Глава 12 Второе восстание

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 12

Второе восстание

В течение всего года после того, как Инка Манко бежал от Оргоньеса, он чувствовал себя потрясенным и неуверенным в себе. Он был встревожен той легкостью, с которой испанцы проникли в Виткос, а ведь о нем Овьедо писал, что «это место, по мнению многих, укреплено сильнее всех других мест в мире». Теперь Манко хотел реорганизовать свою армию в более отдаленной цитадели. Его сын Титу Куси писал, что «некоторые вожди индейцев-чачапояс сказали ему, что проведут его в свой город Рабанту, где находится отличная крепость, и в ней он может обороняться от всех своих врагов. Он последовал их совету». Верховный жрец Вильяк Уму не хотел покидать район Куско, но Манко «решил, что [на севере] он будет в безопасности от своих врагов христиан. Там он не услышит ржанья и топота копыт их лошадей, а их острые мечи больше не будут рассекать плоть его подданных». «После того как Родриго Оргоньес ушел с берегов реки [Вилькабамбы], Инка собрал тех из своих людей, которые должны были пойти с ним, и сказал им, что они должны спрятаться в самом укромном уголке Анд, раз боги позволили их врагам завоевать империю их предков Инков Юпанки. Там они смогут жить в безопасности, не боясь уничтожения или попадания в руки христиан. Индейцы и главные орехоны слушали Инку с воодушевлением и согласились отправиться в добровольную ссылку вместе с ним».

Сражение между индейцами и конными испанцами

Предложение вождей племени чачапояс было заманчивым. Вероятно, они имели в виду стоящую на вершине горы крепость Куэлапе, которая возвышается над левым берегом реки Уткубамбы в южной части района расселения индейцев-чачапояс. Выбор этой крепости был бы превосходным. Из всего множества развалин в Перу Куэлапе производит впечатление самого крепкого оборонительного сооружения, по европейским стандартам военной фортификации. Сам район достаточно отдаленный, так как провинция Чачапояс располагается к востоку от большого каньона реки Мараньон и от дороги в Кито. Он находится на последнем открытом пространстве предгорий Анд: еще несколько миль на восток – и душные леса Амазонки прочно вступают в свои права. Инки присоединили этот район к своей империи только при Уайна-Капаке; а первая дорога для колесного транспорта, соединяющая его с Тихоокеанским морским сообщением, была завершена не раньше 1961 года. Крепость Куэлапе занимает длинный гребень горы, до которого можно с большим трудом добраться пешком, если утром начать подъем от реки Уткубамбы, расположенной далеко внизу. Любопытно, что имеющая 800 ярдов в длину стена укрепления сейчас огораживает пространство, покрытое густыми лесными зарослями, хотя горные склоны внизу представляют собой возделанные поля, и вся эта местность расположена на высоте свыше 3 тысяч метров над уровнем моря. Внешние стены крепости Куэлапе находятся в превосходном состоянии и местами возвышаются более чем на 50 футов. Они облицованы 40 рядами длинных прямоугольных гранитных блоков. Крутая наклонная дорога с нависшими над ней наклонно расположенными стенами ведет в загадочный мрак крепостного ограждения. Там, возвышающиеся над сплетением деревьев и подлеска, стоят остатки стен внутренних ограждений, сторожевых башен, бастионов и трех сотен круглых домов. Было подсчитано, что необъятные стены Куэлапе содержат 40 миллионов кубических футов строительного материала, что в три раза превышает объем Великой пирамиды.

Очевидно, Манко отправился из Виткоса на северо-запад «со всеми своими подданными и передвигался днем по направлению к городу Рабанту, расположенному в той же стороне, что и Кито». Возможно, он путешествовал по малонаселенной местности, граничащей с нижним течением реки Апуримак, так как его сын писал, что он посетил индейцев-пилькосуни, которые населяли район между рекой и плато Пахональ. Большая часть этого района и по сей день остается неисследованной. Затем он, вероятно, вышел к верхнему течению реки Уальяга и «устроил себе жилье в месте, где сейчас стоит город Уануко», далеко к западу от главной дороги. Но по какой-то причине Манко покинул свое северное убежище. Может быть, он решил, что провинция Чачапояс находится слишком далеко от центра империи инков или же что покрытые лесами скалы Вилькабамбы все же были более надежным укрытием, нежели мощные стены Куэлапе. Возможно, в нем жили подозрения – и справедливые, – что чачапояс могут его предать. Вполне вероятно также, что ссоры между сторонниками Писарро и Альмагро придали ему бодрости духа. Он знал, что отдельные группы испанцев можно уничтожить, если они окажутся в труднопроходимой местности. Его скитания также показали, что людские национальные ресурсы были еще очень велики и не подверглись полному уничтожению после поражения в Куско.

Поэтому Манко решил организовать ни много ни мало, а новое восстание против захватчиков. Это была большая военная кампания, последняя серьезная попытка вытеснить испанцев из Перу. Это была замечательная демонстрация мужества и решительности Манко, а также его способности быстро восстанавливать свое физическое и душевное равновесие. Он и его военачальники предприняли попытки начать серию мятежей в различных местах на всем протяжении южных Анд, от реки Мараньон до Юго-Восточной Боливии и Чили.

В северных районах Манко было легко поднять свое восстание. Генерал Иллья Тупак, который командовал армией Инки на севере, так и не распустил свою армию после того, как Кисо Юпанки был убит во время штурма Лимы. Иллья Тупак напал на колонну войск Алонсо де Альварадо, когда она двигалась по направлению к Абанкаю в 1537 году, а затем отошел на север и разместился в районе Уануко. Иллья Тупак вершил здесь власть как военный диктатор и охотно откликнулся, когда его родственник Манко провозгласил второе восстание. К северу от Уануко восстало племя индейцев-кончукос, которые жили в горах, граничащих с рекой Мараньон в ее верхнем течении. Тысячи индейцев этого племени спустились к прибрежному городу Трухильо, убивая всех испанцев или сотрудничающих с ними индейцев, которые им попадались. Их приносили в жертву божеству этого племени Катекилю.

