Глава 11 ЦАРСКАЯ ВЛАСТЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 11

ЦАРСКАЯ ВЛАСТЬ

В Месопотамии правление царя было одной из основополагающих концепций цивилизации: это был один из даров, полученный Иннином (Иннаной) от Энки, чтобы отдать представителям шумерской цивилизации, центром которой был Урук. Эта форма правления, как утверждает Шумерский царский список, спустилась с небес. Во время Потопа она вернулась на небеса и впоследствии была спущена снова. Таким образом, для шумеров и их преемников царство как форма правления и его отличительные признаки существовали раньше и независимо от земного царя.

В Эпосе об Этане мы читаем:

В то время не носили тиар...

Скипетр, повязки, тиара и посох хранились в небесах перед Ану;

Не было царского управления ее [богини] людьми;

Царствование (тогда) спустилось с неба...

Сам царь выбирался богами и от них получал атрибуты власти. Энлиль, с незапамятных времен являвшийся национальным божеством Шумера, сам назывался «царем земель», а позднее был признан «царем богов» даже в Ассирии, где с ним ассимилировался национальный ассирийский бог Ашшур.

Исторически царь избирался советом, и память об этом была жива даже в аккадский период (ок. 2300 до н. э.). В тексте, который можно считать содержащим подлинную историческую традицию, сказано:

Среди «земель Энлиля» поле, принадлежащее Эсабаду, храм Гула, Киш собраны; и они возвели на царство Ипхур-Киша, человека из Киша...

Первоначально царь был не более чем primus inter pares[40], временным лидером, избранным во время войны, но эта ситуация изменилась еще до конца раннединастического периода. Шумерское слово «царь» (Lugal) имеет основное значение «великий человек» и первоначально использовалось не только для обозначения политической главы государства, но также хозяина в отношении своих рабов.

Поскольку студентами, изучающими религию, уделяется большое внимание наличию предполагаемой модели в древней ближневосточной концепции царства, есть смысл указать на существенные различия между шумерской и иудейской теориями царства. Когда царство как форма правления появилось в Израиле, это вызвало горячее неодобрение в отдельных кругах, считавших, что только Бог есть царь (1 Цар., 8: 7). Институт царства не был на самом деле исконным иудейским институтом, а был введен как имитация иностранной практики, как указано во Втор., 17: 14 и в 1 Цар., 8: 5. Таким образом, правление царя в Израиле, в главном течении официальной религиозной мысли, считалось чисто человеческим институтом, хотя назначенный человек должен был избираться или, по крайней мере, одобряться Господом. Если не рассматривать правление царя в том смысле, что сам Господь был царем, оно не было одной из основных концепций иудейской цивилизации.

Широкое обсуждение идеи «божественного царствования» в Месопотамии и остальных территориях Древнего Ближнего Востока привело к выводу, что неверно говорить о царе в Месопотамии как о божественной фигуре. Позднее в этой главе встретится выражение «царь как бог». Это правильно в контексте, который относится к части ритуала, где царь идентифицировался с Богом для Священного брака, но неправильно говорить о царе как о боге вне упомянутого выше контекста. Отдельные цари, в особенности все, кроме трех, из Третьей династии Ура, в некоторых случаях писали свои имена с клинописным знаком DINGIR (детерминатив, означающий, что следующее имя принадлежит представителю класса небожителей), и из этого был сделан вывод, что эти цари действительно считались богами. Против этого утверждения можно заявить, что даже цари, чьи имена писали таким образом, не обязательно делали это с самого начала своего правления и не в каждом городе царств, которыми они правили. Поэтому было выдвинуто весьма правдоподобное предположение, что явное обожествление указанных царей происходит оттого, что они избраны богами, в некоторой, пока неизвестной, степени, как подходящие для того, чтобы представлять бога на ритуале Священного брака. Даже в период Третьей династии Ура существовали важные различия между так называемыми «божественными царями» и собственно богами. Это верно, что имена таких царей встречаются в списках приношений еды с именами богов, но приношения еды следует отличать от жертвоприношений, которые делались только богам и никогда – царям. Более того, предположительно божественный царь мог строить храмы богам «ради собственной жизни царя», тем самым принимая первичную разницу в статусе между богами и божественными царями.

С религиозной точки зрения царь был прежде всего связу ющим звеном между богами и людьми, которых они создали, чтобы им служить. Он представлял людей перед богами и, в свою очередь, являлся своеобразным проводником, через которого боги регулировали государственные дела для людей.

Поскольку благосостояние нации зависело от благосостояния царя, любая опасность, угрожающая царю, была в высшей степени важна. Когда всевозможные знамения и приметы говорили о надвигающейся опасности, приходилось принимать специальные меры. В некоторых обстоятельствах место царя занимал человек, и его даже могли казнить (как утверждает один перевод) вместо царя. Этот институт лучше известен из ассирийских текстов времени правления Асархаддона, хотя он также применим и к другим периодам. Самый ранний известный пример – из старовавилонского периода, когда (ок. 1860 до н. э.) царь Исина умер, поедая горячую кашу. В это время был избран «подменный царь», назначенный временно; он и остался на троне.

