Высылка В. Г. Черткова из России и деятельность в Англии по распространению антиправительственных и антицерковных произведений Л. Н. Толстого
Высылка В. Г. Черткова из России и деятельность в Англии по распространению антиправительственных и антицерковных произведений Л. Н. Толстого
С 1889 г. В. Г. Чертков приступает к систематическому копированию всего, что написано Толстым (в том числе черновики произведений и публицистических статей, письма), и обязательно оставляет один экземпляр себе. С этой целью он настойчиво просит дочь писателя, Марию Львовну, переписывать рукописи отца. Одновременно он берет на себя все контакты с цензорами. В апреле – мае 1890 г. он начинает чуть ли не требовать от Л. Н. Толстого передачи ему дневников[777]. Л. Н. Толстой принимает решение постепенно передавать Черткову свои дневники для копирования, но под влиянием С. А. Толстой передумывает. Дневники были переданы Толстым своему другу только через десять лет.
К этому периоду относятся и попытки уличить В. Г. Черткова в не совсем искренних отношениях к Л. Н. Толстому, – в частности, именно М. Л. Толстая, всегда относившаяся к В. Черткову с полным доверием, начинает подозревать его в какой-то поспешности, по ее мнению, он «слишком тянет вещи из-под пера» отца[778].
В 1893 г. В. Г. Чертков оставляет руководство издательством «Посредник», его преемником на этом посту становится П. И. Бирюков. В конце того же года у Черткова созревает замысел начать сбор материалов по истории сектантского движения, впоследствии озаглавленных «История гонения на христиан в России». Нужно отметить, что мысль собирать материалы о сектантстве возникла у В. Г. Черткова еще раньше, так как уже в ноябре 1888 г. он писал своему сотруднику А. И. Эртелю, что жизнь русских сектантов хорошо ему знакома и давно привлекает его внимание: «Этому способствовали отчасти мои близкие сношения с кружком пашковцев, среди которых я вырос и который навещали всякие сочувствующие и несочувствующие сектанты самых разнообразных направлений и оттенков, а главное, мой личный интерес ко всем тем «духовным» вопросам и движениям, которые волнуют в настоящее время народное море» (ПСС. Т. 85. С. 10). В первую очередь внимание уделялось вопросам, связанным с положением лиц, отказывающихся по религиозным убеждениям от прохождения военной службы. Эта деятельность реально претворилась в сбор материалов о положении духоборов в России. О масштабах этой деятельности свидетельствует то обстоятельство, что к 1902 г. архив Черткова по данному вопросу насчитывал уже около 4 тыс. документов.
Фактически именно в это время, т. е. к началу 1890-х гг., В. Г. Чертков встает на путь сознательного сопротивления политическому режиму, противником которого он уже давно являлся. Можно утверждать, что это сопротивление начинает приобретать агрессивный характер, – в своем письме Толстому (1893) он в связи с событиями, имевшими место в семье кн. Д. А. Хилкова, указывает, что находится «по отношению к происходящему в России как бы с бомбой в руках, и не знаю, когда ее пущу: завтра или через некоторое время»[779]. Конечно, эта агрессия распространяется и на Церковь. В 1893 г. на хуторе Ржевск неоднократно производились обыски, но сбор материалов о «гонениях» продолжается.
К этому периоду жизни В. Г. Черткова относится развернутый отзыв о нем, содержащийся в сводном дела Департамента полиции от 1896 г. Дело интересно тем, что в нем есть подробная история наблюдения за Л. Н. Толстым полицейских органов, а также своеобразная классификация запрещенных цензурой произведений Л. Н. Толстого, изданных за границей или в России с помощью гектографа[780] или литографии[781]. Очень интересно, что даже в этот достаточно абстрактный полицейский документ проникли следы неоднократных повелений императора Александра III «не трогать» Л. Н. Толстого. К 1892 г. относится получение сведений о том, что Л. Н. Толстой и В. Чертков руководят кружком по подрыву Православной Церкви. Но наиболее интересна та часть дела, в которой дается развернутая характеристика В. Г. Черткова. Совершенно неожиданно он представляется как «добрый, мягкосердечный, слабохарактерный» человек, который «с детских лет находился в руках женщин». Эти женщины – мать-пашковка и жена «с твердой волей», их влиянию Чертков очень подвержен. При всей парадоксальности этой характеристики она находит косвенную поддержку в дневнике Л. Н. Толстого, когда только еще в начале знакомства со своим новым и энергичным последователем по поводу смерти отца Черткова замечает: «Письмо от Черткова. Мать из него будет веревки вить <…> ужасные люди женщины, выскочившие из хомута» (ПСС. Т. 85. С. 70).
Далее в деле указывается, что в летнее время В. Г. Чертков «делает попытки принимать участие в сельских работах, но всегда неудачно, не имея для этого ни достаточно сил, ни навыка»[782]. Отмечается, что Чертков, «как истинный ревнитель толстовских взглядов на православие, где и чем только можно выражает свое озлобление к Церкви и ненависть к духовенству», делает поправки к сочинениям Толстого и вообще отрекся от православия[783].
Интересно, что в деле нашла отражение даже та сторона характера Черткова, которая связана с его высокомерно-презрительным в некоторых ситуациях отношением к окружающим людям: «…к допросу вышел босой, в холщовой рубахе и портках»[784].
