Глава XXIV Святой Афанасий Великий и гонения от ариан

Глава XXIV

Святой Афанасий Великий и гонения от ариан

После смерти Константина три его сына были провозглашены императорами; других же родственников убили, за исключением малолетних племянников – Галла и Юлиана. Старший из императоров, Константин, получил Галлию, Испанию и Британию – области, которыми он управлял еще при жизни отца. Вскоре же после смерти отца он убедил братьев вызвать епископа из ссылки, объяснив в письме, что этим исполняется последняя воля покойного императора, который удалил Афанасия только для того, чтобы спасти от умыслов врагов. Известно, что в своей столице, Трире, он с почетом принял изгнанного Афанасия и постоянно оказывал ему величайшее уважение. Константин царствовал очень недолго и был убит на войне.

Второй брат, Констанс, управлял Италией, Африкой и Иллирией, а после смерти брата – всем Западом. Он постоянно держался истинного учения и твердо защищал Афанасия и прочих епископов, гонимых арианами.

Третий, Констанций, правил Востоком. Его имя чаще всех будет встречаться нам, потому что он постоянно входил в дела Церкви, решал богословские споры и этим возбуждал беспрестанные смуты и волнения. Характера слабого и вместе с тем раздражительного и жестокого, он находился под влиянием своих приближенных, которыми, в свою очередь, управляли ариане.

Волнения начались очень скоро. В первом же году царствования Констанция умер Константинопольский епископ, святой Александр. Когда перед его смертью клир просил его указать, кого избрать ему в преемники, епископ отвечал: «Если хотите мужа сановитого и опытного в делах житейских, то изберите Македония; если желаете человека назидательного в учении и образцового в жизни, то изберите Павла». Павел был одним из пресвитеров, пострадавших и изгнанных за истинное учение вместе с Евстафием Антиохийским. Он недавно возвратился из ссылки; Македонию же покровительствовали ариане. Избрали Павла, но царь был этим недоволен: он низложил Павла и перевел в Константинополь Евсевия Никомидийского, нарушая, таким образом, и давнее право Церкви избрать себе епископа, и определение Никейского Собора, запрещавшее перемещать епископов с одной кафедры на другую. Этот противозаконный поступок возбудил много ропота, но Констанций не обращал на это внимания и постоянно действовал таким же образом. Когда года через два Евсевий скончался, православные избрали опять Павла, а ариане – Македония. Констанций снова вмешался и прислал отряд воинов, чтобы низложить и отправить Павла в заточение. Православные вступились за своего епископа. Произошел бой: воинский начальник был убит, и улицы Царьграда обагрились кровью. Македоний остался епископом, а благочестивый Павел был изгнан. Впоследствии эти два епископа еще несколько раз менялись в Константинополе, по мере того как та или другая партия брала верх.

Между тем Афанасий возвратился и был принят с любовью всей паствой, которая уже два года не имела епископа[141]. Она твердо хранила истинное учение, и гонения, которым подвергся ее любимый пастырь, еще крепче привязали к нему сердца всех православных христиан. Но ариане не могли стерпеть возвращение Афанасия: они чувствовали свою силу при новом императоре. Созвав свой Собор, решили, что Афанасий не имел права занять свою кафедру, будучи низложен Собором, и прислали в Александрию избранного ими епископа Писта. В то же время они отправили к императорам и епископам послания, в которых возобновляли некоторые из прежних обвинений против Афанасия, прибавляя к ним новые. Все египетские епископы вознегодовали и, со своей стороны, отправили во все города послания, в которых излагали события так, какими они были на самом деле, и защищали Афанасия.

Святитель Афанасий Александрийский. Икона

Примерно в это время в Антиохии собралось много епископов для освящения храма. Между ними было немало ариан. Они составили Собор (340), на котором отвергли Никейский символ и решили составить другой. Это стоило им немалого труда. Желая привлечь на свою сторону православных, ариане старались смягчить несколько выражений или утаить их настоящий смысл. Закончилось тем, что они составили четыре символа, в которых было исключено слово «единосущный». Но главной своей целью ариане считали окончательное низложение верженцев, решил тайно оставить город и передать свое дело на суд всего христианского мира.

