Западное христианство в эпоху раннего средневековья

Западное христианство в эпоху раннего средневековья

Благовестие нехристианским народам

К началу V века в христианство было обращено, по–видимому, не менее двух миллионов человек. Представители уже окрепших первых христианских Церквей Рима, Константинополя, Малой Азии направлялись в самые отдаленные края, чтобы нести народам Радостную Весть.

Около 300 года крестился правитель Армении Тиридат и на армянский язык был переведен Новый Завет. Армения стала первым государством, официально провозгласившим себя христианским.

При Константине Великом христианство распространилось в Эфиопии, Грузии и даже Индии. Многочисленные христианские общины стали появляться на западе — в Италии, Карфагене — и на юге Европы. На Эльвирском Соборе 300–306 годов присутствовали делегаты из южной Европы, в частности из Испании. В том же IV веке христианские проповедники развернули широкую деятельность на севере Африки.

Особое значение для судеб западной Церкви имел процесс христианизации Британских островов и центральной Европы. Известно, что епископы–кельты представляли Британию уже на церковном Соборе 314 года. Еще до вторжения западных готов в Римскую империю, среди них началась миссионерская работа. Эта работа неразрывно связана с именем посвященного в готские епископы христианина–арианина Ульфилы (ок.311–383), который перевел на готский язык Священное Писание. Его служение оказалось очень успешным: среди готов, вошедших в Рим, было уже немало христиан. Много сделал для распространения Евангелия среди тевтонских племен Мартин из Тура (ок.317–397). Его миссия была особенно важна для западной Церкви, которой угрожали набеги воинственных тевтонов. Однако уже в миссии Мартина Турского проявилась нетерпимость, чуждая духу Евангелия. Мартин объединил подчиненных ему монахов в отряды, которые разрушали и сжигали языческие капища. На протяжении последующих веков христианскому миссионерству будет часто сопутствовать практика крещения «огнем и мечом».

Показательными в этом отношении являются также обращение и деятельность короля Хлодвига (481–511) — первого франкского короля, принявшего христианство. Обращение Хлодвига произошло при следующих обстоятельствах: перед битвой с алеманами, еще одним германским племенем, Хлодвиг, потеряв надежду на помощь «родных» богов, воззвал ко Христу: «Если ты поможешь мне победить врагов и если я на деле испытаю Твое могущество, то я уверую в Тебя и приму крещение во имя Твое». Он победил, а затем под влиянием святителя Ремигия и своей жены в 496 году принял христианство. Теперь участие в междоусобных войнах Хлодвиг обосновывал иначе: так, он двинул войска на Алариха, ссылаясь на арианство последнего. Однако результатом миссионерской деятельности среди франков, какими бы методами она ни проводилась, было вхождение почти всей Галлии (территория нынешней Франции) в христианскую Церковь.

Уникальную роль в развитии западной христианской культуры сыграли ирландские монастыри. Считается, что христианство в Ирландию принес св.Патрик (ок.389 — ок.461), который попал туда из Британии в возрасте 16 лет. Жители Ирландии исповедовали религию друидов — сложный конгломерат пантеистически–языческих представлений, лежавших в основе развитой и до сих пор во многом загадочной культуры. С 432 по 461 год Патрик благовествовал среди ирландских кельтов и несмотря на противодействие местных жрецов сделал Ирландию опорой кельтского христианства. Позже главным образом ирландские монахи, как наиболее подготовленные и образованные, направлялись в разные уголки европейского континента, чтобы распространять Евангелие. Сами же ирландские монастыри стали основными «книжными» центрами раннего средневековья на Западе, где хранились, переписывались и изучались древние рукописи.

Двоеверие варваров

Когда варвары разрушили Рим и стали хозяевами положения в Европе, перед Церковью встала задача не просто формально приобщить эти народы к христианству, но привести их к истинной вере и вселенскому единству. Церковь и здесь столкнулась с трудностью двоякого рода.

Те варвары, которые уже приняли христианство (например, готы) держались преимущественно арианства. Это еретическое учение, более рационалистическое в сравнении с православным и соответственно более доступное для простого человека, утвердилось среди готов довольно прочно — тем более, что их просветитель Ульфила, как мы знаем, был арианином.