В 1896–1897 гг. В. Г. Чертковым и его сотрудниками составляется ряд воззваний в защиту духоборов, в результате чего, как известно, 31 января 1897 г. русским правительством принимается решение о его высылке в г. Феллин Лифляндской губернии. 2 февраля этого же года на его квартире в Петербурге имеет место обыск, причем Чертков отказывается подписать полицейский протокол и ехать по вызову министра внутренних дел И. Л. Горемыкина для дачи объяснений. 3 февраля Е. И. Чертковой лично Горемыкиным, посетившим ее на дому, сообщено, что Комитет министров признал ее сына виновным в пропаганде и незаконном вмешательстве в дела сектантов и постановил сослать его в Сибирь. Но в дело вмешалась вдовствующая императрица, просившая смягчить это решение в память дружбы ее и императора Александра III к родителям В. Г. Черткова, в результате чего Черткову был предоставлен выбор: высылка в Прибалтийский край под надзор полиции или на неопределенный срок за границу. При этом высылке подверглись и ближайшие его сотрудники: П. И. Бирюков выслан в г. Бауск Курляндской губ., И. И. Трегубов – в Феллин.
Этот эпизод является яркой иллюстрацией того факта, что придворные связи по-прежнему позволяли В. Г. Черткову решать самые сложные жизненные задачи. И таких примеров в жизни В. Г. Черткова можно найти достаточно много, причем в качестве его высоких покровителей могут в тех или иных ситуациях фигурировать совершенно разные лица.
13 февраля 1897 г. Чертковы вместе с Е. И. Чертковой уезжают в Англию, где сначала поселяются в небольшом городке Кройдон, а затем переезжают в местечко Эссекс, недалеко от Лондона. В общей сложности Чертковы провели в Англии около 11 лет. Вместе с английским пастором, проповедником, писателем и издателем Дж. Кенворти, автором книги «Анатомия нищеты» (Лондон, 1898), который в 1895 г. основал в Англии колонию единомышленников Толстого в местечке Перлей (Эссекс), В. Г. Чертков входит в издательское товарищество «Brotherhood Publishing Company» («Братское книгоиздательство», которое, впрочем, просуществовало очень недолго), причем просит у Толстого право первого издания его статей на английском языке, а также просит присылать ему рукописи всех новых произведений и направлять к нему переводчиков, чтобы новые произведения выходили одновременно на русском и английском языках. Он продолжает осуществлять контроль над копированием рукописей Толстого, настойчиво осведомляется, переписываются ли его письма, и просит регулярно высылать ему копии. Только за 1897 г. В. Г. Чертков выпускает в Англии девять различных изданий произведений Л. Н. Толстого, а также ряд антиправительственных и антицерковных брошюр собственного сочинения.
В 1898 г. осуществляется важный издательский план В. Г. Черткова: начинается издание сборника «Свободного слова» под ред. П. И. Бирюкова, такое же название получает и новое издательство, сам Чертков начинает издавать «Листки свободного слова» (выходят в свет первые два номера). Периодический сборник «Свободное слово» издавался в течение двух лет (1898–1899), журналы «Листки Свободного слова» (1898–1902, всего 25 номеров), «Свободное слово» (декабрь 1901 – сентябрь 1905 г., всего 18 номеров) выходили в Лондоне, в Швейцарии было создано отделение журнала «Свободная мысль» со своим собственным органом того же названия, редактором которого состоял П. И. Бирюков (1899–1901). Одновременно с издательством «Свободное слово» Чертков организует издательскую фирму «The Free Age Press» («Издательство Свободного века»), цель которой заключалась в монопольном праве выпуска на английском языке произведений Толстого, а также снабжения переводчиков и издателей других стран подлинными версиями писаний Толстого. За время пребывания Черткова в Англии это издательство выпустило в свет свыше 60 различных наименований произведений Толстого и близких ему авторов (см.: ПСС. Т. 85. С. 12–13, где Л. Гуревич дан общий обзор изданий «Свободного слова» В. Г. Черткова). Общий тираж этих изданий впечатляет: только в первые три года своего существования издательская фирма В. Черткова опубликовала в общей сложности порядка 400 миллионов страниц английских переводов произведений Л. Н. Толстого, уже вышедших в России; другими словами, даже в эту колоссальную цифру не включены издания тех произведений, которые в России опубликованы быть не могли[785].
Издания «Свободная мысль» и «Свободное слово» становятся важнейшим органом распространения взглядов Л. Н. Толстого и его последователей в Европе, в том числе и в вопросах религиозных. Фактически они стали эффективным способом пропаганды христианства нового толка, стремящегося освободить веру от «пут» догматики и «церковного гипноза», антиклерикализма[786]. Здесь в первую очередь обращают на себя внимание такие, например, статьи, как «Православная Церковь и общество» (Свободное слово. 1903. № 4–5). Эти публикации фактически играли на руку органам социал-демократического толка и порождали уже совершенно разнузданную и неприличную антицерковную агитацию, в качестве примера можно указать на статью «Как попы поработили народ учением Христа», вышедшую в издававшихся в Швейцарии В. Д. Бонч-Бруевичем «Народных листках» (1902. № 9)[787].
