Глава 19. Башня Шамбалы

Глава 19. Башня Шамбалы

Мы остановились.

— Может, покурим? — предложил Селиверстов.

— Давай! — согласился я.

Мы достали сигареты, легли на редкую травку и закурили. Все завороженно смотрели на сияющую пирамиду священного Кайласа. Наступила тишина. Даже ветер как бы стих.

— Фью, — раздался звук выдуваемого дыма.

— Почему ты, Сергей Анатольевич, так громко выдуваешь? — задал вопрос Рафаэль Юсупов.

— Вроде как не громко, — сконфузился Селиверстов.

— Нет, громко.

— Неужели?

— Да.

— А что тут плохого?

— Существует, так сказать, культура курения, — Рафаэль Юсупов поднял палец. — Даже заплеванный бычок от сигареты «Прима» можно курить культурно. Курение — оно носит ритуальный характер, когда человек, наслаждаясь дымом, выпускает его кольцами и любуется ими.

— Чем любуется? — Селиверстов опять громко выдул дым.

— Кольцами.

— А-а…

— Необходимо, — продолжал Юсупов, — слегка задержать втянутый в себя дым, чтобы он… — Впитался что ли?

— Ну… чтобы организм мог поглотить ароматические элементы, ради ощущения которых и совершается ритуал курения. Поэтому…

— Извините, Рафаэль Гаязович, — перебил Селиверстов, — о каких ароматических веществах может идти речь при курении заплеванного бычка сигареты «Прима?». Он, этот поганый бычок, навозом пахнет. А ведь курит его колхозник, курит! Понятно, что колхозник всю жизнь с навозом работает и запах его, навоза, становится родным для него. Но тогда, извините, можно навоз в самокрутку завернуть и курить! Но ведь не курит колхозник навоз, не курит, а заплеванный бычок предпочитает. Почему? Позвольте Вас спросить, Рафаэль Гаязович!

— Вы, Сергей Анатольевич, не понимаете того, что ароматические элементы сигареты не только через запах передаются. Запах — это дело второе!

— А что первое? Никотин, наверное?! Я понимаю, что в на возе никотина нет, потому что коровы, извините, не курят. Поэтому колхозник его и не курит, а бычок предпочитает, чтобы никотин его, бычка, — впитать. Никотиновым наркоманом является колхозник!

— Почему только колхозник? — вставился некурящий Равиль.

— Можно курить и сено, — не обращая внимания на слова Равиля, продолжал Селиверстов, — но его, сено, пусть коровы едят и в навоз превращают.

— Вы что, Сергей Анатольевич, думаете что бычки… ой… что сигареты «Прима» из навоза с добавкой никотина делаются? — с усмешкой спросил Рафаэль Юсупов, красиво выдув дым.

— Из травы делаются. Но добавки навоза точно присутствуют.

Вот только для чего его туда добавляют? Для адаптации к условиям деревни, что ли? Тогда бы лучше назвали эти сигареты не «Прима», а «Деревенские» или «Колхозные». Справедливее было бы.

— Вы, Сергей Анатольевич, ничего не понимаете в ароматах.

Ароматы или амбрэ…

— Чего-чего?

— Амбрэ.

— А-а…

— Ароматы ольфакторным путем способны воздействовать на некоторые структуры мозга, прежде всего на амигдалогиппокампальный комплекс, вызывая ассоциации, приятные для человека. Ради этих ассоциаций, воспринимаемых лишь подсознательно, и курит человек, — заявил Юсупов.

— Извините, Рафаэль Гаязович, какие ассоциации может вызвать аромат или, как его…

— Амбрэ.

— Амбрэ, исходящее от колхозника, выкурившего заплеванный бычок сигареты «Прима»?

— Ассоциации могут быть внешними и внутренними…

— Ассоциация здесь одна — навоз, — отрезал Селиверстов.

— Не все так однозначно!

— У современных женщин, особенно у этаких фифочек, которые с жиру бесятся, в моду вошли страшно дорогие духи с запахом прелого сена. Я с одной такой фифой дружил… Но как она помазалась такими духами, то сразу ассоциация возникла…

— Какая?

— С навозом! — утвердительно сказал Селиверстов. — Да еще и кладовкой подпахивало.

— Кладовкой?

— Да. Вы нюхали, Рафаэль Гаязович, кладовку?

— Ну, нюхал.

— Чем она пахнет?

— Кладовкой.

— Кладовка, — Селиверстов поднял указательный палец, — пахнет старостью. Эти зажравшиеся дамы до такой степени дури дошли, что стали запах старухи модным считать… да еще и вперемешку с запахом навоза. А ведь молодая та фифа была, очень молодая! А как кладовкой запахла… вперемешку…

— Ты ушел?

— Ушел.

— Кстати, — заметил Юсупов, — мужчины курят из-за женщин.

— А это почему?

— Когда некурящий мужчина сидит рядом с курящей женщиной, то он себя импотентом чувствует. Как только мужчина закуривает, то это чувство проходит.

— Вы это по себе знаете, что ли, Рафаэль Гаязович?

— Ну… ароматы сигареты, воспринимаемые подкоркой, возбуждают многие центры, в том числе и… Кроме того, притупляется неприятное восприятие курящей женщины, от которой пахнет…

— Навозом, что ли?

— Женщины дешевые бычки не курят!

— Втихаря покуривают…

Наступило минутное молчание. Чувствовалось, что друзья исчерпали эту тему.

А высоко над нами в небе сверкала пирамида священного Кайласа, которую тибетцы называли Башней Шамбалы.

— Давайте еще по одной засосем! — раздался голос Селиверстова — Закурим, имеете в виду? — переспросил Юсупов.

— Да.

— Только вы, Сергей Анатольевич, дым выдувайте, пожалуйста, изящнее!

— Здесь разреженный воздух!

— Ну и что?

— Дуть сильнее приходится. В Уфе буду слабее дуть, там воздуха много.

