Америка. Крествуд. Отец Иоанн
Америка. Крествуд. Отец Иоанн
– Какой самый счастливый период вашего творчества?
– Работа в Америке под руководством протопресвитера Иоанна Мейендорфа[146]. Это был глубокий богослов, историк, византолог. Постройку семинарского храма в Крествуде начинал еще отец Александр Шмеман[147]. И первое, что сделал отец Иоанн, сменив его на посту ректора семинарии, – стал искать иконописца и обратился, к моему большому удивлению, ко мне. Мы обсудили с ним программу росписи, и я приступила к работе. Он говорил: «Я вам доверяю». И, может, кому-то и не нравится мой стиль, но мне повезло, что отец Иоанн его понимал и одобрял, называл его свободным. Когда я писала «Причащение апостолов» в алтаре, американцы-прихожане, глядя на роспись, говорили: «Апостолы – не греки и не русские, но они американцы».
– Это самая удивительная часть росписи – необычны размеры апостолов, они огромные, выше человеческого роста. Как восприняли роспись прихожане?
– Размер апсиды был 6 на 3 метра. Я подумала, что там не получится уместить еще один сюжет, и поставила огромных апостолов. Каждый – размером в два метра. Что меня поддержало? Во время работы (было лето, семинария опустела) в храм зашла матушка отца Павла Лазора и воскликнула: «Как красиво!» И этим меня ободрила. А был у нас священник, который всегда проходил с насмешкой: «О-о, мне будет так страшно служить в их присутствии, они такие огромные!» Когда я закончила, он сказал: «Вы знаете, я критически относился к вашей работе. Но теперь, когда она окончена, я вижу, что вы все сделали верно, и апостолы живут своей жизнью». Его слова были очень ценны для меня! Алтарь – небольшой, и во время литургии у священников создается впечатление, что они служат посреди апостолов.
– Вы очень чтите отца Иоанна, и в его память расписали часовню на Ваганьковском кладбище в Москве. Какой его образ сохранился в вашей душе?
– Образ праведника. У меня была привилегия – общаться в повседневной жизни с отцом Иоанном довольно близко. Я видела его подвиг, искренний, который он никогда не показывал. Он был кротким и скромным, и вы никогда бы не подумали, что перед вами – ученейший человек. Он был аристократом не только по рождению, но и по духу. Аристократом не в смысле светском, а в смысле возвышенном: в отношении к людям он был очень деликатен, никогда никого ни в чем не укорял. Все недостатки людей принимал на себя. И вы знаете, он так верил в Россию, он так любил Россию! У него одна мечта была после перестройки – служить России, ездить в Россию, чтобы делиться своими знаниями. Это было его последнее желание в жизни[148].
– Что было главным в тех прекрасных людях, которых вы встречали в Церкви – в Гефсимании, во Франции, в Америке?
– Это смирение. Думаю, только смирение.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.