Фактически в это время В. Г. Чертков становится полномочным представителем Толстого за границей по литературным делам – это право зиждется на ряде разрешений, данных Толстым своему другу, – в частности, писатель составляет заявление, уполномочивающее В. Г. Черткова распространять издания его сочинений за границей и вести дела с переводчиками, а также дает обязательство Черткову все свои новые произведения направлять в первую очередь именно ему. Образцом документов такого рода может служить доверенность на издание за границей романа «Воскресение», данная 3 апреля 1899 г., в которой, в частности, В. Чертков назван непосредственным уполномоченным Л. Н. Толстого, пользующимся его полным доверием[788]. Кроме того, и снова очень важно подчеркнуть это обстоятельство, Толстой дает разрешение Черткову издавать выдержки из своих дневников и писем[789]. Для В. Г. Черткова и его издательства эти документы и обещания Л. Н. Толстого имели огромное значение, так как согласно завещанию последнего все его произведения после их публикации немедленно становились общим достоянием, любое издательство могло их перепечатывать, переводить, делать свободный пересказ и т. д. В этой ситуации «издательский примат» – монополия – был решающим фактором, в том числе и с финансовой точки зрения: «Чертков мог рассчитывать на то, что ему удастся опубликовать новые произведения Толстого в переводах, выходящих под его наблюдением, лишь в том случае, если бы он получал статьи Толстого до издания их по-русски, с тем чтобы они выходили одновременно и в России, и в Англии»[790]. Именно поэтому Чертков настаивает, что он должен иметь абсолютно полную монополию на переводы статей Толстого, для этого он просит, чтобы издатели произведений Толстого в России никому не давали корректур до выхода произведения из печати, чтобы кто-то из предприимчивых переводчиков не успел сделать первым свой перевод: «Во всяком случае, в интересах дела нашего международного “посредника” желательно, чтобы, как я вам уже писал, все переводчики, обращающиеся к вам, были направлены ко мне сюда и чтобы ни одному из них вы не давали списка помимо меня. А также чтобы я получил от вас рукопись для перевода по крайней мере недели за три до не только ее напечатания в России, но даже до ее распространения частным путем»[791] (письмо от 28 июля 1897 г.). Л. Н. Толстой на это фактическое требование отвечает полным согласием и обещанием, что все его работы в первую очередь будут поступать к Черткову.
Но с первой же статьей («Что такое искусство», издание планировалось в «Вопросах философии и психологии» у Н. Я. Грота) возникли задержки, связанные с тем, что Толстой продолжал вносить правку даже в корректуру, за что получил раздраженные письма и от Н. Я. Грота, и от Черткова; последний, в частности, указывал: «Таким образом, оказывается, что весь этот план первоначального издания нами ваших новых писаний был только мечтой, а на деле продолжают эту выгоду получать те, кто ближе к вам, кто вовремя оказываются налицо и больше пристают к вам. Если бы вы знали, сколько труда и времени приходится здесь тратить с изданием ваших писаний и как убыточно все это было до сих пор»[792] (письмо от 21 декабря 1897 г.).
Следует при этом иметь в виду, что В. Г. Чертков, по свидетельству многих лиц, в том числе и В. Ф. Булгакова, как будет видно ниже, критически относившегося к ближайшему сотруднику Л. Н. Толстого, не руководствовался личной корыстью, направляя все вырученные (а часто и свои личные) средства на распространение произведений Л. Н. Толстого[793]. А для Л. Н. Толстого вся эта «мышиная возня» была крайне неприятна, о чем свидетельствует его признание в письме В. Г. Черткову от 13 декабря 1897 г.: «Пока я печатал за деньги, печатание всякого сочинения было радость; с тех пор же, как я перестал брать деньги, печатание всякого сочинения есть род страдания» (ПСС. Т. 88. С. 67).
Следует обратить внимание на одно очень важное обстоятельство, связанное с этой деятельностью В. Черткова. Благодаря письменным свидетельствам Л. Н. Толстого и своей активной издательской деятельности к началу XX в. В. Г. Чертков становится одним из самых известных во всем мире правозащитников, и эта репутация в свое время (через 20 лет) сослужит ему большую службу.
Осенью 1900 г. Е. И. Черткова приобретает для семьи Черткова в местечке Christchurch (Крайстчерч, 150 км от Лондона) дом (Tuckton House), куда последний перевозит типографию и начинает строительство специально оборудованного по последнему слову техники хранилища рукописей Толстого. Активная пропаганда взглядов Толстого в Англии продолжается. С этой целью в 1901 г. в небольшом городке baurnemouth неподалеку от Крайстчерча организуются открытые собрания – «The progress meetings for the consideration of the problems of life», на которых выступают люди различных взглядов по разнообразным темам: религиозным, политическим, социальным и т. д. Сообщения о них постоянно помещались в газете «The baurnemouth Gardian» с 1901 по 1904 г.; сам В. Г. Чертков сделал до 25 докладов, читал переведенные на английский язык произведения Толстого. В это время он выступает с лекциями в университетах и различных обществах Англии, причем английские газеты отмечают его совершенно свободное владение английским языком[794]. А в 1902 г. Чертков начинает издание собрания сочинений Толстого, запрещенных в России цензурой.
Таким образом, можно констатировать, что В. Г. Чертков, в первую очередь благодаря своим обширным и разносторонним связям в Англии, осуществлял интенсивную пропагандистскую деятельность, создавая в Европе образ Л. Н. Толстого – борца против режима и Церкви.
Еще одно обстоятельство не может не привлечь внимание исследователя: несмотря на ярко выраженную антиправительственную и антицерковную деятельность Л. Н. Толстого, несмотря на синодальную констатацию фактического отпадения последнего от Церкви, В. Г. Чертков реально до самого последнего времени сохранял свои связи при дворе и умел ими своевременно пользоваться. Не случайно в своих воспоминаниях В. Ф. Булгаков отмечал: «Его, властного и сильного человека, как бы тянуло к таким же властным и сильным людям»[795]. Осенью 1901 г. с больным Толстым, находившимся в Крыму, познакомился (26 октября 1901 г.), вступил в переписку и посетил его несколько раз великий князь Н. М. Романов (1859–1918). Н. М. Романов – старший сын великого князя Михаила Николаевича, внук императора Николая I, историк эпохи императора Александра I. Н. М. Романов был связан давней дружбой с В. Г. Чертковым, так как великий князь Михаил Николаевич одно время был председателем комитета по обучению и образованию войск, его заместителем на этой должности состоял отец В. Черткова, Г. И. Чертков.
