XV Возвращение учеников с проповеди. Чудесное насыщение пяти тысяч человек пятью хлебами. Хождение Христа по водам и беседа его в Капернаумской синагоге о таинстве причащения

XV

Возвращение учеников с проповеди. Чудесное насыщение пяти тысяч человек пятью хлебами. Хождение Христа по водам и беседа его в Капернаумской синагоге о таинстве причащения

Апостолы между тем обошли назначенные им города и селения, повсюду проповедуя Евангелие и подтверждая свою проповедь исцелениями, изгнанием бесов и другими необычайными делами. Проповедь их сопровождалась значительным успехом, и теперь они, возвратившись к своему Учителю, с радостью рассказывали Ему об этом. Но Спаситель был удручен великой скорбью об участи Иоанна Крестителя, и потому Он поспешил удалиться в пустынное место, подальше от бойкого и кипевшего жизнью Капернаума, чтобы там наедине отдохнуть душой и побеседовать с своими учениками. Сев в лодку, Он велел своим ученикам плыть по направлению к Вифсаиде – не той, из которой был Петр и другие апостолы и которая, находясь поблизости к Капернауму, не представляла «пустынного места», а к другой Вифсаиде, находившейся у северо-восточного угла озера, немного подальше того места, где впадает в него Иордан. Подобно своей западной соименнице, она сначала была маленьким селением, но незадолго перед тем Филипп, четвертовластник Итуреи, расширил и украсил ее, назвав ее для отличия Вифсаидой Юлииной. Прибавочное название было дано ей в честь Юлии, прекрасной, но порочной дочери императора Августа. Туда-то направилась лодка с Христом и апостолами, утомленные и отягченные сердца которых искали покоя. Но как ни тих был их отъезд, он не прошел незамеченным, и скоро узнали о нем. Уединенный и пустынный берег, к которому направились они, находился только в десяти верстах по озеру от Капернаума. Лодка, задержанная, очевидно, неблагоприятным ветром, медленно подвигалась вперед неподалеку от берега, и когда она достигла своего назначения, то оказалось, что цель, с которой собственно, они и направились сюда, была совершенно не достигнута. Некоторые из народа опередили их и толпились уже у пристани, когда лодка коснулась кремнистого берега, а в отдалении виднелась даже толпа пасхальных паломников, направлявшихся в Иерусалим, так как недалеко был уже праздник Пасхи. Привлекаемые возрастающей славой великого пророка, они свернули с прямого пути и присоединились к другим слушателям. Христос тронут был состраданием к ним, потому что они были как овцы, не имеющие пастыря. Выйдя на берег, Он и Его ученики взобрались на склон горы и там поджидали, когда соберется весь народ. Затем, сойдя к народу, Он учил его, проповедовал о Царствии Небесном и исцелял больных.

День склонялся к вечеру, и солнце уже начало укрываться за западными холмами, а народ все еще оставался здесь, как бы прикованный исцеляющим голосом и святым учением Христа. Скоро должен был наступить вечер, и после коротких восточных сумерек странствующая толпа народа, в своей восторженности пренебрегшая даже существенными потребностями жизни, оказалась бы во мраке, голодная и вдали от всякого человеческого обитания. Ученики начали беспокоиться, чтобы день этот не закончился каким-нибудь несчастным происшествием, которое дало бы новый повод к нападкам со стороны уже ожесточенных врагов их Учителя. Но Христос состраданием своим уже предупредил их опасения и сам сообщил о затруднении Филиппу. Произошло небольшое совещание. Для покупки даже по куску хлеба для такой массы народа потребовалось бы по крайней мере двести динариев; но даже если бы у них и была такая сумма в их общей казне, то все-таки теперь уже не было ни времени, ни возможности сделать необходимые закупки. Андрей упомянул при этом, что у одного мальчика тут было пять ячменных хлебов и две рыбки, но очевидно, такого запаса так мало, что не стоило и говорить о нем. «Велите им возлечь», – спокойно ответил Христос.

Удивляясь и ожидая чего-нибудь необычайного, апостолы велели народу расположиться как бы для ужина на богатой зелени, которая в это приятное весеннее время покрывала склоны холмов. И Спаситель, став посреди своих гостей, радуясь делу милосердия, совершить которое имелось в виду, подняв свои очи к небу, возблагодарил, благословил хлебы, разломил их на части и передал ученикам Своим, чтобы они роздали народу; на всех Он разделил также и две рыбы. Это был скромный, но достаточный, а для голодных странников даже восхитительный ужин. И когда все насытились, то Христос с целью не только показать своим ученикам, что в действительности совершилось, но и дать им также наглядное наставление, что расточительность даже чудесной силы совершенно чужда божественному домостроительству, повелел им собрать оставшиеся куски, чтобы ничего не пропало. Благодаря правильному расположению народа, видно было, что тут насыщено было около пяти тысяч человек, не считая женщин и детей, и однако же после всего этого было наполнено двенадцать корзин тем, что осталось от них несъеденным.