Из своего тайного убежища он послал к епископам всех Церквей воззвание, в котором описывал действия ариан. «Не мне одному нанесено оскорбление, – писал он, – но всем вам. Нарушены правила, отцами преданные; страждет вера, проповеданная Господом и Его апостолами. Если виноват епископ Александрийский, его должны судить православные епископы, а не еретики. Если он будет признан недостойным престола, надо избрать на его место из той же Церкви, а не отвне привести с воинскою силою никому не угодного Григория». Но слова истины и справедливости раздавались тщетно в стране, где ариане были всесильны и где император был всегда готов их поддержать, что бы они ни делали. Афанасий решил отправиться на Запад.

Там он нашел сильных защитников в лице императора Константина и Римского епископа Юлия. Тот, узнав еще до прибытия Афанасия о беззаконных действиях ариан, через послание египетских епископов, созвал Собор. Он послал приглашения во все города, но долго и тщетно ждал арианских епископов, которые только укоряли его за то, что он имеет общение с осужденным Афанасием. Наконец Юлий решил обсудить дело без них, но при участии пятидесяти епископов, между которыми находились изгнанники из Фракии, Иллирии, Палестины и Египта. Афанасий был оправдан вполне. Он стал жить в Риме, где ему оказывали величайшее уважение. Все римское христианское общество удивлялось чистой, строгой жизни свт. Афанасия, через него знакомилось с подвигами восточных отшельников, мало известными на Западе. Его назидательное слово пробуждало стремления к самоотверженному служению Богу.

Вполне преданный воле Господней, Афанасий переносил терпеливо свои бедствия, но его очень огорчали вести из Александрии. Положение православных было там крайне тяжелым. Григорий открыл гонение на всех епископов, не соглашавшихся быть в общении с ним. Святой исповедник Потаммон был истерзан до смерти; множество епископов сослано в заточение и замещено арианами. У бедных, призреваемых Церковью, отняли содержание. Особенно страдали все те, которых подозревали в преданности Афанасию. Умерла в Александрии его сестра; Григорий запретил ее хоронить, и христиане должны были втайне и с опасностью для жизни предать ее тело земле. Все эти беззаконные действия совершались под защитой военной силы.

Так продолжалось уже целых пять лет. Страдания христиан усиливались с каждым годом, и ересь Ария все больше и больше распространялась на Востоке. Наконец западный император Констанс решил открыто заступиться за Афанасия, зная, как несправедливы гонения, которым тот подвергался. При свидании с братом он убедил его созвать общий Собор для рассмотрения обвинения, чтобы, если Афанасий окажется правым, возвратить его в Александрию. Констанций согласился, и Собор был созван в Сардике, находившемся на границе владений обоих из братьев. Съехалось 170 епископов, среди которых были самые уважаемые на всем Западе. Прибыли и враги Афанасия. Но как только они убедились, что большинство бывших на Соборе склоняется в пользу Афанасия и что представляются неопровержимые доказательства против них самих, то внезапно оставили Сардику под ничтожным предлогом и в другом городе составили свой Собор, на котором и осудили Афанасия. Город Филиппополь, где это происходило, находился во владениях восточного императора. Поэтому ариане чувствовали себя сильными и не стеснялись в средствах. Тех из епископов, которые не соглашались с ними, они отправляли в заточение, многих приверженцев Афанасия предавали смертной казни, в Александрию послали повеление лишать жизни тех из православных епископов, которые бы туда явились. Все это делалось с дозволения и при содействии Констанция, который из боязни брата не решался открыто объявить себя противником Афанасия, но втайне поддерживал все, что предпринималось ему во вред. Ариане прибегали к самым низким, позорным средствам, чтобы очернить в его глазах православных епископов. И император, вполне веря им, был только послушным орудием их воли.

