VIII. Англичане о нашей Государственной Думе. «Московские Ведомости», — 28 мая 1906 г. , №136.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VIII. Англичане о нашей Государственной Думе.

«Московские Ведомости», — 28 мая 1906 г. , №136.

Говоря о Думе, «Times» задаёт вопрос: «Можно ли спасти Россию?»

«Требование, высказанное демократической партией в Государственной Думе, — продолжает газета, — крайне определённо, но подобные требования не могли бы быть приняты даже в самых прогрессивных и демократических странах Европы и Америки.

«Кроме всеобщего, непосредственного, тайного голосования и равноправия женщин, они требуют также немедленного решения сложного аграрного и рабочего вопросов. И тут опять, сравнивая Россию с другими государствами, самыми цивилизованными, мы видим, что, несмотря на много лет усиленного труда, вопросы эти и там ещё не решены. Дикие и бессмысленные программы не предвещают успеха.»

Эти мнения «Times» не только разделяются большинством англичан, но вызывают ещё более пессимистические взгляды на судьбу бедной нашей родины. Особенно сильно в этом смысле пишет «National Review» за май:

«Ближайшее будущее России скрыто от нас густой завесой. С 30 (17) октября, события, с различными колебаниями, привели к совершенно новой эре. Трудно предсказать будущий ход событий, так как многие явления в народной жизни сложились в высшей степени уродливо.

Как будто какое-то злое наваждение изменило временно характер всей (?) нации. Её теперешние взгляды непоследовательны, поступки бессмысленны, её цели и стремления изменчивы. Правительство и народ, Церковь и Государство, армия и флот, политики и журналисты, делегаты и избиратели, — все играют игру недоразумений, игру в вопросы и ответы. Причём любая роль может быть взята на себя первым встречным: республиканец становится абсолютистом, а монархист переходит в ряды революционеров.

Никто не знает, что сулит завтрашний день. Лишь немногие относятся здраво к событиям дня. Это какой-то маскарад, устроенный рыцарскими баронами, беспринципными негодяями, безжалостными метальщиками бомб, тщеславными ораторами и подростками, за спиной которых находится 100 миллионов крестьян. От последних вдруг ждут, чтоб они поступали как высоко развитые люди. Но как предсказать, что может сделать такой народ в минуту необузданной ярости?

Россия уже стала революционным водоворотом. Оптимисты всё ещё надеются, что Дума превратит его в хрустальный фонтан, из которого нация будет пить воду обновления и мудрости. Так ли это? Не превратится ли сама Дума в этот водоворот, разрушив все возлагаемые на неё упования?

Понять русскую революцию невозможно, так как она единственная в своём роде. Россия пока ещё не имеет строго выраженных конституционных партий в точном смысле этого слова. Самую сильную из них составляют социал-демократы. Они владеют сплочённой, дружно работающей организацией и, подобно иезуитскому ордену и итальянским масонам, образуют олигархическое учреждение, управляемое группой немногих лиц. Но, строго говоря, они не конституционалисты, это даже не мирные агитаторы. Они отличаются от своих товарищей в других странах тем, что они вдруг очутились в союзе с революционерами. Их идеал — демократическая республика, а средства — динамит, кинжал и револьвер. Цель оправдывает средства!

Следующая группа — это социалисты-революционеры, которые также проявляют свою оппозицию правительству в самой жестокой форме. Многие из них в обычное время неспособны бросить бомбу или убить кого-нибудь. Но при настоящих условиях они убедили себя, что убийство дозволяется и не считается преступлением. Это какие-то неврастеники, у которых всякое нравственное чувство извращено. Ядро социально-революционной партии состоит из мужчин и женщин, для которых свирепые и кровавые перемены в политике имеют неотразимую прелесть.

В действительности ни одна группа не есть на самом деле такая, какой она представляется, — до того у них слово и дело расходятся, средства и цели противоречат друг другу. Например, конституционно-демократическая партия вся составлена из противоречивых элементов и страдает отсутствием определённой программы.

Все эти фракции имеют между собой одно общее — ненависть к правительству. Но аграрные реформы и автономия всех национальностей, входящих в состав Российской Империи, несомненно, внесут в жизнь Государства ещё большую смуту.

Крестьяне, которых много в Думе, готовы заключить союз с самим Сатаной, в надежде получить «побольше землицы», хотя во многих других вопросах они могут оказаться консервативными, даже реакционерами.

