Отец, Сын, Дух

Отец, Сын, Дух

Возьмем в руки Библию. В Библии Бог (Адонай, Иегова, Яхве, Саваоф — как хотите) говорит через пророка: «Ибо Господь, Бог ваш, есть Бог богов…» [Вт., 10: 17]; «Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель…» [Исх., 20: 5]. Что мы видим? В первой цитате Бог фактически сообщает о многобожии на небесах, о множестве именно богов, а не двойников, лжебогов и т. п. Наш Бог лишь стремится выделиться, возвыситься над ними: «Я — Бог богов!». Далее Бог, признавая наличие других богов, ревниво требует поклонения себе, а не им: «не поклоняйтесь, Я ревную, накажу!». И как теперь, при аутентично объявленном многобожии, понимать сотворение мира, его библейский вариант? Похоже, оно проходило при множестве советчиков. К тому же другие боги тоже были потенциальными творцами, иначе они не были бы богами. Кто из них творец, а кто самозванец? Если все творцы, то существование параллельных миров следует считать доказанным? Нет, конечно, ирония здесь не уместна — далее следует жесткая инверсия: «Видите ныне, что это Я — и нет Бога, кроме Меня» [Вт., 32: 39]; «Я первый, и Я последний и кроме Меня нет Бога» [Ис. 44: 6]. Всё поставлено на свои места. Но всё ли? Где Сын, предвечный Иисус? Где трансцендентальный Святой Дух? Вряд ли возможна логическая развязка этих противоречий.

Вернемся к завету Новому. Слава Богу — Отцу, и Сыну, и Святому Духу. Эта формула произносится верующими автоматически, без мыслей о конкретике и без связи с конкретикой. Три ипостаси единого Бога — Троица — были канонизированы в 381 году, на церковном соборе в Константинополе. Пояснений не последовало, догма пояснений не предполагает; лишь отмечено, что это объединение пониманию невозможно и не подлежит (основа познания в религии — вера). Во времена просвещенные конечно же последовала скептика, символ Троицы назывался и бессмысленным, и абсурдным. Лев Толстой, к примеру, писал, что он отвергает «непонятную Троицу». Другие монотеические мировые религии с составным главным божеством, индуизм например, охотно называют имена богов, вошедших в святой триумвират — тримурти: Брахма, Вишну и Шива — в общем равные между собой, самостоятельные божества. Распределены и сферы влияния между ними. Кстати, Вишну также имел земную (смертную) форму-аватару — Кришна. Есть и вполне серьёзные попытки провести лингвистическую связь имен Иисус и Кришна (помимо довольно тесной аналогии их рождения, детства, вплоть до избиения младенцев). Еще проще монотеизм в исламе — Аллах и пророк его Магомет, и выше Аллаха нет никого. Здесь уже во власти Аллаха все и вся. Ремарка: молодая, перспективная религия обошлась без путаницы. Магомет так и остался человеком-пророком, а Бог стал единым Аллахом, непонятный Святой Дух упразднен. То есть ислам взял все самое ясное из двух религий. Но увы, только жесткую, безграничную веру, без любви, проповедовавшейся Иисусом (отсюда, видимо, сегодняшние неприятности).

Христианство не определилось до сих пор в конкретике Троицы, хотя в последнее время в богословии все больше внимания уделяется вопросам соотношения веры и познания. Если все же приступить с обычной логикой к этой многовековой догме, что видится в первую очередь? Был ли ранее, не был ли, но стал с некоторых пор Иисус Христос вторым небожителем. Первого — Отца небесного Иисусова — христиане с неба не низвергали. Так же очевидны и непререкаемы семейные отношения между Отцом и Сыном. Сын до конца дней своих земных носил в сердце имя Отца — Яхве, это общеизвестно. «Я открыл имя Твое человекам» [Ин, 17: 6], — говорил он, завещая ученикам, первым христианам, безоговорочное служение Яхве. По семейному же старшинству Яхве руководил сыном Иисусом, отсылая его к людям и забирая обратно до поры. То есть в Троице все же старшинство, старший Бог наличествует, это Яхве безусловно. Далее — Дух Святой, философское понятие (оно же богословское), означающее невещественное начало в Троице. И здесь уже можно предполагать что угодно, в силу богословской фантазии. И в силу фантазии простого верующего. Но напомним для начала, что в арамейских текстах дух — ruah — женского рода и воспринимается как мать, так что в Троице по первоначалу легко проглядывалось Святое семейство — Отец, Мать и Сын. «Матерь моя — Дух Святой», — очень конкретно говорит Иисус в Евангелии евреев. Добавим из насквозь теоретического Евангелия от Филиппа: «Некоторые говорили, что Мария зачала от Духа святого. Они заблуждаются. Того, что они говорят, они не знают. Когда (бывало, чтобы) женщина зачала от женщины?» (17). При переводе на греческий язык, где слово «дух» среднего рода, уже потребовались богословские транскрипции, а уж в переводе на церковно-славянский тем паче. Известны в богословии усилия прп. Иоанна Дамаскина как-то объяснить суть Духа. Преподобный положился на свой разум и потому дал чисто антропоцентрическое понятие: «О Духе Святом; доказательство из разума. Для слова должно быть и дыхание; ибо и наше слово не без дыхания; было бы нечестием думать, что в Боге Дух есть нечто отвне привходящее… Дух Божий сопутствует Слову [его]… ни Отец никогда не был без Слова, ни Слово без Духа. … Святый Дух, происходящий из Отца … по образу исхождения».