Между тем Собор в Сардике, тщательно разобрав все обвинения, полностью оправдал Афанасия. Более того, установил не принимать другого Символа веры, кроме Никейского. Император Констанс тогда стал настоятельно требовать от брата, чтобы он возвратил Афанасия из ссылки, грозя, в случае отказа, силой оружия восстановить пастыря, желаемого всей паствой. Констанций устрашился угроз брата и написал к Афанасию письмо, в котором приглашал его возвратиться. Но в то же время он не отменил своих прежних указов против православных, и, если бы Афанасий, поверив его письму, поехал в Александрию, его жизнь была бы в опасности. Он медлил ехать; Констанс настаивал, повторяя свои угрозы. И Констанций, боясь войны, написал еще два письма, в которых настоятельно просил Афанасия возвратиться, торжественно уверяя в безопасности и в своем расположении. Тогда он уже и отменил все распоряжения против православных и предписывал гражданским властям в Египте оказывать Афанасию всякое уважение. Пока все это происходило, арианский епископ Григорий Александрийский скончался в 345 г. Только тогда Афанасий поехал в Александрию. Его возвращение было настоящим торжеством: народ с радостными восклицаниями толпился вокруг мужественного страдальца, скитавшегося в изгнании более семи лег, паства ликовала. В Антиохии Афанасий виделся с императором, и благосклонность, оказанная ему Констанцием, устрашила даже самых отъявленных его врагов. Они теперь с наглой угодливостью искали примирения с ним, отреклись от своих прежних действий и письменно осуждали то самое учение, за которое стояли. Все это делалось из страха и с затаенной ненавистью, которая должна была опять вспыхнуть при удобном случае.

Афанасий хорошо знал своих противников и не верил им. Но вся его деятельность теперь была посвящена пастве. Он ревностно старался уврачевать зло, которое нанесли ей ариане. Объяснениями истинного учения, силой назидательного слова он старался возвратить заблудившихся и укрепить верных служителей Христа. Много радости доставляла ему любимая паства. Гонения за истину возбудили в ней горячую ревность к вере, Церковь как бы обновилась духом. Пламенной молитвой и усердием ко всякому доброму делу православные выражали свою радость и благодарность Богу. Делались значительные пожертвования на содержание бедных. Каждый дом походил на церковь по благочестию живших в нем и постоянным молитвам, воссылаемым в нем к Богу; везде славилось имя Афанасия. Христианский мир смотрел на него, удерживая за собой только власть приводить в исполнение решение Церкви, но не стесняя свободы обсуждения. «Я епископ внешних дел», – говорил он иногда. Но вовсе не так действовал Констанций. Он оставлял за собой право разрешать самовластно все богословские вопросы и силой поддерживал свои решения. Теперь он велел обнародовать в виде указа исповедание веры, сочиненное им самим под руководством ариан и которое он выдавал за вдохновенное свыше. Это исповедание возбудило в народе сильное негодование[142].

Сам Констанций (за завесой) присутствовал на заседаниях Собора, чтобы направлять их согласно своей воле. Нашлись, однако, некоторые мужественные епископы, которые не побоялись стоять за правое дело. Люцифер, епископ Сардинского города Кальяри, смело обнаруживал недобросовестность обвинителей Афанасия и решительно отказался подписать осуждение. Тогда Констанций, в страшном гневе, внезапно явился среди собрания. «Я сам обвинял Афанасия! – воскликнул он. – Для меня поверьте им».

– Противно правилам Церкви осуждать отсутствующих и входить в общение с еретиками, – возразил Люцифер.

– Моя воля – вот для вас правило! – воскликнул гневно Констанций. – Повинуйтесь моему требованию, или я вас всех сошлю в ссылку. – И при этом он вынул меч.

Многие уступили, но Люцифер, Евсевий Верцельский, Дионисий Миланский остались тверды и были сосланы в заточение в далекие страны. С ними обращались чрезвычайно жестоко. В Милане был назначен епископом арианин Авксений, и во все города было послано епископам повеление подписать осуждение Афанасия под угрозой низложения и ссылки.

Римский епископ Либерий не присутствовал на Миланском Соборе и твердо стоял за Афанасия. Констанций, желая склонить его на свою сторону, послал к нему своего любимого евнуха с дарами. Либерий отверг дары и сказал посланному: «Пусть соберется правильный Собор, без страха мирских судей, с одним только страхом Божиим и канонами апостольскими; пусть примет Символ Никейский, и тогда мы рассмотрим дело Афанасия». Евнух положил привезенные дары на гробницы апостолов, Либерий приказал их выкинуть, как цену крови. Тогда Констанций прибегнул к силе. Чтобы не произошло волнения в Риме, он ночью велел схватить Либерия и привезти его к себе в Милан. Тут он стал с угрозами убеждать его подписать низложение Афанасия.