Либералы в своём слепом рвении, подкапываясь под правительство, старались даже помешать займу, необходимому для уплаты неотложных долгов, забывая, что этим подрывались национальный кредит и промышленность. А что русский рабочий и крестьянин умирали бы с голода, и самые необходимые реформы были бы отсрочены, до этого им дела нет. Им не достаёт политического здравого смысла. К тому же кроме самой России от неуспеха займа пострадали бы немало интересы и всей Европы.

Такого рода противоречия невольно заставляют сомневаться в возможности существования конституциональных принципов в России.

Но и само правительство как будто действует впотьмах. Как курьёз укажем на положение заключённых.

Сами тюрьмы сделались центрами агитации, местом расположения пропаганды. Это явление — недопустимое в какой-либо другой стране. «Политические» отправляются в тюрьмы без всякого страха. Они могут там легко продолжать своё дело. Севастопольская тюрьма служит красноречивым примером.

В ней содержалось много политических преступников. Некоторые из них обвинялись в распространении революционных памфлетов, другие — в том, что у них найдены были тайные типографии, третьи — в заговоре против существующего государственного строя. Но в заточении эти люди без стеснения могли продолжать свою работу, издавая там беспрепятственно революционную газету и пользуясь печатными станками. Два студента (Сосновский и Князев), оба социалисты-революционеры, будучи заключены в тюрьму, в камере №21, издавали журнал с иллюстрациями под названием «Бомба».

Они там также издавали прокламации от имени военной организации социалистов-революционеров, которые они распространяли среди солдат во дворе тюрьмы, умудряясь выбрасывать из окна целые пачки своих сочинений. Эти последние, падая на землю к ногам часовых, поднимались ими, прочитывались и передавались товарищам. Но однажды верноподданный солдат, прочтя обращение к войскам, сообщил об этом своему начальству. Книгопечатный станок с копиями журнала и листками были найдены, и вся организация обнаружена.

Оба издателя «Бомбы» были наказаны лишь тем, что их посадили в отдельные камеры... на несколько дней.

Очевидно, что тюрьмы в России теперь не то, чем они были прежде. Все «политические» собираются вместе и сообща придумывают какие-нибудь меры: как, например, морить себя голодом в наказание смотрителю, который не исполнил их требований. Они настаивают на том, чтобы их комнаты оставались открытыми весь день, чтобы всем «политическим» позволено было встречаться, гулять вместе и сговариваться, о чём угодно и сколько угодно, словом, устроить свою жизнь там вполне сносно. В конце концов, эти требования удовлетворяются.

Такие отношения к заключённым совершенно непонятны англичанам. В Англии никогда нет и помину о победе арестантов, как это делается в России чуть ли не каждый день, или о введении ими своих собственных правил. В Великобритании и речи быть не может об амнистии убийцам и разбойникам, даже «политическим».

А потому и требование Государственной Думы насчёт амнистии совершенно непонятны англичанам. Враги Государства могут убивать в России властей и общественных деятелей сколько, кого и когда угодно, а им за это грозит лишь тюремный клуб, вроде Севастопольской тюрьмы. Если такие либералы достигнут исполнения своего желания, то, по мнению англичан, жизнь и собственность будут совершенно скомпрометированы и этим самым будут резко отличаться от жизни всех цивилизованных стран».

Что касается графа Витте — основателя теперешнего режима, то его никто не может разгадать. Любопытно, что автор статьи о «Государственной Думе», появившейся в «National Review» за май месяц, пишет следующее:

«Я дерзаю думать, что премьер будет смещён раньше созыва Думы. Я не имею ни малейшего сомнения относительно этого, то есть, что министерская карьера Витте окончится незадолго до открытия Думы».

Три месяца тому назад весь образованный мир смотрел на русский парламент как на мертворождённый проект премьера, подобно конституции Лориса Меликова при Императоре Александре II. Некоторые полагали, что это будет для России не более, как игрушка, учреждение, не имеющее никакого значения, нечто вроде турецкого парламента. Но теперь видно, что он представляет собой политическое учреждение, орудие добра или зла, с которым не станут шутить ни Царь, ни Его министры. Будущее России зависит от того, оправдают ли либеральные члены доверие, возложенное на них избирателями, и обнаружат ли они политическую мудрость и парламентский такт?