Процедура назначения подменного царя в ассирийские времена была приведена в действие страхом перед затмением, сулившим царю страшные беды. Представляется вероятным, что заместитель избирался богами при посредстве жрицы. Во времена Асархаддона заместитель восходил на трон на сто дней и пользовался всеми привилегиями царской власти, в то время как настоящий царь и его сыновья безвылазно сидели во дворце. Роль такого заместителя заключалась в принятии на себя всех плохих пророчеств, угрожавших царю. В одном из писем того времени сказано, что «он взял на себя все знамения небес и земли». Это утверждение может относиться к специальному ритуалу, хотя последнее не доказано. Взяв на себя все дурные предзнаменования, угрожавшие царю, он умирает. Во всяком случае, так предполагают многие исследователи, опираясь на сочинение вавилонянина Бероса (Беросса), написанное им на греческом языке. Однако французский ученый Р. Лабат справедливо указывает на то, что в сочинении, говоря об исходе замены, утверждается, что заместитель «пошел к своей судьбе» (to go to one’s fate). Сегодня этот широко распространенный эвфемизм, безусловно, означает «идти на смерть», но обычно относится к естественной смерти. Кроме того, напоминает Лабат, когда говорят о несвоевременной смерти, часто используют эвфемизм «он умер не в день своей судьбы». Все это делает менее вероятным утверждение, что заместитель умер страшной смертью – был казнен. Лабат считает, что заместитель приготовился к любой возможной смерти, ожидающей царя. И тогда фраза трактуется по-иному: решение вопроса, умрет заместитель или останется в живых, находится в руках судьбы. Но в любом случае несчастье произойдет с заместителем, а не с реальным царем.

Можно заметить, что институт заместителей, независимо от того, включает он в себя реальную казнь или нет, в корне отличен от широко распространенной практики в примитивных религиях – уничтожать самого царя, когда его могущество начинает уменьшаться. Так было в доисторические времена в Египте, хотя некоторые историки утверждают, что подобная практика существовала и намного позже. Однако институт замены царя известен не из Египта, где простой смертный не мог занять место бога-царя, то есть фараона.

Различные вавилонские мифы творения, хотя и рознятся в деталях, имеют одно общее: человечество создавалось, чтобы служить богам. Поэтому одной из важнейших из обязанностей царя была ответственность за дом бога. В шумерском мифе творения богиня Нинту говорит:

Мы создадим человечество, чтобы жило в поселениях,

Чтобы строило города...

Чтобы оно могло отливать кирпичи для наших домов на чистом месте.

Таким образом, не только знаком глубокого пиетета, но также безусловной обязанностью царя было уделять внимание строительству и реставрации храмов богов. Существует много изображений царей и князей, выполняющих эту благочестивую обязанность. Пример можно видеть на фото 27. Также упомянем стелу с изображением Ур-Намму, основателя Третьей династии Ура, несущего на плечах инструменты, с помощью которых он намеревался заложить фундамент зиккурата. Концепция об обязанности обеспечить жилище богам известна нам и из Ветхого Завета, поскольку о ней тревожился и царь Давид, который сказал

пророку Нафану: вот я живу в доме кедровом,

а ковчег Божий находится под шатром (2 Цар., 7: 2)

В одном из древних ханннейтских мифов (ок. 1400 до н. э.), найденном на Рас-Шамре[41], Сирия, сказано, что люди тревожились, поскольку у бога Баала (Ваала) нет достойного дома. В вавилонском Эпосе творения, когда Мардук победил Тиамат, они объявили:

Благодарностью нашей тебе что еще будет?

Кумирню воздвигнем, наречем ей имя!

Это, однако, было еще до сотворения человечества, которое по благородному замыслу Мардука было предназначено, чтобы освободить богов от подобных задач.

Повышенное внимание к реставрации храмов имело важные практические последствия, поскольку, если храм разрушается или, более того, уничтожен, боги могут его покинуть. Асархаддон повествует, что, разгневавшись из-за событий в Вавилоне, Мардук позволил разрушить город, в то время как боги, жившие в нем, словно птицы улетели на небо.

Восстановление храмов или строительство новых было предприятием, требующим весьма сложных ритуалов, а также самых тщательных исследований. Ведь следовало предварительно удостовериться, что воля бога понята правильно и исполнена в точности. Решение построить храм принимал бог, который информировал царя о своих требованиях. Одна из самых широко известных божественных инструкций, касающихся постройки храма, изложена в вещем сне Гудеа. По его словам, «во сне привиделся гигантский муж, который был огромен, как небо, огромен, как земля. В своей верхней части он был богом, имел крылья птицы Имдугуд (см. фото 15), а в своей нижней части он был ураганом. Справа и слева от него сидели львы. Он приказал построить храм, но я не полностью понял его намерения. Передо мной солнце поднялось над горизонтом. Там была женщина. Кем она могла быть?.. Она держала стило из блестящего металла и написала на табличке «Звезда благосклонных небес» и размышляла над ней. Второй герой там был. Он... держал пластину из ляпис-лазури и наносил на нее план Дома (для постройки). Он положил передо мной чистый лоток, форму для кирпича и поместил «кирпич решения судьбы» в форме».

Тогда Гудеа обратился в храм богини, чтобы ему подтвердили и растолковали значение вещего сна.

Почти двумя тысячелетиями позже нововавилонский царь Набонид точно так же получил инструкции по поводу возведения храма бога Сина в Харране посредством вещего сна. Он пишет: «В начале моего предопределенного вечностью правления (великие боги) послали мне сон. Мардук, великий повелитель, и Син, свет неба и земли, стояли вместе. Мардук сказал мне: «Набонид, царь Вавилона, привези кирпичи в своих телегах и построй Эхуль-хуль [храм Сина в Харране], и пусть Син, великий Бог, устроит свое жилище в нем. С глубоким почтением я сказал Мардуку: господину [буквально – «Энлилю»] богов: «Что касается дома, который ты приказываешь построить, умманманда окружили его, и их силы велики». Однако Мардук ответил мне: «Умманманда, о котором ты говоришь, он, его земли и цари – его союзники не существуют больше».