– Государь, – сказал епископ, – суды церковные должны быть правдивы, а Вселенская Церковь признала Афанасия невинным.

– Дерзаешь ли ты один возноситься против всего мира? _– воскликнул Констанций с гневом.

– Если останусь и один, истинная вера не погибнет, – возразил Либерий. – В Вавилоне три отрока ее поддержали.

Царь стал угрожать епископу.

– Соглашайся, – говорил он, – и возвратишься в Рим, иначе пошлю тебя в заточение. Даю тебе три дня, чтобы решиться.

– Я уже простился с братьями в Риме, – отвечал Либерий, – три дня или три месяца не переменят моего решения. Посылай куда хочешь.

Либерия сослали в заточение во Фракию, а вместо него назначили в Рим другого епископа, Феликса, которого, однако же, народ не признал. В Риме произошли смуты и волнения. К сожалению, епископ Либерий не выдержал до конца своего подвига, и через три года заточения согласием на арианское исповедание купил позволение возвратиться в Рим.

Такое же печальное малодушие проявил и Осия Кордовский, который до той поры был твердым защитником Афанасия. Вся Церковь уважала его. Когда Констанций стал увещевать его подписать осуждение, он отвечал: «Государь, я претерпел мучения за веру при Максимине; я готов страдать и теперь; но не подпишу осуждения Афанасия, которого Церковь признала правым».

Констанций сослал и Осию в заточение в Сирмиум, где держал его больше года. Истомленный страданиями и болезнью, столетний старец согласился подписать неправославный символ, но осудить Афанасия не согласился. Уступки Либерия и Осии глубоко опечалили верующих, но, скорбя об их слабости, они все-таки с благодарностью вспоминали их прежние заслуги.

Что же в это время делал Афанасий? Конечно, он знал опасность, грозившую ему, но, твердый и неустрашимый, весь преданный своему служению, он спокойно правил Александрийской Церковью. Он старался приготовить паству к предстоявшему гонению и поучениями внушил ей твердость и непоколебимое упование на Всемогущего Бога. Вскоре после Миланского Собора в Александрию был прислан царский сановник с требованием, чтобы Афанасий оставил свою Церковь; однако сановник не предъявил письменного повеления от императора. Афанасий же имел несколько писем, в которых Констанций, находясь еще под страхом брата, уверял его, что он до конца жизни останется в Александрии. Афанасий имел полное право опираться на эти уверения и отвечал, что не может оставить паству без письменного на то повеления. Но буря на него уже надвигалась. Начальник войск в Египте получил повеление содействовать мерам, предпринимаемым против Афанасия, но епископу все не было повеления удалиться, и гражданские власти не смели ничего предпринимать без приказа. Они страшились волнения в народе, преданном епископу. Город находился в тревожном ожидании.

Так прошел еще месяц. Наконец, в ночь с 8 на 9 февраля 356 года, когда служил епископ, до пяти тысяч вооруженных воинов окружили церковь, которая была полна народа. Афанасий понял, что пришли за ним и, не желая никого подвергнуть опасности, велел диакону читать псалом 135: «Исповедайтесь Господеви, яко благ, яко в век милость его», а народу, припевая, расходиться по домам. Но народ не захотел оставить его. Воины ворвались в церковь, пустили несколько стрел, которые ранили молящихся, окружили святилище. Посреди шума и смятения епископ спокойно продолжал священнослужение, и народ, толпясь вокруг любимого пастыря, повторял единодушно вдохновенные слова Псалмопевца, выражавшие непоколебимое упование на милость Божию. На виду у торжествующей силы Церковь утешалась воспоминанием о вечной милости Господа, Который сотворил чудеса великие, вывел народ Израиля из Египта, Который помнит униженных и избавляет их от врагов, «ибо милость Его вечна!» Каким всесильным утешением звучали теперь эти слова! Наконец епископ произнес отпустительную молитву, и народ начал расходиться. На своем возвышенном месте Афанасий ждал, пока народ выйдет, но священнослужители увлекли его за собой. Ночная темнота и теснота на улицах помогли ему скрыться от преследовавших воинов, которым велено было захватить Афанасия живым или мертвым. Он некоторое время скрывался в самом городе, в окрестностях и, наконец, при помощи друзей, достиг пустыни.