Итак, изначально на небесах обозначились Отец, Мать и Сын. Скажем прямо — первый шаг к многобожию. Языческому, мягко выражаясь, предосудительному многобожию. Но перейдем к современным толкованиям и остановимся на самом сложном: Дух — это первоначало мира. С естествознанием, конечно, никак не вяжется. Можно постичь как нечто равное по степени влияния самому Яхве, который Вселенную все-таки создал и мир тварный и произрастающий, в том числе «человеков» да и Иисуса произвел. Выходит, поскольку Дух нематериален, старшим является Яхве, Бог живой, который создал человека по подобию своему и, следовательно, вполне представляем нашим воображением. Микеланджело нам в этом представлении помог. Собственно, Божье изображение все же существенно просочилось в живопись средних веков, несмотря на запрет. Однако материален ли Святой Дух или нет, но это все-таки третье божество из разряда старших (Григорий Богослов прямо называет Святой Дух Богом). И что-то надо делать с обрисовавшимся многобожием. Поэтому догматики, трудясь отчаянно над проблемой, неисповедимым способом объединили их в одно божество — Троицу. Насколько этот способ неисповедим, настолько и бесцеремонен: по сути, белое объявлено черным, и пререкания по данному поводу были просто запрещены. Концепция ориентирована на экстаз, а не на логическое мышление. Иисус на каноническом соборе в одночасье обратился в некую невзрачную ипостась, хотя четкое разделение и заметная ранжировка понятно высказаны им самим: «Тот, кто высказал хулу на Отца, ему простится, и тот, кто высказал хулу на Сына, — ему простится. Но тот, кто высказал хулу на Духа святого, — ему не простится ни на земле, ни на небе» [Ев. Фомы, 49]. Для полноты характеристики Святого Духа, запутавшегося между Отцом, Сыном и Матерью напомним, что именно он явился причиной разделения церквей на западную, принявшую т. н. филиокве (предположение, что Дух исходит и от Отца и от Сына) как догмат, и восточную, ныне согласную лишь на статус т. н. теологумена применительно к этому постулату.

Теперь приблизимся к реалиям. В настоящее время, к началу ХХI века, на планете насчитывают около пяти миллиардов народонаселения. В течение ХХ века наши предки в полном количественном и качественном составе отошли в мир иной. За предыдущие 19 веков (затронем только нашу эру, Христову пору) народу (душ человеческих) там скопилось невообразимо больше. Весь этот многомиллиардный контингент частью бедствует в девяти кругах ада, частью процветает на семи ярусах неба. Хорошо представлял весь иной мир Данте Алигьери и донес до нашего сведения, описав в своей «Божественной комедии». Отлично поработал в этом библейском направлении и такой же великий Иероним Босх. Неповторимое впечатление производят его художественные панно на темы рая и ада. Так что и верующие, и атеисты, и иноверцы (тем паче проклятые язычники) могут легко просмотреть вперед свое будущее по этим пособиям. Но речь к тому, что этот огромный параллельный мир обслуживают, не иначе, миллионные сонмы ангелов в Царстве небесном и миллионный же штат прислужников Сатаны в аду. Ангелов, среди них и серафимы, и херувимы, и архангелы (эти имеют даже имена), придется представлять как полубогов или младших небожителей. Полное их штатное расписание составлено Дионисием Ареопагитом. Да и многотысячный строй канонизированных святых следует чтить как полубогов. Многие из них — угодники, чудотворцы и победоносцы (не будем перечислять имена) — прямо и непосредственно курируют те или иные сферы нашего временного прозябания. Кто бережет от болезни, кто помогает в полевых работах, кто подстраховывает в военно-оборонительной мороке (также и в наступательной). И теперь вопрос: как же и чем же христиане отличаются от противных язычников в этом политеическом плане? Равно как и иудеи, не будем затрагивать мусульман. К тому же, спустя несколько веков, церковь принесет на алтарь веры несчетное количество человеческих жертв.

