Кончина преп. Феодора
Кончина преп. Феодора
63. Наконец, пусть слово приступит к кончине богоносного, если только можно назвать ее кончиною жизни, а не смерти, как начало истиннейшей жизни. Ибо кто во всю жизнь свою подвергался добровольной смерти, то есть умерщвлению страстей, и сокровенную во Христе жизнь праведно предпочитал жизни произвольной, о том, как мертвом для греха в тленном и многотрудном состоянии естественной жизни, справедливо можно думать, что он переходит от этой жизни, как от смерти, к неизменной и вечной жизни. Итак, отец наш и божественный исповедник Христов Феодор и тогда, когда достиг самого конца жизни, не переставал посылать по всем странам и городам спасительные врачевства в собственных своих письмах, присоединяя и привлекая многих к православной вере; также он благосклонно принимал и приходивших к нему людей всякого звания и возраста и потоками медоточивого языка своего располагал души их к добродетели; а к нему приходили то те, то другие не только из этого великоименитого города – и знаменитейшие из святейших митрополитов, и весьма многие из игуменов, и отличнейшие из монашествующих, – но и из всех отдаленных островов и городов усерднейше стекались, чтобы сподобиться его лицезрения и благословения в напутствие к добродетели и в преспеяние благочестия, ибо преподобный был прекраснее и вожделеннее всякого вещественного сада, имея внутри себя и во внешности своей как бы приятные плоды и благоуханные дары Всесвятого Духа: он был прославлен лицом, подобно Моисею (Исх. 34:30), и носил знаки добровольного умерщвления в крайней бледности священного лица своего; ростом он был высок, и вся эта лира имела соразмерные струны и издавала стройные звуки, произнося приятнейшее и сладчайшее учительное слово.
64. Итак, по прошествии почти шестидесяти семи лет всей его жизни во плоти и двенадцати лет третьего изгнания его за истину Христову преподобный отец наш около начала ноября месяца подвергся болезни, скрывавшейся в нем и издавна постигшей его от многострадальных заключений под стражею и ссылок и происшедшего отсюда совершенного небрежения о здоровье, именно – болезни желудка, и еще прежде кончины блаженный казался почти мертвым, совершенно лишившись аппетита. Потом, пролежав четыре дня в постели, он по благоволению Божиему опять поправился здоровьем и – о великодушие преблаженного! – во время самой болезни не хотел наслаждаться спокойствием или каким-нибудь другим утешением, так он до конца презирал настоящую жизнь! [Col. 324] Ибо, уже ослабевший от старости и изнуренный тяжкими и непрерывными трудами, он и при этом не давал сна очима и веждома своима дремания и покоя скраниама (Пс. 131:4), пока не преподал спасительного и обычного поучения братиям. Сидя на седалище и не будучи в силах явственно говорить присутствовавшим, он диктовал его одному из скорописцев и чрез него изрекал его сонму учеников, ясно указывая на предстоящую и уже при дверях находящуюся кончину свою. «Братия и отцы, – говорил он, – я был слаб, и опять молитвами вашими укрепился; но доколе мы будем возвращаться к этому „опять“? Верно, придет смертный день, когда не будет иметь места это „опять“, разделит меня с вами и отправит отсюда…» и прочее, сказанное в «Огласительном поучении».
65. После четвертого дня в следующий, который был воскресным, когда преподобнейший сел на седалище и прочитал это самое «Огласительное поучение», что делается? Он укрепляется бодростию духа и приступает к делам Божественным, ибо и труд доставляет здоровье, и бодрость духа восстановляет умирающих, и входит в дом Господень, чтобы свято совершить службу Святой и Пречистой и Единосущной Троице. Принесши бескровную Жертву Богу и собственными руками преподав всем присутствовавшим Животворящее Тело и Кровь Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, оттуда он отправляется к трапезе; здесь, радушно приняв и некоторых из прибывших отцов и исповедников, он обстоятельно беседовал и говорил о своем преставлении и отпустил их, ибо и все время блаженной жизни его было ничем иным, как размышлением о смерти и желанием разрешитися и со Христом быти (Флп. 1:23). После того он опять слег в свою постель и, призвав эконома, – это был славный Навкратий, который сделался и преемником его, – сказал: «Не забыто ли у нас что-нибудь из наших обязанностей?» Так благопопечительна была душа его, беспокоившаяся и заботившаяся о всех и во всякое время и о всем! Затем на следующий день – это был вторник, в который положена память великого священнослужителя и исповедника Троицы Павла[538], – он, как любящий Бога и святых, исполняя апостольскую заповедь (см. Евр. 13:7), опять совершает Божественное тайнодействие по благоговению в память святого. А по наступлении вечера, после продолжительной беседы с сидевшими возле него, он отправился в свою келлию и, вознесши обычное псалмопение и молитвы Господу, лег на постель; но в часу четвертом случился с ним приступ обычной болезни. Позвав одного из спавших около его келлии, он сказал ему о своем страдании, и тотчас стекаются братия посмотреть, что происходит с отцом. Он же, проведя два дня в умеренных страданиях[539], на следующий день призывает всех и в прощальной беседе говорит им:
Данный текст является ознакомительным фрагментом.