Его везде усердно искали, входили в дома, обыскивали сады, окрестности города, гробницы. Голова его была оценена, везде были разосланы строжайшие указы против укрывателей, правители областей получили повеление употребить все меры, чтобы его отыскать. Казалось, что поимка Афанасия была самым важным государственным делом. Царь писал даже к правителям Абиссинии, требуя от них выдачи Афанасия на случай, если он стал бы искать убежища у посвященного им епископа Фрументия.

Но Афанасий, исчезнув на целых шесть лет, был безопасен среди суровой пустыни. Его охраняла любовь и преданность отшельников. Огромные египетские пустыни, горы и бесплодные равнины, окрестности самой Александрии, заселялись в ту пору толпами иноков и отшельников. Все они были горячо преданы Афанасию и готовы даже до смерти стоять за твердого защитника истины, слава которого гремела и в пустыне. Воины тщетно обыскивали монастыри и отшельнические келии; все иноки стояли на страже. Едва возникала опасность, Афанасия немедленно извещали о ней и препровождали далее в пустыню. Таким образом, он смог в течение шести лет скрываться от преследователей. Великий епископ любил пустынную жизнь с ее лишениями и трудами, подвигами самоотречения удивлял самых суровых отшельников и внушал им глубокое уважение.

В Александрии между тем православные терпели все ужасы страшнейшего гонения. Народ принес императору жалобу на случившееся в храме и убедительно просил возвратить Афанасия. «Если есть повеление нас преследовать, то мы все готовы сделаться мучениками, – писали христиане, – но просим, чтобы не давали нам другого епископа, ибо мы готовы до смерти стоять за Афанасия, которого Бог даровал нам изначала».

Это прошение было оставлено без внимания, и вскоре получено от императора повеление отдать все церкви арианам. Из них выносили утварь, святой алтарь, завесу, епископский престол и перед вратами храма сжигали все, как нечистое. Вскоре явился в Александрию и новый епископ Георгий, человек грубый, необразованный, заботившийся только о своих денежных выгодах. Народ принял его с громким ропотом, гонение еще усилилось. Самая страшная участь постигла православных, и особенно тех, кого подозревали в преданности Афанасию. Грабили и сжигали их дома, подвергали истязаниям, ссылали в заточение или на тяжкие работы в аравийские рудники. Православные, лишенные церквей, собирались по ночам на кладбищах для богослужения, как во время гонений от язычников. Но и тут Георгий нападал на них с военной силой и предавал пыткам и казни всех, кого мог захватить. Самые священные дни Поста и Пасхи не были уважены: обыски, допросы, пытки и казни не прекращались. Всех египетских епископов, которые не соглашались на общение с арианами, сослали в дальние страны. С ними обращались крайне жестоко, и многие умирали по пути, не достигнув места изгнания. В их епархии назначались ариане. Сам Георгий не входил в вопросы о вере; он был до того необразован, что едва имел какое-нибудь понятие о христианском учении. Он думал только о выгодах и обогащался притеснениями и грабежом. Но при нем были два его приятеля, Аэций и Евномий, которые довели арианское учение до последней крайности нечестия, ревностно распространяя свои мнения. Таким образом, несчастный Египет терпел все бедствия. Года через два народ александрийский, выведенный из терпения притеснениями Георгия, заставил его удалиться, но царь опять восстановил его силой оружия; и положение православных еще больше ухудшилось.

Во всех других областях империи свирепствовало то же страшное гонение на православных, везде нарушалось древнее право избрания. Во многих городах было по два епископа, везде Церковь волновали раздоры. Ариане употребляли против православных все орудия: клевету, подкуп, силу; везде распри, споры, вражда заменили любовь и мир, завещанные Христом. Епископы не могли заниматься своими обязанностями, их то и дело призывали на соборы, которые собирались беспрестанно. На этих соборах голос православных епископов не имел никакого веса, ибо все было решено заранее. Им предстояло или опозорить себя постыдной уступкой, или сделаться исповедниками за истину. Самые достойные пастыри Церкви томились в изгнании и в жестоком заточении. В Иерусалиме, после смерти Максима, был избран Кирилл, муж исполненный веры и благочестия. Вначале ариане надеялись, что он будет на их стороне, но как только увидели, что ошиблись, то стали его преследовать и клеветать на него. Кирилл был очень милосерд к бедным; раздав уже все свое имущество, он во время голода продал некоторые церковные вещи, чтобы прокормить неимущих. Это послужило арианам предлогом к обвинению; Кирилла низложили и изгнали.