Священная Башня

Я продолжал смотреть на священный Кайлас. Я чувствовал, что мое подсознание при виде этой самой священной (я не побоюсь этого слова!) пирамиды сильно радуется — ведь именно оно привело меня сюда. Но оно, мое подсознание, раз за разом подсказывало мне, что эта гигантская пирамида была построена не для нас — земных телесных людей — она была построена для… для… О, как многого я не знал тогда! Я даже и представить не мог, что вскоре в моем лексиконе появится термин «Новый Человек».

Я лежал и думал о том, что эту гигантскую пирамиду, построила, наверное, Шамбала-многоликое сообщество Лучших из Лучших, которое живет по истинным божьим законам и которое, к тому же, опекает все остальные формы земной жизни, в том числе и нашу, являясь стержнем жизни на Земле. Им для чего-то и была нужна эта… Башня Шамбалы.

Я присмотрелся к вершине Кайласа и вспомнил, что «старший человек» пещеры Харати говорил, что там, на вершине, находится третий вход в подземелья Кайласа, и что никто не имеет права взойти на его вершину, потому что там могут пребывать только Боги.

Я вспомнил слова ламы Кетсуна Зангпо о том, что на вершине Кайласа есть площадка. Тогда я еще не предполагал, что вскоре нам удастся логическим путем рассчитать размеры и форму этой площадки и что этот расчет поведет нас в новые экспедиции по миру по следам «корабля древних».

Я вспомнил двух тибетцев, которые стояли на холме и смотрели на запад, в сторону Кайласа, пытаясь уловить свечение, исходящее от священной горы. Затем всплыли лица немецких паломников, видевших таинственное свечение, исходящее от Кайласа, а также вспомнилась история о загадочных глазах в небе, которые видел Сергей Анатольевич Селиверстов.

— Легендарный камень Шантамани! — прошептал я. — Внутри пирамиды Малого Кайласа он находится! Но никто из людей не может достичь его, никто не сможет овладеть им и стать Владыкой Мира!

Я пристально вглядывался в четкую пирамидку Малого Кайласа. Она была белая и как бы светилась на фоне неба. Мне показалось, что камень Шантамани наблюдает за нами.

Я вспомнил монаха из монастыря Чу-Гомпа и его рассказ о Добром Боге Тиуку Точе, который вернулся и сейчас живет на священном Кайласе, определяя наступление «хороших времен». А также я вспомнил из его рассказа, что возвращение Бога Тиуку Точе сопровождалось сильным свечением камня Шантамани.

Необъяснимое

Я смотрел и смотрел на Башню Шамбалы.

Завороженно смотрел… Я уже понимал, что мир значительно сложнее, чем мы думаем. Но меня удивляло то, что люди, почему-то, считают мир, в котором мы живем, простым и понятным. Они, люди, не думают о параллельных мирах, не думают о Шамбале, не думают о подземном мире и многом другом, а относятся к среде своего обитания примерно так же, как домашняя кошка считает всем миром квартиру, в которой она живет, ощущая себя при этом полновластной хозяйкой, слугами которой являются большие двуногие существа, называемые людьми, призванные кормить хозяйку — кошку, стоит только ей погромче мяукнуть. Люди почему-то считают, что могут все объяснить, поскольку они знают все, и в этом угаре всезнайства, они доходят до такого абсурда, как археологическое объяснение строительства пирамид «бесколесным» рабовладельческим обществом полудиких людей.

Люди даже ставят идиотские эксперименты по «пирамидостроительству» полудиким способом, или выдают какой-нибудь пресловутый черепок за мировое открытие, лишь бы можно было объяснить все «по-чело», «научно», в пределах существующего уровня знаний, чтобы никогда не признаться в том, что в мире существует еще и необъяснимое… пока необъяснимое, и что это необъяснимое надо воспринимать как существующую реальность, самую натуральную объективную реальность, а не фантазию. Люди до такой степени влюблены в себя и до такой степени пропитаны грехом «считать себя Богом», что не могут воспринимать того, что в мире в реалиях существует необъяснимое, и существует только на том основании, что человек — не Бог, а всего лишь продукт божьего замысла. Но, наверное, так хочется считать себя… пусть не Богом, но хотя бы всезнайкой!

Люди так влюблены в «машину», называемую Телом, которая подарена им Богом, что напоминают чокнутого автолюбителя, вся жизнь которого посвящена любимому автомобилю, а верчение «баранки» воспринимается им как высшее человеческое достоинство.

Люди дошли даже до того, что вот уже много лет не могут отойти от объяснения предназначения монументов древности как всего лишь гробниц для царей, поскольку его царское «тело-машина» было так ценно, так ценно… что надо было воздвигнуть аж «пирамиду Хеопса», чтобы увековечить эту неказистую и плохо работавшую «машину», некогда зародившуюся в утробе скучающей от земной жизни матери и на мгновение переборовшего импотенцию отца-царя. Люди доходят до абсурда, пытаясь все объяснить, и никак не хотят воспринять, что для них, трехмерных людей, создан всего лишь трехмерный — сравнительно примитивный — мир и что нельзя смотреть на все мироздание «трехмерным взглядом», и, тем более, нельзя ставить знак равенства между монументами древности и пресловутыми гробницами… мы ведь не делаем гробниц для своих автомобилей! К тому же мы не Боги, чтобы знать все, и для нас, простых трехмерных людей, существование Необъяснимого должно быть нормально, совершенно нормально. И надо иногда признаваться, сказав себе, что это необъяснимо! А если Вы ученый, то взять да и написать в научной статье, наперекор мнению ученых авторитетов, что данный факт по современному уровню знаний можно считать необъяснимым. Это будет, по крайней мере, честно.