Подробные инструкции, вроде приведенных выше, могут быть расширены, а в некоторых случаях и вовсе заменены выражением божественной воли посредством знаков. Иногда они могут быть очень прямыми по форме – например, ветер унесет весь скопившийся песок с руин храма, показывая, что «они хотят сделать видимым план первого этажа».

Чаще знаки читались по печени жертвенного животного, и Набонид приводит целый перечень таких знаков, указывающих, что настало время воссоздать храм Сина в Харране.

Когда совершенно очевидно, что боги хотят построить храм, первым делом следует очистить площадку. Это весьма сложное мероприятие, включающее проведение особых ритуалов и соответствующих плачей. На это указывают тексты: «Когда стены храма разрушены, чтобы снести и возвести такой храм заново... в благоприятный месяц, в хороший день (месяца), ночью необходимо развести огонь для Эа и Мардука, и жертва должна быть принесена Эа и Мардуку. Жрец Калу должен петь плачи, певец должен петь плачи. Утром на крыше храма вы поставите три святилища для Эа, Шамаша и Мардука. <...> Жрец Калу поднимет руки и поклонится богу, потом прочтет покаянный псалом...»

Затем следует раскопать фундамент, чтобы обрести первоначальный божественный план храма, и кирпичную кладку. Если это не сделано с надлежащей тщательностью, храм впоследствии может обрушиться. Так случилось с храмом Эбаббара, построенным богу солнца в Сиппаре, который, как утверждает Набонид, «Навуходоносор, бывший царь, создал; он искал его древний фундамент, но не смог увидеть его и тем не менее построил дом. Через сорок пять лет стены этого дома рухнули».

Сам Набонид, строя храм, подошел к проблеме с большой ответственностью: «Я искал древний фундамент и углубился в землю на глубину восемнадцати кубит[42], и бог солнца, великий господин Эбаббары, где живет его сердце, показал мне лично фундамент Нарамсина, сына Саргона, который за 3200 лет не видел ни один царь, правивший до меня».

Когда обнажился фундамент, площадку следует подвергнуть церемониальному очищению для нового сооружения. Соответствующий ритуал выполняется самим царем. Однако церемониальное очищение не ограничивалось только площадкой будущего строительства, но охватывало весь город. Имели место своего рода сатурналии. Таким образом, когда Гудея из Лагаша собирался построить храм, правитель города отдал всему городу приказания, словно это был один человек. Лагаш в полном составе пошел за ним, словно ребенок за матерью. <...> Мать не ругала дитя, дитя не делало ничего, чтобы огорчить мать. Хозяин не бил по голове раба, который оскорбил его, хозяйка не била по лицу рабыню, сделавшую что-то не так. Никто не шел с жалобами к правителю, Гудеа, который строил храм. Правитель навел чистоту в городе, очистил его огнем, убрал из него все нечистое...»

В конце концов настало время отлить первый кирпич. Это было прямой обязанностью царя. Как и все прочие, ее следовало выполнить только в счастливый день благоприятного месяца, причем приемлемость дня определялась ad hoc[43] по знамениям, а также по традиционным спискам удачных и неудачных дней. Один месяц – Сиван (примерно конец мая – начало июня) описан в гемерологии как «месяц литья кирпича царем, царь формует кирпич». На этот процесс существует много ссылок, и Гудеа описывает его весьма подробно, рассказывая, что ему предшествовала ночь духовной подготовки.

Вечером он [Гудеа] пошел к старому Дому в молитве.

....................

День прошел, он омыл себя,

Он выполнил все как надо, в соответствии с правилом,

(На следующее утро) бог солнца ярко светил на него,

Гудеа пошел... в священный город,

Предложил скот и коз без изъянов,

Подошел к дому, выполнил жест «рука к лицу».

Он взял для Энинну [название храма] чистую головную корзину,

настоящую форму для кирпича судьбы.

....................

Он налил приносящую счастье воду в форму,

Пока он это делал, били барабаны,

Он смазал (форму) медом, лучшего качества маслом.

....................

Он поднял священный лоток, подошел к форме,

Гудеа наполнил форму глиной,

Выполнил все нужные ритуалы,

Создал кирпич для Дома.

....................

Он ударил по форме, осветил кирпич.

....................

Над кирпичом, который он [Гудеа] положил в форму, бог солнца

ликовал.

....................

Он [Гудеа] принес форму в дом,

Он вынул кирпич из формы.

Сама форма тоже была священным предметом, и ее следовало делать из особых пород дерева, а после всего хранить в храме. Она, как рассказывает Гудеа, наполнялась глиной царем (или правителем города), и этот процесс сопровождался молитвами, музыкой и жертвоприношениями. После того как все указанное выше было сделано, процесс строительства следовало отложить до того момента, как первый кирпич высохнет, а остальные будут сделаны. Затем, когда наступит другой благоприятный день, начинается собственно процесс строительства. Известен случай, когда интервал между изготовлением храмового кирпича и действительным началом строительства составил два месяца. Гудеа описывает сцену, когда первый кирпич, высохший и затвердевший, вынимается из формы:

Гудеа приготовил кирпич, принес его в Дом,

Положил его, чтобы (создать) план Дома.

....................

Гудеа, который построил Дом,

Взял головную корзину для Дома на голову, словно это была священная корона;

Он заложил фундамент...