Но вдумаемся попутно, — полный абсурд заключен в самой концепции Царства небесного и ада. По идее они должны в настоящее время пустовать, поскольку заселение намечено лишь на конец света после Страшного суда (которые, к счастью, пока откладываются). Так благовестил Иисус. Надо думать, и геенна вхолостую чадит, и ангелы скучают в ожидании. Наверное, лишь канонизированные святые без суда и следствия прибыли в рай. В аду же вопят лишь десятки тысяч отлученных. Из наших — вся советская власть там, скопом отправленная Патриархом Тихоном еще в 1918 году. Несметному числу отлученных католическая церковь самолично устроила и суд, и ад еще на земле, руками инквизиторов.

Так вот, может быть, кто-то и спасовал бы перед этой обозначенной выше хронологической невязкой, только не церковные догматики. Найдено простое до гениальности решение: души умерших после вознесения Христова, т. е. давно уже, двадцать веков подряд, проходят процедуру частного Страшного суда. И по личному приговору Иисуса направляются по делам ихним в соответствующие пределы того света. Если представить евангельского Христа за этой каждодневной, из века в век, сумасшедшей работой (народ-то мрет ежесекундно), то ему можно посочувствовать. В реальном плане многомиллиардно-непомерный труд, и здесь догматикам след выдумать что-либо сверхъестественное, сверхскоростное, но это просто.

Вернемся к теории. В конце нашего света предусмотрен-таки всеобщий Страшный суд, для многомиллиардных масс душ повторный. Такую коррективу в новозаветную Христову эсхатологию внес русский монах Митрофан, непререкаемый церковный авторитет. Митрофан довольно детально прописал все процедурные вопросы частного и Страшного судов и расселения душ, оставим их в тексте оригинала — «Книге мертвых». Кстати, что бы пришлось сочинять Митрофану по поводу мытарств двух сотен душ святых, которых скаредный папа Павел VI лишил святости росчерком пера, т. е. просто вычеркнул из ревизского списка святых? В том числе и авторитетного по всей Европе и любимого в России Николу-угодника. В раю они, положим, остались, но как им, опозоренным полубогам, смотреть в глаза простым праведникам?

Интересно и другое, даже печально: как-то в стороне остались братья наши меньшие — невинные животные. Не подумали об их спасении ни Иисус, ни Митрофан. Мыслимая ли это жестокость по отношению к многочисленному тварному миру, созданному Богом? Немыслимая. Какой-то континуум в ином мире им не предусмотрен вообще, после палящего огня конца света. А ведь Яхве в свое время вспомнил о них, наказав Ною отвести в ковчеге два этажа под спасение всякой Божьей животины и зверя от потопа (увы, не без корысти: часть животных была «спасена» для «послепотопного» жертвоприношения). Нет у церкви последовательности в милосердии. Милость к животным, изначально не включенная в десять заповедей, и поныне отсутствует в морали человека. Этот воспитательный провал порождает чудищ. Но мы отвлеклись.

Продолжим обзор христианского пантеона. Речь о святой Марии. Святая дева Мария, мать Иисуса, — безусловное старшее божество. Настолько старшее, что в Италии ее культ будет посильнее, позначительнее культа самого Иисуса. В России снискала в веках великий авторитет икона Владимирской Богоматери, а также Казанской. Уже стало преданием, что зимой 1941 года икону Богоматери Владимирской вместе с Троицей Андрея Рублева, т. е. весь квадриум старших божеств христианских, советский истребитель пронес в небе над осажденной немцами Москвой. Штурм Москвы немцам не удался. Являлась Богоматерь и русскому воинству в 1914 году, в день ее Рождества. Святая Русь, по преданию же, — земной удел Матери Божьей. В общем, нечего доказывать, Мария безусловно соразмерна по величию Троице, мировых свидетельств тому тьма. И что теперь делать с единобожием? С декларированным монотеизмом христианства? Вопрос более чем открыт, зияет в сторону политеизма.

К тому же еще и Сатана, божество хоть и отрицательное, но всесильное, противостоящее, и временами успешно, всей Троице, а точнее, квадриуму. Сатана, князь тьмы, вседержитель ада, увеличивает собой число старших божеств христианских до цифры пять.

Заключая раздел, заметим, что проблема логичности триединого божества все же постоянно беспокоила и беспокоит богословов и теологов. Троица представлялась и в виде трех свечей, лиющих свет, и в единстве древа с его корнем, стволом и плодом, и т. п. Бл. Августин, весьма озабоченный этим вопросом, предлагал: «…Представляй себе, что и Сын не отделен от Отца, и Дух Святый от Сына, как неотделима мысль от ума». Попытку усмотреть логику в триединстве делали и современники, например Е. Н. Трубецкой. Черту подвел человек со стороны — теоретический механик, академик Б. В. Раушенбах (Вопросы философии, 11/1990). Все свойства Троицы, в том числе и нераздельность, и неслиянность, обнаружил в себе обычный вектор в трехмерной системе координат. Как всегда, гениальность в простоте. Наверное, спустя пару веков прогресса церковь примет это толкование как основное. Но как быть с Сатаной, который прямо по условной оси Бога-отца имеет отрицательное значение? Придется подразумевать и возможную взаимозаменяемость Святого Духа и Богоматери на соответствующей координате. В этом контексте помянем-таки известного теолога середины IV века Аэция. Образованный человек, знаток математики, Аэций также пытался выразить суть триединого божества с помощью геометрических фигур. Хотел определиться теолог если не в логике, так в математике.