Любопытство

Я смотрел и смотрел на священный Кайлас — Башню Шамбалы. Прямо-таки сверлил ее, Башню, взглядом. Сильно сверлил. Я, конечно же, хотел понять ее предназначение. Но не понимал. Ни на грамульку не понимал! Но хотел. Очень хотел. Я был, в сравнении с Башней Шамбалы, маленьким-маленьким, никчемным-никчемным… Но я был человеком. И, как человек, конечно же, обладал любопытством, которое, конечно же, хотел удовлетворить. Город Богов так протряс меня, Долина Смерти так поколотила меня, что я, наверное, стал кое-что понимать в этой жизни. Я наконец-то осознал, что именно любопытство, которое привело нас сюда, есть чувство, возбуждаемое Необъяснимым и Непознанным, и является истинным стимулятором прогресса. Я бы даже назвал Любопытство Главным Чувством человека, поскольку именно оно, это страстное чувство, порождающее бесконечные «Почему?», реализует человека, как самопрогрессирующее начало.

О, как важно почаще задаваться вопросом — «Почему?!». Но также очень важно понять, что Создатель установил границы познания в виде прозрачных и невидимых преград Пространства, разделяющих параллельные миры и ограничивающих любопытство человека. Наше любопытство — любопытство трехмерных людей — может реализоваться только в пределах знаний, вложенных Создателем в трехмерный мир, и никогда не реализуется на уровне знаний четырехмерного мира. Для того чтобы овладеть знаниями четырехмерного мира, надо стать… извините, четырехмерным человеком.

А Бог, я думаю, предусмотрел возможность перехода человека из одного мира в другой. Мы ведь в череде наших бесконечных жизней, наверное, меняем тела «как перчатки», и… когда-нибудь Бог «подарит» нам четырехмерное тело, и тогда для нашего любопытства откроются безбрежные просторы нового, более сложного мира, где мы начнем удовлетворять, удовлетворять и удовлетворять свое безбрежное любопытство… в этом странном поначалу мире. И, где-то в глубине души, мы будем радоваться тому, что в ставшем уже далеким трехмерном мире ты, человек, смог все же, порой чертыхаясь и негодуя, сохранить чистоту своей души и старался привить им, уже далеким трехмерным людям, принципы жизни с Чистой Душой в противовес всевластию Жадности и Зависти. И там, в этом странном четырехмерном мире, ты, наверное, погладишь свой четырехмерный животик и с удовлетворением отметишь, что… все-таки люди здесь какие-то не такие, со странными, по-детски чистыми глазами и… что они радуются новому человеку… пришельцу из трехмерного мира… потому что он смог выдержать там, в темном трехмерном мире, испытание Жадностью и Завистью, от которых четырехмерное человеческое общество давно уже освободилось; да и жить здесь легко… с Чистой Душой… не то что там, в трехмерном мире, где человек с Чистой Душой кажется «белой вороной».

Я все продолжал смотреть на Башню Шамбалы.

— Как жаль, что я не человек Шамбалы! — просквозила мысль.

Я встал с земли. Я понимал, как-то легко понимал, что я не Лучший из Лучших. Я всего-навсего имел право надеяться, что когда-нибудь, через много-много жизней… может быть… может быть… если я… смогу… быть чистым Душой…

Я подумал о том, что люди Шамбалы, наверное, настолько совершенны, что могут переходить из одного мира в другой и обратно, что своей Силой Мысли они смогли построить Город Богов с Башней Шамбалы в центре…

— А ведь Башня Шамбалы построена не только в одном мире, а сразу в нескольких параллельных мирах! — чуть было не воскликнул я. — Они, люди Шамбалы, имеющие способность жить попеременно в нескольких параллельных мирах, в период строительства Башни Шамбалы, говорили, наверное: «Ну, что ж! Строительство трехмерной Башни мы закончили, давайте приступим и к строительству четырехмерной Башни».

Я пристально смотрел своим трехмерным взглядом на трехмерную Башню Шамбалы. Я понимал, что увидеть четырехмерную Башню я не смогу. Но мне хотелось. Но… я не мог, поскольку… я был трехмерен, одетый в трехмерный анорак… с трехмерной сигаретой в зубах.

Я ждал. Страстно ждал… что скоро появиться мысль. Я надеялся, что мысль все же появится. Я только боялся того, что эта мысль будет расплывчатой, требующей дальнейших исследований, а не финальной, конечной, когда с удовлетворением можно поставить точку.

Так оно и случилось — мысль появилась, но оказалась расплывчатой и… очень и очень странной… с какими-то грандиозными оттенками. Я даже хотел отбросить эту мысль, но, к счастью, не стал делать этого.

Ген Жизни?

А суть этой мысли состояла в том, что Кайлас (или Башня Шамбалы) есть, прежде всего, штамп, по которому создавался Ген Жизни.

— Ген Жизни! Ген Жизни! — начал я повторять раз за разом про себя.

Как ученый-медик, я хорошо знал, что каждая клетка человека и других живых организмов имеет в своем генетическом аппарате так называемый ген апоптоза (или ген программированной гибели клетки, или Ген Самоубийства, или Ген Смерти) и антиапоптотический ген (Ген Жизни). Если включается Ген Смерти (апоптоз), то в клетке начинается фатальный отсчет времени, который приводит к ее гибели. Если включается Ген Жизни, то эффект запрограммированной Смерти отключается, и в этом случае, здоровая клетка продолжает жить, а больная клетка начинает выживать, выживать и, в конце концов, превращается в здоровую клетку.

Ученые всего мира изучают эти два гена, и в этом есть большой резон; если, например, удастся включить Ген Смерти в раковых клетках, то опухоль погибнет.

Я опять уселся на землю. Закурил новую сигарету. Стал думать. В то время я уже знал, что, по данным двух гениальных российских ученых П. П. Гаряеваи Г. Г. Тертышного, генный аппарат клетки несет всего лишь 10% всей информации организма, а остальные 90% приходятся на биополе и, видимо, на внутрии внеклеточную воду.

— Так, так… — стал я анализировать, — информация, вложенная в человека Создателем, находится в трех составляющих его тела: генах, воде и биополе. Но что-то должно объединять эти разрозненные источники информации! Что же?

