Глава восьмая Следуй за мной
Глава восьмая
Следуй за мной
Галилея, в которую вернулся Иисус после встречи с Иоанном Крестителем, отличалась от той Галилеи, в которой он родился. Галилея времен детства Иисуса пережила глубокую психологическую травму, прочувствовала на себе всю силу римского возмездия за восстания, которые вспыхнули по всей стране после смерти Ирода Великого в 4 г. до н. э.
Римский ответ на мятеж, независимо от того, где он произошел, имел один и тот же сценарий и был абсолютно предсказуемым: сожжение деревень, разрушение городов, порабощение населения. Именно такой приказ, по всей видимости, отдал своим легионам император Август после смерти Ирода, желая преподать мятежным иудеям урок. Римляне с легкостью подавили восстания в Иудее и Иерее. Но Галилее, как центру мятежа, было уделено особое внимание. Тысячи людей погибли, страна пылала в огне пожаров. Опустошение коснулось каждого города и селения, уцелеть удалось единицам. Селения Эммаус и Самфо были разорены. Сепфорис, который позволил Иуде Галилеянину завладеть оружейным складом, сровняли с землей. Вся Галилея была охвачена огнем и залита кровью. Даже крошечный Назарет не избежал гнева римлян.
Римляне, вероятно, были правы, когда решили обойтись с Галилеей так жестоко. На протяжении столетий эта область была рассадником революционной активности. Задолго до римского вторжения слово «галилеянин» стало синонимом слова «мятежник». Иосиф Флавий пишет, что люди «от самой ранней молодости подготовляли себя к бою», а сама страна с ее суровым и гористом ландшафтом всегда «стойко выдерживала всякое вражеское нападение».
Галилеяне не желали подчиняться иноземным господам, будь то язычники или иудеи. Даже царь Соломон не мог укротить Галилею: страна и люди упорно сопротивлялись тяжелым налогам и принудительным работам, которые он возложил на них для завершения строительства храма в Иерусалиме. Правители из династии Хасмонеев, цари-священники, правившие страной с 140 г. до н. э. до римского вторжения 63 г. до н. э., тоже не смогли заставить галилеян покориться тому храмовому государству, которое они создали в Иудее. Галилея всегда была источником постоянного беспокойства и для царя Ирода, который получил титул Царя Иудейского только после того, как сумел избавить беспокойную область от разбойничьей угрозы.
Судя по всему, галилеяне считали себя совершенно отличными от остального еврейского населения Палестины. Иосиф Флавий пишет о жителях Галилеи как об отдельном этносе, то есть народе. В Мишне утверждается, что они имеют свои собственные правила и обычаи во всем, что касается брака и системы мер и весов. Это были сельские жители, пастухи, которых легко было узнать по их провинциальным привычкам и характерному грубому акценту, который после ареста Иисуса выдал одного из его последователей, Симона Петра: «Точно и ты из них [учеников Иисуса], ибо и речь твоя обличает тебя» (Мф. 26. 73). Представители городской элиты Иудеи презрительно называли галилеян «людьми земли», что означало, что их существование зависит от сельского хозяйства. Но это выражение имело дополнительный, дурной смысл: оно употреблялось для обозначения тех, кто необразован и неблагочестив, тех, кто не соблюдает закон, особенно когда дело касается обязательной десятины и приношений в храм. Иудейская литература эпохи полна жалоб на небрежность галилеян в выплате храмовых податей, в то время как целый ряд апокрифов, например Завещание Левия и корпус текстов, объединенных под названием Книга Еноха, отражает критическое отношение самих галилеян к пышному образу жизни иудейских священников, эксплуатации ими крестьян и позорному сотрудничеству с Римом.
Несомненно, галилеяне ощущали свою связь с Храмом как местом, где обитает дух Бога, но в то же время они демонстрировали глубокое отвращение к служителям культа, которые считали себя единственными проводниками Божьей воли. Есть свидетельства того, что жители Галилеи были не только менее аккуратны в соблюдении храмовых ритуалов, но и — учитывая тот факт, что Галилея находилась на расстоянии трех дней пути от Иерусалима — гораздо реже посещали Храм. Те галилейские крестьяне и пастухи, которые могли наскрести немного денег, чтобы отправиться в Иерусалим на священный праздник, попадали в унизительное положение: им приходилось отдавать свои скромные жертвы богатым священникам, среди которых были владельцы тех самых земель, на которых эти самые крестьяне работали, вернувшись домой.