«Головная корзина», о которой говорится выше, – это неглубокая плетеная корзина, в которой строительные рабочие носили глину для строительства. Ее носили на голове. Нечто похожее до наших дней используется в Ираке. Древние цари и городские правители имели статуэтки (как та, что показана на фото 27), изображающие их занятыми этой благочестивой работой. Их закладывали в фундамент храма. Другие члены царской семьи тоже помогали в выполнении священной работы по строительству храма, и некоторые правители оставили записи о том, что их сыновья выполняли ее как должно. Строительство, сопровождаемое на разных стадиях различными ритуалами, было временем празднеств и дополнительных благ горожанам.

После завершения строительства и освящения храма с помощью соответствующих ритуалов статуя божества, для которого храм был построен, доставлялась оттуда, где ей было дано пристанище, и водворялась царем в священный Дом, где теперь предстояло жить богу. И снова по этому торжественному случаю город подвергался ритуальному очищению, ссоры забывались, и из города удалялось все, что могло не понравиться божеству. Гудеа описывает процесс водворения бога в построенный для него земной дом. Он сообщает богам:

«Я, пастырь, построил Дом, я хочу ввести моего царя в его Дом.

Боги Анунна [великие боги вместе], помолитесь для меня об этом!»

Далее Гудеа делает следующее:

Идет к Повелителю в Энинну и молится ему:

«Мой повелитель Нингирсу,

Господин, который сдерживает дикие полые воды,

Господин, чье слово превыше всего,

Сын Энлиля, давший мне приказы,

Я исполнил их для тебя.

О, Нингирсу, я построил для тебя Дом,

Войди же в него в радости».

Кроме того, он сообщает супруге Нингирсу Бау (Баба), что ее святилище тоже готово принять ее.

«Моя госпожа Бау, я построил для тебя часовню,

Пусть тебе там живется приятно!»

Далее сказано, что

Его [Гудеа] крик был услышан;

Повелитель Нингирсу, его царь, принял приношения и молитвы Гудеа;

Год прошел, месяцы миновали,

Наступил новый год,

Пришел месяц этого Дома,

Из того месяца прошло три дня,

Нингирсу прибыл из Эриду.

....................

Гудеа, проведя день в приношениях, а ночь в молитвах...

Ввел героя Нингирсу в его Дом,

Царь [то есть Нингирсу] вошел в Дом,

Он был как орел, бросающий взгляд на дикого быка.

Когда герой вошел в Дом,

Он был как ураган, который приготовился к битве.

Нингирсу вошел в дом...

Царь был не только представителем человечества у богов, ответственным за должное поддержание земного жилища бога, он был также управляющим бога и в качестве такового отвечал перед богами за благосостояние своей земли. Соответственно он должен был докладывать не людям, а богам. Ранние шумерские надписи были нанесены на глиняные конусы (см. фото 36) или кирпичи, которые прятались подальше от глаз людских. Именно от этих простейших надписей, в которых было сказано лишь то, что такой-то и такой-то правитель построил храм такому-то богу, пошли ассирийские исторические надписи. Они появились в два этапа. Сначала была надпись, относящая постройку храма к какому-то определенному времени, в следующей форме: «Когда то-то и то-то было сделано тем-то и тем-то, он построил...» Далее описывалось историческое событие до повествования о строительных операциях, и в конце концов «предисловие» стало включать полный рассказ о военных кампаниях того или иного царя. Однако техническая цель таких пространных надписей осталась той же, что и первых: они предназначались для глаза бога и либо закладывались в фундамент здания, или в виде своего рода «отчетов» помещались перед статуей бога. Закладки в фундаменте люди могли увидеть, только если на них натыкался какой-нибудь правитель будущего, решивший восстановить храм. Но такую находку следовало помазать и оставить на месте.

Самая значительная царская надпись в форме отчета богам – это письмо царя Саргона II богу Ашшуру (Ассуру), в котором он отчитывается о военной операции против врагов Ассирии на востоке и севере. Оно начинается так:

Ашшуру, отцу богов, великому господину, живущему в великом храме

Эхурсаггал-куркурра, да будет очень-очень хорошо!

Богам судьбы и богиням, живущим в великом храме

Эхурсаггал-куркурра, да будет очень-очень хорошо!

Богам судьбы и богиням, живущим в великом храме

города Ашшура, да будет очень-очень хорошо!

Городу и его людям да будет хорошо! Дворцу, стоящему в нем, да

будет хорошо.

Очень-очень хорошо Саргону, целомудренному жрецу, слуге, почитающему великого главу богов, и также его лагерю.

Царь имел общепризнанную обязанность не только докладывать богу о состоянии дел в стране, но также консультироваться с ним. Предварительные решения по всем важным вопросам, таким как проведение военных кампаний или назначение высших чиновников, представлялись на одобрение богам. Предложение наносили на табличку и помещали перед богом, при этом предпочтение обычно отдавалось Шамашу (богу солнца и правосудия). Надписи имели такую форму: «О, Шамаш, назначить ли мне человека, имя которого написано на этой табличке, губернатором такой-то провинции?» После этого убивали жертвенное животное и изучали его внутренние органы. Считалось, что бог солнца, если ритуал убийства животного был правильным, напишет свое предсказание на печени. Эксперты-жрецы, использовавшие специальную глиняную модель (см. фото 41) в качестве ключа, отвечали, какое решение принял Шамаш, положительное или отрицательное. (Здесь была очевидная возможность вмешательства некоего из самых грамотных и хорошо информированных членов иерархии, чтобы предотвратить исполнение неудачного или непопулярного плана.)