От Уануко Манко двинулся на юг к Хаухе и попытался принудить местное племя уанка присоединиться к восстанию. Его попытка не принесла успеха. Индейцы Хаухи испытывали недовольство властью инков и приветствовали первых испанцев. Многие из них помогали испанцам из отряда Рикельме воевать с воинами Кискиса. В 1536 году они присоединились к восстанию только тогда, когда стало ясно, что восставшие занимают господствующее положение. Но позднее они с радостью помогали Альварадо в проведении репрессий против инков.

Получив в Хаухе категорический отказ, Манко отправился на юг и разместил своих людей в плодородной долине немного севернее от современного Аякучо. Возможно, они даже какое-то время занимали огромные, огороженные каменными стенами сооружения, которые являются развалинами Уари в Тиауанако. С этой своей базы воины Манко предприняли ряд успешных нападений на путешественников, двигавшихся по главной дороге инков. Испанских купцов приводили в ужас слухи о том, что пленников инки отвозят в Виткос, где их «подвергают пыткам в присутствии женщин, мстя им таким образом за полученные раны; жертвам втыкают снизу острые колья и проталкивают их до тех пор, пока кол не выйдет изо рта. Сообщения об этом вызвали такой ужас, что многие не отваживались отправиться в Куско – будь то по личным или служебным делам – без хорошо вооруженной охраны».

Когда в конце 1538 года Франсиско Писарро достиг Куско, он отправил королевского представителя Ильяна Суареса де Карвахала с большим войском, чтобы справиться с этой угрозой: постараться взять в плен ускользающего Инку и успокоить страхи племен, проживающих в Хаухе. Ильян Суарес пошел на запад до Вилькасуамана, а затем отправился на северо-запад по дороге в Хауху.

Манко к этому времени находился в деревушке Онкой, расположенной высоко в горах к северо-западу от Андауайласа, а ее жители устроили в честь его приезда праздник. Его разведчики донесли ему, что «свыше двух сотен отлично вооруженных всадников разыскивают его». Ильян Суарес вскоре узнал о местонахождении Инки. Он повернул с королевской дороги на восток и спустился к бурной реке Вилькас (Пампас). Губернатор Писарро писал королю: «Мы все желаем схватить Инку, и с этой целью [Ильян Суарес] попытался охватить его с двух сторон. Сам он остался с кавалеристами на одной стороне, чтобы занять верхний путь к отступлению». Он послал энергичного молодого командира по имени Вильядиего с группой в 30 человек восстановить мост через Вилькас и захлопнуть ловушку для Манко. Вильядиего должен был оставаться у моста, пока все не будет готово для атаки. Вместо этого он «захватил сторожей у моста и подверг их пытке веревкой», пока они не выдали, что Манко находится в деревне Онкой, непосредственно над ними, и с ним всего 80 приближенных. «Когда Вильядиего услышал это, он обрадовался, думая, что будет легко взять в плен или убить Инку и что он получит много почестей и большую награду». Вильядиего немедленно повел своих людей вверх по крутой тропинке, которая вела от речного каньона к деревне Онкой. В числе его 30 бойцов были 5 аркебузьеров и 7 арбалетчиков.

По воспоминаниям Титу Куси, именно сестра-королева Манко Кура Окльо прибежала сообщить ему о приближении врага. Он сам пошел посмотреть и поспешно вернулся, чтобы организовать своих людей. В числе трофеев у него имелись четыре лошади, которые были быстро оседланы для него и для еще троих вождей королевской крови. Женщин в лагере инков поставили на вершине горы с копьями в руках, чтобы они выглядели как воины. Манко уже научился к этому времени ловко ездить на коне, держа в одной руке копье, и теперь он не мог отказать себе в удовольствии верхом на лошади участвовать в сражении с пешими испанцами. Вильядиего и его люди совершенно измучились: они никак не могли отдышаться после крутого подъема по жаре и без воды. Ведь Манко предусмотрительно уничтожил ирригационный канал, чтобы лишить их воды. Когда командир испанского отряда услышал приближение индейцев, он стал ударять по кремню, а его аркебузьеры быстро зажгли фитили. Но они слишком медленно заряжали. И хотя одним выстрелом из аркебузы был убит один индеец, а из нескольких арбалетов удалось выпустить стрелы, этого все же было недостаточно. Двухчасовое сражение закончилось полной победой Инки. Вильядиего, с рукой, перебитой боевым топором, покрытый ранами, умер сражаясь. 24 испанца были убиты или сброшены вниз со скал; шестеро оставшихся спаслись бегством вниз по горному склону. Воины Манко раздели тела своих врагов и принесли добычу в Онкой. «Они и мой отец, – писал Титу Куси, – очень радовались этой победе, и в ее честь в течение нескольких дней проходили празднования с танцами».

Манко воодушевила победа над Вильядиего, и он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы наказать индейцев– уанка за их симпатии к испанцам. В ходе нескольких вооруженных столкновений по дороге в Хауху он «убил и уничтожил многих из них, приговаривая: «А теперь зовите своих друзей на помощь!» Так и сделали индейцы-уанка: они послали испанцам просьбы о помощи. Но инки были на подъеме. Полководцы Манко Паукар Уаман и Юнкальо атаковали и нанесли поражение большому отряду испанцев и их индейских союзников в Юрамайо, в лесах к востоку от Хаухи. И хотя Юнкальо погиб в бою, много испанцев было убито, а их имущество было отвезено в Вилькабамбу.