Антиохийская Церковь особенно страдала от внутренних раздоров. После изгнания Евстафия его приверженцы составили свое общество, назвались евстафианами, не захотели ни признать арианского епископа, ни молиться с теми, кто признавал его. Наконец, так как Антиохия была некоторое время вовсе без пастыря, потому что арианина Евдокса перевели в Константинополь, православные и ариане совместно избрали Мелетия, бывшего епископа Севастии. Православные знали его как человека благочестивого. Но и при дворе одобрили это избрание, потому что ариане считали Мелетия своим; обе партии с нетерпением ожидали его первой проповеди в церкви. Мелетий произнес ее в присутствии самого императора, и слова его были твердым и ясным исповеданием православного учения. Православные радовались, но ариане очень скоро нашли возможность свергнуть Мелетия, и он получил повеление удалиться в Армению. Эта мера произвела волнение в народе, который успел полюбить пастыря. Когда правитель города повез епископа, то Мелетий должен был прикрыть его своей мантией, чтобы защитить от камней, которые бросал в него народ. Акт об избрании Мелетия хранился у Самосатского епископа Евсевия; царь велел вытребовать у него эту бумагу. Евсевий отказался ее выдать; ему грозили отсечь руку. «Отсеките обе руки, – отвечал достойный Евсевий, – но общего определения об избрании не выдам, разве когда все избравшие потребуют его». Место Мелетия заступил отъявленный арианин, Евзой, но православные не захотели иметь с ним общение. Впоследствии, уже в следующем царствовании, Люцифер Кальярский посвятил для них третьего епископа, Павлина, но от этого раскол еще больше усилился. Приверженцы Мелетия не хотели признавать Павлина, евстафиане не хотели иметь ничего общего ни с мелетианами, ни с павлинианами. Ариане составляли четвертую сильную партию, лжеучитель Аполлинарий тоже составил свое общество. Куда девался мир, завещанный Христом ученикам Своим? Всего через сорок лет после Константина Великого Церковь лежала раздавленная у ног его сына.

Из страдальцев за истину назовем еще Илария Пуатьеского и Серапиона Тмуитского. Оба с твердостью стояли за Никейское исповедание, оба отстаивали невинность Афанасия, и оба за то претерпели изгнание и заточение. В своем изгнании они много писали в защиту истинного учения. Иларий, в молодости язычник, обращенный чтением Священного Писания, ревностно служил Богу. Он был епископом в городе Пуатье в Галлии и там много заботился о распространении веры: писал, составлял духовные песни. Притеснения и насилия в деле веры сильно возмущали его. Он писал императору: «Если бы и в пользу истинной веры стали употреблять подобное нынешнему насилие, то епископы, следуя евангельскому учению, воспротивились бы и сказали: Бог есть Владыка вселенной. Он не требует невольной Себе покорности. Ему не угодно вынужденное поклонение».

Между тем ариане разделились в своем учении. С самого начала было между ними некоторое разногласие в мнениях, но, занятые борьбой с православными, они соединили против них все свои силы и не поднимали спорных вопросов. Теперь же, когда, как им казалось, враги были побеждены, их разногласия обозначались с большей резкостью. Некоторые из ариан шли дальше самого Ария в богохульных мнениях, как Аэций и Евномий; другие, как Македоний, отвергали Божественность Духа Святого; третьи старались в некоторых мнениях сблизиться с православными и называли себя полуарианами. Все эти партии спорили, враждовали между собой, обвиняли и осуждали одна другую на многочисленных соборах. Епископов возводили и низлагали, в зависимости от того, какая партия брала верх и умела вкрасться в расположение Констанция или, скорее, его придворных. В противоположность всем этим разногласиям яснее представляется внутреннее единство учения Святой Апостольской Церкви, гонимой, бедствующей, но постоянно побеждающей силой истины и пребывающего в ней Духа Святого.