Еще одна обязанность царя, как управляющего богов, – поддержание ирригационной системы, на функционировании которой основывается плодородие земли, и многие правители описывают свою заботу о выполнении благочестивой работы по рытью или очистке каналов. Хаммурапи в предисловии к своему Кодексу упоминает, что он – «правитель, который заставил Урук жить, создал изобилие воды для его жителей... тот, кто создал пастбища и средства полива для Лагаша и Гирсу... тот, кто снабдил водой Куту...»

Строительство каналов, как и храмов и прочих сооружений, можно было начинать только в благоприятный день и на всех стадиях работы следовало сопровождать соответствующими ритуалами.

Представитель, управляющий богов, царь также был «пастырем» своего народа, и этот титул широко применялся как самими царями, так и в рассказах о них. Официальное послание ассирийскому царю, датированное 1-м тысячелетием до н. э., содержит следующие строки:

Все люди полагаются на тебя, о пастырь, в связи с благосклонными

высказываниями уст твоих.

Задача царя, как пастыря, – направлять своих людей, и в одном из текстов используется следующее сравнение: царь Липит-Иштар направлял своих людей, как овца ведет своих ягнят. На практике такое руководство выражалось в том, что царь давал своему народу справедливые законы, защищал слабых, пытался контролировать цены. Многие правители начиная с 3-го тысячелетия до н. э. говорят, что заботились о том, чтобы сильный не угнетал слабого, да и среди атрибутов царской власти, данных царю богами, значился «скипетр правосудия». Нередко упоминается о реформах шумерского правителя Урукагины, а Хаммурапи заявил, что, «когда Мардук поручил мне установить правосудие для людей на земле и дать им правительство, я установил истину и правосудие на всей земле, и мой народ процветал».

Экономический аспект такого рода утверждений подчеркивается тем фактом, что многие цари устанавливали в своих городах стандартные курсы обмена.

О статусе царя – гаранта правосудия и справедливости – свидетельствует то, что клятвы могли даваться или только богами, или богами и царем совместно, или только царем.

Некоторые крайне противоречивые свидетельства, относящиеся к шумерской религии на очень раннем этапе, возможно важные для понимания института царства в этот период, найдены в так называемых «царских» гробницах Ура. Эти гробницы, раскопки в которых проводились до 1927 года Л. Вулли, были названы им «царскими» в основном из-за сложных обрядов, очевидно связанных с погребением, а также из-за роскоши содержимого гробниц, среди которого было много украшений, сосудов из ляпис-лазури и золота. На самом деле нет убедительных доказательств того, что это гробницы членов царских семей.

Почти 2 тысячи могил были раскопаны на кладбище Ура, но из них только шестнадцать отнесены к категории «царских». В отличие от других они состоят из одной – четырех каменных или кирпичных погребальных камер, содержат свидетельства проведения длительных и сложных погребальных обрядов, и в них наличествуют останки людей числом от трех до семидесяти четырех, которые вполне могли стать жертвами того, что мы сегодня называем человеческими жертвоприношениями.

Раскопки Вулли показали, что «царские» гробницы сооружались следующим образом. Сначала выкапывалась прямоугольная шахта на глубину 10 метров или больше, завершавшаяся ямой размерами до 9 Ч 13 метров. Стены шахты делались настолько вертикальными, насколько позволял состав грунта. Дно ямы выравнивали и выкапывали еще одну шахту в одну сторону, чтобы создать своеобразный входной коридор (в котором пол либо плавно понижался, либо в нем были сделаны ступеньки), ведущий в яму с земли. После этого сооружали собственно гробницу из камня или кирпича, располагая ее на дне ямы. Она состояла из нескольких помещений (от одного до четырех) и могла занимать (но не обязательно занимала) всю площадь ямы.

В нужное время несколько людей, в основном женщин, причем у некоторых были струнные музыкальные инструменты, заполняло яму. Церемониальные повозки, в которые были впряжены волы или ослы, спускались по входному коридору. Предположительно, в них находились тело главного усопшего, мебель и украшения. Есть основания полагать (хотя точных свидетельств нет), что, когда тело помещалось в гробницы, в самой гробнице или рядом с ней выполнялась некая церемония, сопровождавшаяся музыкой. Далее начиналось массовое самоубийство. У каждого человека в яме или во входном коридоре имелась с собой маленькая чаша, глиняная, каменная или металлическая, которой они зачерпывали из большого сосуда яд. Люди с охотой выпивали его и укладывались умирать. Тела располагались ровными рядами, и даже сложные женские прически оставались нетронутыми, показывая, что смерть этих людей была спокойной, и после смерти тела не двигали. После самоубийства людей убивали впряженных в повозки животных, которые падали на тела своих конюхов, где их много веков спустя увидел Вулли. Потом извлеченная из шахты земля засыпалась обратно, покрывая жертвы. Когда шахта заполнялась до определенного уровня, в шахту опять помещали еду и делали возлияния. Причем, судя по сохранившимся следам пищи, на Древнем Ближнем Востоке еду для усопших готовили примерно одинаковую. Вулли предполагает, что, когда яма полностью заполнялась, над ней строили некую часовню или памятник.