В процессе общения в Гаспре между Л. Н. Толстым и великим князем шла речь об обмене некоторыми книгами. В письме от 5 сентября 1902 г. Н. М. Романов просит доставить ему новое издание Черткова («К рабочему народу»), когда оно появится в Англии, и добавляет: «…я прочту этот труд с самым живым интересом. Самое лучшее попросить Диму Черткова, чтобы он мне адресовал эту книгу прямо в Боржом, так как я получаю все без цензуры»[796]. Поистине поразительное обстоятельство: русский великий князь, представитель царствующего дома Романовых, хочет получить без цензурных проволочек книгу одного из самых последовательных врагов своей семьи и русского государства только на основании их старой дружбы – и не видит в этом ничего странного. А ведь антиправительственная и антицерковная работа В. Г. Черткова в последние годы жизни Л. Н. Толстого вполне приобрела черты своеобразной организации, о чем сообщает в своем дневнике М. С. Сухотин. Вот его характерная запись (26 января 1908 г.): «Получил интересное письмо из Ясной Поляны от Ю. И. Игумновой. В Ясную приехал из Англии Чертков. Несмотря на неудачу проповеди Гусева, Чертков не унывает и желает продолжать пропаганду. Для сего он ставит на место Гусева какого-то молодого человека Плюснина. “По словам Черткова, – пишет Ю. И., – дело организовано так, что как только Плюснин будет арестован, на его место приедет кандидат, а когда арестуют кандидата, то приедет еще кандидат и т. д.”. Организация неплохая, но только не могу я ей симпатизировать. Богатый Чертков платит бедным молодым людям 50 р[ублей] в месяц и посылает их на бой с правительством, рискуя сам во всяком случае менее, чем его наемники. Правительство, конечно, не может поступать иначе, как арестовывать этих чертковских condotieri, так как их проповедь заключается главным образом в том, что не следует податей платить и в солдаты идти»[797].
Только старой дружбой по Конногвардейскому полку можно объяснить тот факт, что Д. Ф. Трепов (1855–1906), московский обер-полицмейстер (1896–1905) и генерал-губернатор (1905), хранил для Черткова в специальном ящике бумаги Толстого, а высокое покровительство вдовствующей императрицы Марии Федоровны позволило Чертковой освободить от воинской повинности своего единственного сына[798]. Это совершенно неординарное сообщение В. Ф. Булгакова нуждается в самой тщательной проверке. Никаких доказательств, что речь идет именно о нелегальных сочинениях, он не приводит. При этом известно, что приблизительно в 1893 г. В. Чертков передал на хранение Трепову некоторые личные бумаги Л. Н. Толстого, о чем имеются свидетельства в дневнике С. А. Толстой и в переписке Л. Н. Толстого с В. Г. Чертковым. Д. Ф. Трепов был сыном губернатора Петербурга генерала Ф. Ф. Трепова, который являлся родственником В. А. Пашкова и полагал, что проповедь «евангельского христианства» представляет собой эффективную альтернативу деятельности революционеров. Как уже упоминалось, одно время Д. Ф. Трепов и В. Г. Чертков были членами одного кружка по изучению Священного Писания. Близким другом семьи Чертковых был и гр. И. И. Воронцов-Дашков (1837–1916), министр императорского двора с 1881 по 1897 г., начальник главной охраны императора Александра III.
При этом следует иметь в виду, что очень скоро именно новый санкт-петербургский генерал-губернатор станет инициатором самых решительных мер в области свободы печати, в том числе предостережений, конфискаций, запретов некоторых печатных органов, а также запретов касаться в публикациях тех или иных вопросов. Инициатором соответствующих циркуляров почти всегда был именно Д. Ф. Трепов – цензоры получали инструкции непосредственно от генерал-губернатора. Секрет дружественных отношений В. Черткова с Треповым открывают составители его биографии: дело в том, что Чертков до конца жизни сохранил дружеское отношение к своему бывшему сослуживцу, так как, «несмотря на коренную разницу в воззрениях, В[ладимир] Г[ригорьевич] считал Трепова человеком исключительной искренности, честности и правдивости»[799].
Однако «дружба» Толстого с великим князем Николаем Михайловичем имела еще более поразительное продолжение. Пересказывая известную историю письма Л. Н. Толстого императору Николаю II, М. С. Сухотин в своем дневнике сообщает, что «Николай Михайлович передал кн. Барятинской (Нелли), она написала Черткову, а он Л[ьву] Н[иколаевич]у то, что государь отнесся «благосклонно» к его письму и обещал никому его не показывать. Последняя фраза характеризует этого робкого, не имеющего никакой инициативы, самоограничившего себя самодержца, не могущего ничего сделать помимо своих министров. Ему кажется, что обещание не показывать должно гарантировать и его самого, и Л[ьва] Н[иколаевич]а от разных неприятностей»[800].
