Горняя

Горняя

Горнею называется дикая и крутая часть гор Иудейских, отстоящая к западу за два часа от Иерусалима. Там, в одном из городов колена Иудова, жил священник Захария до дня избиения младенцев. По преданиям палестинским, гневный Ирод велел умертвить его, не находя Иисуса, и престарелая вдовица Елисавета укрылась в пустыню с младенцем Иоанном, где чрез сорок дней скончалась в пещере. Город сей обратился ныне в селение, заключающее в себе несколько семей христианских. Монастырь латинский, недавно выстроенный иждивением королей испанских{89}, заменил древнюю часовню над остатками городского дома Захарии, где родился Предтеча. Картины лучших художников украшают отделанную с большим вкусом церковь. Вообще живопись во всех латинских храмах Палестины заслуживает особенное внимание, равно как чистота и великолепие, в котором они содержаны. Так, посреди дикой пустыни, приятно поражают взоры прекрасные картины: рождества Спасителя и поклонения Волхвов в мрачном вертепе Вифлеема, в Горней же – явление ангела Захарии, Святое семейство и рождение Предтечи – на самом месте события. Место сие находится под мраморным престолом, с левой стороны главного алтаря, и несколько под землею, как все святилища Палестины.

Но не здесь благочестивая Елисавета встретила на праге своем Марию и, признав ее Матерью Бога, в радостном восторге целовала Деву. Сие евангельское свидание происходило на горе, за полчаса от селения, в загородном доме Захарии, где Мария оставалась в его семействе почти до рождества Предтечи. В первые века христианства сие священное жилище обратили в храм, от которого уцелели обширные развалины; толщина стен и простота зодчества первого яруса, посреди коего изрыт глубокий студенец, напоминает еще о временах Захарии.

Часом далее в пустыне и уже недалеко от Абугоша, иссечена в полугоре над глубоким оврагом пещера, где укрывался младенец Иоанн. Уединение сие дико, но живописно расположением окрестных гор и плодоносными деревьями, обильно растущими на дне долины. Чистый, широкий ключ бьет из ущелья, образуя тесный водоем в скале у самого входа пещеры, и бурно стремится во глубину оврага, придавая новую красу пустыне. И здесь следы большого монастыря, смело воздвигнутого на утесах, оставили отпечаток пламенного благочестия первых отшельников. Ложе младенца во глубине пещеры служило престолом.

В дикой тишине сего уединения и в горней беседе напитался Иоанн того божественного духа, который излил в благовестии по всей Палестине. Иордан уже увидел его на берегах своих в полноте высокого звания, вооруженного водами крещения против нечистоты мира и крепкою гранью поставленного в пустыне, посреди двух заветов, преобразуя ветхое обрезание плоти в новое крещение Духом. Пустыня сия, как бы преддверие Иордана, подобна для нас тем очистительным молитвам, которыми отрекаются от соблазнов мира еще до совершения таинства; ибо и сам Иоанн здесь освятился духом и очистил покаянием народы, прежде нежели повлек их к Иордану.

Возвращаясь в монастырь латинский, я едва не сделался жертвою собственной неосторожности; толпа арабов обоего пола сидела над фонтаном близко от обители в открытой молельне, которая была некогда христианскою часовнею, ибо Мария часто приходила черпать воду из сего фонтана. Несмотря на ропот арабов, я удовлетворил своему любопытству, осмотрев часовню и фонтан, но, когда отошел на несколько шагов, раздраженные женщины с воплем пустили в меня камни. Сильно пораженный двумя из них, я хотел схватить оружие для защиты, но меня удержал г. Еропкин, ибо все провожавшие нас служители и поклонники были еще около колодца, и малейшая с моей стороны оборона могла их подвергнуть буйной ярости черни. Иноки латинские быстро отворили нам задние врата монастыря, и мы все поспешили в обитель, но смятение скоро утихло.

На обратном пути к Иерусалиму посетили мы соседний ему монастырь Креста, стоящий, по преданиям, на корне древа, срубленного для креста Спасителева, как будто бы оно могло быть известным. Лот имел тайное веление поливать его водою иорданскою, но нечистые духи в виде прохожих всегда встречали на пути несущего в кувшине воду и, употребляя во зло добродушие старца, всю выпивали, чтобы воспрепятствовать произрастанию древа; их покушения остались наконец тщетными помощью Авраама. Рассказ сей начертан весь на стенах церкви вместе с изображением грузинского царя Баграта III и его супруги, основавших в XI столетии монастырь сей по обету за исцеление своей дочери. Но, кажется, царь грузинский воспользовался только сим преданием, чтобы основать крепкую обитель, которая бы могла служить оплотом для его подданных в Палестине, ибо все прочие святые места, внутри и вне Иерусалима, были уже застроены благочестием христиан, и ему не оставалось другого выбора.

Обитель Креста обнесена высокими стенами с обширными террасами, которые соединяют все части здания и тянутся кругом стен несколько ниже их зубцов для прикрытия ратных. Келий и трапез довольно, но теперь все пусто; там обитают только два монаха, и монастырь оживляется изредка поклонниками, наипаче из армян и грузин. Приделов четыре: во имя Богоматери, апостолов, Предтечи и Георгия, исключая обширного и величественного собора, отдельно стоящего посреди двора. В алтаре, под престолом, показывают остаток корня от крестного дерева, окованный серебром. Все иконы древней грузинской живописи, и на хорах есть грузинские библиотека, богатая рукописями. Но всего достойнее внимания помост соборный; он весь испещрен мелкой мозаикой из круглых, белых и желтых камней, изображающих цветы и птиц в своенравных узорах; нигде на Востоке не встречал я подобной мозаики. Монастырь сей был бы одним из самых великолепных в Палестине, если бы владеющие им ныне греки могли его поддерживать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.