Меня стала нервировать эта расплывчатая и, в принципе, нелепая мысль о том, что пирамидоподобная конструкция Кайласа есть штамп, по которому загадочная Шамбала создавала Ген Жизни. Все плавало в голове, безобразно и противно плавало. Я даже заерзал. Потом я собрался и опять стал анализировать.

Внутренне я был вполне согласен с тем, что базовая (определенная Создателем) информация находится в генах, воде и биополе, но не мог найти объединяющее начало этих информационных структур.

— Что же? Что же их объединяет? — думал я.

Все подчиняется Времени

И тут я вспомнил Долину Смерти и то, как меня и мою жизнь анализировала думающая субстанция, исходящая от Зеркала Царя Смерти Ямы.

— Время! Энергия Времени объединяет все три информационные структуры живого организма! — чуть не вслух воскликнул я. — Объединяющая информация находится в Энергии Времени!

Именно в Энергии Времени заложено не только то, что отмеряет минуты, часы, дни и годы земной жизни, но и то, что… в какой-то момент начинается фатальный отсчет в сторону неминуемой смерти, когда включается ген апоптоза в клетках, чтобы они, клетки, постепенно и самопроизвольно умирали, все затягивая и затягивая в смерть весь организм, состоящий из клеток. Все — будь то гены, будь то вода, будь то биополе, — подчиняется Времени! Какая же мощь заложена во Времени! Почему именно Время, почему именно оно…? Почему?

Мой мозг раскалился, Я снова закурил, не обращая внимания на намеки ребят, что, вообще-то, пора идти.

— Откуда у Времени столь колоссальная информационная мощь? — раз за разом задавался я вопросом. — Это неспроста!

Неспроста! Что-то грандиозное и… связанное со знаниями религий. .. заложено здесь. Но что? Что?!

В этот момент я хлопнул себя по лбу и громко сказал:

— Дурак! Какой же я дурак!

— Почему? Заблудились, что ли? — отозвался Селиверстов. — Ты вроде хорошо идешь по азимуту. Прямо. Чо еще надо?!

— У любого человека иногда наступают моменты самобичевания, — послышался голос Рафаэля Юсупова. — Кстати, это хороший признак. Человек, бичующий себя, не бичует других. Вот если бы Вас, Сергей Анатольевич, обозвали дураком, Вы бы обиделись?

— Обиделся бы.

— А если бы Вы сами обозвали себя дураком, то Вы бы никогда не обиделись на себя. Так ведь?

— Так. А к чему это?

— А к тому, что иногда очень полезно назвать себя дураком, — Рафаэль Юсупов пристально посмотрел на Селиверстова поверх очков.

— Вы на что это намекаете? — насупился Селиверстов.

— Не намекаю.

— Нет, намекаете!

— Нет, не намекаю.

— Здесь ведь и обидеться можно…

— На что?

— На то.

— На что это — на то? Я ведь Вас, Сергей Анатольевич, не назвал…

— Еще бы назвал…

— Объясняю, — Юсупов сделал миролюбивое движение рукой. — Называть себя дураком полезно с профилактической точки зрения.

— Чтобы не стать дураком, что ли? — Селиверстов искоса посмотрел на Юсупова. — Какая такая профилактика?! Нет профилактики от дури! Дураками рождаются!

— Бывают и приобретенные формы…

— Я вон знал дурака одного, Кольку. Так он, как родился дураком, так и живет им, — поделился жизненным опытом Селиверстов.

— Кем живет?

— Дураком.

— Так он, этот Николай, никогда, наверное, не называл себя дураком? — с ехидцей в голосе спросил Юсупов.

— Не припомню. Глупости говорил только. Чушь порол с умным видом, да еще активно так порол! Он, Колька, вообще считал себя умным, даже поучал, но тупо, — вспомнил Селиверстов.

— Очень тупо! Бежать от его тупости хотелось, чтобы в пивной примитив не превратиться. Пиво он любил, Колька-то!

— Пиво, говоришь?

— Да, пиво. А что?

— Да так, ничего.

— Приобретенная форма дури — от пива, что ли? — Селиверстов недоуменно посмотрел на Юсупова.

— Не всегда.

— Я, кстати, пиво не очень уважаю.

— Я тоже.

— Но иногда пью.

— И я иногда…

Я отвлекся от привычной перепалки друзей, у которых, извините, дорогой читатель, хватало ума на то, чтобы по жизни быть открытыми и активными и уметь с детской откровенностью вступать в споры в минуты расслабления, которых, ой-ой, было не так-то много в этой тяжелой экспедиции. Да и легко было с этими людьми, всегда легко; хотя они оба и являлись солидными российскими учеными, но… умели жить с элементами детства в душе.

