XXII В Иерусалиме. Свидетельство Иисуса Христа в праздник Обновления храма о своем единосущии с Богом Отцом

XXII

В Иерусалиме. Свидетельство Иисуса Христа в праздник Обновления храма о своем единосущии с Богом Отцом

Наступила зима с ее дождями и сырыми холодными ветрами, и в конце месяца Кислева у иудеев был новый великий праздник, именно праздник Обновления храма – в память того радостного для народа события, когда храм обновлен был Иудой Маккавеем после страшного осквернения его безумным бесчинством Антиоха Епифана. Подобно Пасхе и празднику Кущей он праздновался целую неделю и сопровождался большими торжествами, возвышавшимися еще от обычая зажигать огни, вследствие чего и сам праздник иногда назывался праздником огней. Спаситель опять нашел возможным побывать в Иерусалиме на этом празднике, чтобы среди собравшегося народа еще раз провозгласить о своем Мессианском достоинстве. И Он провозгласил об этом при весьма замечательных обстоятельствах. Народу к празднику собралось в Иерусалим по обычаю много, но торжество в значительной степени испорчено было сырой и холодной погодой, так что праздничная толпа должна была искать убежища от дождя под кровом обширной колоннады так называемого Соломонова притвора, т. е. той части храма, которая уцелела от разгрома его Навуходоносором и в своем обновленном и украшенном для праздника виде служила лучшим памятником былой славы народа. Тут среди народа оказался и Христос, и Он не мог укрыться от зорких глаз фарисейской партии. За время отсутствия Христа эта партия должна была немало позадуматься над вопросом о том, кто же такой в самом деле этот галилеянин, который учит с такой божественной мудростью, что с Ним не могли равняться и величайшие учители раввинских школ, и вместе с тем совершал чудеса, отрицать которые можно было только с явной преднамеренностью не признавать ничего чудесного. Простой народ называет Его пророком и даже Мессией; но странно, что Он Сам не провозглашает Себя Мессией и отнюдь не думает выступить в качестве того грозного завоевателя, мысль о котором уже несколько веков лелеялась в умах не только простого, исстрадавшегося от политического унижения народа, но и его вождей, в которых давно затемнилось истинное понятие о Мессии. Нужно же наконец разъяснить дело, и фарисеи попытались сделать это именно в настоящий праздник. И вот они приступили к Нему с решительным вопросом: «Долго ли Тебе держать нас в недоумении! Если Ты Христос, скажи нам прямо».

Это был знаменательный вопрос, показывавший, что наконец и фарисеи не могли более отрицать Его необычайного учения и великих дел. Но Христос провидел их затаенные мысли. Им отнюдь не нужен был Мессия в Его истинном, духовном достоинстве, так как Он при теперешнем состоянии этих мнимых праведников был бы только грозным обличением для них; а нужен был политический Мессия, который бы низверг ненавистных римлян и их ставленников Иродов, завоевал весь мир и поставил этих самых фарисеев и книжников властелинами народов. Страстно желая видеть в Иисусе земного национального Мессию, они с ненавистью отвергали в Нем Сына Божия, Спасителя мира. Что Он был Мессия в более возвышенном и духовном смысле, чем как мечтали они, это часто высказывал Он в ясных словах; но Мессией в том смысле, в каком желательно было им, Он не был и не хотел быть. Поэтому Он, чтобы не ввести их в заблуждение, и не говорит им: «Я ваш Мессия», а только ссылается на то неоднократно высказывавшееся учение, которое доказывало, как ясно Его право на это достоинство, и на дела, которые свидетельствовали о Нем (Ин 5 и 8). Если бы они были овцами Его стада, – и при этом Он припомнил им ту беседу, которую Он преподал им раньше, во время праздника Кущей, – то они послушали бы Его голоса, и Он дал бы им жизнь вечную и они не погибли бы под Его защитой, потому что никто бы тогда не мог похитить их из руки Отца Его. «Я и Отец одно», – торжественно прибавил Он.

Значение этих слов было ясно. В них Он объявлял Себя не только Мессией, но и Богом. Фарисеи, несомненно, поняли это, и в глубине своего сердца, насколько в нем оставалось чувства правды, не могли не признавать истины этих слов на основании всего совершенного Христом. Но это разрушало их земные мечты, а земные выгоды были для них важнее всего, важнее самой истины, и как жалкие рабы мира сего они не могли снести такого возвышенного свидетельства и опять, как и на праздник Кущей, яростно схватились за камни, которых было много около неоконченных построек храма. Если бы уже настал час Его, то Ему не избегнуть бы мучительной смерти, которой подвергся впоследствии Его первомученик Стефан. Но Его невозмутимое величие обезоружило их. «Много добрых дел показал Я вам от Отца Моего, – сказал Он, – за которое из них хотите побить Меня камнями?» – «Не за доброе дело хотим побить Тебя камнями, – отвечали они, – но за богохульство и за то, что Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом». В оправдание Себя Спаситель сослался на Св. Писание, где даже вообще богопросвещенные люди называются «богами» (Пс 81:6), а тем более имеет право назваться «Сыном Божиим» тот, который доказал своим учением и своими делами право на такое название. На свою жизнь и свои дела Он сослался как на неопровержимое доказательство своего единства с Отцом. Если Его безгрешность и Его чудеса не были доказательством того, что Он не мог быть дерзким богохульником, в качестве которого они хотели побить Его, то какое еще доказательство можно представить им? Не долженствовало ли это быть для них знамением того, что Тот, который пришел исполнить закон и возвестить вместо его другой более возвышенный закон, – Тот, о ком свидетельствовали все пророки, кому Иоанн приготовлял путь, кто говорил так, как никогда не говорил человек, кто совершал дела, каких не делал никто с Сотворения мира, кто подтверждал все свои слова и придавал значение всем своим делам беспорочной красотой безусловно безгрешной жизни, – Тот действительно говорил истину, когда сказал, что Он одно с Отцом и что Он – Сын Божий?

Доказательство было неотразимое, они не смели побить Его камнями; но так как Он был среди них один и беззащитен, то они попытались схватить Его. Но и этого не могли. Вид Его устрашил их. Они расступились перед Ним и с пылающими от ненависти лицами смотрели на Него, как Он удалялся из среды их. После этого стало еще яснее, что продолжать учение среди них невозможно. Они не могли подняться до Его понятия о Мессии, как и Он не мог снизойти до их понятия. Оставаться между ними значило только напрасно подвергать свою жизнь постоянной опасности. Иудея поэтому была закрыта для Него, как закрыта была для Него (после известного посягательства Ирода) и Галилея. Во всей родной земле для Него оставалась только одна область, где Он еще мог быть безопасен, именно Перея, область заиорданская. Поэтому Он опять удалился в заиорданскую страну и там остановился на некоторое время, чтобы еще раз отдохнуть душой перед предстоявшим Ему величайшим подвигом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.