После второй своей победы Манко совершил акт мщения главной святыне индейцев-уанка – Уари Уилька. Он разрушил огороженную территорию, прилегающую к гробнице, казнил жрецов и протащил каменного идола по земле, прежде чем столкнуть его в глубокую реку. Инки всегда увозили таких местных божков в Куско, где они становились заложниками и гарантами правильного поведения подчиненных племен. Осквернение святыни Уари Уильки было самым эффектным средством Манко для наказания индейцев-уанка и индейцев Хаухи за сотрудничество с врагами и предательство.

Когда до Франсиско Писарро дошла весть о поражении Вильядиего, он испугался, что «Инка осмелеет, соберет еще больше воинов, разобьет Ильяна Суареса и нанесет дальнейший ущерб». Поэтому он поднял в ружье в Куско 70 конников и 22 декабря 1538 года выступил вместе с ними из города. Хотя он ни разу не столкнулся с Инкой, Писарро отправился защищать уязвимый участок высокогорной дороги от налетов отрядов Манко. 9 января 1539 года он основал в Уаманге испанский город, первоначально названный Сан-Хуан-де-ла-Фронтера, и оставил в нем 24 жителя и 40 солдат под командованием капитана Франсиско де Карденаса. Этот человек позднее писал: «В то время, когда я там оказался, город находился в большой опасности, так как в нем было очень мало испанцев, а Инка был поблизости со многими восставшими воинами, <…> и они убили нескольких испанцев».

Пока Манко активно действовал в центральных Андах, его военачальники поднимали восстания в более южных районах: в кунти-суйю, в окрестностях озера Титикака и в Чаркасе, самой восточной оконечности империи инков. Воинствующий жрец Вильяк Уму действовал в горах к югу и юго-западу от Куско, в районе, который считался юго-западной четвертью империи инков, – кунти-суйю. Епископ Висенте де Вальверде, который сменил Вильяка Уму на посту духовного лидера Куско, описывал его как человека, который «распоряжался жертвоприношениями и управлял храмами Солнца; в этой стране он был как епископ или папа». Висенте де Вальверде отмечал, что Вильяк Уму обладал большим влиянием на молодого Инку. По донесениям Франсиско Писарро, «Вильяк Уму наносил большой вред, смущая умы индейцев» в этом районе, который в начале первого восстания Манко стал ареной очагов сопротивления захватчикам.

Дальше на юге действия индейцев были еще более успешными. За перевалом через Вильканоту лежит огромное плато, высокое и в основном безлесное плоскогорье. После головокружительных склонов и тесных, замкнутых долин Анд путешественник с облегчением видит ровную земную поверхность и нечто вроде горизонта. Плоскогорье расположено на слишком большой высоте, чтобы там можно было выращивать кукурузу или завезенные из Европы злаки, но оно дает большие урожаи картофеля, киноа и других местных культур, а ее холмистые просторы, покрытые чахлой травой, кормят стада лам и альпака. Это густонаселенная местность; ее жителями являются индейцы, говорящие на языках аймара и кечуа, но они все живут в разбросанных там и сям деревушках и маленьких поселках, так что здесь сохраняется ощущение одиночества в разреженном прозрачном воздухе. На северном краю плоскогорья лежит великое озеро Титикака. В ясные дни озеро с крутыми голыми террасами склонов острова Титикака или полуострова Копакабана может быть похожим на Средиземное море. Воздух неподвижен, индейские мальчишки-пастухи наигрывают на своих тростниковых дудочках заунывные мелодии, вокруг – овцы, навозные жуки, кружащиеся над головой птицы и завезенные сюда эвкалипты. Ледяная вода озера – глубокого синего цвета, она отражает чистое небо. Но эта иллюзия быстро рассеивается, когда внезапный порыв ветра проносится по озеру: вода меняет цвет на серый. Над плато преобладает холодный ветер.

Колыбелью цивилизации Анд было скорее озеро Титикака, нежели Куско. Его культура тиауанако возникла на территории Перу за много веков до эволюции или распространения племени инков, и инки относились к этому району с благоговением. Действие их легенд о создании мира и потопе происходит на берегах этого озера. Во время экспансии инков Пачакути направил свои завоевательные походы на юго-восток и дошел до берегов озера Титикака. Его сын, Инка Тупак Юпанки, встретил серьезный отпор со стороны племен, обитавших на плодородных северном и западном берегах озера, в особенности со стороны племен лупака и колья. Инка Тупак сокрушил сопротивление своих врагов в боях у холма Пукара и у реки Десагуадеро, которая была единственным стоком вод озера. Это произошло всего лишь за пятьдесят лет до завоевательного похода испанцев. Восстание Манко в 1538 году началось как столкновение между теми же самыми индейцами-колья и лупака. Вероятно, по наущению дяди Манко по имени Тисо вождь индейцев-лупака Карьяпакса напал на индейцев-колья и принялся опустошать их земли в наказание за их сотрудничество с испанцами. Индейцы-колья обратились за помощью к испанцам в Куско.

