Божества

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Божества

Богов, которым поклонялись индоиранцы, было много, а обряд богослужения всегда посвящался определенному божеству. Наряду с божествами культа (Огонь, Воды, Хаома и Гэуш-Урван) существовали и «природные» боги, символизировавшие те или иные явления природы. Это были боги неба и земли, которых иранцы называли соответственно Асман и Зам, боги солнца и луны – Хвар и Мах и два божества ветра – Вата и Вайу. Вата был богом дующего ветра и почитался как божество, приносящее дождевые тучи. Вайу – более чудесное существо, называемое в Ригведе «душой богов». По иранским представлениям, он – дыхание самой жизни: милосердное, пока ее поддерживает, и грозное, когда ее отнимает.

С Ватой, приносящим дождь, ассоциировалась *Харахвати-Арэдви-Сура, санскритская Сарасвати («Обладательница вод»). Она была олицетворением мифической реки, берущей начало с огромной горы, находящейся в центре мира и текущей в большое море, которое по-авестийски называется Воурукаша (букв. «С широкими заливами»). Из этого моря вытекают другие реки, которые несут воды во все земли. Каждый год облака наполняются дождями от воды моря Воурукаша, а обеспечивать это – задача Тиштрйи, божества звезды Сириус. Каждый год, рассказывается в мифе, Тиштрйа приближается к берегу моря Воурукаша в виде великолепного белого жеребца. Там его встречает Апаоша, демон засухи, в виде другого жеребца – черного, паршивого и уродливого, и они вступают в единоборство. Если в течение года люди недостаточно поклонялись и приносили жертвы Тиштрйи, Апаоша оказывался сильнее и отгонял его назад. Если Тиштрйа почитался как следует, он оказывался более сильным и побеждал демона. Тогда Тиштрйа бросался в море.

В этом мифе волны моря представляются в виде кобыл, которые после встречи с жеребцом Тиштрйей в изобилии производят воду. Вата подбрасывает эту воду к облакам и проливает ее над «семью каршварами». С водой смешаны семена растений, которые пускают ростки, когда идет дождь. Эти семена произошли, как думали, от «Древа всех семян», которое растет в море Воурукаша. Оно называется также «Древом всеисцеляющим». Вера в него была, видимо, связана с культом деревьев, то есть с почитанием больших деревьев, росших по берегам ручьев и источников, плоды или кора которых считались целебными.

Что касается выражения «семь каршваров», то иранцы верили, что мир делится на семь областей. Иранцы представляли себе их в виде кругов, самый большой из которых – Хванирата – населен людьми. Они считали, что он расположен в центре этих кругов, а остальные шесть окружают его и отделены друг от друга водами и густыми лесами (что кажется вполне правдоподобным представлением о мире для жителей южнорусских степей). Вершина высокой горы Хары, с которой стекает *Харахвати, поднимается в середине Хванираты, а солнце вращается вокруг нее так, что одна половина мира всегда погружена в темноту, а другая освещена.

Иранцы считали, что существует закон природы, согласно которому солнце движется равномерно, происходит смена времен года и тем самым обеспечивается порядок всего существующего в мире. Этот закон был известен индоарийцам как рта (в авестийском языке ему соответствует слово аша). Молитвы и жертвоприношения, совершаемые людьми, ощущались как принадлежность этого естественного порядка вещей, но и сами они способствовали поддержанию аша – усиливали действия самих милосердных богов и укрепляли мир, населенный людьми.

Понятие «аша» имело и этический смысл. Считалось, что аша руководит поведением человека. Истина, справедливость, верность и смелость – качества, присущие человеку. Добродетель – естественный порядок вещей, а порок и зло – его нарушение. Таким образом, слово «аша» перевести трудно, различные понятия соответствуют ему в разных контекстах: «порядок» – там, где речь идет о вещественном мире, или же «истина», «справедливость», «праведность» – там, где говорится о нравственности.