— Дурак! Какой же я дурак! — уже про себя сказал я. — Ведь я же сам совсем недавно пришел к выводу о том, что человек первоначального (и родоначального) Того Света есть прежде всего Человек-Мысль, а Мысль состоит из Энергии Свободного Времени, свободной от Пространства. Поэтому человека Того Света (или Человека-Мысль) можно назвать еще и «Человек-Время». Именно его, Человека-Время, вечно живущего в Мире Свободного Времени (или в Мире Мыслей или Том Свете), Бог, образно говоря, заставил войти в пространство и начать осваивать новый мир — Мир Пространств, где ты — Человек-Время — уже не фракталей и не можешь мгновенно перемещаться по Вселенной, а должен жить внутри Пространства, вдыхая в него жизнь. О, как, наверное, неуютно чувствует себя человек Того Света, привыкший свободно жить в бескрайних просторах Мира Свободного Времени, когда его посылают в то или иное пространство (например, трехмерное) и буквально запирают внутри «тела-машины», которой он должен управлять, постоянно заботясь о функционировании трех информационных структур «тела-машины» — биополя, воды и генов! О, как, наверное, тяжело, когда его — древнейшего и совершеннейшего Человека-Время — заставляют управлять этими не очень совершенными (пока!) биополями, этой жадной до информации водой и этими совсем еще примитивными генами! Ах, как хочется вновь обрести свободу и летать там, где ты захочешь, стоит только подумать! Но… Бог-Отец велел! Ему виднее! Приказ есть приказ! Приказы не обсуждают! Если послал Бог осваивать Мир Пространств, значит, так и надо! Мог бы, конечно, послать в более приличное пространство, а не в это примитивное трехмерное пространство, где все так угрюмо, что даже управлять машиной-телом не хочется; ведь оно, это трехмерное тело, еще не адаптированное к условиям вечной жизни со сменой тел, проявляет глупую самостоятельность и даже давит на тебя — Дух, не прислушиваясь к подсознанию, чтобы ты — вечный Человек-Время — уступил ему, телу, и стал управлять всей трехмерной сознательной деятельностью «пространственного человека» в угоду низкопробным телесным помыслам, таким как, например, обеспечение тела… питанием на сто жизней вперед! Как противно управлять телом, которое копит эти поганые деньги, не задумываясь над тем, что тело не вечно, а на Том Свете денег не нужно! Как жаль, что так быстро проходит детство, когда управлять телом легче, а сознание еще не отравлено «трехмерным вещизмом»! Но… наверное, нужен этот мир испытаний, чтобы испытывать нас — древних и совершенных Людей — и время, чтобы родоначальный Тот Свет, где во всех красках блистает слово Свобода, был всегда чистым и страстным! Богу виднее! Наверное, и вправду надо осваивать и совершенствовать этот мир Пространств! Но как хочется туда, в мир Свободного Времени… в родной Тот Свет…

Я лежал на траве и смотрел в небо. Оно было голубым. Я постучал ладонью по земле — она была твердой… трехмерно твердой. А потом я еще раз сосредоточился и постарался все эти мысли привести в систему.

Я понимал, что существуют два принципиально отличающихся мира — Мир Свободного Времени и Мир Пространств. Я осознавал, что Бог есть, прежде всего, Владыка Мира Свободного Времени и что прежде всего там, в этом мире, где мы когда-нибудь обязательно будем, Он начал в свое время создавать жизнь и создал ее в таком совершенстве, что удалось добиться даже того, что человек стал бессмертен. Человек-Мысль, которого Он создал из Энергии Свободного Времени, стал поистине счастливым потому, что он был фрактальным, то есть у него не было масштаба (так как он был отделен от пространства) и он мог мгновенно перемещаться по всей Вселенной Свободного Времени, — стоило только подумать.

Но Бог не остановился на этом. После того как жизнь в Мире Свободного Времени до полного совершенства и гармонии, Он решил освоить Мир Пространств. Первым долгом Он систематизировал Пространства, разложив их по мирам: трехмерный мир, четырехмерный мир, пятимерный мир и так далее. А далее он использовал совершеннейшую форму жизни Мира Свободного Времени, чтобы через нее вдохнуть жизнь в Мир Пространств. Изогнув, например, в трехмерном варианте Пространство, Создатель послал туда и «запер» там Человека-Время (или Человека-Мысль), определив его как Дух, призванный управлять всеми сотворенными информационными структурами этого Пространства, прежде всего биополем (или биополями!), водой и генами Человека-Пространства. По замыслу создателя Человек-Время (или Дух) должен был отсчитывать время жизни каждой клетки, каждого органа и всего организма и делать многое-многое другое, чтобы эта «пространственная машина», названная телом, работала хорошо.

Человек-Время также должен был контролировать работу сознания — чисто «пространственного варианта мышления» и заставлять его, сознание, хотя бы иногда прислушиваться к нему — Духу и не забывать об интуиции. Но поскольку Человек-Время (Дух) есть одновременно и Человек-Мысль, то он, пристально наблюдая за сознанием пространственного человека, должен был постоянно передавать на свою Родину — Тот Свет — информацию о мыслях земных (пространственных) людей и, в согласии с Тем Светом, определять продолжительность жизни земного человека в усредненном для данного периода истории варианте, когда главным критерием того, в какое время надо включать ген смерти (апоптоза), является чистота помыслов земных людей.

Как бы два человека живет в нас — Человек-Время и Человек-Пространство. Когда мы освободимся от Человека-Пространство, то земное сознание исчезнет, но на смену ему придет другое сознание — космическое.

— С чего это я начал так глобально мыслить? Откуда я это все знаю? А где доказательства? — внезапно ударила отрезвляющая мысль.

Меня даже бросило в жар.

— Да какие доказательства этому могут быть? — появилась ответная мысль. — Бог, что ли, предоставит доказательства тебе, неразумному, на блюдце с каемочкой, что ли… как очередной черепок археологам?! А почему мы так боимся верить мыслям, а верим пресловутым черепкам? Почему?

Я взглянул на священный Кайлас — Башню Шамбалы. Мысль о том, что это есть гигантский штамп Гена Жизни, не покидала меня. Я даже сопоставил форму Кайласа с формой Гена Жизни и представил, как на этом «штампе» искривлялось пространство, да так искривлялось, что образовались сразу и «биополевой ген» и «водный ген» и обычный телесный ген для того, чтобы все было готово к тому, когда оттуда, сверху, поступит команда, и к этим трем «генам» прилетит нечто другое — Человек-Время, который и начнет управлять их работой, чтобы когда-нибудь, пройдя стадию ангелов и призраков, на Землю шагнул телесный человек, который никогда и не вспомнит, что его делали на гигантском штампе, в сравнении с которым он — плотный — кажется сущим муравьем.

Я встал и сделал несколько шагов.

— Уходим, что ли? — спросил Селиверстов.

— Сейчас, сейчас…

— Хорошо.

Я еще раз взглянул на Башню Шамбалы и представил величие людей этой загадочной подземной страны — они не просто знали все это и намного больше этого, но и пользовались этим… да так эффективно пользовались, так эффективно… так…

Я опустил уставшую голову и потрогал ее. Она показалась мне маленькой-маленькой, хотя., и была 61 размера.