Чудо это произвело глубокое впечатление. Оно как раз соответствовало ходячему ожиданию Мессии, и народ начал толковать между собой, что это, несомненно, «тот Пророк, которому должно прийти в мир», – «Примиритель» благословения Иакова, звезда и скипетр видения Валаамова, пророк, подобный Моисею, которому должно повиноваться, может быть, Илия, обетованный предсмертным завещанием древнего пророчества, может быть, Иеремия, который пришел открыть потаенное место нахождения ковчега, Урима и священного огня. Христос заметил эту нескрываемую возбужденность, а также и опасность, что народный восторг мог перейти в насилие и ускорить Его смерть открытым восстанием против римского правительства в попытке сделать Его царем. Он видел также, что и Его ученики не чужды были этого мирского и опасного возбуждения. Необходимо было поэтому действовать решительно. Пользуясь своей властью, Он заставил учеников сесть в лодку и раньше Его отправиться за озеро по направлению к Капернауму или западной Вифсаиде. Необходимо было даже некоторое понуждение, потому что им, естественно, не хотелось оставить Его среди восторженного народа на этом пустынном берегу и, напротив, хотелось бы присутствовать здесь, потому что, как им казалось, с Ним готовилось совершиться что-то великое. С другой стороны, для Него было легче отпустить народ, когда последний видел, что даже ближайшие Его друзья и ученики были отосланы Им. Таким образом, при сгущающемся сумраке Ему удалось кротко и постепенно убедить народ оставить Его, и когда все, кроме самых восторженных, разошлись по своим домам или караванам, Он вдруг покинул и остальных и быстро ушел от них на вершину горы, чтобы там наедине помолиться. Он чувствовал, что наступал страшный и торжественный перелом в Его жизни на земле и общением со своим Небесным Отцом хотел укрепить свою душу для трудного дела завтрашнего дня и тяжких невзгод многих последующих недель. И раньше Он провел в горном безмолвии ночь в уединенной молитве, но то было перед избранием возлюбленных апостолов и перед добрыми предзнаменованиями своего начального и счастливого служения. Совершенно иными были чувства, с которыми Великий Первосвященник взбирался по скалистым уступам на этот величественный горный алтарь, который в храме ночи как бы ближе возносил Его к звездам Божиим. Убиение Его возлюбленного Предтечи больше приблизило к Его сознанию мысль и о предстоящей Ему Самому кончине. Буря, начинавшая завывать по горам, ветер, с воем рвавшийся по ущельям, озеро, бушевавшее перед ним вспененными водами, лодка, которую, как могло быть видно Ему при лунном свете, пробивавшемся кое-где через тучи, подбрасывало свирепыми волнами, – все это поразительно соответствовало Его теперешнему настроению. Но тут, на пустынной вершине горы, в эту бурную ночь, Он мог получить подкрепление, мир и блаженство неизреченное, потому что там Он был наедине с Богом.

Проходил час за часом. Наступала уже четвертая стража ночи; лодка учеников прошла еще только половину своего пути; было темно; противный ветер и бушующие волны затрудняли им путь; они до изнеможения работали на веслах, а между тем теперь с ними не было Того, кто мог бы успокоить их и спасти, потому что Христос остался на берегу. Он был один на суше, а они колыхались на опасной стихии; но Он все время видел и жалел их. И вот наконец, находясь в последней крайности, они увидели какой-то блеск во тьме: какая-то страшная фигура с развевающимися одеждами подвигалась к ним, ступая по гребням валов, но как будто намереваясь пройти мимо их. При виде этого они в ужасе вскрикнули, думая, что это призрак, блуждающий по волнам. Но посреди бури и мрака им прозвучал божественный голос, который сказал: «Это Я – не бойтесь!» Голос этот успокоил их страхи, и они тотчас же хотели принять Его в лодку; но порывистый в своей любви Петр, – тот самый, который в горьком сознании своего недостоинства некогда кричал «отойди от меня», – теперь не может даже ждать Его приближения и восторженно восклицает: «Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде». – «Иди!» – был ответ. И Петр бросился с лодки в кипящие волны. Когда взгляд его был устремлен на Господа, ветер тщетно рвал его волосы и волны обрызгивали его одежду, – для него все было нипочем; но когда, при заколебавшейся вере, он глянул на яростные волны и мрачную бездну под ним, то начал тонуть, и голосом отчаяния (уже совсем не похожим на его прежний уверенный тон) боязливо вскрикнул: «Господи, спаси меня!» И Христос не оставил его без помощи. Он тотчас же протянул ему руку и поддержал своего тонущего ученика с кротким упреком: «Маловерный! зачем ты усомнился?» И затем смущенный апостол вместе со своим Господом вошел в лодку; ветер быстро затих, и они вскоре приблизились к залитому лунным светом берегу и прибыли на пристань, где им следовало быть; и все – как ученики, так и лодочники – переполнялись все большим и большим удивлением, и некоторые из них, обращаясь к Нему с титулом, который раньше прилагал к Нему только Нафанаил, восклицали: «Истинно Ты Сын Божий!»