Таким образом, на основании анализа контактов Л. Н. Толстого с великим князем Н. М. Романовым складывается впечатление, что при дворе существовала чуть ли не «протолстовская» и «прочертковская» партия, взгляды которой являлись выражением установки покойного императора Александра III на позднее творчество и деятельность Л. Н. Толстого: не делать из него мученика. Здесь, по всей видимости, важное значение имели и связи матери Черткова, Е. И. Чертковой, в частности ее близкие контакты с вдовствующей императрицей Марией Федоровной и личные симпатии некоторых членов царствующей фамилии к творчеству «великого писателя земли русской». И в этом, как можно предполагать, установки сторонников В. Г. Черткова и Л. Н. Толстого среди членов царствующего дома существенно расходились с церковной позицией и с теми близкими императору лицами, которые понимали смысл и значение для будущего России и Церкви разрушительной работы Л. Н. Толстого и В. Черткова. Только этим обстоятельством можно объяснить нежелание императора Николая показывать кому-либо письмо Л. Н. Толстого и тем самым, как это ни парадоксально звучит, гарантировать его от неприятностей.
Впрочем, А. Фодор высказывает интересную альтернативную версию, смысл которой заключается в следующем: будучи прекрасно осведомленным о близких контактах В. Черткова с Л. Н. Толстым, русское правительство пыталось использовать первого для своеобразной «нейтрализации» писателя, а кроме того, возможно, распространение работ Л. Н. Толстого могло восприниматься как некое препятствие революционной пропаганде, с этой точки зрения оно имело больше пользы, чем вреда. Действительно, трудно понять, почему со стороны полиции не было никаких препятствий обмену корреспонденцией между В. Г. Чертковым и Л. Н. Толстым. Кроме того, А. Фодор обращает внимание на достаточно странные обстоятельства высылки В. Г. Черткова и его единомышленников: Чертков был выслан в страну, которую любил не меньше России (в отличие от В. И. Ленина, например, который через три месяца после В. Г. Черткова был выслан в Сибирь), и пробыл в ней больше времени, чем требовалось, так как вернуться в Россию имел возможность гораздо раньше[801].
В этом смысле можно согласиться с выводом современного исследователя А. Д. Романенко, сделанным по поводу деятельности В. Черткова уже после большевистской революции 1917 г.: «Тонкий политик и опытный царедворец, при всей своей прямоте и прямолинейности человек очень осторожный <…> Чертков отлично понимал важность контактов именно с первыми лицами в государстве, имевшими право решать, казнить или миловать»[802].
Вообще тема «В. Г. Чертков и большевики» должна в ближайшее время привлечь самое пристальное внимание исследователей. Возможно, здесь могут помочь материалы архивов Черткова и В. Д. Бонч-Бруевича, хранящиеся в Научно-исследовательском отделе рукописей РГБ. Эта проблема непосредственно не связана с темой данной работы, однако самые поверхностные наблюдения на этот счет (некоторые из них содержатся в биографической статье «Чертков В. Г.», в приложение к данной работе) позволяют заключить, что некоторые будущие руководители большевистского движения, в первую очередь В. Д. Бонч-Бруевич, П. Г. Смидович, А. В. Луначарский, возможно, Ф. Э. Дзержинский, были связаны с В. Г. Чертковым довольно загадочными, но достаточно крепкими узами, позволявшими Черткову уже после большевистской революции 1917 г. решать сложные задачи. Весьма вероятно, например, что Чертков способствовал освобождению из лагеря в 1921 г.
A. Л. Толстой. Возможно, кроме старых дружеских связей с В. Д. Бонч-Бруевичем, здесь имело значение и выступление Черткова с письмом своим английским друзьям в 1919 г. с призывом помочь России, стоявшей перед угрозой западной оккупации[803].
По решению комиссии НКВД по административным высылкам от 27 декабря 1922 г. В. Г. Чертков был приговорен к высылке в Германию на три года за «антисоветскую деятельность, выразившуюся в резкой критике советской власти и агитации против службы в Красной армии». Однако по решению Особой комиссии ВЦИК по уголовным делам от 18 января 1923 г. высылка в Европу была заменена высылкой в Крым под надзор органов ГПУ, но и это решение было отменено[804]. Однако в конечном счете по совершенно непонятной причине В. Г. Чертков не только не был выслан из Советской России в 1923 г., но и вообще не подвергся никаким преследованиям. Кажется, только желания видеть изданными творения Л. Н. Толстого, главным хранителем которых был в этот момент В. Чертков, недостаточно.
Конечно, контакты с будущими большевистскими лидерами, в частности с тем же Бонч-Бруевичем, не должны быть переоценены. Дело в том, что идеологически В. Г. Чертков с ними принципиально расходился и их методы, построенные на насилии, никогда не принимал. Уже в 1950-е гг. В. Д. Бонч-Бруевич, не отрицая факта сотрудничества в эмиграции с единомышленниками Черткова, утверждал, что оно с его стороны носило характер сознательной парализации влияния толстовства на сектантские массы. Более того, и в личных отношениях с будущим управляющим делами Совета народных комиссаров и личным секретарем В. И. Ленина у Черткова были тяжелые периоды: в июне 1902 г. В. Д. Бонч-Бруевич вынужден был оставить свою работу у Черткова, так как понял его истинные намерения. Тем не менее уже после революции 1917 г. Бонч-Бруевич помог В. Г. Черткову получить очень крупную сумму, которая скопилась уже давно и была связана с продажей толстовской литературы[805].
Тем не менее можно с большой вероятностью предположить, что контакты В. Г. Черткова с будущими большевиками в конце XIX – начале XX в. были прочными и многообразными. Очевидно, каналы сбыта «толстовской» и социал-демократической литературы были общими, что рождало прочные и надежные связи, столь пригодившиеся Черткову позже.