— Радужка! Ангелы! — прострелила необычная мысль.

Но я не смог уцепиться за нее. Я просто устал. Я ведь был маленьким-маленьким. .. всего лишь слегка разумным человеком… очень слегка.

А Башня Шамбалы сверкала на солнце, как бы свидетельствуя о мыслительной мощи людей великолепной Шамбалы.

— Человек-Время, входя в Человека-Пространство, управляет, прежде всего, его уже созданным Телом Времени и через него управляет биополем, водой и генами. Тело Времени создавалось тоже здесь! — просквозила еще одна шальная мысль. Но у меня уже не было сил думать дальше.

О, как многого я не знал тогда! Нужны были годы, чтобы эти две шальные мысли о радужке и Теле Времени развились, отработались и привели в систему всю гипотезу о Городе Богов, где… извините, дорогой читатель, за смелость…по-моему, и создавался человек, но… новый человек. Но об этом мы поговорим в следующем томе этой книги, в противном случае этот том станет слишком пухлым и не полезет в женские сумочки, что, как Вы понимаете, очень важно.

Мы рисуем Жизнь

Я посмотрел на компас, еще раз взял азимут и зашагал к тому месту, откуда мы начинали поход к Городу Богов.

— Мы живем в каком-то нами же нарисованном мире — думал я, шагая. — Каждый человек — художник своей жизни. Рисует жизнь каждый или… почти каждый. Редко кто живет натурально. Почему? Да потому, что мы так мало знаем самих себя. Мы почти не знаем, кто мы! Мы проходим в школе и даже сдаем на пятерки предметы, навязывающие нам «обезьяний вариант» развития человечества, но в глубине души не верим тому, за что получили пятерку. Что-то глубинное не дает нам отупеть до этой степени. Мы начинаем ходить в церковь, чтобы здесь удовлетворить свой внутренний порыв познать самого себя, но заунывное напевание попа с неестественными утробными нотками в голосе, исходящими, вроде как, чуть ли не из пищевода, вскоре надоедают нам, и мы перестаем вникать в суть молитв, всего лишь рассматривая прекрасные орнаменты и вдыхая какой-то особо пряный воздух церкви. А вопрос «кто я?» так и висит над нами и., . одновременно треплет, треплет и треплет изнутри. Вот и остается самому «рисовать сюжет» на тему — кто я?

«Сюжеты», которые мы рисуем о самих себе, бывают разные. Достаточно редко люди рисуют «самобичующий сюжет», представляя себя чем-то вроде деревенского животного, научившегося ходить на двух ногах.

Значительно чаще люди рисуют о себе «банальный сюжет», для которого характерны, например, самозабвенное поедание мороженого как способ получения радости; желание красиво постоять с банкой пива на людной улице как способ удовлетворения своего тщеславия; привычка загадочно помолчать с томными глазами перед интересующим экземпляром противоположного пола как способ скрыть банальность своего мышления; умение рассказать «зажеванный» анекдот, первым захохотав при этом как способ демонстрации своего интеллекта и так далее.

Но чаще всего люди рисуют о себе «самовозвеличивающий сюжет», обычно глубоко утаивая его в себе, но иногда, когда душа уже не терпит, появляясь на людях в цветастом галстуке или малиновой рубашке навыпуск и любуясь, как перед ним — нарциссом (из-за рубашки!) — тают «банальные сюжетщики», рассказывая ему лично занюханный анекдот и подобострастно поглядывая на него — в малиновой рубашке. Мужчин, которые рисуют «самовозвеличивающий сюжет», в народе называют «надутым индюком» или «самовлюбленным идиотом». Наиболее умные из этих… «идиотов» способны додуматься до того, что носить пресловутую малиновую рубашку бескультурно, поэтому они чаще всего одеваются во все белое (видимо, вплоть до трусов, не говоря уже о носках) или во все черное (естественно, вплоть до трусов или… кальсон), чтобы подчеркнуть свою загадочность (или скрыть свою…).

А самые умные из этих… «идиотов» осознают, что дело даже не в одежде, а в манерах, которым они где-то там (непонятно, кстати, где!) учатся и красиво демонстрируют, с укором поглядывая на «банального сюжетщика», не умеющего даже элегантно держать вилку и не обученному английскому варианту открывания рта для запихивания туда, например, капусты. И уж совсем гении из этих… самых… догадываются до того, что дело даже не в манерах, а во взгляде, который надо долго тренировать перед зеркалом, чтобы потом все время «жить» за счет своего взгляда: не понравилось — слегка поднял бровь одного глаза; понравилось — приспустил ресницы (дай-то Бог, чтобы они были длинными как у «… меньшинства»); скучно — уставился в одну точку; весело — «посмеялся» глазами (слегка их прикрыв); надо обаять — широко раскрыл глаза и так далее. «Баналыцик» не понимает этого, но чувствует и… клюет.

Мужчины женщин, как правило, «хотят», и без конца говорят об этом… даже если и не «хотят». Процессу «хотения» подвергаются все три категории женщин: «самобичующих женщин» хотят, чтобы доставить им благородную… двухминутную… радость, «банальных женщин» хотят, вспомнив, что в животном мире существуют отношения между самцом и самкой, а «самовлюбленных женщин» хотят, приговаривая: «Я тебе, сука, покажу — кто я».