Чтобы примирить враждующие партии, Констанций хотел созвать Вселенский Собор, но это не получилось. Были созваны в одно время два собора: один для западных епископов в Римини, другой для восточных в Селевкии. Спорили ариане и полуариане, но оба собора имели печальный итог. Обманутые арианами, которые ловко употребляли двусмысленные выражения, отцы соборов подписали неправославный символ, в котором слово «единосущный» было заменено словом «подобосущный». Те из епископов, которые не соглашались, были отправлены в ссылку.

Во все это время Афанасий не оставался праздным в своем убежище. Он постоянно следил за делами Церкви, о которых через друзей получал известия, и на все возникшие вопросы отзывался из пустыни. Он писал увещания к своей любимой пастве, в письмах к Серапиону излагал истинное учение Церкви о Божестве Святого Духа, в «Четырех словах против ариан» с великой силой обличал и опровергал лжеучение, описывал действия ариан, некоторые соборы[143]. Верующие принимали с радостью каждое его слово как победоносное оружие против лжеучений. Таким образом, он в глубине пустыни жил и действовал на общую пользу, и меры насилия не вредили истине; она распространялась вопреки всему. «Изгнанные пастыри, – писал Афанасий, – обратили самое заточение в пользу своего служения.

Проходя страны и города, они благовествовали истинную веру, хотя и были в узах; обличали Ариеву ересь. Таким образом, выходило противное тому, чего желали гонители. Чем далее было место заточения, тем более возрастало отвращение к арианам, и самое заточение было проповедью против арианства».

Не одни волнения и раздоры, произведенные арианами, нарушили мир Церкви. В Африке не прекращался раскол донатистов. Раздраженные некоторыми строгими мерами, донатисты дошли до крайнего исступления. Величая себя единой апостольской Церковью, они предавали анафеме православных, не признавали никаких епископов, кроме своих, и силой оружия поддерживали свои притязания. Напрасно Соборы старались вразумить донатистов и возвратить их Церкви. С каждым годом их упорство усиливалось. Разделившись на секты, они враждовали между собой и производили страшные беспорядки; целые селения восставали одно на другое под предлогом борьбы за чистоту веры. Толпы неистовых поселян, называвшихся циркумцеллианами, бродили по всей стране с мечом и огнем: жгли, грабили, резали, восставали против всякой власти, против всякого установленного порядка. То с неистовыми кликами, то с пением гимнов совершали они страшные жестокости и, наконец, в порыве дикого изуверства, просили себе смерти, сами бросались на мечи, считая смерть от руки врага желанным жребием и священным мученичеством, которое доставит им венец славы. Силой оружия волнения, производимые циркумцеллианами, на некоторое время усмирили, но раскол в Африке продолжался еще долго.

В Персии Церковь тоже перенесла страшное гонение. Персидский царь Сапор сначала смотрел довольно равнодушно на распространение новой веры в своей империи, и число христиан быстро умножалось. Но персидские волхвы (или маги) и иудеи ненавидели их, и когда между Сапором и Констанцием разгорелась война (343), то они старались представить христиан предателями и уверяли царя, что они сообщают врагам все, что делается в Персии. Тогда Сапор стал жестоко преследовать всех, кто не соглашался отречься от христианской веры. Однажды он призвал к себе Ктезифонского епископа Симеона и стал убеждать его отречься от Христа и поклониться солнцу и огню. Симеон отказался: «Пока я мог исполнить повеления твои, не изменяя Богу, я во всем был тебе покорен; но если ты требуешь, чтобы я поклонился солнцу, то я лучше согласен умереть, ибо это противно заповеди Господней».

Сапор осудил епископа на смертную казнь. Выходя из дворца, Симеон встретил бывшего воспитателя царя, Усфазада. Тот был когда-то христианином, но недавно, из угодливости царю, изменил своей вере; он жил при дворе в великом почете. Увидев Симеона, Усфазад встал и поклонился, Симеон же, отвернувшись, стал укорять его за отступничество. Слова епископа запали в сердце Усфазада и пробудили в нем раскаяние; он заплакал. «Если от меня отвернулся Симеон, – подумал он, – то как взглянет на меня Создатель мой, от Которого я отрекся?» Он тотчас же пошел к царю и сказал ему: «Я вдвойне виноват: перед тобою, которого обманул притворным исповеданием, согласясь из страха поклониться солнцу, и перед Создателем моим, от Которого я отрекся. Каюсь в этом и отселе хочу поклоняться Создателю, а не созданию».