С другой стороны, подлинное принятие Евангельской Вести требовало перерождения человека, покаяния и нравственного очищения. Для образованных язычников поиск религиозных и этических основ жизни был естествен: многие из них ощущали острое противоречие между традициями отцов и подлинным идеалом. Часто в процессе длительных духовных поисков они приходили к Единому Богу во Христе. Подобная раздвоенность была чужда миру варваров. Вольные дети лесов — готы, лангобарды, франки — не признавали никаких правил и ограничений в удовлетворении своих желаний. «Они не знают никаких приказаний, никакого управления, но делают все по своему произволу», — писал о германцах Тацит. Примитивное право и дикарская мораль, разумеется, не способствовали их нравственному прогрессу и пониманию духа и задач христианства. Понятие добродетели для них сливалось с понятием силы. Таким образом, индивидуализм и господство сильного определяли мировоззрение варваров.

Что касается религиозных верований варваров, то они представляли собой смесь грубого пантеизма и наиболее примитивного язычества. Древние германцы верили в грозного бога Вотана, который носился по лесам в сопровождении воинственных дев–валькирий. Другой бог, неудержимый Тор, гремел в небе и насылал на землю дожди. Жизнь богов, по представлениям германцев, проходила в битвах и оргиях. Люди верили, что леса населяли гномы, эльфы и ведьмы, а в жилищах обитали домовые. По всей северной Европе почитались священные камни, деревья, рощи. Германцы были близки к природе, им трудно было расстаться с верой в природных духов. Если античный пантеон исчез сам собой, то германские божества оставались жить в народном сознании.

Христианские миссионеры, обращая варваров–язычников в христианство, не слишком заботились о глубине их обращения. Чтобы деятельность продвигалась успешнее, они сознательно или бессознательно шли по пути компромиссов: не отрицая языческих богов, они отождествляли их с демонами и населяли ими преисподнюю. Таким образом, старые языческие верования у миллионов новообращенных «христиан» не исчезли, а только видоизменились. Стала бурно развиваться демонология, когда бесы наделялись космическими чертами языческих духов. И наоборот, многие мелкие божества незаметно приобрели статус святых покровителей.

Духовенство соответственно начало играть роль языческого жречества. Раннехристианское понимание роли пастыря как предстоятеля перед Богом за всю общину, облеченного правом совершения таинств, сменилось верой в то, что только через священника может происходить общение с Богом. Священнику стала приписываться особая магическая сила. Такое понимание роли священнослужителей не могло не сказаться на их морали. Духовенство в варварских странах в значительной своей части быстро превратилось в своего рода касту колдунов, алчных и властолюбивых.

Таким образом, христианизация Европы росла не столько вглубь, сколько вширь, за счет механического присоединения к Церкви новых земель. Любопытно, что при этом миссию распространителей христианства брали на себя не только духовные лица, но и вновь обращенные христиане из варваров — и в этой миссии роль креста, как уже указывалось, нередко выполнял меч. Тем не менее принятие христианства даже в такой форме имело большое значение для варварских народов Европы. Тот же Хлодвиг, хотя и представлял себе Христа кем–то наподобие Бога–воина, старался изменить свои языческие привычки и умерить свою жестокость. По сообщению епископа Григория Турского, он «приказал своим никого не грабить ни на месте, ни в походе, и не присваивать собственности чьей бы то ни было».

Христианизация Европы создавала единую основу для возрождения цивилизации, рухнувшей вместе с Римской империей. Христианство становилось тем религиозно–идеологическим фундаментом, на котором строились новые экономические отношения. Однако будучи фактически двоеверием, христианство полуязыческого образца не могло стать движущей силой подлинного духовно–культурного возрождения.

Духовенство все более проникалось светскими интересами. Подобно тогдашней знати, оно стало проводить время в пирах, охоте и войнах. Образованность среди клира катастрофически падала, а алчность и распутство процветали.

В этот период особенно возросла роль монашества, как носителя просвещения, как института, чуждавшегося мира и его соблазнов. Монашество было призвано стать оплотом Церкви в суровые дни раннего средневековья. Однако по–разному понимая цели и характер своего призвания, прежнее монашество не представляло единой духовной силы и было достаточно разобщено. Монашеству требовался новый устав, который бы строго регламентировал все стороны его жизни и четко определил его место в жизни Церкви и общества. Создать такой устав выпало на долю св.Бенедикта Нурсийского.