Эрнандо Писарро незадолго до этого казнил Альмагро. Он приветствовал перспективу сулящей доход экспедиции в Кольяо (так испанцы называли колья-суйю), так как эта область так и не была по-настоящему оккупирована или разграблена с того самого времени, когда через нее прошел Альмагро по пути в Чили. К счастью для Эрнандо Писарро, теперь в Куско оставалось сравнительно небольшое количество сторонников Альмагро. Сразу же после сражения у Лас-Салинаса Педро де Кандия – доблестный грек, который был одним из первых последователей Писарро и который произвел артиллерийский залп на площади в Кахамарке, – убедил себя, что страна сказочных богатств Эльдорадо находится в джунглях к востоку от дороги между Куско и озером Титикака. Кандия был достаточно богат, чтобы организовать великолепную экспедицию из трех сотен наиболее энергичных испанцев из Куско. Экспедиция оказалась в чрезвычайно труднопроходимой местности, и вскоре ряды ее участников поредели от голода, от нападений лесных индейцев, от разрушительного воздействия тропического леса и, возможно, в конечном счете от мятежа. Спустя много месяцев домой вернулась только половина участников похода. С уходом этой экспедиции Эрнандо Писарро почувствовал себя достаточно сильным, чтобы убить Альмагро. Он считал, что его положение теперь достаточно прочно, чтобы он мог покинуть Куско и отправиться в Кольяо, взяв с собой своего младшего брата Гонсало и марионеточного Инку Паулью, который всегда имел особенно большое влияние в южной части империи.

Индейцы-лупака решили занять позицию у Десагуадеро, заросшей травой и ничем не примечательной реки, по которой вода озера Титикака стекает в озеро и болота Поопо и по которой проходит современная граница между Перу и Боливией.

С виду неторопливая, река Десагуадеро довольно глубока и имеет сильное течение. Сначала дело приняло плохой оборот для испанцев. Отставший солдат из головной походной заставы под командованием Гонсало Писарро попал в плен и был принесен в жертву индейцами в их святилище за рекой – вероятно, это были останки самого Тиауанако. Когда Эрнандо Писарро с основными силами подошел к Десагуадеро, он обнаружил, что обычный мост из тростниковых понтонов, по форме напоминающих бананы, разобран, а на дальнем берегу приготовилось к обороне большое количество индейцев.

Писарро обнаружил склад бальсовых бревен в Сепите; по приказу Уайна-Капака они были перенесены сюда на спинах людей-носильщиков по многим сотням миль горных троп. Из этого дерева был построен плот, и Эрнандо Писарро отплыл на нем, взяв с собой около 20 человек, блистающих тяжелыми средневековыми доспехами. Град камней и стрел встретил их с противоположного берега. Это было чересчур для гребцов-индейцев. Они оставили свое занятие, и вскоре плот уже беспомощно плыл, кружась, вниз по течению реки, неся на себе закованных в металл ветеранов.

Другие испанцы верхом на лошадях въехали в казавшиеся спокойными воды, чтобы помочь своему командиру. Но водоросли скрывали глубокое илистое дно. Кони ушли под воду под тяжестью доспехов своих наездников, и 8 из них утонули бесследно. В конце концов, Эрнандо Писарро достиг северного берега реки под насмешливые выкрики индейцев-лупака. Отчасти он был обязан своим спасением людям Паулью, которые стремились доказать свою верность испанцам. Как впоследствии свидетельствовал Паулью, «Эрнандо Писарро находился уже дальше вниз по течению реки, но когда я, Инка, увидел его, я помог ему и сделал то, что я должен был сделать тогда и по сей день считаю своим долгом делать для каждого слуги его величества, хотя я имел возможность уничтожить их всех до одного».

Той ночью из запасов бальсового дерева инков были сделаны два больших плота. На следующий день их спустили на воду, и испанцы поплыли на них по речному заливу. На первом плоту в толпе 40 одетых в латы испанцев находился Эрнандо Писарро. За ним шел второй плот, на котором был Гонсало Писарро и кони, которых нужно было держать подальше от берега, пока испанцы не закрепятся на плацдарме. Вероятно, эти плоты выглядели как живые иллюстрации к сюжету гобелена Байё, на котором армия Вильгельма плыла к Гастингсу. Эрнандо Писарро спрыгнул в воду, которая оказалась ему по грудь, и пошел вброд к берегу, борясь с водорослями. Даже будучи пешими, испанцы были неуязвимы благодаря своим стальным доспехам и шлемам, «так как их нельзя было поразить копьем, и они передвигались с места на место, не неся почти никаких потерь». Подоспели индейцы-союзники на своей флотилии тростниковых лодок, лошадей свели на твердую землю с плота, и испанцы получили возможность собрать заново понтонный мост, который их противники просто перетащили к южному берегу реки. Как только испанцы сели на лошадей, сражение было выиграно. День закончился обычным кошмарным преследованием индейцев по ровной саванне в направлении развалин Тиауанако. В плен был взят вождь Кинтираура, а его деревня была сожжена.

Братья Писарро продвигались дальше по плато, милостиво относясь к сдающимся местным жителям. Эрнандо решил вернуться в Куско, чтобы приветствовать своего брата Франсиско Писарро и объясниться с ним по поводу казни его партнера Альмагро. Он оставил ведение этой военной кампании на Гонсало Писарро, не подозревая еще, что впереди его ждет еще одно восстание индейцев.

Манко отправил своего дядю Тисо в Кальяо. Он был самым грозным из оставшихся в живых полководцев Уайна-Капака, человеком, который сидел чуть ниже Чалкучимы на коронации преемника Атауальпы Тупака Уальпы в Кахамарке. Тисо начал с казни Инки Чалько Юпанки, который был правителем кольясуйю, назначенным еще Уайна-Капаком. Чалько слишком уж старался помочь Альмагро в 1536 году, «он вел его в Чили, показывая ему дороги и заставляя индейцев, которые встречались им по пути, повиноваться ему и не причинять ему никакого вреда». Как утверждал впоследствии внук Чалько, «Инка Манко узнал, что наш дед благосклонно относился к испанцам, и послал одного из своих военачальников по имени Тисо с большой армией убить его… Тисо схватил его в провинции Покона, где жили индейцы-чарка и чинча, и убил его там однажды ночью, когда я [его внук] был вместе с ним».