Безусловно, современному великовозрастному конфирманту можно извернуться и с помощью математики осознать триединство. Или, в конце концов, просто принять как есть. Но зачем? Во имя антиязыческого единобожия? Как-то антагонизм монотеизм/политеизм или христианство/язычество современнику уже не представляется злободневным или принципиальным. И почему бы не принимать Христа как он есть — Бог (хоть все это и беллетристично для материалиста), имеющий право на единосущность? Есть ли смысл в нашей всепонимающей современности во имя проформы лишать индивидуальности, смазывать величие Отца, Матери и Сына? Да и Духа. Духа человеческого ли или Духа святости, заполняющего душу в храмах. Пусть Троица, но не ипостасей, а полноценных, уважаемых божеств. Может быть, Дух — это и есть то, что их объединяет (и соединяет с верующими).

Пост скриптум мы можем спокойно разобраться в сути дела. А суть удивительно проста. Праотцы церкви — Иустин (100–165), Татиан (ум. в 175), Пантен (ум. в 203) Климент Александрийский (150–215), Ориген (185–254), Александр Иерусалимский (конец II века-251) и др. были бы поражены оборотом дела, рационализацией Нового завета. При ближайшем рассмотрении рационализатором явился фактически один человек — Григорий Богослов. Григорий Назианзин (330–390 гг.) за свои речи и трактаты по догматике получил самое высокое звание — Богослов. Безусловно одаренным мыслителем был Григорий, но, по-видимому, и не совсем нормальным. Отмечается его повышенная склонность к рефлексии, углубленному самоанализу, поэтическая мечтательность. Склонный к мистике, одиночеству, он не был способен завести семью. Григорий буквально зациклился на постижении мудрости «недоступной логическим доводам». Знаменитый «певец Пресвятой Троицы» сумел увлечь своей идеей Василия Великого, его брата Григория Нисского — основателей «Каппадокийского кружка», а также Афанасия Александрийского, далее повлиявших на других отцов церкви. Проследим аргументацию Богослова в цитатах: «Я еще не начал думать об Единице, как Троица озаряет меня Своим сиянием. Едва я начал думать о Троице, как Единица снова охватывает меня. Когда Один из Трех представляется мне, я думаю, что Это целое, до того мой взор наполнен Им, а остальное ускользает от меня; ибо в моем уме, слишком ограниченном, чтобы понять Одного, не имеется больше места для остального. Когда я объединяю Трех в одной и той же мысли, я вижу единый светоч, но не могу разделить или рассмотреть соединенного света», — это прислушивание к себе для психологов. «Единица приходит в движение от Своего богатства, двоица преодолена, ибо Божество выше материи и формы; Троица замыкается в совершенстве, ибо она первая преодолевает состав двоицы. Таким образом, Божество не пребывает ограниченным, но и не распространяется до бесконечности. Первое было бы бесславным, а второе — противоречащим порядку. Одно было бы совершенно в духе иудейства, а второе — эллинства и многобожия». Собственно, аргументация «на пальцах»: вполне постижимая забота — как-нибудь уйти от «иудейства» и не примкнуть к политеизму и показать тождество Создателей Ветхого и Нового заветов (суетная гордыня). А чем аргументация Л. Толстого хуже? Но всему свое время. Церковный собор в Константинополе (не без яростных споров) утвердил высший догмат и избрал Григория Богослова епископом столичной кафедры. Далее «троичный» догмат превращался в канон, точнее — в «канон всех канонов». Мудрость «не доступная логическим доводам» по мере прогресса просвещения постепенно попадала в кавычки. Но назад пути не было, догмат, реализуя свою ущербность, развалил христианство, рикошетом расколол православие, не едина по этому поводу и современная паства.

Еще повторим: нет ни прямого, ни косвенного упоминания о Триедином Боге ни в Ветхом завете, ни в Новом, не видела надобности в Троице апостольская мысль, обошлись без «нелогической мудрости» и праотцы церкви. Отклонение от вероучения — это явный исторический запрос, явное и безусловное самовольство.

Мимоходом заметим, что если бы понадобилось не триединство, а четыреединство, оно было бы не хуже обосновано христианскими богословами и с таким же жаром стало бы защищаемым и воспеваемым, и эквивалентно абсурдным.