Св.Бенедикт Нурсийский (ок.480 — ок.543) и западное монашество

Монашество, под руководством св. Афанасия Александрийского и св. Василия Великого, было главной опорой Церкви на Востоке. Точно так же стараниями Бенедикта из итальянского города Нурсии оно стало играть важнейшую роль в духовной жизни Запада.

Будучи еще совсем юным, Бенедикт вел аскетическую жизнь. Жил он в пригородах Рима. К 30 годам стал аббатом монастыря. Он повел решительную борьбу со злоупотреблениями и светскими нравами, которые к тому времени проникли за монастырские стены. Но монахи не собирались отказываться от сытой и удобной жизни. Бенедикту пришлось снова удалиться в места своих юношеских подвигов. Вскоре к пещере, где жил молодой отшельник, стали стекаться люди, жаждавшие духовного утешения. Многие из них селились здесь же, в той благодатной атмосфере, которая царила около св. Бенедикта. Так появилось несколько новых монастырей. Но не обошлось без интриг, и Бенедикт с несколькими друзьями около 520 года поселился на горе Монте–Кассино. Там он начал активную миссионерскую деятельность и на месте храма Аполлона построил обитель, где прожил до конца дней. В этой обители он и создал свой знаменитый «Устав монастырской жизни».

Подобно восточным подвижникам, Бенедикт предписывал всем монашествующим заниматься физическим трудом. «Праздность есть враг души, — говорил он, — и вследствие этого братья должны заниматься разною работою, а в известные часы — чтением священных книг». Бенедикт определил два основных занятия монахов — помимо физического труда они должны были заниматься просвещением и духовным образованием и, конечно, строго соблюдать часы молитвы. Устав св.Бенедикта был достаточно суров, что соответствовало задачам монашества того времени. Многие его положения, кажущиеся ныне несколько странными, вытекали из условий жизни того времени: так, монахи должны были спать одетые и с ножами за поясом, чтобы быть готовыми отразить внезапное нападение разбойников. Они должны были носить самую простую одежду, ограничиваться минимальным количеством еды. На сон отводилось только несколько часов: ночью монахи служили длинные службы. Однако устав св.Бенедикта никак нельзя назвать жестоким и бесчеловечным. Он не содержит сверхтребований, характерных для раннехристианских аскетов, предписывает проявлять снисходительность к слабым братьям и чередовать труд с кратковременным отдыхом. В предисловии к уставу св. Бенедикт пишет: «Мы желаем устроить школу служения Господу, и мы надеемся, что в этом уставе не заключается ничего жестокого и тягостного».

Монашество, взявшее на себя большую ответственность и призванное играть важную роль в Церкви, должно было быть хорошо организовано. Поэтому св. Бенедикт разрабатывает иерархическую структуру монастырского служения, со строгим и беспрекословным подчинением низших рангом служителей высшим. Бенедикт первым вводит монашеский обет, который, подобно воинской присяге, должен придать большую ответственность вступающему на путь служения и отречения от мира. Согласно уставу, настоятель монастыря не должен злоупотреблять своею властью. Рядовые монахи могут давать ему советы, и он обязан прислушиваться к ним.

Разработанный св.Бенедиктом устав значительно усилил монашество как главный оплот Церкви. Пройдет время, прежде чем исторические условия на Западе заставят пересмотреть монастырские правила, разработанные св.Бенедиктом. Но для кардинальных изменений в жизни и практике Церкви требовались пастыри самого высокого ранга, которые соответствовали бы великим и далеко идущим христианским задачам. Именно таким пастырем стал папа Григорий I, названный впоследствии Церковью Григорием Великим.

Григорий Великий (ок.540 — 604)

Монашество стало истинным очагом церковной жизни, и поэтому именно из монашеской среды выдвинулся молодой и талантливый клирик, которому под именем Григория I суждено будет занять римскую кафедру и стать одним из самых великих пап в истории Церкви.

Григорий происходил из патрицианского рода Анициев, получил прекрасное образование и в молодости был префектом Рима. Но в нем с ранних лет жило стремление к созерцательной и духовной жизни. Как говорит его биограф, «оставив внезапно светский образ жизни, он удалился в монастырь», вступив в орден бенедиктинцев.

