вещи на расстоянии; проявления силы, невозможной для возраста и состояния здоровья этого человека, и тому подобные примеры. Если проявляются сразу несколько этих признаков, вывод можно сделать с большей определённостью».

Хотя до 1917 года не был принят обще-церковный закон, согласно которому католический священник не может осуществлять экзорцизм без специального разрешения своего епископа, приведённая выше инструкция с самого начала оказала заметное воздействие. Подобный скептический подход к случаям возможной одержимости резко сократил использование экзорцизма как возможного средства от болезни.

Возможно, это было веянием времени. Всего через несколько лет после появления «Римского ритуала» в 1631 году немецкий иезуит Фридрих фон Шпее публикует трактат «Cautio Criminalis» («Предосторожность в криминальном расследовании»), привлекая внимание к критериям получения свидетельских показаний при преследовании колдунов. Однако Шпее издаёт свой трактат без разрешения своего руководства, не желающего одобрять столь революционный шаг — требование соблюдения должной процедуры. Так что вера в дьявольское колдовство ещё сохранялась на высоком уровне.

Говоря о легковерии, иные предписания «Римского ритуала» проливают на проблему меньше света, чем процитированная выше инструкция. Вот, например:

«Некоторые [демоны, вызывающие одержимость] открывают, что влияли на maleficium, и сообщают, кто именно произвёл это, и дают инструкции, как этому противодействовать. Но на этом основании не оказывайте помощи магам, или колдунам, или кому-либо ещё, кроме служителей Церкви, и не предавайтесь никаким предрассудкам или иным запрещённым действиям».

И ещё:

«Экзорцист должен приказать демону признаться, заключён ли он в этом теле благодаря некой магической деятельности или с помощью колдовских знаков и инструментов. Если одержимый проглотил овладевших им демонов, ему следует выплюнуть их; если же они где-то вне тела, следует открыть, где они, и сжечь их».

Эти причудливые указания действовали весь XII век, как мы видели выше (см. 14.2). Но они достигли желаемого эффекта — уменьшили безответственное и неосмысленное использование экзорцизма при любом случае.

Если Дьявола считали прямой причиной патологических симптомов, проявляемых одержимыми, это вовсе не говорило ни о его умственных способностях, ни о его приоритетах. Даже в тех редких случаях, когда критерии, предложенные «Римским ритуалом», находили подтверждение (человек обнаруживал дьявольскую силу или знание сверхъестественных вещей), чудеса, демонстрируемые таким человеком, обычно не были столь уж впечатляющими. Теоретическим объяснением жалкого качества демонических чудес могло быть то, что Сатана делает лишь указанное или позволенное ему Богом. Иными словами, Бог принуждает его ограничиваться мелкими и нудными пакостями.

Не похоже, скажете вы? Ну, будь что будет.