Пропасть между Иудеей и Галилеей стала еще шире после того, как Рим поставил Галилею под прямое управление Антипы, сына Ирода Великого. Впервые за всю историю галилеяне получили правителя, который жил в самой Галилее. Тетрархия Антипы превратила провинцию в отдельное политическое образование, которое больше не подчинялось напрямую Храму и жреческой аристократии Иерусалима. Галилеяне по-прежнему платили десятину в прожорливую казну Храма, и Рим по-прежнему контролировал все сферы жизни в стране: Рим дал власть Антипе и он же отдавал ему приказы. Но правление Антипы дало Галилее пусть небольшую, но все же значимую долю автономии. В провинции больше не стояли римские войска, их сменили собственные солдаты Антипы. И, в конце концов, Антипа был иудей, который в основном старался не оскорблять религиозные чувства своих подданных — его женитьба на супруге брата и казнь Иоанна Крестителя не в счет.
Примерно с 10 г. н. э., когда Антипа сделал своей столицей Сепфорис, и до 36 г. н. э., когда император Калигула лишил его власти и отправил в изгнание, Галилея переживала период мира и спокойствия, который воспринимался ее жителями как долгожданная передышка после предшествующего десятилетия восстаний и войн. Но этот мир был политической хитростью, а прекращение войны служило предлогом для физической трансформации страны. Ведь за те двадцать лет, пока Антипа оставался у власти, он построил два новых греческих города (за первой столицей, Сепфорисом, последовала вторая, Тивериада, расположенная на берегу Галилейского моря), которые полностью перевернули весь традиционный уклад галилейского общества.
Это были первые настоящие города в Галилее, и жили в них, главным образом, представители других народов: римские торговцы, язычники, говорящие по-гречески, состоятельные переселенцы-иудеи. Новые города оказывали огромное давление на экономику региона, разделив население провинции на тех, кто имел деньги и власть, и тех, кто служил им, своим трудом поддерживая их роскошный образ жизни. Деревни, ранее существовавшие за счет земледелия или рыболовства, теперь должны были обеспечивать нужды городов: их продукция в основном шла на прокорм городского населения. Налоги поднимались, цены на землю удваивались, долги росли, медленно разрушая традиционный уклад жизни в Галилее.
Когда родился Иисус, Галилея была охвачена огнем. Первое десятилетие его жизни совпало с разграблением и опустошением селений, второе — с переустройством страны под властью Антипы. Когда Иисус ушел из Галилеи в Иудею к Иоанну Крестителю, Антипа уже оставил Сепфорис, перенеся столицу в еще более многолюдную и нарядную Тивериаду. Ко времени возвращения Иисуса та Галилея, которую он знал — страна хорошо знакомых с детства ферм и широких полей, цветущих садов и просторных лугов, усыпанных дикими цветами, — стала больше похожа на Иудею, которую он только что покинул. Это была урбанизированная земля, испытавшая сильное греческое влияние, общество которой было жестко поделено на тех, у кого была собственность, и тех, кто не имел ничего.
Первой остановкой Иисуса, вернувшегося в Галилею, наверняка был Назарет, где по-прежнему жила его семья, хотя в родном городе он задержался ненадолго. Он вернулся другим. И это превращение породило раскол в его общине. Похоже, жители Назарета с трудом узнали странствующего проповедника, который внезапно появился в их селении. Евангелия говорят, что мать, братья и сестры Иисуса были возмущены тем, что про него говорили люди; они отчаянно пытались утихомирить его и заставить его замолчать (Мк. 3. 21). Но когда они подошли к Иисусу и стали убеждать его вернуться домой и продолжить дело отца и братьев, он отказался. «Кто матерь Моя и братья Мои? — спросил Иисус, оглядывая людей вокруг него. — Вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мк. 3. 31–34).
