Жития небесных заступников
Жития небесных заступников
Если задаться целью подсчитать, сколько святых почитается в русской православной церкви, придется провести немалую работу. Полный христианский месяцеслов, как уже говорилось, насчитывает около 190 тысяч святых. В православном календаре поименно перечислены около 2500 святых. Помимо них церковь чтит большое число безыменных святых. Один из церковных авторов заметил, что "угодников божьих не только пересчитать, но и умом невозможно постичь".
В православном церковном календаре почти каждый день посвящен памяти какого-либо святого. И не одного. На некоторые дни выпадает празднование двух, трех, а порой и большего числа святых. Так, 3 февраля по ст. ст. отмечается память праведного Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы, благоверного князя Романа Угличского, пророка Азарии, мучеников Папия, Диодора и Клавдиана, мучеников Адриана, Еввула и Власия Кесарийского. 4 февраля праздник в честь преподобного Исидора Пелусиотского, великого князя Георгия Всеволодовича Владимирского, преподобного Кирилла Новоезерского, преподобных Аврамия и Коприя Печенгских, Вологодских, мученика Иадора, мученика Аврамия, епископа Арвильского, преподобного Николая Исповедника, игумена Студийского.
Но это еще не все. Есть дни, в которые отмечается память десятков, сотен, даже тысяч святых. Например, 4 января (ст. ст.) празднуется собор 70 апостолов, 28 сентября - память 84 разных угодников, 7 февраля (ст. ст.) - 1003 мучеников Никомидийских, 28 декабря отмечается память 20 000 мучеников, в Никомидии сожженных, а на следующий день, 29 декабря,-14 тысяч младенцев "от Ирода в Вифлееме избиенных".
В результате в церковном календаре только шесть дней в году (6 января, 2 февраля, 25 марта, 8 сентября, 29 ноября и 25 декабря по ст. ст.) не отмечается какой либо святой. Правда, в эти дни чествуются Иисус Христос, богородица, некоторые "чудотворные" иконы.
Верующие внимают речам проповедников, вознося молитвы "святым угодникам", испрашивая у них помощи в земных делах. Слего доверяя своим духовным пастырям, они не отдают себе отчета в том, кому в действительности возносят молитвы, кого считают своими заступниками и благодетелями.
Мы уже говорили о том, как создавались жития святых в раннехристианской церкви. Христианские агиографы дали волю своей фантазии, не останавливаясь перед заимствованиями, самыми откровенными выдумками, подлогом и фальсификацией. С принятием христианства на Руси все эти методы взяли на вооружение и русские православные агиографы. Уже упоминавшийся церковный историк Е. Голубинский признавал: "Нашим составителям житий не приходилось быть творцами или изобретателями, а только заимствователями из многочисленного собрания житий греческих.. Есть и такие жития, составители которых очень просто разрешают для себя задачу пользования, а именно: составляют жития посредством дословных выписок из других житий, идущих и нисколько не идущих к тем святым, жизнь которых описывают"{81}.
Жития святых преподносится верующим как абсолютно непогрешимый источник, как руководство к праведной и благочестивой жизни. Духовенство добивается бесприкословной веры своей паствы в то, что написано в этих сочинениях. Однако даже поверхностное ознакомление с ними дает возможность беспристрастному читателю убедиться в том, что жития насыщены невероятными, фантастическими историями, рассказами о чудесах, с которыми невозможно примириться с точки зрения здравого смысла. Достаточно обратиться к сочинению весьма далекого от атеизма историка В. О. Ключевского, специально занимавшегося исследованием житийной литературы. Даже православное духовенство отметило его работу как "классический труд в данной области, ничем и никем не заменимый". В. О. Ключевский наглядно показал, что представляют собой жития святых.
Так как первоначальные тексты целого ряда житий не сохранились, духовенство попросту домысливало истории этих угодников, фантазировало, вставляло в тексты житий наспех придуманные эпизоды, весьма сомнительные, неумело сфабрикованные чудеса. Все это закрепилось в текстах житий святых и, конечно, никто из православного духовенства не думал подвергать эго сомнению.
В подтверждение своих взглядов историк обращается к отдельным житиям. Рассматривая, например, житие св. Леонтия, епископа Ростовского, Ключевский отмечает: "Обращаясь к фактическому содержанию собственно жизнеописания, нельзя не заметить в нем прежде всего неопределенности, показывающей, что оно черпало единственно из смутного предания, не основываясь на письменном источнике, на летописи или на чем-нибудь подобном. Первая редакция почти ничего не знает ни о прежней жизни Ростовского просветителя, ни о времени его деятельности в Ростове, которую только по догадке, на основании других источников, относят к третьей четверти XI в."{82}
Итак, все жизнеописание св. Леонтия построено "на смутном предании". А можно ли считать людскую молву, различные слухи историческим источником? Конечно, нет. В. О. Ключевский делает вывод: "В древнейших источниках нашей истории... не сохранилось письменных следов памяти о св. Леонтии. Она, по-видимому, стала возобновляться и слагаться в сказание (разрядка наша. А. Б.)., почти сто лет спустя после смерти святого"{83}.