Ложь и искажение истины, которые противопоставлялись аша, назывались по-авестийски друг (в санскрите друх). Согласно нравственным представлениям, все люди делились на ашаван – «праведных», которые придерживаются аша, и другвант – «приверженцев зла». В те времена люди явно придавали большое значение общественным отношениям, которые являлись так же жизненно важными для степняков в каменном веке, как и для городских обществ, ведь племена должны были заключать соглашения друг с другом относительно границ своих пастбищ, а люди между собой – о пастьбе скота. Кроме того, они вступали в такие общечеловеческие отношения, как помолвки и свадьбы, обмен товарами и приемы гостей.

Одно обстоятельство, которому законодатели и жрецы, по-видимому, придавали огромное значение, – это святость данного человеком слова. Слово должно было вызывать почтение как жизненно важное выражение аша. Признавались, очевидно, два рода обязательств. Во-первых, торжественная клятва, называвшаяся *варуна (возможно, от индоевропейского корня вер – «связывать»), по которой человек обязывался делать или же не делать что-либо, совершать или не совершать какой-то поступок. Во-вторых, это было соглашение или договор, называвшийся митра (возможно, от индоевропейского мей – «меняться»), по которому две стороны совместно договаривались о чем-то. В обоих случаях считалось, что сила таится в произнесенной клятве. Эта сила считалась божеством, которое будет содействовать и поддерживать человека, верного своему слову, но оно же поразит жестоко лжеца, нарушившего слово.

В ордалиях – испытаниях людей, давших клятву, – эта месть проявлялась. Случалось, человека обвиняли в том, что он не держал данного слова, но он отрицал это. Тогда несчастного подвергали испытанию водой (если речь шла о клятве) илиогнем (если дело касалось договора), чтобы он мог доказать свою правоту. Один из примеров испытания водой описывается в санскритском тексте Яджнавалкйя (Яджнавалкйя 2,108 и сл.). Обвиняемый должен был погрузиться под воду, держась за ноги стоящего рядом человека. Погружаясь, он произносил следующие слова: «Воистину защити меня, Варуна!» В этот момент стреляли из лука, и быстрый бегун бросался вслед за стрелой. Если бегун возвращался со стрелой до того, как обвиняемый под водой погиб, это означало, что Варуна, бог клятвы, щадил и оправдывал его. Если же несчастный умирал, значит, он был виновен, и на этом дело заканчивалось. Одно из испытаний огнем заключалось в том, что обвиняемый должен был пробежать по узкому проходу между двумя пылающими поленницами. Если он оставался живым, значит, Митра, бог договора, провозглашал его невиновным. В огненных ордалиях использовали и расплавленную медь, которую выливали на обнаженную грудь обвиняемого.

В результате судебных процедур Митра и Варуна стали более тесно ассоциироваться с теми стихиями, посредством которых они убивали или щадили. Варуна получил прозвище «Сын вод» (Апам-Напат), под которым он только и известен в Авесте[6]. Считалось, что он живет в водах моря Воурукаша. Митра же соответственно стал богом огня, и люди верили, что он сопровождает солнце, величайшее из всех огней, в его ежедневном движении по небу и следит за теми, кто хранит верность договору, а кто его нарушает. И Митру и Варуну глубоко почитали и превратили в великих богов, с которыми были связаны многие верования. Представления о них настолько расширились, что они могли соответственно рассматриваться как олицетворения верности и истины. Оба они получили звание асура, или по-авестийски ахура («бог», «господин»).