Этот отрывок из Евангелия от Марка часто интерпретируют как свидетельство того, что семья Иисуса не приняла его учение и отказалась признать в нем мессию. Но в словах Иисуса нет ничего, что намекало бы на вражду между ним и его братьями и сестрами. Не найдем мы в евангелиях и указаний на то, что семья отвергла его мессианские притязания. Напротив, братья Иисуса сыграли важную роль в том движении, которому он положил начало. Его брат Иаков возглавил иерусалимскую общину после распятия Иисуса. Возможно, семья не сразу согласилась с его учением и необычными целями. Но исторические свидетельства говорят о том, что со временем они поверили в него и его миссию.
Однако соседи Иисуса — это совсем другая история. Евангелие рисует его земляков из Назарета как тех, кого не порадовало возвращение «сына Марии». Хотя были такие, кто отзывался о нем хорошо и изумлялся его словам, большинство было глубоко обеспокоено его присутствием и речами. В этом маленьком селении Иисус быстро превратился в изгоя. Лука рассказывает, что жители Назарета, в конце концов, подвели его к краю горы, на которой стояло селение, и попытались столкнуть его вниз с обрыва (Лк. 4. 14–30). История вызывает подозрение: в Назарете нет никакой скалы, с которой можно столкнуть человека, только пологий склон холма. Но факт остается фактом: Иисус, по крайней мере поначалу, не смог найти много единомышленников в Назарете. «Нет пророка в своем отечестве», — сказал он и ушел из селения, где прошло его детство, в соседнюю рыбацкую деревню Капернаум, расположенную на северном берегу Галилейского моря.
Капернаум был идеальным местом для Иисуса, чтобы начать свое служение, поскольку на тамошней жизни сказались все опасные изменения, произошедшие в экономике Галилеи при Антипе. Прибрежное селение, в котором жило примерно пятнадцать сотен земледельцев и рыбаков, славившееся своим умеренным климатом и плодородными почвами, станет опорной базой Иисуса в первый год его деятельности в Галилее. Капернаум стоит на широком участке побережья, где хорошо растут разнообразные травы и деревья, питаемые прохладным солоноватым воздухом. Круглый год здесь ярко зеленеет пышная прибрежная растительность, а расположенные чуть дальше от берега невысокие холмы покрыты зарослями ореховых деревьев и пиний, смоковниц и олив. Главным сокровищем Капернаума было само море, в котором в изобилии водилась разнообразная рыба, на протяжении столетий служившая пропитанием и источником богатства для людей.
Однако к моменту прихода сюда Иисуса экономика Капернаума в основном переориентировалась на нужды новых городов, которые выросли поблизости, особенно новой столичной Тивериады, расположенной всего в нескольких километрах к югу. Производство продуктов питания неуклонно росло, а вместе с ним поднимался и уровень жизни тех земледельцев и рыбаков, которые могли себе позволить купить новую землю, лодки и сети. Но, как и во всей остальной Галилее, этот прирост производства непропорционально обогащал крупных землевладельцев и ростовщиков, которые жили за пределами Капернаума — богатых иудейских священников и новую городскую элиту Сепфориса и Тивериады. Большинство жителей самого селения остались за бортом новой галилейской экономики. Должно быть, именно к этим людям в первую очередь обращался Иисус: к тем, кто обнаружил себя на задворках общества, чья привычная жизнь была нарушена быстрыми социальными и экономическими сдвигами, происходившими в Галилее.
Нельзя сказать, что Иисус интересовался только бедными, или что только неимущие были его последователями. Целый ряд весьма зажиточных людей, в частности сборщики налогов Левий (Мк. 2. 13–15) и Закхей (Лк. 19. 1–10), начальник синагоги Иаир (Мк. 5. 21–43), будут поддерживать дело Иисуса, обеспечивая его и его последователей пищей и жильем. Но проповедь Иисуса была задумана как открытый вызов богатым и власть имущим, будь то римские захватчики, предатели из Храма или нувориши из греческих городов Галилеи. Идея была проста: Господь увидел страдания бедных и неимущих, он услышал их стоны и плач. И он намерен что-то предпринять в связи с этим. Мысль, возможно, была отнюдь не нова, Иоанн Креститель проповедовал во многом то же самое, но именно ее принес в новую Галилею человек, который, сам будучи урожденным галилеянином, разделял популярные в стране настроения, направленные против Иудеи и Храма.