Вдохновленные влиятельным Тисо и руководствуясь чувством самосохранения, племена Консоры и Поконы с восточных предгорий плато объединились в союз с воинственным племенем чинча. Возглавляемые вождем племени чинча Торинасео, они решили оказать сопротивление продвигавшимся вперед испанцам.

Теперь Гонсало Писарро перенес завоевательный поход на территорию, которую губернатор Писарро описывал королю как «малонаселенную местность, в которой укрепился военачальник Тисо, дядя Инки». В течение пяти дней Гонсало Писарро прокладывал себе дорогу в долину Кочабамбы. Оказавшись в ней, он, его отряд из 70 европейцев и 5 тысяч индейцев-союзников обнаружили, что находятся в окружении воинов, которые заняли все тропинки, ведущие из долины. Испанцы провели тревожную ночь в окружении мигающих огней костров индейской армии, расположенных на склонах гор вокруг того жилья, в котором они расположились. Командир ободрял их речами, полными бравады, но их лошади были под седлами, а их часовые настороже. На следующее утро они опять начали сражение с броска в самую гущу воинов противника. Гонсало Писарро сам встал во главе одного отряда. Другой был под командованием капитана Гарсиласо де ла Веги, который после женитьбы на женщине из рода Инки Чимпу Окльо, крещенной как Палья Исабель Юпанки, недавно стал отцом ребенка, которому предстояло стать самым известным хронистом инков: это был Инка Гарсиласо де ла Вега. Третий отряд возглавил Оньяте, который заботился о сыне Манко Титу Куси с момента его пленения. В этот же отряд входили и 5 тысяч индейцев рьяного Паулью.

Сражение было яростным, так как индейцам «удалось окружить лагерь бесчисленным количеством толстых кольев, чтобы испанцы не смогли использовать своих лошадей». Индейцам-союзникам пришлось убирать эти препятствия. Коренные жители издавали боевые кличи, от которых кровь стыла в жилах, и обе противоборствующие стороны дрались, «сцепившись друг с другом, причем кастильцы наносили врагу ощутимые потери своими копьями и мечами и топтали индейцев своими конями». Гонсало Писарро и Оньяте вступили в бой с вождями Консоры и Поконы, у которых было 8 или 9 тысяч воинов.

А тем временем индейцы-чинча атаковали испанскую пехоту и их союзников-индейцев, которые находились в поселке под защитой кавалеристов с Габриэлем де Рохасом во главе. Решающим фактором в этом последнем бою было отношение воинов Паулью. Паулью явно надо было проявлять всю полноту своей власти, чтобы удержать их от искушения присоединиться к своим соотечественникам. На следующий год он утверждал, что в ходе сражения был момент, когда «индейцы убили двоих христиан и ранили 15 человек, которые стали спасаться бегством». «Но я подтянул резервы, обеспечил им подкрепление и заставил их повернуться лицом к врагу. А так как мои собственные воины обратились в бегство, я убил нескольких из [моих] индейцев». Мартин де Гуэльдо подтвердил это заявление Паулью: «Этот свидетель видел, как Паулью ходил с обнаженным мечом в руке, и слышал, как тот сказал, что ранил нескольких своих индейцев, потому что они обратились в бегство. Свидетель также видел, как он выражал несогласие своим вождям, потому что они не собирались воевать, и видел, что он заставил их вновь повернуться лицом к врагу». Алонсо де Торо зашел еще дальше в восхвалении Паулью: «Если бы там не было Паулью, испанцы понесли бы тяжелые потери. А если бы он встал на путь измены, они пострадали бы еще больше – спаслись бы лишь немногие или вообще никто». Для дела национального освобождения стало трагедией то, что Паулью так решительно поддерживал испанцев, так как он был, без сомнения, отличный солдат. Он знал, что воюет против сподвижников своего брата и все же, по словам Гуэльдо, он не повернул 5 тысяч своих воинов против 70 испанцев, даже когда те совершенно выдохлись, сражаясь целый день на такой большой высоте над уровнем моря. Его убежденность в том, что испанцы неизбежно одержат победу, и его стремление удержать за собой титул Инки перевесили всякое чувство патриотизма.

Сражение у Кочабамбы длилось целый день и ночь «с величайшим упорством, которое было характерно для любых сражений с индейцами этой страны». Твердость Паулью имела решающее значение, так как индейцы-чинча, которые никогда раньше не сталкивались в бою с испанскими солдатами, не выдержали первыми и бросились бежать в горы, а их вождь на бегу кричал: «Мы пропали!» Испанские конники сломили дух индейцев-чарка и вторую половину дня провели в опустошающем преследовании, в результате которого на поле боя осталось 800 мертвых индейцев.

Несмотря на это, побежденные все еще контролировали ситуацию. Они храбро сражались, убили и ранили много испанцев и их лошадей и уничтожили «большую часть испанских индейцев-союзников». Они отправили сообщение Тисо, «который был главнокомандующим Инки в этой провинции и одним из самых основных врагов христиан». Тисо быстро собрал еще 40 тысяч новобранцев, чтобы довести до конца осаду Кочабам– бы. Гонсало Писарро со своей стороны удалось отправить конного гонца через вражеские боевые позиции к своим братьям с просьбой о помощи. Эрнандо в это время уже шел походным маршем на юг, а Франсиско только что возвратился в Куско из своей экспедиции, во время которой он основал город Уаманга в январе 1539 года. В качестве подкрепления губернатор отправил к своим братьям 45 жителей Куско.

