3. Сохранение религии в рамках частной жизни

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Сохранение религии в рамках частной жизни

Еще один подход к религиозным раздорам дает людям возможность втайне считать свою веру истинной, проповедовать ее и вместе с тем утверждать, что религиозные убеждения – личное дело. Такие влиятельные мыслители, как Джон Роулз и Роберт Оди считали, что в общественно-политических дискуссиях мы можем отстаивать нравственную позицию, лишь опираясь на светский, нерелигиозный фундамент. Роулз широко известен настоятельными требованиями, чтобы религиозные взгляды, которые он называет «всеобъемлющими», были исключены из широкого обсуждения16. Недавно множество ученых и философов подписали «Декларацию в защиту науки и секуляризации», призывающую главу нашего правительства «не допускать религиозного влияния на законодательные или исполнительные акты17. В число подписавшихся вошли Питер Сингер, Э. О. Уилсон, Дэниел С.Деннет. Например, философ Ричард Рорти заявил, что вероисповедание должно оставаться строго частным делом и ни в коем случае не всплывать в обсуждениях общественной политики. Прибегать к аргументам, опирающимся на религиозные убеждения, – значит просто обрывать разговор, точнее, переводить его в русло, где его не может продолжать неверующий18.

Тем, кто считает этот подход дискриминационным с точки зрения религии, Рорти и его сторонники возражают, что подобная политика обусловлена чистейшим прагматизмом19. Против религии как таковой они ничего не имеют и не стремятся контролировать религиозные убеждения – до тех пор, пока они остаются личным делом. Но постоянно обсуждать религию на публике – значит возбуждать рознь и зря тратить время. Мнение, основанное на религии, считается сектантским и спорным, в то время как нерелигиозное обоснование нравственных взглядов воспринимается как всеобщее и доступное всем. Следовательно, публичные обсуждения должны быть светскими, а не религиозными. Безотносительно к каким бы то ни было откровениям свыше или конфессиональным традициям нам следует работать сообща над насущными проблемами нашего времени: СПИД, бедность, недостатки образования и т. п. Мы должны держать свои религиозные взгляды при себе и объединиться вокруг политики, которая наиболее «эффективна» для большинства людей.

Однако Стивен Л. Картер из Йеля возражает, что невозможно не учитывать религиозные взгляды, если речь идет о тех или иных нравственных суждениях.

Стремление вынести на публику обсуждения, в которых отсутствует религиозный компонент, неважно, какими бы продуманными они ни были, неизбежно подаст приверженцам организованной религии сигнал, что, в отличие от всех, только они должны вступать в общественный диалог лишь после того, как отложат в сторону нечто наиболее важное для них20.

Как может Картер делать подобные заявления? Начнем с вопроса о том, что такое религия. Кто-то скажет, что это одна из форм веры в Бога. Однако это определение не годится для дзэн-буддизма, приверженцы которого на самом деле вовсе не верят в Бога. Кто-то скажет, что это вера в сверхъестественное. Но это не относится к индуизму, приверженцы которого верят не в сверхъестественный мир за пределами материального, а только в духовную реальность в пределах эмпирической. Тогда что же такое религия? Это совокупность убеждений, объясняющих, в чем суть жизни, кто мы, на что должны тратить отпущенное нам время. Например, тому, кто считает, что материальный мир – единственный из существующих, что мы появляемся по случайности и после смерти просто исчезнем, самое важное – стараться быть счастливым при жизни и не позволять окружающим навязывать свои убеждения. Обратите внимание: хотя это не официальная, «организованная» религия, в ней есть основной сюжет, объяснение смысла жизни, а также основанные на них рекомендации о том, как следует жить.

Религия – это совокупность убеждений, объясняющих, в чем суть жизни, кто мы, на что должны тратить отпущенное нам время

Кто-то скажет, что это «мировоззрение», кто-то – «нарративная идентичность». Так или иначе, это совокупность убеждений и допущений, касающихся природы вещей. Это неявная, имплицитная религия. В широком смысле вера в какие-либо представления о мире и человеческой природе влияет на жизнь каждого человека. Все живут и действуют, исходя из некоей нарративной идентичности, неважно, размышляют они о ней или нет. Каждый, кто заявляет «поступай так» или «не делай этого», исходит из такой же имплицитной нравственно-религиозной позиции. Прагматики считают, что нам следует оставить укоренившееся мировоззрение и прийти к консенсусу насчет «эффективности», однако наши представления о том, что именно эффективно, обусловлены, пользуясь выражением Уэнделла Берри, нашими представлениями о человеческом предназначении. Любое представление о том, что значит быть счастливым, неизбежно основывается на глубоко укоренившихся верованиях о смысле человеческой жизни21. Даже самые секулярные прагматики садятся за стол переговоров, располагая накрепко усвоенными обязательствами и нарративными представлениями о том, что значит быть человеком.

