Бог ли это?

Точнее, от «бога» ли мы этого ждем? Бог, которого я описывал, это бог в кавычках, бог, который существует в головах людей. Например, когда в главе 5 я сказал, что Яхве был сильным, но милосердным, я просто имел в виду, что его приверженцы считали его сильным, но милосердным. Нет особых причин полагать, что «где-то там» был бог, который соответствовал этим внутренним представлениям. Подобно этому, когда я говорю, что Бог демонстрирует нравственный прогресс, на самом деле я имею в виду, что представления людей о Боге движутся в сторону нравственного прогресса.

Разумеется, традиционного верующего эта мысль вряд ли вдохновит. И действительно, в итоге мировоззрение, о котором я говорю, сводится к своего рода шутке о хороших и плохих новостях для традиционалистов — христиан, мусульман и иудеев. Плохие новости состоят в том, что бог, который, как считалось, родился совершенным, на самом деле родился далеким от идеала. Хорошие новости — в том, что этот несовершенный бог вообще не бог, а всего лишь плод человеческого воображения. Очевидно, что для традиционного верующего все эти новости плохи.

Опять же традиционные верующие вступают в диалог, движимые большими надеждами на то, что древняя теология, сформировавшаяся за тысячелетие до того, как наука начала объяснять природу мира, переживет современный критический подход и останется невредимой. Есть люди, которые называют себя склонными к религиозности, или, по крайней мере — к духовности, и готовые довольствоваться малым. Они рождаются в научном мире, который не обеспечивает поддержки духовных исканий, им достаточно подтверждения, что эти искания отнюдь не безнадежны. В них есть что-то от Федора Павловича из «Братьев Карамазовых». Услышав от сына-атеиста, что нет ни Бога, ни бессмертия, он хмуро заключает: «То есть совершеннейший нуль или нечто?» И тут же продолжает допытываться: «Может быть, нечто какое-нибудь есть? Все же ведь не ничто!»

Есть ли нечто? Есть ли ничто? Есть ли какое-нибудь свидетельство хоть чего-нибудь? Любой признак, что жизнь — это не просто совокупность субатомных частиц: хоть какая-нибудь высшая цель, более глубокий смысл, пусть даже то, что можно назвать «божественным» в каком-либо из смыслов этого слова? Если подойти к духовному поиску со столь скромными надеждами, со смиренным скептицизмом современности вместо явной уверенности Древнего мира, тогда рациональная оценка ситуации может оказаться более возвышающей. Она может служить, как выразился бы Федор Павлович, хоть каким-то доказательством чего-то.

ЕСТЬ ЛИ НЕЧТО? ЕСТЬ ЛИ НИЧТО? ЕСТЬ ЛИ КАКОЕ-НИБУДЬ СВИДЕТЕЛЬСТВО ХОТЬ ЧЕГО-НИБУДЬ? ЛЮБОЙ ПРИЗНАК, ЧТО ЖИЗНЬ — ЭТО НЕ ПРОСТО СОВОКУПНОСТЬ СУБАТОМНЫХ ЧАСТИЦ: ХОТЬ КАКАЯ-НИБУДЬ ВЫСШАЯ ЦЕЛЬ, БОЛЕЕ ГЛУБОКИЙ СМЫСЛ?

Что можно было бы расценить как свидетельство высшей цели, действующей в мире? Прежде всего нравственное направление в истории. Если история естественным образом направляет человеческое сознание к нравственному просвещению, то независимо от замедленного или скачкообразного процесса развития он будет служить свидетельством тому, что во всем этом есть некий смысл. По крайней мере, в данном случае свидетельство будет более явным, чем в альтернативном — если история не имеет заметного направления или если она направлена вниз по наклонной, то есть человечество в целом становится все менее нравственным, более мстительным и нетерпимым.

Или вернемся к контексту, который у нас перед глазами: в той степени, в которой «бог» развивается, этот процесс является свидетельством — пусть и не значительным, но хоть каким-то свидетельством высшей цели. Следовательно возникает вопрос: если «бог» действительно развивается, причем развивается с упрямой настойчивостью, значит ли это, что пора подумывать об уместности кавычек? Иначе говоря: если в представлениях человека о боге фигурирует нравственный рост и если он отражает соответствующий нравственный рост самого человечества, и если нравственный рост человечества происходит от основных движущих сил истории, и если мы делаем вывод, что этот рост, следовательно, — доказательство «высшей цели», можно ли считать все это свидетельством существования бога?

Не будем опережать самих себя. «Высшая цель» — довольно смутное понятие, в которое можно вложить совсем иной смысл, нежели в бога, так как представления о боге относятся к традиционным[642].

О теологическом подтексте нравственно направленной истории мы поговорим в следующей главе, а в дальнейшем сосредоточим внимание на самой истории. Я попробую доказать, что в конечном счете, несмотря на периодические отступления, представления человека о божественном становятся более полными в нравственном отношении, что «богу» свойственно развиваться нравственно, потому что и само человечество нравственно растет. Я намерен утверждать, что причина в том, что обстоятельства, способствующие нравственному росту — размах и интенсивность движущих сил игры с ненулевой суммой, — со временем только усиливают влияние. Техническая эволюция (колеса, дороги, клинопись, алфавит, поезда, микрочипы) ставит все больше и больше людей в отношения с ненулевой суммой, в которых участвует все больше других людей, отделенных от первых постоянно увеличивающимися расстояниями, зачастую находящихся по другую сторону этнических, государственных или религиозных границ. Все это не гарантирует нравственный прогресс, но смещает вероятность в том направлении, а в дальней перспективе эта вероятность обещает выигрыш.

Центральное место, занимаемое упорным ростом отношений с ненулевой суммой в человеческой истории, предопределено самим двигателем культурной эволюции: ограниченность объема текста не позволяет мне развить этот аргумент. (Я сделал это в моей предыдущей книге «Nonzero» — «Отличный от нуля».) Однако это усиление фактора ненулевой суммы тем не менее будет очевидным в дальнейшем тексте книги, по мере продолжения развития Бога. В процессе развития Бога этот фактор будет первопричиной. Можно даже сказать, что он служит «инициатором» развития Бога, так как сохраняется вероятность, что само по себе усиление фактора ненулевой суммы приведено в действие чем-то еще — может, богом давних времен, как могли бы надеяться традиционалисты, а может, чем-то более абстрактным и современным в философском смысле слова, но уж, во всяком случае, гораздо более глубоким.

Но прежде чем мы продолжим изучать историю развития Бога, стоит уделить внимание древнему мыслителю авраамической традиции, который стремился и к тому, и к другому: рассматривать божественное абстрактно, как нечто вроде логики, действующей в истории, но таким способом, в котором сохранилось бы эмоциональное удовлетворение, свойственное традиционной религии. Этим мыслителем был Филон Александрийский.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.