Вскоре после прибытия Иисуса в Капернаум вокруг него собралась небольшая группа галилеян, разделявших эти взгляды. В основном это были молодые люди, которые станут впоследствии первыми учениками Иисуса (на самом деле у Иисуса уже было двое учеников, бывших сторонников Иоанна Крестителя, которые после ареста Иоанна последовали за Иисусом). Согласно Евангелию от Марка, Иисус нашел первых учеников на берегу Галилейского моря. Увидев двух молодых рыбаков, Симона и его брата Андрея, закидывающих сети, он сказал: «Идите за Мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков». Братья, как пишет Марк, немедленно побросали свои снасти и отправились за ним. Некоторое время спустя Иисус нашел еще двух рыбаков — Иакова и Иоанна, сыновей Зеведея, — и обратился к ним с таким же предложением. Они тоже, оставив свою лодку и сети, последовали за Иисусом (Мк. 1. 16–20).
От толп, которые окружали Иисуса, когда он приходил в ту или иную деревню, ученики отличались тем, что они путешествовали вместе с ним. В отличие от восторженных, но ненадежных народных масс, ученики откликнулись на призыв Иисуса оставить свои дома и ходить вместе с ним из города в город, из селения в селение. «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14. 26 | Мф. 10. 37).
Евангелие от Луки утверждает, что в общей сложности у Иисуса было семьдесят два ученика (Лк. 10. 1–12) и среди них, несомненно, были женщины. Имена некоторых, вопреки традиции, названы в Новом Завете: это Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова; Мария, мать Иакова и Иосифа; Мария, жена Клеопы; Сусанна, Саломея и — пожалуй, самая известная из всех — Мария Магдалина, из которой Иисус изгнал семь бесов (Лк. 8. 2). О том, что эти женщины принадлежали к числу учеников Иисуса, говорит тот факт, что они путешествовали вместе с ним из города в город (Мк. 15. 40–41; Мф. 27. 55–56; Лк. 8. 2–3; Лк. 23. 49; Ин. 19. 25). В евангелии говорится, что «были… и женщины, …которые… следовали за Ним и служили Ему» (Мк. 15. 40–41) с первых дней проповеди Иисуса в Галилее и до его последнего вздоха на Голгофе.
Но в этой группе из семидесяти двух человек существовал еще один, внутренний круг учеников (все они были мужчинами), который впоследствии сыграет особую роль в миссии Иисуса. Их называли просто «Двенадцать». К этому числу принадлежали братья Иаков и Иоанн, сыновья Зеведея, которых впоследствии назовут Воанергес, то есть «сыны Громовы»; Филипп из Вифсаиды, начинавший как ученик Иоанна Крестителя (Ин. 1. 35–44); Андрей, которого евангелист Иоанн тоже упоминает как ученика Иоанна Крестителя, хотя синоптические евангелия противоречат этому и помещают его в Капернаум; Симон, брат Андрея, которого Иисус прозвал Петром; Матфей, которого иногда ошибочно отождествляют с другим учеником Иисуса, мытарем Левием; Иуда, сын Иакова; Иаков, сын Алфея; Фома, который впоследствии усомнится в воскресении Христа; Варфоломей, о котором нам почти ничего не известно; еще один Симон по прозвищу «Зилот», которое говорит о его приверженности к идее ревности по Богу, а не о принадлежности к партии зелотов, которая возникнет только через тридцать лет после описываемых событий; и Иуда Искариот, который, как утверждают евангелия, однажды предаст Иисуса первосвященнику Каиафе.
Эти двенадцать учеников станут главными проповедниками учения Иисуса — апостолами, то есть «посланниками» — и будут учить в соседних городах и деревнях самостоятельно и без какого-либо контроля (Лк. 9. 1–6). Они станут не вождями, а скорее главными миссионерами движения. Но у двенадцати апостолов есть и другая, более символическая роль, которая проявится чуть позже: они станут олицетворять возрождение двенадцати колен Израиля, давно разрушенных и рассеянных по миру.