Рорти утверждает, что убеждения, основанные на религии, мешают диалогу. Но все наши самые фундаментальные представления – это убеждения, которые почти невозможно оправдать перед теми, кто не разделяет их. Такие нерелигиозные понятия, как «самореализация» и «самодостаточность», точно так же остановят дискуссию, как ссылки на Библию22.

Заявления, которые их авторы считают исполненными здравого смысла, тем не менее, зачастую носят глубоко религиозный характер. Предположим, что мисс А. считает необходимым полностью устранить систему социальной защиты малоимущих ради «выживания наиболее приспособленных». Мисс Б. возражает: «Малоимущие имеют право на приличный уровень жизни – ведь они такие же человеческие существа, как и все мы!» Тогда мисс А. напоминает о том факте, что многие современные специалисты по биоэтике считают концепцию «гуманизма» искусственной и не поддающейся определению. Она добавляет, что не представляется возможным относиться ко всем живым организмам как к целям, а не средствам, и что каким-то из них все равно придется погибать, чтобы остальные могли жить. Просто так устроена природа. Если мисс Б. выдвинет прагматичный аргумент, согласно которому бедным надо помогать просто для того, чтобы общество лучше функционировало, мисс А. представит множество столь же прагматичных доводов, согласно которым возможность дать некоторым бедным умереть будет еще более эффективной. Мисс Б. уже злится. Сгоряча она выпаливает, что морить бедняков голодом попросту неэтично, но мисс А. вполне может возразить: «А кто сказал, что этика должна быть одинаковой для всех?» Мисс Б. остается только воскликнуть: «Не хотела бы я жить в обществе вроде того, которое описываете вы!»

В этой перепалке мисс Б. пыталась, по примеру Джона Роулза, найти универсально приемлемые, «нейтральные и объективные» аргументы, которые убедили бы всех присутствующих, что бедных нельзя морить голодом. И потерпела фиаско, потому что таких аргументов не существует. В конце концов мисс Б. заявляет о равенстве и достоинстве человеческих существ просто потому, что считает это правильным и справедливым. Она свято верит в то, что люди более ценны, чем камни или деревья, хотя не может научно подкрепить это убеждение. Ее предложения в области общественной политики, в конечном счете, основаны на религиозной позиции23.

Правовед Майкл Дж. Перри делает отсюда вывод, что «в любом случае идеалистической будет попытка создать непроницаемый барьер между нравственными рассуждениями, основанными на религии… и [светскими] рассуждениями в общественно-политических дискуссиях»24. Рорти и другие утверждают, что религиозный аргумент является слишком спорным, но Перри в книге «Под Богом? Религиозная вера и либеральная демократия» возражает, что секулярный фундамент нравственных позиций является не менее спорным, чем религиозный, и, кроме того, имеются веские доводы в пользу того, что любая нравственная позиция по меньшей мере имплицитно религиозна. Как ни парадоксально, настаивать на исключении религиозных суждений из общественных дискуссий – значит демонстрировать противоречивую «сектантскую» точку зрения25.

Когда вступаешь в публичную дискуссию, невозможно не вспоминать о своих убеждениях, касающихся абсолютных ценностей. Рассмотрим в качестве примера законы о браке и разводе. Можно ли разработать законодательство, которое все мы сочтем «эффективным» и не имеющим отношения к конкретным мировоззрениям? Вряд ли. Наши представления о том, что справедливо и правильно, – это фундамент, на котором строятся наши взгляды на смысл и цель брака. Если вы считаете, что брак нужен в первую очередь для того, чтобы растить детей для блага всего общества, тогда вы невероятно осложните развод. Если вы думаете, что цель брака – в первую очередь счастье и эмоциональная реализация взрослых, состоящих в нем, развод может значительно упроститься. В первом случае в основе лежит представление о процветании и благополучии человека, при котором семья гораздо важнее личности, что соответствует нравственным традициям конфуцианства, иудаизма и христианства. Во втором случае более индивидуалистический взгляд на природу человека основан на представлениях, характерных для эпохи Просвещения. «Эффективность» законов о браке будет зависеть от предшествующих им убеждений о том, какая человеческая жизнь может считаться полноценной и счастливой26. Объективный и всеобщий консенсус в данном случае невозможен. Хотя многие продолжают призывать к исключению религиозных взглядов из общественных дискуссий, все больше мыслителей, как секулярных, так и религиозных, признают, что сам этот призыв носит религиозный характер27.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.