Эти ордалии, когда обращались к двум могучим божествам, были чрезвычайно опасными, и в исторические времена решение о проведении такого испытания принимали верховные жрецы или вожди общины. Образ мудрого священнослужителя, знающего законы, видимо, лежит в основе представлений о третьем из величайших богов, по-авестийски Ахура-Мазда («Господь мудрости»). Ахура-Мазда – верховное божество, стоящее гораздо выше Митры и Апам-Напата, чьими действиями он управляет и руководит. Ахура-Мазда в представлении верующих ни с какими природными явлениями не связывается, но является воплощением мудрости, которая должна управлять всеми действиями и богов, и людей. В Ригведе он именуется Асура («Господь»), н в одном из гимнов к двум меньшим божествам обращаются так: «Вы оба заставляете идти дождь с неба по божественной власти Асуры… вы оба защищаете свои законы по божественной власти Асуры. По истине-рта вы правите миром» (Ригведа 5, 63, 7). Три эти божества – высоконравственные создания, поддерживающие порядок аша–рта в мире и сами ему подчиняющиеся. Такие возвышенные представления были выработаны протоиндоиранцами давно, еще в каменном веке, поскольку они глубоко пронизывают религиозные верования народов, ведущих от них свое происхождение. Протоиндоиранцы почитали также нескольких «абстрактных» божеств, у них вообще была склонность олицетворять то, что теперь мы назвали бы абстракциями, и считать их могучими, вездесущими божествами. Вместо того чтобы определять божественную персону изречением типа «Бог – это любовь»[7], индоиранцы начинали свою веру с того, что «Любовь – это бог», и постепенно, создавали на основе этого представлений божество. Как далеко заходил процесс обрастания «абстрактного» божества отличительными особенностями и мифами, зависело от того, насколько это божество было связано с жизнью людей и религиозными обрядами и насколько популярным оно от этого становилось.

Так, например Митра, сначала будучи олицетворением верности договору, стал почитаться как бог войны, сражающийся на стороне праведного (ашавана) и безжалостно уничтожающий нарушителей соглашения. Ему же поклонялись и как великому судье, беспристрастно оценивающему поступки людей, и как солнечному божеству, такому же великолепному, как и солнце, которое он сопровождает высоко в небе. После того как иранские вожди и воины стали использовать боевые колесницы, они вообразили своих богов на колесницах. Тогда о Митре стали говорить, что его везут по небу белые кони, подкованные серебром и золотом, не отбрасывающие тени. В колеснице – оружие и каменного и бронзового веков: он вооружен булавой, «отлитой изжелтого металла» (Яшт 10, 96)[8], у него есть копье, лук и стрелы, клинок и праща (Яшт 10, 102; 129—131).

Вокруг Митры группировались меньшие «абстрактные» божества: Аирйаман (по-санскритски Арйаман олицетворявший дружбу, которая, скрепленная обрядом, была видом договора; Арштат – «Справедливость»; Хамварэти – «Доблесть»; Сраоша – «Послушание», являвшийся одновременно и блюстителем молитвы. Хварэна – другое божество, связанное и с Митрой, и с Апам-Напатом. Оно олицетворяет божественную благодать или славу – качество, присущее царям, героям и пророкам, но утрачиваемое ими, как только они преступают истину. Хварэна, в свою очередь, иногда соединяется с Аши богиней судьбы, которая дарует свои награды лишь праведным.

Точно так же поступает и Вэрэтрагна – бог Победы, обладатель постоянного эпитета «Созданный Ахурами», «Ахуроданный». Большинство индоиранских божеств представлялись в антропоморфном облике, но отличительной особенностью Вэрэтрагны было его воплощение в дикого кабана, вепря, прославившегося у иранцев за свою неистовую отвагу. В виде вепря Вэрэтрагна предстает в авестийском гимне к Митре (Яшт 10). С острыми клыками, мощный и готовый сокрушать неверных нарушителей договора, он бросается впереди Ахуры.

Ведические индоарийцы не почитали Вэрэтрагну. У их предков древний бог Победы был замещен Индрой, божеством, которое имело своим прототипом индоиранского воина героической эпохи – доброго к своим приверженцам, храброго в бою, отчаянного, упивающегося сомой. Индра аморален и требует от своих почитателей лишь обильных приношений, за которые он щедро вознаградит их материальными благами. Разница между Индрой и нравственными ахурами поразительно ярко выражена в ведическом гимне, в котором он и Варуна по очереди высказывают свои различные претензии на величие (Ригведа 4, 42).