Имея надежный опорный пункт и тщательно отобранную группу учеников, которая постоянно увеличивалась, Иисус начал приходить в синагогу Капернаума и проповедовать свое учение жителям селения. Евангелисты пишут о том, что те, кто слышал его речи, изумлялись им, но причиной тому были не только слова. И снова Иисус в данном случае повторяет Иоанна Крестителя. «С того времени Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное», — пишет евангелист Матфей (Мф. 4. 17). Людей, пришедших в синагогу Капернаума, изумлял харизматический авторитет, который слышался в речах Иисуса, «ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи» (Мф. 7. 28; Мк. 1. 22; Лк. 4. 31).
Сравнение с книжниками, подчеркнутое во всех трех синоптических евангелиях, заметно и весьма красноречиво. В отличие от Иоанна Крестителя, который, вероятно, вырос в семье служителя культа, Иисус был простолюдином. Он и говорил, как простолюдин. Он учил на арамейском языке, на котором говорило простонародье. Его власть была иной, нежели у ученых книжников и священников. Их авторитет был результатом напряженной умственной работы и был неразрывно связан с Храмом. Авторитет Иисуса шел непосредственно от Бога. И действительно, с того момента, когда Иисус вошел в синагогу этой маленького приморского селения, он изо всех сил старался противопоставить себя охранителям храма и культа, подвергая сомнению их авторитет как представителей Бога на земле.
Хотя евангелия изображают Иисуса в конфликте со многими религиозными авторитетами, время от времени группируя их в устойчивые категории типа «первосвященники и старейшины» или «книжники и фарисеи», это были отдельные и отличающиеся друг от друга категории внутри палестинского общества того времени, и отношения Иисуса с их представителями тоже были не одинаковы. Хотя евангелисты склонны изображать фарисеев главными очернителями Иисуса, на деле его отношения с фарисеями были, по большей части, но не без исключений, вполне цивилизованными, а порой даже дружелюбными. Именно фарисей предупредил Иисуса о том, что его жизнь в опасности (Лк. 13. 31), фарисей помог похоронить его тело после казни (Ин. 19. 39–40), фарисей спас жизнь его учеников после вознесения (Деян. 5. 34). Иисус трапезничал с фарисеями, он вел с ними дискуссии, он жил среди них, а некоторые фарисеи даже считались его последователями.
Напротив, встречи Иисуса с представителями храмовой знати и ученой элитой знатоков закона (книжников) всегда представлены в евангелиях в самом недружелюбном свете. К кому еще Иисус обращался, когда говорил: «Дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников»? Его гневные слова, произнесенные в тот момент, когда он опрокидывал столы и открывал клетки с жертвенными животными во дворе Храма, были адресованы отнюдь не торговцам и менялам. Он обращался к тем людям, которые получали основную прибыль от торговли в Храме, как получали они ее и от труда простых галилеян, таких же, как сам Иисус.
Иисуса, как и его ревностных предшественников, гораздо меньше интересовало языческое государство, оккупировавшее Палестину, нежели мошенник-иудей, прибравший Божий Храм к своим рукам. И для того, и для другого он представлял угрозу, и они будут искать его смерти. Но нет никаких сомнений в том, что антагонистом Иисуса в евангелиях выступает не император, находящийся в далеком Риме, и не его чиновники в Иудее. Первосвященник Каиафа — вот кто станет главным зачинщиком заговора против Иисуса из-за того, что тот представлял угрозу власти Храма (Мк. 14. 1–2; Мф. 26. 57–66; Ин. 11. 49–50).
По мере того как проповедь Иисуса становилась все более злободневной и острой, его слова и дела все больше отражали глубокую враждебность по отношению к первосвященнику и религиозным правящим кругам Иудеи, которые, говоря словами Иисуса, любили «ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях, сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пиршествах».