Сапор изумился и стал увещевать старца не печалить его и не идти на верную смерть, но Усфазад спокойно выслушал приговор, не молил о пощаде, а просил только объявить всенародно, что он умирает за исповедание христианской веры. Он хотел этим поправить грех своего отступничества и ободрить христиан своим примером. Царь же охотно согласился, думая, что христиане устрашатся, когда увидят, что он не пощадил даже любимого наставника.

Христиане, напротив, обрадовались, когда узнали, что Господь опять призвал к себе отрекшегося Усфазада. Старца казнили, и христиане стали безбоязненно готовиться к смерти. В Великую Пятницу вывели на казнь, вместе с Симеоном, до ста христиан, большей частью из духовенства. Симеон ободрил их, напомнив про вечную жизнь. Один только престарелый пресвитер обнаружил некоторую боязнь. Царский сановник, присутствовавший здесь, сказал ему: «Недолго, старец, тебе страдать, закрой глаза и мужайся, ибо скоро увидишь свет Христов». Из этих слов узнали, что и сановник – христианин. Донесли об этом царю, который повелел казнить сановника и его дочь. Все скончались, славя Господа.

Гонение все усиливалось. Предали казни двух сестер Симеона, обвинив их в волшебстве. А через год после этого, в день Пасхи, до тысячи христиан были казнены за свою веру; в числе их находился любимец царя, евнух Азат. После этого гонение несколько смягчилось, но впоследствии возобновилось опять. Историки считают, что в долголетнее царствование Сапора казнили около 300 лиц духовного звания и до 16 000 мирян.

Сила христиан обнаружилась не только в твердости их среди гонений. Сапор был изумлен их мужеством, когда (в 348 году) стал осаждать сирийской город Низибию, прежде уже не покорившийся его полчищам. Низибийский епископ, св. Иаков, и его ученик Ефрем увещаниями ободряли осажденных. С молитвой и пением псалмов обходили они стены города, и Бог чудесным образом помог верным Своим служителям. Внезапно облако насекомых налетело на вражье войско; лошади и слоны, бросившись в стан, произвели страшное смятение. Персидскому войску представился призрак самого императора, сражавшегося будто на бойницах; оно упало духом. Военачальники были принуждены снять осаду, и персы удалились.

Тяжкое гонение вытерпели христиане и в Армении. Находившаяся среди двух сильных держав, греческой и персидской, волнуемая междоусобиями после смерти Тиридата, Армения должна была искать покровительства соседей. И как только отдавала предпочтение одной из враждующих между собой держав, то подвергалась нападениям со стороны другой. Особенно страдала она от персов, которые старались возвратить ее к прежней вере, огнепоклонству. Когда в 340 году Сапор стал жестоко преследовать христиан, то в Армении сжигались христианские книги, и персидские маги обходили всю страну, под страхом смерти принуждая христиан к отречению. В этих трудных обстоятельствах истинным отцом своей паствы и спасителем отечества был армянский патриарх Нерсес, справедливо прозванный Великим. Он усмирял междоусобие, внушал бодрость упавшим духом, наставлял, увещевал, однажды своим посредничеством даже помирил с армянским царем греческого императора, который уже собирался послать свои войска в Армению; в другой раз умолил императора подать помощь несчастной стране. Великий патриарх умер от яда, по приговору недостойного царя Папа (384).

Не забудем упомянуть, что при Констанции же (в 351 году) было в Иерусалиме чудное знамение. Седьмого мая, около третьего часа дня, явился над Голгофой и до горы Елеонской большой сияющий крест. Все христианское население города поспешило в церковь, чтобы воздать хвалу Богу. Святой епископ Кирилл в послании к царю описал это чудное явление, и Церковь положила праздновать ежегодно память об этом событии.

Святой Кирилл Иерусалимский, скончавшийся в 386 году, оставил несколько назидательных сочинений. Особенно замечательны его «Огласительные поучения», содержащие изложение догматов веры, объяснение Таинств и описание церковных обрядов. Эти сочинения весьма важны для Православной Церкви, ибо мы в них можем найти подтверждение того, что и доныне хранятся в чистоте постановления и обычаи древней Церкви.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.