«Какие мы птички, такая у нас и клетка»

«Какие мы птички, такая у нас и клетка»

Монахиня Анастасия[151]: Мы с матушкой Феодорой, нынешней игуменией монастыря равноапостольной Нины в Бодбе, были первыми послушницами отца Гавриила. Он произвел на нас такое впечатление, что мы слушались только его, буквально следовали за ним по пятам, хотя уже жили в монастыре, где был свой устав и настоятель. Так что мы оказались такими послушницами-непослушницами. Отец Гавриил смирял нас и смирил, как смог. Был случай, когда сила веры и духа отца Гавриила заставила нас просить милостыню с протянутой рукой тогда, когда нас, коренных жителей Тбилиси, все узнавали, но делали мы это не задумываясь, без колебаний.

Митрополит Серафим: Мне вспоминается случай, произошедший в одном русском монастыре незадолго до революции. В храм со сквернословиями вошел юродивый, монахи тотчас вывели его вон. Верующие были смущены: как он в Божием храме посмел произносить такие богохульные речи! Но очень скоро наступил 1917 год, и в тот же храм вошли большевики, именно с теми словами, которые тогда предрек юродивый. Отец Гавриил тоже иногда произносил вслух слова, приходившие на ум другому человеку (кстати, я с первой встречи даже боялся думать при нем о чем-то не духовном!). Он не сквернословил, но мог сказать такое, что вовсе не подобало лицу духовному. И люди понимали, что он читает их мысли и видит их поступки. Как-то отец Гавриил сидел во дворе церкви в Тбилиси. Служба уже началась, когда во двор храма впопыхах вбежала женщина. Отец Гавриил видел ее впервые, но очень громко назвал ее по имени – то ли Ирина, то ли Марина – и спросил: «Почему ты опаздываешь? Зачем ты вступила в спор с этим молодым человеком?» Оказалось, она опоздала из-за того, что по дороге в автобусе встретила иеговиста и поспорила с ним. Так отец Гавриил обличил ее в том, что свое время, свои духовные и физические силы она напрасно отдала этому юноше, который все равно ничего не понял и только хотел ее переспорить. А она из-за этого не только опоздала на службу, но и влетела во двор храма впопыхах, без надлежащего духовного настроения.

Зураб Варази: Однажды я спросил отца Гавриила:

– Отче, вот Вы произносите молитву за правительство. А если я, допустим, не люблю президента, моя молитва ведь неискренняя получается?!

Он улыбнулся:

– Кто самый маленький и самый любимый у вас дома?

Я ответил:

– Мой сын Николай.

– Ты за своего Николая молишься?

– Да.

– А кроме Николая, кто есть еще любимый у вас дома?

– Родители.

– За них тоже молишься?

– Да.

– Вокруг вас живут, наверное, соседи? И за них просим Бога?

– Да.

– А в городе есть люди, добрые и недобрые? Мы должны же просить, чтобы недобрые стали добрыми?!

– Да, – отвечаю.

– Ну как тебе не стыдно?! За всю страну молишься, и за одного президента помолиться не хочешь?! Всегда искренней будет такая молитва: «Пусть Бог наполнит его сердце добром, а голову мудростью». Так молитесь, и будет мудрым и добрым ваш президент. Ведь вы всегда хотите, чтобы вашим правителем была царица Тамара, а вашим священником – святитель Николай. Нет, какие мы птички, такая у нас клетка! Искренне молитесь Богу, и Он подаст вам все самое хорошее!

Монахиня Анастасия: Он всегда говорил, что самое главное – человек, надо просто любить человека. Неважно, мусульманин он или католик. Отец Гавриил любил каждого. Как-то священник, который навещал заключенных, спросил его, можно ли причастить такого-то. И отец Гавриил ответил: «Причащать надо всех. Те, кто в тюрьме, они страдают. Причащать или не причащать – не тебе судить! Это не твоя Плоть и Кровь. Ты не имеешь права дать Ее или не дать. Люди сами открывают свое сердце Богу и сами ответственны перед Ним и перед своей совестью, когда решают принять Христа». Он не любил фальшь. Он не любил слов ради слов и очень ценил в людях искренность.

Митрополит Серафим: Когда он чувствовал, что идет очень гордый человек, желая смирить его, мог закричать: «Стань на колени!» Как-то в 1992 году мы стояли во дворе Светицховели[152]: старец, две бабушки, одна – грузинка, другая – русская, и я. И вот одна из бабушек начала хвалить отца Гавриила, да так приторно, что я, молодой иеродиакон, повернулся к ней и, желая прекратить эту сахарную похвальбу, сказал: «Отец Гавриил, что она говорит? Разве она не знает, что ты самый грешный человек на земле?!» Бабушка от удивления разинула рот и ждет, что сейчас отец Гавриил меня стукнет посохом по голове. Но он посмотрел на меня, улыбнулся: «Смотри, какой язык!» И этим смирил и меня, и бабушку, и тем более, прежде всего, – себя самого.

Монахиня Анастасия: Как-то в Самтавро[153]в Страстную Пятницу вынесли Плащаницу и читали молитвы. Зашел отец Гавриил и закричал: «Как вы плачете по Господу? Разве это плач? Это не плач!» И, упав на колени, зарыдал перед Плащаницей, словно перед ним лежал Сам Христос. Его плач произвел на всех колоссальное впечатление! Но он не был театральным – стенала и вопияла душа отца Гавриила.

Иногда батюшка прямо во время службы, если ему что-то не нравилось, мог начать кувыркаться на полу. Как это: 70-летний старец кувыркается на каменном полу церкви! Представляете, что думали люди?!

Митрополит Серафим: Мои друзья рассказали мне, как однажды, на следующий день после такого «кувыркания», они стояли у входа в монастырь и обсуждали и даже осуждали отца Гавриила за это. Вдруг останавливается машина, из нее выходит отец Гавриил (он откуда-то возвращался в монастырь). «Мы замолчали. Отец Гавриил подошел не спеша, наклонил голову и говорит: „Что, меня осуждаете?" Мы сразу поняли, что отец Гавриил знает все наши мысли и слова».