В это время, в начале 1539 года, второе восстание Манко продолжало развиваться. Везде, на протяжении тысячи миль, появлялись вооруженные группы индейцев, начиная от племени кончуко и кончая племенем чарка. Но успехи были кратковременными. Испанцы осознали опасность и теперь отправились подавлять восстание в каждом районе. Призыв о помощи из Кочабамбы достиг Тисо слишком поздно. Племена чарка были деморализованы после сражения с Гонсало Писарро. Гарсиласо де ла Вега подверг наказанию индейцев Поконы, убив еще 400 человек. Восстание быстро рассыпалось, когда сильные отряды подкрепления под командованием Эрнандо Писарро и Мартина де Гусмана сумели обойти главную дорогу и вошли в Кочабамбу через горы. Первым сдался вождь Поконы. Испанцы хорошо его приняли и позвали к себе в союзники. Другие вожди взяли себе это на заметку. Один за другим они сдались и приняли вассальную присягу королю Карлу: вожди Анкимарки, вождь племени чинча Торинасео, вождь племени мойо Тараке. А затем, к удивлению испанцев, пожаловал и сам Тисо. «Тисо сказал, что он сдастся Эрнандо Писарро, если тот помилует его и даст ему слово, что не нанесет лично ему никакого вреда. Эрнандо дал ему слово, и Тисо пришел». «Все были сильно удивлены этим, так как Тисо был самым лучшим из подданных Инки». Губернатор Писарро назвал его пленение «величайшим подарком судьбы». 19 марта 1539 года Гонсало Писарро въехал в Куско вместе со своими высокопоставленными пленниками, и епископ Вальверде единым духом назвал и Тисо, и Паулью «нашими добрыми друзьями, с которыми мы в мире».

Неустрашимый Вильяк Уму все еще держал под своим контролем кунти-суйю. Писарро послал против него Педро де лос Риоса, и в течение восьми месяцев в этом отдаленном районе шли ожесточенные бои. Испанцам приходилось сражаться главным образом в пешем строю, так как «этот район был очень труднодоступный и гористый, и его нельзя было завоевать на лошадях». И лишь не раньше октября 1539 года верховный жрец сдался на милость испанцев.

На севере восстание длилось дольше. Иллья Тупак контролировал весь район к северу от Хаухи, включая Бомбон, Тарму и провинцию Атавильо, в которой начинались долины рек Тихоокеанского бассейна. Алонсо де Альварадо, проигравший Альмагро в сражении у Абанкая, в 1536 году совершал завоевательный поход против индейцев-чачапояс, из которого был отозван губернатором Франсиско Писарро, когда началось первое восстание Манко. Сразу же после победы в Лас-Салинасе Альварадо решил возобновить свой поход. Эрнандо Писарро позволил ему покинуть Куско, и в середине 1538 года его солдаты уже двигались к северу от Хаухи. Иллья Тупак узнал об их приближении и собрал силы для сопротивления. Они застали колонну Альварадо врасплох на заснеженной пуне к северу от озера Хунин и серьезно ранили по крайней мере одного всадника, прежде чем их отбросили назад. Только тогда Альварадо получил возможность продолжить свой поход к городу Чачапояс.

Манко посылал одного из главных орехонов, своего двоюродного брата Кайо Топу, склонить на свою сторону племя чачапояс, по-видимому, прежде, чем самому отправиться туда в поисках убежища. Но Кайо Топа не выполнил поручения: вождь племени чачапоя Гуаман отказался присоединиться к восстанию вопреки согласию, которое кто-то из его сподвижников до этого передал Манко. Поэтому когда Альварадо достиг Чачапояса, ему был оказан хороший прием, а его хорошее обращение с индейцами обеспечило безопасность нового поселения, которое он основал в Рабанту. Сам Кайо Топа благодаря предательству попал в плен, когда отряд испанцев и индейцев, шедший в глубь страны из Трухильо, напал на него на заре. Так еще одно сильное племя перешло на сторону испанцев и стало воевать против инков.

В Уануко коренное население осталось непокоренным. Сильный вооруженный отряд под командованием Алонсо Меркадильо вместо того, чтобы отправиться туда, остался в Тарме и в течение семи месяцев терроризировал мирных жителей. Через королевского казначея Алонсо Рикельме они пожаловались, что люди Меркадильо жили в городе, «потребляли их кукурузу и скот, отнимали у них золото и серебро, которое они имели, забирали их жен, держали многих индейцев в цепях и делали из них рабов, <…> занимались вымогательством и оскорбляли вождей, пытали их, чтобы они выдали им свое золото и серебро». Другой отряд испанцев под командованием Алонсо де Ориуэла разгромил и взял в плен военачальника Инки Титу Юпанки и вновь открыл дорогу через чинча-суйю.

В середине 1539 года Гонсало Писарро отправился на север, чтобы стать губернатором Кито, но задержался, «так как ему пришлось воевать с индейцами провинции Уануко. Они вышли сразиться с ним, и он оказался в такой опасности, что маркиз Писарро вынужден был послать Франсиско де Чавеса к нему на помощь». По прибытии в Кито Гонсало Писарро отправился в восточные джунгли в поисках золотого человека и эльдорадо. Он спустился к реке Напо, и группа его людей под предводительством Франсиско Орельяна отплыла вниз по течению реки и совершила первый удивительный десант на Амазонку.