Когда уже Спаситель начал свою обычную деятельность на Галилейском берегу озера, многие из народа продолжали поджидать Его около Вифсаиды Юлииной, думая, что Он где-нибудь пребывает там на горе в уединении. Услышав же, что Он уже давно около Капернаума и зная, что ученики отправились одни в лодке, народ крайне дивился этому, и по прибытии к Капернауму многие обращались к Нему с недоуменным вопросом: «Равви, когда Ты сюда пришел?» Спаситель не ответил на этот вопрос праздного любопытства и указал даже спрашивавшим на низменные побуждения, которые привлекали их к Нему. Он упрекнул их за то, что они следовали за Ним не из каких-либо возвышенных или духовных побуждений, не потому, что видели чудеса, но потому, что «ели хлеб и насытились». И затем Он обратился к ним с назиданием: «Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын человеческий, ибо на Нем положил печать свою Отец Бог».

Сначала они как будто были тронуты и устыдились. Он верно прочитал помыслы их сердец, и они спросили Его: «Что нам делать, чтобы творить дела Божии?» – «Вот, дело Божие, чтобы веровали в Того, кого Он послал». – «Какое же Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и поверили Тебе? Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть» (Пс 77:24). Вывод был очевиден. Моисей давал им манну с неба. Иисус же доселе, – намекали они, – дал им только ячменных хлебов с земли. Если же Он истинный Мессия, то не должен ли Он, согласно со всеми сказаниями этого народа, наделить их богатством и славой, и вообще всеми благами земными, каких только народное воображение ожидало от грубо понимаемого Мессии.

Но Спаситель не преминул исправить ложное мнение и возвести их ум на более высокую степень разумения. Он ответил им, что манну давал им не Моисей, а Бог, и она была лишь прообразом того хлеба небесного, который теперь даст им Отец Сына человеческого. Умы их еще пленялись материальными благами, и они стали просить этого хлеба небесного с таким же рвением, с каким самарянка просила воды, утоляющей всякую жажду. «Господи! подавай нам всегда такой хлеб!» Иисус же сказал им: «Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет алкать никогда»; и затем Он стал выяснять им, что Он пришел творить волю Отца, воля же Его есть та, чтобы всякий верующий в Его Сына имел жизнь вечную. Тогда опять послышался гневный ропот, на этот раз уже не от невежественного народа, но от старых Его противников, вождей иудейских: «Как говорит Он: Я сшел с небес? Как может Он говорить: Я есмь хлеб, сшедший с небес? Не Иисус ли это, сын Иосифов, которого отца и мать мы знаем?» Но Спаситель отвечал ропщущим, как и всегда, более сильным, более полным и ясным провозглашением той именно истины, которую они отвергали. Так Он поступил с Никодимом, так же поучал женщину-самарянку и так же отвечал старейшинам храма, привлекшим Его к ответу за нарушение субботы. Но робкий раввин и заблуждающаяся женщина были достаточно верующими и искренними, чтобы глубже проникать в Его слова и смиренно добиваться их значения, и таким образом подойти к истине. Иное дело эти слушатели. Промысл удостоил их назидания из уст Самого Сына Божия, открывавшего им великую тайну искупления, а они отвергали это великое благодеяние. Тогда Спаситель с неотразимой прямотой и ясностью открыл им, что Он есть тот источник жизни вечной, который послан с неба. «Я хлеб живый, сшедший с неба; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира».

Этими словами, с одной стороны, указывалось на предстоящее великое дело искупления греховного человечества принесением плоти Сына человеческого за жизнь мира, и с другой – предустанавливалось таинство причащения, долженствовавшее служить средством приобщения последующих поколений верующих к искупительному подвигу Христа. Но для иудеев, всецело подавленных суетными помыслами о земном величии Мессии, эти великие тайны Царства Божия остались недоступными; они только недоумевали от подобных изречений и с негодованием говорили: «Как Он может дать нам есть плоть Свою?» А Христос подтвердил эту истину еще более выразительными словами: «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына человеческого, и пить крови Его; то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою плоть и пьющий Мою кровь имеет жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день. Ибо плоть Моя истинно есть пища, и кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем».

По своей необычайности и глубине это великое откровение о новозаветном способе приобщения человечества Божеству показалось странным не одним только иудеям, как ослепленным предубеждениями и неверием, но и некоторым из ближайших последователей Христа. «Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! кто может это слушать?» Напрасны были новые свидетельства Христа с целью рассеять зарождавшееся в них семя сомнения и неверия. Они не убедились, и «с этого времени многие из учеников Его отошли от Него, и уже не ходили с Ним». Это было печальное предзнаменование для дела Спасителя мира. Со скорбным чувством Он обратился и к своим двенадцати апостолам с испытующим вопросом: «Не хотите ли и вы отойти?» Но вера апостолов пустила уже глубокие корни, и на этот вопрос Петр от лица всего сонма апостольского отвечал Ему: «Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни. И мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живого!» Это было славное исповедание, но оно при настоящих печальных обстоятельствах не вызвало особенной радости и подало лишь повод Спасителю открыть своим возлюбленным ученикам страшную тайну, что не все они исповедуют Его так. «Не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол». Это было первое предостережение тому злополучному члену апостольского общества, который уже носил в своей душе искру адского замысла и «хотел предать Его»…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.