Так вот, количество женщин третьей категории (рисующих «самовозвеличивающий сюжет» своей жизни, которых мужчины хотят по принципу «Я покажу тебе …„), на мой взгляд, в последнее время увеличивается. Наступили такие времена, что советская уравниловка канула в лету, и на первый план выступили материальные (а не „комсомольские“ или… „пионерские“) ценности, когда даже импотент на «Ауди“ может сойти за мужика, а свой сексуальный порыв можно удовлетворить, глядя на экран компьютера или просто представляя сантехника Ваню, который способен на такое…

При этом, очень важно не перепутать и, в периоды высокосветских бесед о любви, не назвать (не дай Бог!) своего любимого именем… Ауди или, еще хуже… Ваня. Такие женщины очень ценят себя, очень, и каждый «допуск» к своему белому телу экземпляра мужского пола оценивают как золотой подарок ему — «самцу», не забыв при этом издать душераздирающий крик, свидетельствующий о дикой степени возбуждения во время двухсекундной процедуры, которую бы тот самый Ваня даже и не заметил, привыкший к тому, что если трубы драить долго, то долго и…

Мужчины такое состояние женщины называют синдромом, а если говорить подробнее — синдромом «золотой…» (женского органа), не забывая при этом в культурном обществе, особенно в присутствии людей в малиновых рубашках, высокопарно называть это «синдромом золотой женщины».

Я, конечно же, не верю, что автомобиль «Ауди» покупают только импотенты, но в существование «синдрома золотой женщины» глубоко верю. Они, такие женщины, к тому же очень любят золото и носят его по пять цепочек сразу. А колец на пальцах — и не счесть, в золотых оковах пальцы даже и не сгибаются. Жаль, что на ногти длиной по пять сантиметров кольца не надеть — не выпускают колец для ногтей, почему-то… даже арабы. И не подумал никто, даже арабы, что пора бы начать выпускать подвески для… а то пупок приходится задействовать.

Я часто наблюдаю за женщинами с этим «синдромом». Они, к тому же, ко мне липнут, хотя «Ауди» у меня нет, я езжу с водителем Володей на «Ниве». Зато удается изучать этих «золотоносных женщин». Кстати, интересно это, но… немножко грустно… изучать «золотую дурь».

Женщин с «золотым синдромом» можно в той или иной степени оправдать, памятуя, что уж очень много мужчин в «малиновых рубашках» и в «черных кальсонах» шляется вокруг, что даже кажется, что они весь мужской мир выкрасили в малиново-черный цвет. Они, эти женщины, чувствуют свое преимущество перед «малиново-черными мужиками» и, как ответ, выставляют свой «сюжет жизни, выкрашенный золотой краской». Вот и начинается «соревнование сюжетов»; куда уж тут до любви.

А любить «золотые сюжетчицы» все равно хотят, ведь их тоже создал Бог и не Он (а они сами!) «выкрасил их золотой краской». Желание влюбиться, посещающее «золотую женщину», чаще всего в периоды образного восприятия Ваньки-сантехника, давит все сильнее и сильнее, что рано или поздно наступает момент, когда она — «золотая женщина» — в реалиях задается вопросом — где же «он»? Она начинает рассматривать представителей мужского пола, нисколько не заботясь о том, что «автомобиль Ауди» тоже… может ревновать. И наконец она выбирает объект любви. Вид избранного «объекта» зависит от умственных способностей «золотой сюжетчицы».

Самые примитивные из «золотых сюжетчиц», у которых забота над пупком превалирует над всем остальным, в качестве «объекта любви» выбирают «качка» в короткой маечке, плохо понимая, что «анабольные качки» даже в подметки не годятся Ваньке-сантехнику, уяснив из американских боевиков постулат о том, что женщине обязательно нужен защитник, будто бы ее, «золотую сюжет-чипу», все так хотят… так хотят, что ее просто необходимо защищать. А жизнь, как назло, проходит мирно, пупок не всегда оголишь, а этот «качок» все ходит и ходит рядом, порой даже в мороз по-дурацки одевая короткую маечку без рукавов.

Более умная категория «золотых сюжетчиц», не столь сильно обращающих внимание на пупок, выбирает «объектом любви» мужичка с короткой шеей, в складки которой навечно «впаяна» золотая цепь. Такой выбор, возможно, связан с подспудным желанием женщин видеть рядом с собой то, от чего «пахнет мужиком», а короткая шея воспринимается как главный признак мужественности, тем более что красота шеи (не длиннее одного позвонка!) подчеркнута золотой цепью. Вначале кажется очень милым виснуть на этой бычьей шее (или на цепи), но потом это надоедает так же, как надоедает делать одно и то же упражнение во время утренней зарядки, да и… жизнь с «шеей» становится унылой, ведь не в шее, все-таки, дело.

Еще более умная категория «золотых сюжетчиц», которые обращают внимание больше на украшательство своей шеи, «объектом любви» склонна выбирать артистов, видных ученых, депутатов и тому подобный интеллектуальный контингент, лишь бы он не был слишком дряхлым. Несмотря на то, что шеи у этого контингента мужчин бывают чаще тонкими и отличаются нелепо выпяченными кадыками, «золотая сюжетчица» понимает, что главное, за что можно любить мужчину, — это ум. А если ум облачен еще и в известное имя — вообще шик! Гордость берет, когда идешь рядом с ним — неказистым, потому что у него, неказистого, хватает ума говорить всем и всегда, что она, именно она, осчастливила его, и он сейчас в таком творческом порыве, таком… Подруги, стоящие под ручку кто с «качком», кто с «шеей», от зависти пухнут, ведь их милые двух слов связать не могут, а только крутят отсутствующей шеей или надувают грудную клетку.

Но… постепенно, очень постепенно начинает проявляться противоречие, потому что «объект любви» любит все же больше не ее, «золотую», а свою науку или какое-нибудь там артистическое творчество, да еще и имеет наглость постоянно говорить с ней об этом самом творчестве (пропади оно пропадом!), тогда как он — этот «объект» с тонкой шеей — должен все свое красноречие, весь свой творческий порыв и все свое время посвящать ей — «золотой». Как исправить положение? Как?! Покапризничать надо! Покапризничала раз — помогло, покапризничала два — помогло и так далее… всю жизнь. Но потом… потом «золотая женщина» вдруг замечает, что ее «родной объект» стал каким-то потасканным, красноречие в ее адрес стало до противности обыденным (как сходить в туалет), творческие порывы — редкими и нервными, а шея, эта тонкая шея, на которой он стал забывать сбривать островок щетины, стала похожа на шею общипанного гуся. И тут, конечно же, возникает мысль по типу: «Кому же я, дура, отдала лучшие годы своей жизни?!», и… становятся вдруг родными эти самые «шеи в один позвонок» со «впаянной» золотой цепочкой и даже ожиревшие уже «качки», которые все еще по привычке раздувают грудную клетку и носят короткие маечки, обтягивающие теперь уже… пузо. Но и минуты общения с «шеей» или «качком» хватает для того, чтобы понять, что «мясо-жировая порода» мужчин еще хуже, чем та, которая вдруг… из-за чего-то… теряет свой творческий потенциал и начинает оставлять островок щетины на своей исхудавшей шее.