В это время до Лимы дошла весть о мятеже в Уайласском ущелье, где индейцы убили двоих испанцев-энкомендеро. Это выглядело как начало или возобновление еще одного восстания коренных жителей Перу. В июле 1539 года Франсиско де Чавес был послан городским советом Лимы на подавление этого мятежа и для наказания его зачинщиков. С кровожадной яростью приступил Чавес к выполнению своей репрессивной миссии. В течение трех месяцев он носился по долинам Уауры и Уайласа и далее до мест проживания индейцев-кончуко вокруг Уануко. Эта экспедиция была кровавой баней. Чавес грабил дома, уничтожал посевы, вешал мужчин, женщин и детей без разбора. «Война была такой жестокой, что индейцы стали бояться, что их всех убьют, и стали молить о мире». Говорили, что Чавес зарубил 600 детей в возрасте до трех лет, сжег и заколол многих взрослых индейцев. Об этих фактах сообщалось в королевской хартии 1551 года, в которой король Карл постановил, чтобы в Перу организовывались школы и чтобы материальное содержание было предоставлено 100 детям из владений Чавеса, убитого десятилетием раньше.

Сам Иллья Тупак остался в живых. В ноябре 1542 года Кристобаль Вака де Кастро сообщил императору, что он посылает «капитана Педро де Пуэльеса в провинцию Уануко, которая была опустошена [испанцами в 1541 году] и в которой до сих пор нет мира». «Я послал его туда, чтобы он заново населил ее и умиротворил, а также победил Иллью Тупака, еще одного индейца, который является таким же мятежником, как и Инка, и к тому же его родственником». Сьеса де Леон писал, что Иллья Тупак «был причиной многих несчастий», но, в конце концов, в 1542 году его «после значительных препятствий» взял в плен Хуан де Варгас. Но возможно, Сьеса де Леон и ошибался, так как, по сообщениям Сарате, в 1544 году Иллья Тупак все еще продолжал бороться с испанцами. Иллья Тупак – один из невоспетых героев сопротивления инков. Он противостоял захвату испанцами сьерры в 1536 году и затем в течение, по крайней мере, восьми лет он продолжал жить и поддерживать власть Инки в стратегически важной провинции Уануко. Дальше к югу население продолжало подвергаться репрессиям. Жители нового города Уаманги выступили, чтобы «наложить суровое наказание на несколько деревень, которые участвовали в восстании; было убито и сожжено немалое число индейцев».

Сам Манко благоразумно отошел за реку Апуримак, когда услышал, что сильные отряды под командованием Франсиско Писарро и Ильяна Суареса де Карвахала охотятся на него. Испанцы были убеждены, что он доживает свои последние дни. В феврале 1539 года Писарро написал королю, что Манко «ретировался с немногими своими людьми в полнейшем беспорядке, и с ним почти покончено», но в той же самой депеше он признал, что Манко снова «рассылает гонцов по всей стране, чтобы еще раз поднять ее на восстание». Епископ Вальверде писал: «Дни взбунтовавшегося Инки сочтены, так как он ведет за собой очень мало людей. Коренное население страны так устало от войны, что не пойдет за ним, а останется в своих деревнях». Епископ надеялся, что Манко можно выманить из его укрытия, и рекомендовал обращаться с ним милостиво, если он выйдет сам. Писарро был менее мягок: «Когда наступит лето, он не сможет защититься от меня, так как сейчас вся страна против него. Он будет у меня в руках, мертвый или пленный». И Вальверде, и Писарро, оба они признавали, что дух восстания поддерживали только два его мужественных лидера – Инка Манко и Вильяк Уму. «Если бы они были схвачены, вся страна немедленно покорилась бы, как это и должно быть… Но до тех пор, пока у коренного населения есть на свободе вожак, оно всегда может дать волю своим пагубным фантазиям».

Оставив идею скрыться в Чачапоясе, Манко решил построить для себя новое убежище в районе Виткоса, которое будет уже не таким уязвимым для испанской кавалерии, каким оказался Виткос. Он решил превратить поселок Вилькабамбу в свою новую столицу. Его сын писал: «Он вернулся в город Виткос и оттуда отправился в Вилькабамбу, где и остался на отдых в течение нескольких дней. Он построил дома и дворцы, чтобы сделать это место своей главной резиденцией, потому что там теплый климат». Новая столица располагалась ниже, чем Виткос, и глубже в лесах Амазонки. Вероятно, Манко выбрал это место потому, что там он спасся от Оргоньеса, когда тот со своим отрядом проник в Виткос.

Вилькабамба – это название, полное тайны. Это затерянный город Инков, легендарная последняя столица Инки Манко и его преемников. В течение свыше двухсот лет, с момента возобновления интереса к археологии доколумбовых времен, существуют предположения относительно местонахождения Вилькабамбы. Последующие поколения принимали различные пункты за наиболее вероятное ее расположение. Чтобы понять причину поиска Вилькабамбы, необходимо знать историю ее оккупации в XVI веке. Потрясающая история этих поисков будет изложена несколько позже.

В начале 1539 года Манко получил небольшую передышку, чтобы построить Вилькабамбу. Трое братьев Писарро продолжали активно действовать. Третьего апреля Эрнандо уехал из Куско в Испанию, чтобы оправдаться перед королем Карлом за казнь Альмагро. Чтобы смягчить короля, он взял с собой кое-какие сокровища, а также анонимный отчет об осаде Куско, который настолько восхвалял его заслуги, что создавалось впечатление, будто он противостоял Манко один на один. Губернатор Франсиско Писарро уехал в район Кальяо, в котором недавно был восстановлен порядок его братьями. Король Карл сделал его маркизом, но Писарро еще не решил, название какой территории лучше взять для своего титула; он предпочитал выбрать что-нибудь выгодное, например территории, на которых располагаются серебряные рудники, но так и не пришел к окончательному решению. В комплекте с титулом маркиза шел и новый герб. На нем были изображены семь индейских вождей, скованных золотыми цепями и образующих круг. В его центре был изображен Атауальпа с металлическим обручем на шее и двумя опущенными вниз руками, которые были погружены в два сундука с сокровищами, – так в геральдике отразилось подчинение индейцев в ходе конкисты и захват их сокровищ.