Дарования Григория и его подвижническая жизнь обратили на себя внимание папы Пелагия II. Григорий был послан на несколько лет в Византию в качестве представителя римской кафедры. Будучи почетным гостем в богатой восточной столице, он старался вести скромный образ жизни. Сложная дипломатия при дворе, борьба с ересями, отстаивание интересов Рима — все это блестяще удавалось Григорию . Но лишь тогда он чувствовал себя в родной стихии, когда, по собственному выражению, «бросал якорь у берегов молитвы, в то время как волны светской жизни обуревали его душу». В 585 году Григорий вернулся в Рим и стал аббатом монастыря. Когда в 590 умер папа Пелагий, сенат, народ и клир единодушно возвели всем известного аббата на кафедру св. Петра. Григорий противился избранию всеми силами, но все же согласился стать новым папой. Нелегко пришлось ему на высоком посту. Впоследствии Григорий с грустью заметил: «Постоянно я силился отказаться от мира, от плоти, чтобы духовно созерцать небесное благословение… Но буря искушений мгновенно низринула меня в пучину тревоги и страданий». Действительно, ситуация в этот момент была крайне сложная. Мы уже знаем, как новообращенные страны неуклонно погружались во тьму язычества, как оскудевали в них духовная жизнь и просвещение. Церковь на Востоке все более подчинялась византийскому императору и одновременно теряла связь с германизированным Западом.

Достижение единства Церкви, хотя бы внешнего, становилось первоочередной задачей. Григорий сознавал, что его дарования могут способствовать ее решению. Тем не менее он был далек от политических крайностей большинства своих преемников, и как монах на первое место ставил духовные ценности. «Другие первосвященники, — писал о нем знаменитый средневековый историк Беда Достопочтенный, — обращались к тому, чтобы строить и украшать церкви золотом и серебром, он же был весь предан заботам об обогащении души». Глубокое личное смирение и доброта почти никогда не покидали Григория, и в том, что он именовал себя «рабом рабов Божиих», не было никакой фальши — Григорий действительно чувствовал себя призванным служить своим братьям во Христе.

Однако глубокое стремление к единству Церкви не мешало Григорию I отстаивать примат (приоритет) своей кафедры. Град Божий виделся ему единой Церковью, которую он предполагал достичь традиционными методами — продолжением объединительных традиций Римской империи. Естественно, что Рим в его глазах являлся центром и главой христианского мира. И когда византийский патриарх Иоанн стал именовать себя вселенским епископом, Григорий искренне возмутился. В письме к императору Маврикию он с гневом замечает:«Петр получает ключи царства небесного и, несмотря на это, не называется вселенским апостолом, а святейший муж, сотоварищ мой по священству, Иоанн желает называться вселенским епископом!» Так стала зримо проявляться борьба за первенство между константинопольской и римской кафедрами, которая привела затем к печальным последствиям.

Большое значение для христианства имело учение Григория о священстве. Священник, полагал он, должен жить в двух сферах:«стремясь ввысь, не оставлять и ближних своих». При этом священник отличается от мирянина только готовностью без остатка посвятить свою жизнь Богу:«Кто еще не отрешился совершенно от земных страстей, тот пусть отрекается принимать на себя звание посредника или ходатая в Церкви Божией». Всякие представления о каком–то особом превосходстве пастыря над мирянином Григорий решительно отвергал: «Человек превознесен природою только над бессловесными животными, а между собою люди по природе одинаковы и равны». Однако эти важнейшие положения не нашли полного понимания в средневековой церкви: бытовавшие среди новообращенных христиан раннего средневековья языческие представления о священнослужителе, как о некоем маге, имеющем особую связь с Богом, сохранились вплоть до нашего времени.

Значительный вклад, помимо объединительной миссии в Церкви, Григорий Великий внес в упрочение монашества. Известна его миссионерская активность, прежде всего в Англии. Он поощрял реформы в христианской литургии, написал известное духовно–нравственное руководство для пастырей.

Не все в деятельности Григория Великого может быть признано положительным. Прибегая к помощи государства в попытках объединить Церковь, папа Григорий немало способствовал будущему закреплению за Церковью светской власти, превращения папского престола в военно–политическую силу. Провозглашая равенство священников и мирян, он в то же время своими церковными преобразованиями поднимал духовенство на небывалую высоту, фактически наделяя его и светской властью. К недостаткам Григория Великого можно отнести и его пренебрежение искусством, а также дохристианским философским и литературным наследием. Тем не менее папа Григорий был одним из наиболее выдающихся деятелей Церкви, оставивших в ее истории значительный след. Во многом именно благодаря ему были очерчены дальнейшие пути развития Церкви на Западе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.