Варуна провозглашает: «Воистину власть принадлежит мне, вечному властелину, как все Бессмертные [признают]… Я поднимаю вверх стекающие воды, по истине-рта я поддерживаю небо. По истине-рта я – владыка, который правит по истине-рта». Индра отвечает ему, провозглашая: «Мужи, ездящие быстро, обладающие хорошими конями, призывают меня, будучи окруженными в бою. Я возбуждаю вражду. Я, щедрый Индра. Я вздымаю пыль, моя мощь несокрушима. Я делал все. Никакая божественная сила не может сдержать меня, неудержимого. Когда глотки сомы, когда песни опьянят меня, тогда устрашаются оба беспредельных пространства». Таким образом, два этих божества воспринимаются как два совершенно различных создания, которые имеют своих прототипов на земле в виде нравственного правителя, обеспокоенного поддержанием законности, от которой он и получает власть, и храброго воителя-вождя, мало чем интересующегося, кроме своей личной удали и славы.

В приведенных выше строках Варуна говорит о «бессмертных». Бессмертный (ведическое Амрта, авестийское Амэша) – одно из званий, которым индоиранцы наделяли своих богов. Другое – «Сияющий», ведическое Дэви, авестийское Даэва. Оба эта слова по своему происхождению индоевропейские. Но иранцы употребляли по отношению к богам еще и слово Бага – «Распределяющий (блага)». По каким-то причинам сам Зороастр ограничил употребление древнего названия «даэва», применяя его лишь по отношению к Индре и другим воинственным божествам, которые он рассматривал как разрушительные силы, противоборствующие нравственным ахурам.

Хотя каждый акт богослужения, совершавшийся иранскими жрецами, посвящался одному из богов, сами обряды с регулярными приношениями огню и воде были, как кажется, всегда одними и теми же. Некоторые жрецы, очевидно, размышляли о деталях обрядов и природе материального мира, который эти обряды должны были поддерживать. Эти жрецы и создали яркую картину происхождения мира. Ее можно следующим образом реконструировать по зороастрийским писаниям. Боги создали мир в семь приемов. Сначала они сотворили небеса из камня, твердые, как огромная круглая скорлупа. В нижнюю часть этой скорлупы они поместили воду. Затем они создали землю, покоящуюся словно большое плоское блюдо на воде. Затем в центре земли они поставили три одушевленных творения в виде одного растения, одного животного («Единожды созданного быка») и одного человека (по имени Гайо-марэтан – букв. «Смертная жизнь»). Наконец, они разожгли огонь, как видимый, так и невидимый, в качестве жизненной силы, наполняющей одушевленные творения. Солнце, как часть огня, неподвижно сияло наверху, словно постоянно стоял полдень, так как мир оставался неподвижным и неизменным, как при создании. Тогда боги совершили тройное жертвоприношение: они истолкли растение, убили быка и человека. После этого благотворного жертвоприношения появилось много растений, быков и людей. Так был приведен в движение мировой цикл с его жизнью и смертью, за которой следует новая жизнь. Солнце стало двигаться по небу и регулировать смену времен года в соответствии с истиной-аша.

Эти природные процессы, если судить по индийским источникам, рассматривались как бесконечные. Начатые ботами, они должны были продолжаться вечно, пока люди исполняют свои обязанности. Поэтому священнослужители представляли себе, что каждый день они вновь вместе с растениями и животными совершают первоначальное жертвоприношение для того, чтобы обеспечить миру продолжение его существования. Благодаря этим ежедневным ритуалам священнослужители сознательно освящали, благословляли и укрепляли каждое из семи творений, и все они были представлены в обряде: земля – в священном участке, на котором совершалось богослужение, вода и огонь – в сосудах, стоящих перед священнослужителем, небесная твердь – в кремневом ноже и каменном пестике ступки, растения – в пучке прутьев барэсман и в хаоме, животные – в жертвенном животном (или же в животных продуктах – молоке и масле). Наконец, сам человек присутствовал в совершающем обряд жреце, который становился, таким образом, соучастником действий богов, выполняя свой долг по поддержанию мира в состоянии устойчивости и чистоты.