Англичан более всего интересует русский аграрный вопрос, который им кажется абсолютно неразрешимым уже потому, что всей российской земли не хватило бы на крестьян, пока они обрабатывают её своим неумелым способом. Так как революционеры предлагают им землю дворян и Церкви, а конституционные демократы поддерживают эти невыполнимые надежды, то опасность заключается в том, что крестьяне могут соблазниться попробовать взять силой то, в чём им откажут. National Review предвидит, кроме того, новую опасность: даже подавленное теперь восстание оставит неизгладимые следы в народе и возможность новых попыток в отдалённом будущем.

Дума, как отражение своих избирателей, хаотична. Вовсе не преувеличивая, можно сказать, что русский народ теперь психически ненормален. Просматривая русские газеты, всякий согласится с теми русскими специалистами, которые определили теперешнюю болезнь нации «политической неврастенией». Симптомы её: мания преследования, галлюцинации, иллюзии, ненормальные поступки, заключающиеся в преступлении против личности и имущества, и, наконец, самоубийства. Такие случаи самоистребления растут с неимоверной быстротой. Жертвами является по преимуществу молодёжь, самая впечатлительная и чувствительная. Они нередко убивают и отравляют себя, оставляя записку: «я не могу больше жить», или: «я слишком слаб для этой жизни, которой необходимы сильные и смелые люди». Когда русские читают, что тот или другой покончил с собой только потому, что лейтенант Шмидт был казнён, они нисколько не удивляются этому безобразию. Даже когда Шмидт сидел в тюрьме, ещё до суда, сошли двое с ума, думая о нём.

Смелое и отважное преступление имеет особенную прелесть для русского общества, как сказка о морских разбойниках или охоте на хищных зверей — для детей. Когда Московское Кредитное Общество было ограблено на миллион рублей среди белого дня, даже некоторые образованные русские выражали своё сочувствие и одобрение этому. «Деньги, — говорили они, — будут употреблены с большей пользой, чем если бы они остались в сберегательной кассе или были бы уплачены акционерам».

Такие взгляды поражают англичан как нездоровые и ненормальные.

Революционные разрушения домов и убийства совершаются преимущественно подрастающим поколением, которое бойкотировало школу, технические институты и университеты. Шайка мошенников, захватившая, сотни тысяч рублей из Московского Банка, состояла главным образом из учеников средней школы (гимназии). Недавно подобная же банда ворвалась в дом священника в городе Рыбинске, требуя от него денег или его жизнь. При аресте оказалось, что они — ученики технической школы. Шайка разбойников ворвалась в Волжско-Камский Банк в Харькове, и с револьверами в руках им удалось навести панику на управляющего и других служащих. Если бы не ловкий маневр сторожа, которому удалось вовремя убежать и призвать на помощь, Банк пострадал бы на крупную сумму. При аресте оказалось, что это были гимназисты, технологи и один приват-доцент (untergraduate).

Мыслимо ли представить себе толпу воспитанников из Harrow School в сопровождении приват-доцента Оксфордского Университета, пытающихся ограбить Английский Банк среди белого дня!?..

Если мы примем во внимание, что это не единичные случаи, и что русское общество, забыв всякие этические начала, потворствует этому, то вполне убедимся в глубокой его ненормальности.

Демократы получили преобладающее большинство в Думе. Они представляют собой сильную и организованную оппозицию. Они сделают всё, чтобы уничтожить Правительство.

Я сомневаюсь, — продолжает автор в «National Review», — чтобы первой Русской Думе удалось совершить какую-нибудь полезную законодательную работу. Лишённые политической подготовки, они способны лишь на прекрасные речи и на прославления гуманных принципов. У русских много гуманности, но мало гражданственности; русские — более теоретики, чем практики».

Я привела вкратце статью «National Review», потому что она всего рельефнее обрисовывает большинство английских мнений и взглядов.

Увы! Их тяжёлый приговор заслужен нами. Но иностранцы не видят истинной причины теперешнего всеобщего безумства в России.

Оно вызвано потрясением всего народного духа нашим несчастным поражением на Дальнем Востоке.

Победы над нами японцев глубоко повлияли на наше патриотическое чувство и на наш ум.

Русские не привыкли преклоняться перед врагом!

6 (19) мая 1906 г. Ольга Новикова.