Это предположение подтверждается следующим обстоятельством: в английском хранилище рукописей Л. Н. Толстого, о котором будет сказано ниже, была выделена специальная комната для социал-демократической литературы. В этом помещении хранился архив социал-демократов, который только в 1924 г. был передан Я. А. Берзину[806]. Кроме того, сам В. Чертков и его сотрудники часто посещали в Англии эмигрантский социал-демократический клуб в Боскомбе, состоявший в основном из русских эмигрантов. Наконец, эта гипотеза прямо подтверждается материалами переписки П. А. Бирюкова: в 1903 г. он указывает в письме А. К. Чертковой, что получил предложение от социалистов-революционеров снабдить их «нашей литературой», т. е. материалами «Свободного слова», причем они готовы получить «до двух пудов» этого материала и доставить его в Россию «на свой счет». В конце письма П. А. Бирюков добавляет: «Я очень радуюсь открытию этого пути; быть может, туда и много пойдет. Письмо это лучше всего уничтожить»[807].
Благодаря помощи специалиста ГМТ Ю. Д. Ядовкер удалось буквально по крохам собрать некоторую информацию о сотрудниках В. Г. Черткова в английский период его жизни, а также об их дальнейшей судьбе.
В разное время вместе с В. Г. Чертковым работали следующие лица.
1. Зирнис Александр (прозвище: Саша Брэди) (?—1918), родом из Латвии, секретарь В. Черткова в Англии и сотрудник издательства «Свободное слово», социал-демократ, политэмигрант; проживал в Боскомбе (3 км от Крайстчерча), где посещал английский социал-демократический клуб.
2. Перно Александр (Эльмар) Яковлевич (1878–1916), родом из Эстонии, закончил Горный институт в Петербурге, помощник В. Г. Черткова и воспитатель его сына, В. В. Черткова, сотрудник издательства «Свободное слово», впоследствии – сотрудник Л. Н. Толстого.
3. Перно Леонид (Людвиг) Людвигович (1889–1917), родом из Эстонии, политэмигрант, участник революции 1905 г. в России, проживал в Боскомбе и участвовал в работе местного социал-демократического клуба, сотрудник издательства «Свободное слово», в 1917 г. жил некоторое время в имении Чертковых Телятинки Тульской губернии, занимался распродажей собственности Чертковых в Англии, пересылал В. Г. Черткову деньги из Англии, занимался его архивом.
4. Пунга Герман Андреевич, родом из Латвии, инженер, социал-демократ, политэмигрант, сотрудник издательства «Свободное слово», в 1902 г. был арестован при попытке провоза нелегальной литературы в Россию, ссылку отбывал в Олонецкой губернии. Посетитель клуба в Боскомбе, сотрудник В. Г. Черткова, в 1909 г. вернулся в Россию, по некоторым сведениям, в 1920-х гг. занимал пост министра финансов в правительстве Латвии.
Кроме того, в разное время сотрудниками В. Черткова в Англии были Якоб Ковалевский и его супруга, художник Саранчов, Величкина[808], Станислав Войцеховский[809], Феликс Волховский.
Можно предполагать, что эти связи с социал-демократами могли возникнуть еще в России до высылки В. Г. Черткова. Проф. А. Ф. Гусев приводит ряд фактов о распространении антиправительственных сочинений Л. Н. Толстого в начале 1890-х гг., в особенности на юге и западе России, причем указывает, что существовала целая система производства и распространения этих брошюр[810]. Действительно, в 1894–1896 гг. «с одобрением и при постоянном внимании Толстого его сторонниками подпольно на ремингтоне и мимеографе тиражом 4060 экземпляров было выпущено 12 номеров журнала «Архив Л. Н. Толстого»[811].
Кроме того, один из единомышленников Л. Н. Толстого, В. А. Поссе, вспоминал, что создатели и руководители издательской фирмы «Свободное слово» поддерживали связи не только с зарубежными издателями, которым передавали не прошедшие цензуру в России произведения Толстого, но и с представителями русской революционной оппозиции, действующими в зарубежье. «Дом Чертковых служил притягательным центром не только для толстовцев, но и для эмигрантов-революционеров самых различных направлений и национальностей»[812].
Авторы и составители учебника «Журналистика русского зарубежья XIX–XX веков» убедительно показали, что фактически деятельность В. Г. Черткова в Англии привела к политизации публицистики Л. Н. Толстого: при постоянных напоминаниях о ненасилии, духовном совершенствовании, вообще при использовании христианской терминологии с демагогическим оттенком, эти публикации на деле способствовали реальному и неуклонному расшатыванию и без того уже сильно поврежденной государственной машины. Чего стоят, например, такие призывы идеологов издательства: «Пора бы социалистам, уже пустившим глубокие корни в рабочей среде, обратить серьезное внимание на эту ужасную организацию – войска. И приложить возможно больше энергии к распространению среди солдат литературы, могущей побороть этот гипноз дисциплины, во мрак которого погружено наше христианское воинство» («Свободная мысль». 1900. № 8. С. 127)[813]. Совершенно не случайно один из авторов писем в редакцию, по убеждениям социал-демократ, подчеркивал, что произведения Л. Н. Толстого, «грешащие даже против программы российской социал-демократии, несомненно, не менее полезны для пропаганды социализма, чем самые распространенные социалистические издания…»[814].
Именно поэтому издания фирмы «Свободное слово» получили широкое распространение через революционеров в армии и флоте. В редакцию газеты «Искра» из Киева сообщали в 1902 г.: «Ввиду происходящего теперь рекрутского набора Киевский комитет решил издать “Солдатскую памятку” Л. Н. Толстого, находя, что никто лучше, ярче и проще Толстого не сможет изобразить ту позорную и ужасную роль, какую играет армия, как одно из средств порабощения народа»[815].