«Сии, поядающие домы вдов и напоказ долго молящиеся, примут тягчайшее осуждение», — говорит Иисус о книжниках (Мк. 12. 38–40). Притчи Иисуса особенно отличались антиклерикальными настроениями, под воздействием которых формировались политика и благочестие в Галилее, и которые станут отличительной чертой его проповеди. Рассмотрим знаменитую притчу о добром самаритянине.
Некий человек шел из Иерусалима в Иерихон. Он столкнулся с разбойниками, которые сняли с него одежду, избили до полусмерти и ушли. По случаю, на той же дороге оказался священник, но, увидев раненого, обошел его стороной. Следующим шел левит (служитель культа), но он тоже прошел мимо. Но какой-то прохожий-самаритянин, подойдя к тому месту, где лежал человек, сжалился над ним. Он подошел, перевязал его раны и возлил на них масло и вино. Затем он посадил нечастного на своего осла, отвез на постоялый двор и заботился о нем. На следующий день он дал хозяину гостиницы два денария и сказал: «Позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе» (Лк. 10. 30–37).
Христиане издавна толкуют эту притчу как наставление о том, что нужно помогать попавшим в беду. Но для аудитории, собравшейся вокруг Иисуса, она говорила не столько о доброте самаритянина, сколько о низости служителей культа.
Иудеи считали самаритян самым низким и нечистым народом во всей Палестине по одной простой причине: самаритяне отвергали авторитет иерусалимского Храма как единственного законного места для поклонения Богу. Вместо этого они почитали Господа в своем собственном храме на горе Гаризим, на западном берегу реки Иордан. Для слушателей Иисуса, узнававших самих себя в избитом, полумертвом человеке, лежавшем на обочине дороги, смысл притчи был очевиден: самаритянин, отвергающий авторитет Храма, делает все возможное, чтобы выполнить заповедь Бога «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (сама притча рассказана в ответ на вопрос «А кто мой ближний?»). Служители культа, обогащающиеся и властвующие благодаря своей связи с Храмом, игнорируют заповедь из страха нарушить свою ритуальную чистоту и тем самым разрушить эту связь.
Люди Капернаума с жадностью восприняли это дерзкое антиклерикальное послание. Почти сразу же вокруг Иисуса начали собираться огромные толпы. Некоторые узнавали в нем юношу, родившегося в Назарете в семье плотника. Другие слышали о силе его слов и приходили послушать его проповедь из любопытства. Но пока слава Иисуса ограничивалась только капернаумским берегом. За пределами этого рыбацкого селения никто еще не слышал о харизматичном галилейском проповеднике — ни Антипа в Тивериаде, ни Каиафа в Иерусалиме.
Но затем случилось нечто, из-за чего все изменилось.
Иисуса, стоящего посреди синагоги Капернаума и вещающего о Царстве Божьем, вдруг перебивает человек, которого евангелия описывают как «одержимого нечистым духом».
«Что Тебе до нас, Иисус Назарянин? — закричал этот человек. — Ты пришел погубить нас! Знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий».
Иисус тотчас же заставил его умолкнуть: «Замолчи и выйди из него».
В одно мгновение человек упал на пол, сотрясаясь в конвульсиях. Громкий крик вырвался у него изо рта. А потом он затих.
Все люди в синагоге пребывали в изумлении. «Что это? — спрашивали они друг у друга. — Что это за новое учение, что Он и духам нечистым повелевает со властью, и они повинуются Ему?» (Мк. 1. 23–28)
После этого молва об Иисусе не могла оставаться в пределах Капернаума. Новость о странствующем проповеднике распространилась по всей Галилее. В каждом городе и селении Иисуса встречали толпы: люди приходили не столько ради его проповеди, сколько ради чудес, о которых они были наслышаны. Если ученики в конце концов признают в Иисусе обещанного мессию и наследника трона Давида, римляне будут видеть в нем самозванца, претендующего на корону Царя Иудейского, священники и книжники почувствуют в нем угрозу своей власти, то для подавляющего большинства иудеев в Палестине — для тех, кого он, по его собственным словам, пришел освободить от угнетения, — он будет не мессией, и не царем, а еще одним странствующим чудотворцем и экзорцистом, то есть специалистом по изгнанию бесов, который ходит по Галилее и творит удивительные вещи.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.