Во многих случаях некто впоследствии раскапывал гробницу – обычно через крышу – и грабил «царский» гроб и его ближайшее окружение. По мнению Вулли, это были расхитители гробниц, хотя другой ученый предложил совершенно иное толкование. Одна из гробниц, которая была найдена нетронутой, имела своей центральной фигурой женщину, имя которой было приведено на цилиндрической печати – Шубад. Обычно ее называют царицей Шубад, хотя нет убедительных доказательств ее принадлежности к царской семье. В полу этой гробницы, скрытая сундуком, имеется дыра, ведущая в расположенную ниже гробницу. Вулли решил, что она была проделана во время строительства гробницы Шубад грабителями, которые хотели разграбить более раннее захоронение. Он указывает на то, что кости в нижней гробнице разбросаны. Это значит, что тела в ней во время разграбления уже превратились в скелеты. Согласно утверждению Вулли, захоронение «царя» имело место за несколько лет до захоронения «царицы», так что две гробницы не были частью одной церемонии. В нижней гробнице не было найдено «царского» тела. Вулли объяснил это просто: грабители спешили и разбросали все. Однако для сторонников другой теории этот факт имел большое значение.

Действительная дата захоронений, согласно хронологической системе, принятой для 3-го тысячелетия до н. э., между 2700 и 2500 гг. до н. э. (Поскольку книга «Ур халдеев» Леонарда Вулли все еще популярна, полезно напомнить, что от указанной там даты «царских» захоронений (ок. 3500 до н. э.) Вулли впоследствии отказался сам.) Гробницы могут быть отнесены к ранним династиям Ура, упомянутым в шумерском царском списке, и их принято считать Первой династией Ура.

Факты в отношении шестнадцати «царских» гробниц объясняются по-разному. Основные теории (с множеством варьирующихся деталей) следующие:

1. Царь (или царица), считавшийся божеством, умер, и погребение придворных представляет человеческое жертвоприношение, хотя и добровольное, в соответствии с которым двор сопровождает своего хозяина в иной мир.

2. Гробницы представляли не часть похоронного обряда усопшего представителя царской семьи, а примитивный культ плодородия. Мужчина и женщина, его главные участники, не обязательно принадлежали к царской семье, а принадлежали к религиозным служителям, которых предали смерти после представления бога и богини в ритуале Священного брака, от которого, как тогда верили, зависело плодородие земли. Разновидность этой теории считает главный мужской персонаж самим царем (или его заменой), принявшим участие в церемонии Священного брака.

Основное возражение первой теории заключается в том, что нигде в Древней Месопотамии не найдены следы человеческих жертвоприношений. Шумерский текст, касающийся смерти Гильгамеша, обычно приводят в пример, чтобы указать принесение в жертву его свиты для сопровождения его в следующий мир. Но, несмотря на огромный авторитет С.Н. Крамера, предложившего такое толкование, эта интерпретация не представляется единственно верной. Вулли, первым выдвинувший теорию «погребения бога-царя», в ответ указывает, что на самом деле царь, будучи богом, не умирал, а просто менял место жительства, переходя в иной мир. Поэтому придворным подобало его сопровождать. Из ссылок в письмах, а также из религиозных текстов кое-что известно о похоронных обрядах в Месопотамии более позднего времени, а именно в Ассирии в 1-м тысячелетии до н. э. Часть свидетельств касается замены царя. Мы знаем о случае, когда в период, на который человек взялся заменять царя, он умер, правда, неизвестно, его казнили или смерть была естественной. Похоронные обряды, сопровождавшие погребение этого человека, поскольку он с религиозной точки зрения считался царем, были подобающими царю. К сожалению, их описание в письме плохо сохранилось, и детали могут быть интерпретированы по-разному. В основной части письма сказано (в соответствии с переводом В. фон Зодена из Мюнстера): «Мы сделали гробницу. Он и его дворцовая дама (palace-lady) были подготовлены и положены на место. <...> Они были погребены и оплаканы».

Упоминание о «дворцовой даме», которая тоже была предана смерти, можно считать подтверждением идеи, что даже в 1-м тысячелетии до н. э. не было ничего необычного в том, что близкие сопровождали в мир иной умершего царя. С другой стороны, письмо можно интерпретировать по-другому. Смерть «дворцовой дамы» могла последовать по множеству различных причин.

Можно возразить и против другой теории, утверждающей, что «царские» гробницы – это ритуальное захоронение участников после церемонии Священного брака. Известно, что церемонию Священного брака проводили ежегодно и в другие периоды истории Месопотамии, значит, можно было ожидать обнаружения по гробнице на каждый год, а вовсе не шестнадцати гробниц за период по крайней мере в столетие. Более того, если и бог и богиня были представлены в церемонии людьми и обоих участников по окончании церемонии предавали смерти, резонно предположить, что в каждой гробнице будет по два «главных» тела, а такого не было. Если же великий бог Ура ожидал свою земную невесту или если царь, представлявший бога, спал с ней и только женщина предавалась смерти, тогда на центральных местах в гробницах должны были находиться только женские тела. Однако (по Вулли) мужских гробниц больше, чем женских. Более того, Вулли указывает сторонникам теории Священного брака, что «невеста, избранная для бога, должна быть девственницей, возможно хорошо выглядящей, определенно молодой». Шубад было уже за сорок.

Вулли несправедлив к сорокалетним женщинам. Несправедлив он и к фактам. Утверждение, что на центральных местах в гробницах больше мужчин, чем женщин, может быть, и правомерно, но оно не подтверждено археологическими свидетельствами. На самом деле только в четырех из шестнадцати раскопанных гробниц Вулли обнаружил тело на центральном месте. В двух случаях там находилось тело женщины, в двух случаях – мужчины. В одной из гробниц, где на центральном месте находился мужчина, был обнаружен ряд странных черт, и сам Вулли признает, что свидетельство понять не просто. Из остальных двенадцати захоронений три содержат только ямы, в которых гробница главного усопшего не выявлена, а остальные были разграблены еще в далекой древности. В одной из последних гробниц была найдена цилиндрическая печать с именем «Акаламдуг, царь Ура». Ее можно, но не обязательно, считать главным захоронением.