Ей, этой «золотой дуре», и невдомек, что причина эта в ней, а, вернее, в ее «золотом сюжете», который она так старательно рисовала всю свою жизнь. И ей на ум, уже давненько «отравленный золотом», все чаще начинает приходить образ Ваньки-сантехника, который бы не только…. но и так бы «прочистил» ей… мозги и отхлестал бы ее, как Сидорову козу, чтобы она, сука, не отбивалась от человеческого стада.

И, наконец, самая умная, я бы сказал изощренно-гениальная категория «золотых сюжетщиц», которая весьма сдержанно относится к пресловутым проблемам украшательства пупка и шеи, в качестве «объекта любви» выбирает себе голубых или мужчин с голубыми наклонностями, но, так сказать, нереализованных. Они, эти «золотые умницы», понимают, что голубой (или нереализованный голубой) станет, прежде всего, ее «подругой», но будет всю жизнь чтить ее и всю жизнь ублажать ее «золотые наклонности» только за то, что она — красавица — … разглядела… и подняла на щит его мужское достоинство, которое было загнано в угол его «задними интересами». Она, эта «золотая умница», взглянула на него «спереди», чем «оправдала» существование у него спереди кое-чего и даже стала отвечать злопыхающим завистникам, намекающим на его «заднее происхождение», гениальной фразой — »Это экология!». Почему же в этом случае ему не стать «подругой» такой женщины! Ведь она, эта «золотая женщина», всегда говорит о нем хорошо, порой приговаривая, что он — нормальный мужчина, но… вышивает малость! Зато сколько общих интересов — навалом! И как это важно! Как важно… вышивать вместе! Науку о вышивании можно продвинуть вперед, ведь… любовь (друг к другу и к… вышиванию) стимулирует! А если уже говорить о сексуальной удовлетворенности «золотой умницы», то она, на мой взгляд, умеет даже медитировать как йог, то ли силой мысли загоняя в угол свою естественную похоть, то ли сделав из своей «подруги» настоящего мужчину, то ли особо искусно владея образом Ваньки-сантехника. И уж если ее «подруга-возлюбленный» иногда поддастся влиянию своих окрашенных особым цветом генов, то она, «золотая», простит его… во имя того, что слово «Подруга» надо произносить с большой буквы, ведь сколько прекрасных моментов связано с этим словом… вышивание, например.

Я споткнулся о камень, и чуть было не упал. Я сверил направление хода с азимутом. Под ногами опять захрустели тибетские камни.

— Эх! Как легко идется-то! — послышался сзади голос Селиверстова — Да уж, — прокряхтел Рафаэль Юсупов.

— Вы что, устали что ли, Рафаэль Гаязович? — начал интриговать Селиверстов.

— Да нет, иду.

— Нет, скажите, Вы устали все-таки?

— Слегка…

— Моя бабушка говорила — «умрем — отдохнем».

— К чему это?

— Да так…

— Вы, Сергей Анатольевич, сказали это не зря. Так ведь?

— Да нет, просто так сказал.

— Вы определенно что-то имели в виду!

— Нет, не имел. Сказал, да и все.

Ну ладно тогда. А то… и накаркать можно!

Стрелка компаса вела по тибетскому плоскогорью. Город Богов, в центре которого стояла Башня Шамбалы, отдалялся от нас.

— Скоро мы доберемся до цивилизации. Там нас встретят «цивилизованные» люди, которым мы начнем доказывать, что Город Богов существует на самом деле, и что… и что… там, когда-то в глубокой древности, происходили события, равных которым не было в истории человечества, и что… и что… наши истоки исходят из Тибета, где… где… где… — стали «заикаться» мои мысли, как бы не желая преждевременно подводить итог экспедиции.

Любовь и псевдолюбовь

Опять вспомнились эти самые игроки в «золотую лихорадку», рисующие сюжеты жизни, и мне сразу представилось, что они, будучи тоже божьими созданиями, хотят главного — любви, но, по причине своей духовной неразвитости, не знают, что это такое — любовь-то. Они с дурости путают любовь, как таковую, с желанием, чтобы все до одного влюблялись в нее (или в него). У них, «золотых сюжетчиков», конечно же, не всегда это получается, поскольку романтичных дураков слишком мало по жизни. И каждый романтичный дурак, способный влюбиться в «сюжет», ценится на вес золота. Эх, если бы основная масса населения состояла из романтичных дураков! Влюбляй в себя одного за другим и ходи королевой — Королевой Любви! Вот где счастье-то!

И надо прямо сказать, что символ королевы (или короля) Любви очень привлекателен. Он более сладок, чем, например, символы «Мистера-Деньги» или «Мисс-Популярность», так как здесь задействуется главное, идущее от самого Бога, — Любовь. А все божьи создания хотят быть ближе к Богу!

Любви хотят все: и умные, и глупые, и красивые, и некрасивые, и молодые, и старые. Люди готовы отдать все — и деньги, и положение и многое другое — за Любовь. В сравнении с Любовью меркнут даже Жадность и Зависть, так что даже какой-нибудь законченный жмот способен отдать все «злато, над которым чахнет», за Любовь. Это непонятное чувство, называемое Любовью, может творить чудеса.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.