Интересно, что первая в мире научная диссертация о Л. Н. Толстом была защищена в 1900 г. в Бернском университете марксисткой Л. Аксельрод[816].
В то же время В. Г. Чертков продолжал последовательно собирать подлинники и копии всего, что связано с именем Толстого, для чего в 1903 г. в Ясной Поляне производится своеобразная инвентаризация, т. е. сверка описи архива произведений Л. Н. Толстого, хранящихся у Черткова, с рукописями, хранящимися в Ясной Поляне. В апреле этого же года В. Чертков отправляет Толстому большое письмо, в котором просит письменного заявления от писателя на право использования копий его писем для издательских целей. При этом он ссылается на необходимость «обобществления мыслей» Толстого, и последний в конце концов отвечает согласием.
Трудно сказать, когда конкретно возникло то неестественное положение, в котором в конце концов оказался писатель по отношению к своему молодому другу. Речь идет о системе тотального контроля за творчеством Л. Н. Толстого и фактически, как будет видно дальше, за всей его жизнью. В письме от 10 февраля 1900 г. В. Г. Чертков подробно обосновывает свое желание быть монополистом в деле издания неопубликованных писем и произведений писателя – это письмо B. Черткова было написано в связи с деятельностью другого сотрудника Л. Н. Толстого, П. Бирюкова, который, не согласуя своих действий с Чертковым, стал в иностранных газетах печатать переводы не опубликованных ранее писем Л. Н. Толстого разным лицам (см.: ПСС. Т. 88.
C. 191). Во всяком случае, к 1907 г. эта «монопольная» система полностью была сформирована и исправно функционировала, о чем ярко свидетельствует письмо одного из ближайших помощников В. Черткова, А. П. Сергеенко[817], домашнему врачу писателя Д. П. Маковицкому. Поводом для написания послания является появление в печати письма Л. Н. Толстого французу П. Сабатье от 7 ноября 1906 г., которое было опубликовано без ведома В. Черткова. Этот документ настолько показателен, что нашли возможным поместить его в приложения к данной работе.
Письмо А. П. Сергеенко начинается напоминанием Д. Маковицкому о том, что все, что написано Л. Н. Толстым, должно предварительно посылаться В. Черткову по очень формальной причине: последний заботится о том, чтобы с новым сочинением писателя ознакомился весь мир. Поражает елейно-агрессивный тон письма, содержащий в себе скрытую угрозу: «И все это произошло, по мнению Вл[адимира] Гр[игорьеви]ча, от того, что окружающими Л[ьва] Н[иколаеви]ча не исполняется неоднократно ясно выраженное самим Л[ьвом] Н[иколаеви]чем желание, чтобы копии со всех его новых произведений, статей и писем прежде всего посылались Вл[адимиру] Гр[игорьеви]чу <…> Вл[адимир] Гр [игорьевич] очень просит вас понять, что все сказанное вытекает исключительно из его желания возможно большего распространения сочинений Л[ьва] Н[иколаеви]ча и никак не есть излишний педантизм с его стороны. И он очень надеется, Душан Петрович, что на будущее время вы будете ему в этом уже только помощник. Не так ли?»[818] Но этого мало: узнав, что Д. П. Маковицкий ведет ежедневные записки, В. Г. Чертков через А. П. Сергеенко предлагает пересылать ему и свой дневник.
Другой случай такого ревностного использования своего монопольного права приводит в своих воспоминаниях А. Л. Толстая: когда один из поклонников Л. Н. Толстого, Буланже, в 1900 г. предложил Л. Н. Толстому издавать новый журнал «Утро» и даже нашел для этого крупную сумму, писатель получил грубую и достаточно лицемерную отповедь от Черткова только за то, что программа издания предполагала получение разрешения от государственных органов. В письмах от 3 и 5 января 1901 г. Чертков не стесняется в выражениях: используя доводы «от религии», он достаточно лицемерно обвиняет Л. Н. Толстого в «измене нашему Хозяину», указывая, что эта измена носит характер «душевной проституции» и хуже проституции физической[819].
Однако примечательно, что, когда встал вопрос о завещании писателя и необходимости утверждения его судом, В. Г. Чертков уже не был столь щепетилен. Не был он и столь щепетилен, когда создавался «Посредник» и требовались согласования с различными государственными органами по этому вопросу. Все дело было в том, что у него мог появиться опасный конкурент за близость к Л. Н. Толстому.
В. Ф. Булгаков указывает, что вообще конфликтов у В. Г. Черткова с другими издателями в Европе, дерзнувшими что-либо опубликовать раньше его, Черткова, было очень много, и всякий раз в этом случае он обрушивался на конкурентов «всей тяжестью своего характера», не гнушаясь даже прямой клеветой, как было в истории с Дж. Кенворти, которого его бывший друг В. Г. Чертков представил перед Л. Н. Толстым душевнобольным человеком[820].
А. Фодор убедительно доказывает, что в определенный момент В. Г. Чертков нанес смертельный удар сельскохозяйственной общине Кенворти в Пурлейне. Дело в том, что известная история с переселением духоборов в Канаду вызывает недоумение вот с какой стороны: зачем понадобилось собирать средства на это путешествие по всему миру, зачем Л. Н. Толстому вопреки своим убеждениям понадобилось получать гонорары за различные издания романа «Воскресение», если вся необходимая сумма могла быть предоставлена В. Г. Чертковым? Ответа на этот вопрос нет. А. Фодор подчеркивает, что само по себе создание русской колонии В. Черткова в Англии уже было по отношению к колонии Кенворти «поцелуем смерти». Однако помимо этого Чертков потребовал от своих английских «коллег» еще и крупную сумму на переезд духоборов[821].