Немецкий ученый А. Моортгат, в основном принимая теорию Священного брака для объяснения феномена «царских» гробниц Ура, выдвигает сложную и во многих отношениях привлекательную теорию, которая относит их к культу Таммуза.

С упоминанием Таммуза (шумерский Думузи) мы приходим к одной из главных загадок религии Древней Месопотамии. Таммуз был хтоническим божеством, который, будучи в официальной теологии не более чем одним из двух стражей, охраняющих вход в палату великих богов, в народной религии особо почитался, как умирающий бог плодородия. Культ зародился в Шумере в начале 3-го тысячелетия до н. э., распространился довольно широко и к середине 1-го тысячелетия до н. э. был отмечен даже в Иерусалиме, где Иезекииль видел женщин, рыдающих по Таммузу (Иез., 8: 14). Широкое распространение черт плодородия в культах великих богов объясняется по-разному. Согласно одной точке зрения, в Месопотамии, как в Израиле, существовала активная оппозиция между официальной и народной религией: культ Таммуза представляет народную религию, а элементы плодородия в культах великих богов, как считается, пошли от логически последовательного синкретизма, в котором некоторые характеристики Таммуза ассимилировались официальными городскими богами. Другой взгляд (с которым согласен автор) заключается в том, что многие (если не все) шумерские городские божества имели с самого начала хтонические аспекты и аспекты плодородия.

Существуют свидетельства из 1-го тысячелетия до н. э. того, что царь после смерти мог уподобляться Таммузу. Интерпретация Моортгата «царских» гробниц Ура связывает их с этой идеей.

Профессор Моортгат выделяет определенные факты, касающиеся «царской» гробницы, примыкающей к гробнице Шудад, и утверждает, что Вулли истолковал их неверно. Прежде всего, кости главного усопшего не просто, как можно предположить из описания Вулли, разбросаны. Их вообще нет. Расхитители гробниц могли похитить драгоценности, но царский скелет им был ни к чему. Во-вторых, предполагаемые грабители оставили некоторые бросающиеся в глаза ценные предметы, такие как серебряная лодка длиной больше полуметра и высотой 20 сантиметров (см. фото 3), которую невозможно было не заметить, в какой бы спешке они ни действовали. В-третьих, богатые украшения в гробнице можно отнести к культу Таммуза (примеры – фото 17 и 67). Наконец, учитывая важность ритуалов, явно выполнявшихся при захоронении Шубад, и скрупулезный жреческий контроль каждой детали подготовки к любой значимой церемонии, вряд ли есть основания представлять неких работяг, предоставленных самим себе для раскопки и ограбления священного некрополя. Да и местонахождение гробницы было хорошо известно, более того, она была частично раскрыта, чтобы захоронение Шубад находилось ближе.

Близость гробниц Шубад и «царя» не ускользнула от внимания Вулли. Однако он объяснил этот факт стремлением «царицы» Шубад быть похороненной как можно ближе к своему оплакиваемому супругу. А вот Моортгат считает, что связь между этими двумя гробницами более тесная.

Профессор Моортгат подчеркивает небольшую вероятность того, что грабители вытащили из гробницы кости царя, оставив в ней ценные вещи. Однако отсутствие тела требует объяснения, и профессор его дает, предполагая, что гробница вовсе не была разграблена, а разрыта специально для того, чтобы извлечь из нее через крышу скелет царя. Он указывает на присутствие в гробнице золотой пилы и зубила. Они не могли использоваться на практике, потому что золото слишком мягкое, а значит, имели некое символическое значение в связи с каким-то ритуалом (сравните с ритуальным использованием золотого топора, о котором говорилось ранее). Моортгат предполагает, что речь идет об освобождении усопшего царя, идентифицируемого с восставшим из гробницы Таммузом. Изображения на аккадских и старовавилонских печатях показывают бога (обычно это восходящий бог солнца), появляющегося из горы с пилой (см. фото 69). Моортгат считает, что этот бог (возможно, бог солнца в хтоническом аспекте, а значит, налицо параллель с Таммузом) поднимается из горы подземного царства, которая была его могилой.

Вследствие этого профессор Моортгат объясняет наличие двух гробниц – Шубад и второй, прилегающей к ней, следующим образом: та, что была найдена без тела на месте главного усопшего, – действительно гробница царя, который на новогоднем праздновании играл роль Таммуза, отмечая Священный брак, от которого зависело плодородие земли. Потом он был умерщвлен и погребен, как Таммуз, чтобы восстать из гробницы, как бог (поэтому его тело было символично извлечено из могилы через крышу). Шубад была партнершей царя по Священному браку. Она была или жрицей, или царицей и идентифицировалась с богиней-матерью Иннин. Смерть Шубад могла занимать то же место в ритуале, что и спуск Иннин в подземный мир в более поздних мифах.