Примерно так же составлялось житие Елеазара Анзерского. Его составитель жил гораздо позднее самого святого, когда даже "никого из учеников пустынника не было в живых". В. О. Ключевский пишет: "Биограф дает понять, что до него жизнь Елеазара никем не была описана, что он собрал сведения о святом "точно от слышания"{84}. Что и говорить, источники, на которых основывается автор жития святого Елеазара, весьма ненадежны. Исторической недостоверностью отличается и житие Анны Кашинской. Оно изобилует фантастическими вымыслами, маловероятными историями. Это житие, как отмечает В. О. Ключевский, "скорее можно назвать риторическим упражнением в биографии: крайне скудные сведения об Анне автор так обильно распространил сочиненными диалогами и общими местами, что среди них совершенно исчезают исторические черты"{85}.
В XVII столетии по поручению казанского митрополита Лаврентия монах Свияжского Успенского монастыря Иоанн написал житие казанского архиепископа Германа, основавшего этот монастырь. Как отмечает В. О. Ключевский, это житие "скудно известиями", и сам автор жизнеописания Германа признавал, что многого не знает о святом, "не нашел никого из современников его", "темное облако забвения покрывает память святого"{86}. О какой же исторической достоверности жизнеописания Германа может идти речь, если автор жития не располагает почти никакими сведениями о жизни архиепископа? Естественно, он вынужден был дать волю фантазии, прибегнуть к вымыслу, использовать случайные, непроверенные данные.
Подобными методами должен был действовать составитель жития св. Кирилла Челмского, некий священник Иоанн. "Сообщая две-три биографические черты о Кирилле и на-зывая его братом Корнилия Комельского, Иоанн признается, что больше ничего не знает о святом...",- пишет В. О. Ключевский. Чего же можно требовать от автора жития при наличии подобного "фактического" материала? Как можно принимать такое жизнеописание за исторически достоверное?
Десятки различных жизнеописаний святых анализируются в книге В. О. Ключевского, и во многих случаях автор приходит к выводу, что их нельзя рассматривать как исторические источники. Сплошь и рядом они основываются "на смутных преданиях", составляются много лет спустя после смерти того или иного святого, а следовательно, их авторы довольствуются слухами, легендами, людской молвой. Составители житий достаточно свободно используют все эти смутные предания, без зазрения совести вносят различные добавления и, конечно, обильно снабжают свои писания разного рода чудесами.
В. О. Ключевский, например, устанавливает, что в житие св. Прокопия Устюжского в списках XVII в. к чудесам, описанным в XVI в., "прибавлен ряд новых чудес". Точно так же "новые чудеса" вписывались и в другие жития позднейшими переписчиками. И хотя духовенство даже в мыслях не держит подвергнуть сомнению чудеса, якобы происходившие со святыми, В. О. Ключевский признается, что "в большей части житий не находим следов церковной официальной проверки записанных в них чудес"{87}.
Историк делает справедливый вывод, что целый ряд жизнеописаний святых - это своеобразные литературные произведения, в которых известную роль играют определенные литературные приемы. В них сплошь и рядом выведен обобщенный образ святого, лишенный конкретности и шествующий из одного жития в другое. Этим и объясняется, что многие факты из жизни одного святого встречаются в жизнеописании другого, многие чудеса повторяются в разных житиях. "Все лица, жизнь которых описана в житиях, сливаются перед читателем в один образ, и трудно подметить в них особенности каждого, как по иконописным изображениям воспроизвести портреты: те и другие изображения дают лишь образы без лиц. И в древнейших и в позднейших житиях неизменно повторяется один в тот же строго определенный агиографический тип"{88}.
Некоторые жития совпадают настолько, что не остается сомнения в том, что одно просто переписано с другого. Житие Андрея Перекопского повторяет житие Александра Свирского. Житие Прокопия юродивого списано с жития Андрея юродивого цареградского и т. д.
Удивительное сходство в жизнеописаниях разных святых, а также их сходство с раннехристианскими житиями не могло, конечно, пройти мимо внимания богословов. Подобные факты ставят под серьезное сомнение правдивость, достоверность житийной литературы, что весьма нежелательно для церкви. Волей-неволей она вынуждена признать эти факты и попытаться дать им объяснения. "Действительно при первом знакомстве с житиями, как с грековосточными, так и нашими, исследователю бросается в глаза частое повторение одних и тех же фактов в различных житиях,- пишет православный богослов А. Яхонтов.- В большей части житий схожие факты передаются с некоторыми изменениями, в вариантах, так что здесь нетрудно прийти к заключению, что все это - наполовину общие места житий и наполовину черты легендарного характера"{89}.
