I

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

I

Сразу следует заметить, что проблема духовности и ее сущности неизменно вызывала интерес у исследователей. Что касается зарубежных исследователей, то наиболее интересными, на наш взгляд, являются труды, посвященные рассмотрению истории духовности в ранней Церкви. Прежде всего, это четырехтомный, классический труд P. Pourrat «Christian Spirituality». Упомянутый автор указывает на важную особенность раннехристианской духовности, ее христоцентричность. Вот что Pourrat пишет по этому поводу: «Наше понимание духовности этого периода было бы очень неполным, если бы мы не отметили ту безусловную господствующую роль, которую играет в ней Личность Христа… Иисус постоянно воспринимается верующими в качестве образца для христиан и идеала святости… Абсолютно реальное чувство Его присутствия в Церкви и прибывания в сердцах верующих проявлялось повсеместно»[5]. Следующий автор, на которого хочется обратить внимание, это L. Bouyer и его книга «The Spirituality of the New Testament and the Fathers». L. Bouyer в частности, указывает на факт, что христианство восприняло тот духовный опыт, который был выражен в богослужебных формулах иудаизма. «Ничто так не раскрывает новизну христианства, — замечает Bouyer, — и его прочную укорененность в иудейской духовности, как исследование евхаристических формул, оставленных нам ранней Церковью, через сопоставление их с формулами иудаизма»[6]. Суммировав многочисленные исследования по истории раннехристианской духовности, директор Института духовности Папского Университета св. Фомы Аквинского, Джордан Омэнн указывает на ее пять главных особенностей — христоцентричность, эсхатологичность[7], аскетичность (в смысле упражнения в добродетелях и их умножении[8]), литургичность, и,наконец[9]. Конечно, существует множество трудов по данной теме, рассмотрение которых не входит в компетенцию данного доклада[10].

Предлагаю обратиться к краткому обзору отечественных мыслителей, которые так или иначе затрагивали интересующую нас тему. Существует точка зрения, согласно которой слово «духовность», проникло «в среду русской культурной интеллигенции в 80–е годы XX века с Запада. В Европе термином «духовность» начали пользоваться всего двумя десятилетиями раньше»[11]. И действительно, современный православный богослов, Василий (Кривошеий) в 1960 году в одном из периодических изданий задавался вопросом: «Как перевести по–русски «spirituality»? — духовное учение или просто духовность»[12]. А упомянутый выше Дронов в статье «Христос Жизнь наша. Разговор о православной духовности» даже называет термин «духовность» неологизмом, т. е. словом недавно пришедшем в язык[13].

Но такое утверждение не совсем верно, поскольку понятие «духовность» и производные от него употреблялись уже в русской религиозной мысли конца XIX середины XX века. Приведу ряд примеров. Так, Н. А. Бердяев писал в своем известном труде «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого»: «Человечность связана с духовностью»[14]. И далее: «Христианская духовность есть не только восхождение, но и нисхождение, и только такая духовность человечна»[15]. В другой работе — «Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности» — он категорично заявляет, что духовность есть неотделимая данность человеческой личности: «Отрицание духовности есть отрицание человека, как образа Божьего в человеке»[16].

Тему духовности затрагивал и священник Павел Флоренский. По его мнению, вершина уподобления Христу и есть духовность. Противоположность духовности — «прелестная страсть». «Как обычно страсть сознается слабостью, опасностью и грехом и, следовательно, смиряет, — замечает Флоренский, — прелестная страсть оценивается как достигнутая духовность… Когда грешит обыкновенный грешник, он знает, что отдаляется от Бога и прогневляет Его; прелестная же душа уходит от Бога с мнением, что она приходит к Нему, и прогневляет Его, думая обрадовать»[17]. Флоренский подчеркивает: «Духовный человек знает силу и ценность закона, его внутреннюю безусловность», закон для мирского человека «есть приличие… Но духовному требуется не приличие, а соблюдение закона в существе его…»[18]. Подлинная духовность, считает Флоренский, вполне может быть явленна в жизни христианина. Примером тому служит иеромонах Авва Исиодор, опыт жизни которого «для рассудка одно сплошное противоречие… Он был в мире — и не от мира. Не пренебрегал ничем; и всегда оставался в горнем месте. Он был духовным, духоносным, и на нем можно было уразуметь, что есть христианская духовность, что есть христианское "не от мира"»[19].

В светской справочной литературе также присутствует определение того, что представляет собой духовность. Так, в «Толковом словаре русского языка» можно прочесть следующее: «Духовность — отрешенность от низменных, грубо чувственных интересов, стремление к внутреннему совершенствованию, высоте духа»[20].

Как видно, слово «духовность» не является новшеством в русской религиозной мысли. По правде сказать, нам от этого не легче. Наверное, уже при беглом ознакомлении с высказываниями того или иного мыслителя, можно было заметить, что невозможно вместить понятие «духовность» в одно, пусть даже самое развернутое, определение.

Тем не менее, в докладе будет затронута не только тема о сущности духовности, но и рассмотрены, по меньшей мере, четыре критерия, которые, на мой взгляд, очерчивают понятие «адвентистская духовность»[21]. В настоящем докладе хотелось бы высказать некоторые мысли, взятые из многовекового наследия христианской Церкви, которые непосредственно затрагивают обозначенную тему.