Введение

Введение

Двухтысячелетний юбилей христианства знаменуется парадоксальным явлением – возрождением язычества. К нему обращаются образованные жители городов, давно утратившие связи с традиционной крестьянской культурой, которая, казалось бы, была последним оплотом архаических дохристианских верований. Неоязыческие группы городских интеллектуалов уже несколько десятилетий существуют во многих странах Запада. Относительно недавно они стали возникать и в регионах России, и в сопредельных республиках, причем не только в христианской среде. Масштабы, которые приобретает это движение, заставляют задуматься о том, каковы его побудительные мотивы и стимулы, чем оно привлекает горожан, почему их не удовлетворяют универсальные подходы, которые предлагают христианство и некоторые другие мировые религии. Идет ли речь о чисто религиозном движении, или неоязычники ставят перед собой более общие мировоззренческие вопросы; ограничивается ли неоязычество чисто интеллектуальной деятельностью или претендует на решение злободневных вопросов современности – социальных, политических или национальных, а если так, то как оно предлагает их решать и какая роль в этом отводится религии? Если неоязычество, как это представляется, можно трактовать в терминах «изобретения культуры», то как оно сочетается с современной городской культурой и социальной средой, что именно изобретается и для каких целей? Каковы взаимоотношения неоязычества и мировых религий, что именно оно в них отрицает и что из них заимствует?

Каков социальный портрет неоязычников, какова их половозрастная, профессиональная, социальная, политическая и этническая принадлежность? Кто возглавляет движение? Как, на какой основе лидеры создают неоязыческую религию или, шире, неоязыческое мировоззрение? Что представляет собой эта религия, какова ее догматика, как создаются и отправляются ритуалы, имеются ли особые служители культа и составляют ли они некую иерархию, какую символику (как духовную, так и материальную) они используют, каким именно богам поклоняются неоязычники, чему они отдают предпочтение – политеизму или монотеизму, отличается ли их календарь от христианского? Наконец, каким им видится место неоязычества в условиях современности – ограничивается ли оно свободой интеллектуального самовыражения или же претендует на новую политическую или этническую идеологию, способную мобилизовать массы на политические действия? А если так, то о какого рода действиях может идти речь и против кого они могут быть направлены?

Мало того, есть основания полагать, что в разных этнорегиональных контекстах неоязычество принимает особые формы, опирающиеся на воспоминания о местном древнем наследии и отражающие современные этнокультурные и социально-политические реалии. В этом отношении имеет смысл говорить о разных моделях современного неоязычества. В одних случаях оно обращает свои усилия на защиту природного и культурно-языкового ландшафта, в других делает упор на эксклюзивный принцип крови; в одних случаях отстаивает свободу интеллектуального самовыражения, в других – требует введения этнократической власти и дискриминации инородцев вплоть до этнической чистки; в одних случаях ведет поиск истины с помощью оккультных эзотерических учений, в других – ограничивает себя исключительно биологическими расовыми построениями. Одним словом, современное неоязыческое движение достаточно разнообразно как по своим мотивам, так и по тем ответам, которые оно дает на животрепещущие вопросы современности.

Следовательно, неоязычество представляет интерес по ряду причин. Во-первых, с точки зрения культурной динамики – как, какими путями и почему бывшее атеистическое общество приходит к религии, почему часть наших современников, вступивших на этот путь, выбирает именно неоязычество? Во-вторых, является ли неоязычество религией в чистом виде, или оно отражает гораздо более фундаментальные мировоззренческие сдвиги? В-третьих, исходя из того, что культура представляет собой более или менее четко структурированную систему, мы вправе поставить вопрос, как язычество, тесно связанное с архаическими клановыми структурами, может вписаться в контекст современной модернизованной культуры? Ясно, что традиционное язычество на это не способно, что позволяет говорить о неоязычестве как о новом явлении нашей эпохи. В-четвертых, исходя из полной аполитичности большинства западных неоязыческих групп, мы должны объяснить высокую степень политизации многих неоязыческих движений на постсоветской территории. В этом отношении исследование неоязычества выходит за рамки чисто теоретического и приобретает важный прикладной интерес – каковы политические ориентации неоязычников, в чем заключается и в чем проявляется их политическая активность, несут ли их идеологические конструкции определенный груз ксенофобии, а если да, то какой и почему? Наконец, в какой мере неоязыческие движения, расцветающие на постсоветском пространстве, связаны с этнонационализмом?

Таков круг вопросов, который обсуждался на специальной секции, организованной 9 июня 1999 года в рамках проходившего в Москве III Конгресса российских этнографов и антропологов (8-11 июня 1999 г.). В настоящем сборнике публикуются наиболее интересные из докладов, представленных на этой секции. Разумеется, далеко не все вопросы из поставленных выше удалось рассмотреть и обсудить. Исследования неоязычества еще только начинаются…

В. А. Шнирельман