Часто в переписке В. Черткова и Л. Н. Толстого последних десяти лет жизни писателя находят отражение взаимные несогласия по поводу издания произведений Л. Н. Толстого и его завещания, а также желание Л. Н. Толстого сохранить мир после продолжительных споров и давления своего молодого друга и помощника, давления, которое было вызвано необходимостью преодолеть сопротивление писателя и заставить его сделать то, что противоречило его взглядам и жизненным установкам.
В 1905 г. Е. И. Черткова обращается к императору Николаю II с просьбой разрешить сыну приехать на три недели в Россию. 15 апреля следует разрешение приехать летом в Россию для свидания с матерью и Л. Н. Толстым. Это обстоятельство дало возможность В. Черткову побывать в Ясной Поляне с кратковременным визитом (с 26 мая по 4 июня).
Можно предположить, что в этот период речь шла главным образом о проблеме сохранения наследия писателя, т. е. о его завещании. А. Фодор обращает внимание на то обстоятельство, что в период пребывания Черткова в Ясной Поляне Л. Н. Толстой не делал в своем дневнике никаких заметок, что для него было необычно. Исследователь предполагает, что писатель испытывал в это время напряженность и дискомфорт, хотя не видел его целых восемь лет. Кроме того, писатель прекрасно понимал, что его жена имеет доступ к его интимным записям[822].
Эта точка зрения находит другое косвенное подтверждение в материалах переписки Л. Н. Толстого и его главного помощника: в письмах осенью 1905 г., подводя итог пребыванию В. Черткова в Ясной Поляне, корреспонденты настойчиво подчеркивают свое единодушие и единомыслие. В частности, в письмах от 4 сентября и 12 октября 1905 г. Л. Н. Толстой указывает: «Часто думаю о том особенном счастье, которое мне выпало на долю иметь такого друга и товарища, как вы». И далее: «Для меня нет и не может быть сомнения, что то, что вы делаете, – хорошо» (ПСС. Т. 89. С. 24). Отвечая писателю, В. Чертков указывает в письме от 21 сентября: «Главное, что нас соединяет и в чем одном наша истинная жизнь, не нуждается в переговорах и в обсуждении, а есть одно и то же в нас обоих, не нуждаясь в выражении»[823].
Это различение «главного» и «неглавного», упоминание о «переговорах» и «обсуждении» очень характерно: именно в пункте «главного» писатель и его последователь начинают кардинально расходиться, складывается впечатление, что последний в этот период уже твердо взял курс на господство над рукописным наследием писателя.
В 1906 г. Чертковым закончено строительство хранилища рукописей Толстого на вилле Tuckton House; это хранилище было построено с учетом всех новейших рекомендаций, температура и влажность в нем поддерживались при помощи специальной газовой печи и вентиляционной системы, оно было оборудовано новейшей противопожарной системой. Об этом грандиозном сооружении и специальной кладовой для рукописей Л. Н. Толстого остались интересные воспоминания Е. Ф. Страховой: «Кладовая была оборудована целой системой электрических сигнализаций. На ночь электроэнергия включалась, и, таким образом, никто не мог прикоснуться к толстым дверям кладовой, без того чтобы в доме не поднялся оглушительный звон. Стены кладовой были настолько прочны и сделаны с таким расчетом, что даже в случае сильного землетрясения кладовая могла только провалиться, но не разрушиться. Таким образом, Чертков принял все зависящие от него меры против хищения, пожара, разрушения. В доме в это время жил только один человек – эстонец Леонид Людвигович Перно, который и состоял хранителем этих ценных рукописей. Чертков взял с него слово, что он никогда – ни днем, ни ночью – не покинет дом без сторожа… В случае если ему надо было уйти, он должен был оставить в доме кого-нибудь вместо себя»[824].
О масштабах деятельности В. Г. Черткова по сбору материалов Л. Н. Толстого может служить справка, опубликованная уже после смерти последнего в 1913 г. В ней, в частности, сообщается: «В. Г. Чертков перевез из своего несгораемого помещения в Англии и сдал на хранение в Академию Наук около 25-ти пудов бумаг Л. Н. Толстого, составляющих архив тех его рукописей, которые Толстым в течение почти 30-ти лет передавались или пересылались Черткову для хранения. <…> В английском хранилище остались только: личная переписка Л. Н. Толстого с Чертковым, которую последний надеется скоро издать, некоторые собственноручные частные письма Толстого, отданные их собственниками лично Черткову на хранение, копии с общей переписки Толстого, копии со всех его произведений последнего периода, а также оригиналы тех его произведений, которые Чертков считает неудобным хранить в России при существующих условиях»[825].
20 февраля 1906 г. министр внутренних дел П. Н. Дурново уведомляет Д. Ф. Трепова о разрешении Черткову вернуться в Россию на основании указа Сената от 21 декабря 1905 г.[826] В конце 1907 – начале 1908 г. начинается интенсивная подготовка к возвращению семьи Чертковых в Россию, в ходе которой В. Г. Чертков несколько раз бывает в России и в Ясной Поляне. Чертков покупает у младшей дочери Л. Н. Толстого, А. Л. Толстой, участок земли в ее имении Телятинки. В июне 1908 г. В. Г. Чертков окончательно переезжает с семьей в Россию, а в сентябре вселяется в Телятинки. Переезд В. Г. Черткова из Англии знаменует новый, последний этап его взаимоотношений со Л. Н. Толстым.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.