Два довода Вулли против теории Священного брака обойдены Моортгатом: тот факт, что Шубад было около 40 лет, и то, что Священный брак был ежегодным событием в течение некоего установленного нами периода и при этом нет одной «царской» гробницы на каждый год этого периода. Но это второстепенные возражения. Известно из других древних и примитивных культур (включая Древний Египет), что божественный царь предавался смерти не в конце года, а когда его силы (от которых зависела плодовитость) начинали уменьшаться. Возможно, царь обычно (как в более поздние времена) сначала идентифицировался не с Таммузом, а с городским божеством. И лишь когда его силы начинали убывать, его идентифицировали или с умирающим богом Таммузом, или с городским божеством в ипостаси Таммуза. Если божественный царь и его женщина – жрица предавались смерти при таких обстоятельствах, новая пара в расцвете сил должна была выбираться, чтобы представлять бога и богиню на ежегодной церемонии плодородия. Если конкретно, можно ожидать (учитывая разницу в сексуальном развитии мужчин и женщин), что будет выбран мужчина в возрасте около 20 лет, а женщина в возрасте 15 лет. Таким образом, мужчина и женщина – партнеры, участвующие в ежегодной церемонии плодородия, всегда приблизительно одного возраста. Значит, если царь начинает проявлять признаки увядания после сорока, неудивительно, что его женщине тоже около сорока.

Можно отметить существование свидетельств того, что в начале 2-го тысячелетия до н. э., когда царь и жрица больше не предавались смерти, жрица оставалась при своей должности до достижения ею менопаузы. Тогда она могла уйти на покой и выйти замуж. Это означает (вопреки безосновательной гипотезе Вулли о том, что боги предпочитают молодых девственниц), что жрица продолжала служить богу примерно до сорокалетнего возраста. Возможно, это остаток существовавшего раньше обычая, согласно которому она оставляла службу богу, поскольку предавалась смерти.

Следует добавить, что Моортгат создал свою теорию, чтобы охватить определенные свидетельства царских захоронений Третьей династии Ура (конец 3-го тысячелетия до н. э.). Мы не станем обсуждать это здесь, но заметим, что объяснение Моортгата имеет большое преимущество над теорией Вулли, не выставляя «царские» гробницы Первой династии Ура чем-то, находящимся вне религиозных концепций всех прочих периодов истории Древнего Шумера. Некоторые ученые, в основном признающие теорию человеческих жертвоприношений Вулли, были настолько поражены странностью ее появления в Шумере, что даже предположили иностранное вторжение некой расы (возможно, предков скифов), среди которых подобные зверства не были редкостью.

Теория Моортгата, в свою очередь, тоже подверглась критике. Против нее выдвигались следующие соображения:

1. Сложность понимания: почему тело надо было извлекать украдкой через дыру в крыше, а не через главный вход. (Точно так же трудно понять, почему в некоторых восточных христианских сектах большая часть мессы проходит тайно – за занавесом, но сложность не умаляет значимости факта. Можно отметить, что в современной мифологии считается, что отец Рождество спускается по каминной трубе, хотя дверь вполне доступна. Следует также заметить, что использование вавилонскими жрецами тайного отверстия в полу, замаскированного столом, вроде отверстия в полу гробницы Шубад, замаскированного сундуком, подтверждается или, по крайней мере, предполагается в тексте «Бел и дракон», стих 13.)

2. Возможность того, что некоторые гробницы с телами женщин на главном месте также имели намеренно проделанные отверстия в крыше.

3. Общее неприятие понимания Моортгата широко распространенного культа Таммуза как умирающего бога, восстающего снова.

Последнее возражение является самым весомым. Прочтение недавно найденных текстов, а также более глубокое понимание прежних позволяет усомниться в правомерности взгляда на Таммуза как умирающего бога, возвращенного к жизни Великой матерью. Да и хотя Иннин (Иштар) определенно спускалась в подземный мир, теперь ясно, что ее целью было не освобождение Таммуза. Ее истинная цель остается сомнительной. Возможно, это было временное освобождение теней мертвых, но это всего лишь гипотеза, которая нуждается в доказательстве или опровержении, содержащемся в пока не обнаруженных шумерских текстах.

То, что «царские» гробницы Первой династии Ура представляют кульминацию Священного брака, автору (несмотря на некоторые сложности в теории Моортгата) представляется наилучшим объяснением фактов. Детали Священного брака относительно хорошо известны еще из 3-го тысячелетия до н. э., из текстов периода Шульги, одного из правителей Третьей династии Ура, а также из произведений глиптического искусства. Это центральный элемент новогоднего празднования, в ритуале которого царь под именем Ама-Ушумгаль-Анна играет роль бога Таммуза (Думузи): Ама-Ушумгаль-Анна, вероятно, означает «Один великий источник финиковых гроздей» и воплощает плодородие финиковой пальмы. Возможно, когда-то так звали одного из правителей Шумера. Сцену описывает гимн:

Во дворце... царя страны...

Была построена часовня для богини Нингаль.

Царь, как бог, присутствует в ней.

Вся новогодняя церемония в шумерский период могла разделяться на пять составных частей: вступительная сцена, ритуальное омовение, любовные песни, Священный брак и решение судьбы. Центральная роль царя объявляется в гимне Шульги, относящемся к действиям во время новогоднего празднования: «Богиня! Я представлю для тебя ритуалы, которые составляют мою царственность. Я исполню для тебя роль божества. Какие бы жертвы ни пожелала ты ко дню новой луны и дню нового года, я сделаю это для тебя».

Другой текст Шульги показывает этого царя выполняющим ритуалы. Царь плывет на лодке к храму. Ведя овцу и держа козленка, он появляется перед Инанной в святилище Эанна. Царя встречают одобрительными возгласами, великая радость наполняет город. Увидев «доброго пастыря Шульги», облаченного в великолепное церемониальное платье и головной убор, Инанна впадает в экстаз, и ее верховная жрица, представляющая богиню, поет любовную песню для царя, представляющего бога.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.