К этому признанию православного богослова вынудили факты, от которых нельзя ни уйти, ни отмахнуться. И он подтверждает, что "во многих житиях встречаются следующие эпизоды.
а) чудесное предсказание славной будущности еще не родившемуся ребенку - представляющее вариант благовещения;
б) святой еще в детстве обнаруживает необыкновенную мудрость и благочестие; мудрость ребенка удивляет всех его окружающих - фраза делается стереотипною во множестве житий;
в) затем чудеса, весьма важная и почти существенная часть многих житий, совершаемые при жизни святых; все более или менее близкие варианты чудес Христа Спасителя;
г) наконец, почти в каждом житии есть эпизод об искушениях святого дьяволом,- опять евангельский эпизод в весьма разнообразных вариантах"{90}.
И вот чем это объясняется: "Указанные заимствования по преимуществу являются в житиях, составленных не очевидцами подвигов святого, а в значительно позднее время по его смерти, что весьма понятно. Неясные воспоминания о подвигах смешивали его деяния с вычитанными подробностями биографии другого подвижника, а так как совершенное отсутствие критики не давало возможности проверять известия, то все они и помещались в житии"{91}.
Это признание представителя православия подтверждает, что в житиях святых много моментов, которые сводят на нет утверждения церковников об исторической достоверности литературы о святых. Конечно, нельзя отрицать, что в житиях в ряде случаев мы встречаемся и с действительными историческими фактами, однако зачастую искаженными и специально "обработанными" агиографами.
Советские исследователи, специально занимавшиеся изучением и анализом житийной литературы, отделяют в ней те исторические факты, которые отразили действительные события от вымышленных. Так, историк И. Будовниц, скрупулезно рассмотрев жития святых, пришел к выводу, что житийная литература может быть использована как источник при изучении социально-экономических и политических отношений в древней Руси, а также при изучении быта, трудовой деятельности населения того времени и т. п. в том случае, если к ней подходить строго аналитически и выявить лишь те места житий, которые могут помочь историкам изучить далекое прошлое нашей страны{92}. В целом же жития нельзя рассматривать как безусловно достоверный исторический источник, что пытаются делать богословы.
Знакомство с житийной литературой позволяет определить и некоторые другие общие для всех житий святых моменты. К какому бы жизнеописанию святого мы ни обратились, мы найдем в нем характерные черты христианской проповеди, которые определяют идейную направленность всей христианской житийной литературы. Утверждая веру в будущее загробное существование, в небесное воздаяние, жития святых проповедуют презрение к окружающему миру, прославляют удаление от "суетного", "исполненного нечистых пахарей" "погибельного" мира. Православные авторы с удовлетворением отмечали действенность подобных проповедей. "Благочестивые мужи древней Руси, - читаем мы в писании А. Яхонтова,- внимали с благоговением аскетическим наставлениям своих духовных руководителей и сами становились в отношении других проводниками тех же аскетических идей. Пастыри считали долгом воспитывать на них своих духовных чад. Вообще с какой бы стороны ни смотрели на мир и жизнь человека, аскеты всегда видели здесь только один мрак, одни бесполезные страдания, и жизнь человека казалась им чрезвычайно жалкою и плачевною"{93}.
Православные сочинители, повествуя о жизни святых, вкладывали в уста своих героев дидактические поучения, наставления, вразумления верующим, которые, как правило, сводились к требованию отказа от земных благ, радостей земной жизни, мирских интересов во имя получения "божьей благодати". По замыслу духовенства эти поучения в устах святых должны были казаться особо весомыми и воздействовать на верующих гораздо сильнее обычных церковных проповедей. Церковники приводили евангельское изречение: "Уста праведного каплют премудрость" (Притчи Х,31). И это, по их мнению, лучшая оценка "мудрых советов", "священных заветов", которым должны следовать верующие, если они желают "пользы своей душе"{94}.
В своей книге "Жития святых, как образовательно- воспитательное средство" дореволюционный богослов А. Яхонтов отмечает, что житийная литература издавалась большими тиражами в дешевом издании и доступном изложении. Она должна была найти читателя на городской окраине, на селе, "в народе". Именно на народные массы рассчитывала церковь, рисуя портреты "народных заступников", "небесных покровителей". Потому-то в житиях почти всегда можно обнаружить такие, например, моменты, как помощь святого больным, неимущим, простым труженикам и осуждение богатства, роскоши и т. п. Церковь пыталась сделать святых близкими народу. Ведь вера в святых, по замыслу духовенства, должна была крепче связать людей с религией. Святые должны были войти в дома верующих как незримые надзиратели за жизнью людей, чтобы человек всегда чувствовал зоркий глаз "небесного покровителя" и остерегался нарушить предписания духовных пастырей.