В апреле самый младший из братьев Писарро, Гонсало, отправился наносить Манко завершающий удар в Вилькабамбе. Испанцы возлагали большие надежды на экспедицию Гонсало. «Полагают, что раз [Инка] окружен со всех сторон, то он не сможет избежать смерти или плена. Когда это будет сделано, в стране снова воцарится мир; но до этого – все очень неопределенно». В нашем распоряжении имеются отчеты очевидцев об этой кампании с обеих сторон: со стороны испанцев и со стороны индейцев. Обе версии были записаны в одно и то же время, тридцать лет спустя, двоюродным братом Гонсало Педро Писарро и сыном Манко Титу Куси, который в 1539 году был похищен из дома Оньяте в Куско и отвезен к своему отцу в Вилькабамбу.

Гонсало Писарро возглавлял большую экспедицию: «300 самых лучших военачальников и солдат», согласно оценке Педро Писарро. Но молодому Титу Куси показалось, что испанцев было несчетное количество: «Я не могу сказать, как много их было, так как джунгли были густые, и невозможно было сосчитать их». С ним также был отряд индейцев, который возглавлял его друг Инка Паулью.

Испанцы продвигались верхом в глубь территории инков, насколько это было возможно. Затем им пришлось оставить лошадей под охраной и следовать дальше пешком до места, где, по слухам, укрепился Инка. По-видимому, они переправились через реку Урубамбу по мосту Чукичака и отправились вверх по ущелью реки Вилькабамбы до перевала, огибая Виткос. Вероятно, отсюда дорога к новому убежищу Манко в Вилькабам– бе шла через джунгли, которые были слишком густы для лошадей: никакая иная местность не заставила бы испанцев расстаться со своими любимыми животными.

По мере продвижения по долине реки Вилькабамбы захватчики вступали в многочисленные стычки с местным населением. «Однажды утром они шли гуськом по скалистому горному склону под названием Чукильюска, очень крутому и опасному и [покрытому] джунглями и подлеском». Гонсало Писарро был во главе колонны, а его двоюродный брат Педро Писарро и Педро дель Барко замыкали шествие. Гонсало остановился, чтобы вынуть камешек из сапога, и приказал Барко встать впереди. В этом месте тропинка проходила по двум новым мостам над небольшими речками, и джунгли внезапно расступились, открыв на склоне горы расчищенное пространство шириной около сотни ярдов. Педро дель Барко повел колонну через открытое место и далее в джунгли, расположенные за ним. Чуть позже Педро Писарро почувствовал, что новые мосты должны были бы их насторожить, так как оказалось, что индейцы их построили специально для засады. Люди Манко стали вдруг катить вниз на колонну по открытому горному склону «огромные валуны в большом количестве». Три испанца были ими сметены и погибли. Лучники, спрятавшиеся среди деревьев, одновременно открыли огонь и убили еще двоих. Передние ряды испанцев побежали вперед, но обнаружили, что проход преграждает кусок скальной породы, укрепленный индейцами посредством брустверов. Задние ряды колонны, где находились Гонсало Писарро и Инка Паулью, ринулись назад. По словам кипу-камайоков, индейских хранителей устной истории, которых опросили три года спустя, Гонсало вместе с другими военачальниками хотел отступать, думая, что голова колонны уничтожена. Паулью настаивал, что было бы ошибкой бросать авангард, и испанцы последовали его совету, несмотря на подозрение, что, возможно, он заманивает их в новую ловушку. Педро Писарро чувствовал, что индейцы небрежно сделали то, что могло бы быть отличной засадой. Им следовало бы не открывать огня до того момента, пока голова колонны не начнет атаковать препятствие на тропинке, а сбрасывать валуны нужно было только тогда, когда и остальные захватчики столпятся на открытом месте. Но все произошло так, как произошло, и испанцы вновь соединились вместе и отступили той ночью до пункта, где они оставили своих коней. Среди них было «много раненых и тех, кто струсил», и они отправили в Куско гонца за подкреплением. По словам кипу-камайоков, на Чукильюске было убито 36 испанцев.

В ожидании подкрепления Гонсало Писарро попытался вести с Инкой переговоры. С этой миссией были посланы два родных брата сестры-королевы Манко Куры Окльо. Манко пришел в ярость от предательства этих людей, которых звали Уаспар и Инкиль. Он отверг все мольбы Куры Окльо и приказал казнить их, заявив: «Лучше уж я отрублю их головы, нежели они увезут с собой мою». Кура Окльо «была так опечалена смертью своих братьев, что отказалась уходить с того места, где они были казнены».

Спустя десять дней после первого сражения Гонсало Писарро уже с большим количеством солдат вновь решил атаковать укрепление у Чукильюски, которое находилось в четырнадцати милях от самой Вилькабамбы. Индейцы проделали бойницы в своей вновь построенной стене и пытались произвести выстрелы из четырех или пяти аркебуз, захваченных в Вильядиего. Они не успели овладеть сложностями артиллерийской стрельбы. «Из-за того, что они не научились загонять заряд в аркебузы, они не могли причинить никакого вреда. Они положили ядро слишком близко к жерлу ствола аркебузы, и поэтому при стрельбе оно упало на землю». Сотня лучших испанских солдат – и среди них Педро Писарро – пробралась пешком через густой подлесок на вершину горы. Пока их соотечественники продолжали лобовую атаку укрепления, отряд, находившийся наверху, спустился «на пампу, которая лежала по другую сторону горы, где была резиденция Инки Манко».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.