Глава VI. Богословский диалог между Православной Церковью и англиканским вероисповеданием и его проблемы[899]

Глава VI. Богословский диалог между Православной Церковью и англиканским вероисповеданием и его проблемы[899]

Постановленный на Третьем Всеправославном Совещании на острове Родос (1964 г.) богословский диалог между Православной Церковью и англиканским вероисповеданием не является первою попыткою взаимного обсуждения богословских вопросов, разделяющих Православие и англиканство. Наоборот, этот диалог является продолжением многочисленных переговоров на разных уровнях между православными и англиканами, начиная с XVII века и кончая нашими днями. Тем не менее существенно новой чертой предстоящего диалога является то, что впервые на нем православная сторона будет представлена лицами, назначенными и уполномоченными всей Православной Церковью в ее целом в силу решения Всеправославного Родосского Совещания и последующего назначения Поместными Церквами членов Всеправославной Комиссии, а не отдельными автокефальными Церквами, как это было до сих пор. Англиканство также будет представлено богословами, долженствующими говорить от лица всего англиканского вероисповедания в целом, а не от лица той или иной Англиканской поместной церкви или того или иного течения в англиканстве. Здесь, однако, сразу же возникает серьезное затруднение из–за отсутствия в англиканстве единого богословского вероучения и, что еще важнее, авторитетного органа, способного фрмулировать англиканское вероучение, одобрять, отвергать или принимать богословские постановления от лица всей Англиканской церкви[900]. Нужно также заметить, что до сих пор православные не только не вели богословских переговоров с англиканством в его целом в смысле географическом (всеми Англиканскими церквами) , но и в самом англиканстве имели дело преимущественно с направлениями, считавшимися наиболее близкими к Православию, а именно с англо–кафолическими кругами. Предполагалось , что с ними будет легче сговориться и найти общий язык. Вместе с тем существовало убеждение, что Англиканская церковь будет все более преодолевать свои протестантские тенденции, все более приближаться к кафолическому единству и что поэтому переговоры с англо–кафоликами оправданны, так как им принадлежит будущее. Дальнейшее историческое развитие показало однако, что такое предположение необоснованно. Правда, с англо–кафоликами, действительно, не так трудно было достигать соглашения, по крайней мере по определенным вопросам, как, например, об Евхаристии на Боннской старокатолической конференции 1874 г. или о священстве в Румынии в 1935 г., но эти соглашения не бывали долговечными, ибо они или бывали оспариваемы и отвергаемы большинством англиканских богословов и епископов , как это было после Боннской конференции, или же не бывали официально подтверждаемы Англиканской церковью в се целом, как это было после англикано–румынских переговоров 1935 г. А между тем такое подтверждение было поставлено непременным условием вступления в силу признания Румынскою Церковью действительности англиканских рукоположений. В результате такие переговоры с одними англо–кафолическими кругами мало содействовали подлинному сближению между Православием и англиканством и порождали взаимные недоразумения и разочарования. С другой стороны, внутреннее развитие англиканства пошло по другой линии, чем это ожидалось православными. Англо–кафолическое направление, возникшее в середине XIX столетия (так называемое Оксфордское движение) и непрестанно с тех пор усиливавшееся, достигшее максимума своей силы в двадцатых — начале тридцатых годов XX века, стало, однако, с тех пор постепенно терять свое влияние в англиканстве. Особенно заметно обозначился этот процесс в годы после Второй мировой войны. Внутреннее положение англиканства может быть в настоящее время охарактеризовано следующим образом, не вполне совпадающим с традиционной схемой деления англиканства на Высокую, Широкую и Низкую церковь: 1) Англо–кафолическое направление, ослабевшее, как мы отметили, за последнее время, но все же сохраняющее известную силу. Оно подразделяется в свою очередь на проримские, латинствующие круги, готовые признать все римские догматы вплоть до папской непогрешимости включительно (но не недействительность англиканских рукоположений!), и на сочувствующее Православию направление. Нужно сказать, что значительное большинство англо–кафоликов принадлежит к проримскому направлению; 2) «консервативные евангелики», определенно протестантствующие и часто уклоняющиеся от Православия, но обычно динамичные люди твердой веры, старающиеся сохранить верность христианскому библейскому откровению; 3) модернисты, отрицающие самые основы христианства как богооткровенной религии. Это очень распространенное среди аигликан направление, одним из наиболее ярких представителей которого является англиканский епископ города Вульича доктор Дж. А. Т. Робинсон, автор нашумевшей книги «Быть честным с Богом»[901]. Мировоззрение епископа Вульичского может быть охарактеризовано как «христианский атеизм». В самом деле, он отрицает бытие личного Бога, Творца мира и Промыслителя, отличного от мира, равно как и существование духовного мира вообще и будущей жизни в частности. Бог для него только «сердцевина бытия», его глубина, не отличная от мира, хотя и личная в каком–то смысле. Молитва для него не есть обращение к живому Богу, но «открытость к глубине бытия», так что он даже ставит вопрос о прекращении обычных богослужений, дабы отучить верующих от «устарелых» представлений о Боге. Наряду с этим фактическим отрицанием Бога у епископа Робинсона чувствуется любовное и даже благоговейное отношение к Личности Иисуса Христа, вследствие чего его мировоззрение может быть названо «христианским атеизмом». Иисус, однако, для него простой человек, Его рождение от Девы он отрицает. Но этот человек Иисус есть высшее и единственное в истории проявление Божественного начала мироздания, его «сердцевины», в этом смысле он единосущен Отцу, хотя для Отца в подлинном смысле этого слова в мировоззрении Робинсона нет места. Епископ Вульичский проявляет себя здесь типичным англиканином. Свои совсем не ортодоксальные мысли облекает в формы церковных догматов, старается им открыто не противоречить. Так, Иисус для него единственный Освободитель, не от смерти однако, ибо будущей жизни нет, а от страха смерти и вообще от тревоги, мучающей человека. Воскресение Христово для Робинсона — это не Его телесное восстание из гроба, а какое–то душевное переживание апостолов , случившееся с ними в третий день по распятии и внутренне переродившее их. Не стоило бы так долго останавливаться на этом путаном и противоречивом мировоззрении, если бы такие взгляды не высказывались епископом Англиканской церкви. Правда, они вызвали протесты некоторых англиканских епископов с архиепископом Кентерберийским Михаилом Рамзеем во главе, равно как и полемику со стороны некоторых англиканских богословов[902], по никакой санкции со стороны церковных властей по отношению к епископу Робинсону не последовало, и учение его никогда не было осуждено или отвергнуто Англиканской церковью. И таких модернистов типа Робинсона (или даже более крайних) в современном англиканстве немало. Отмечая это, я отнюдь не хочу оспаривать, что евангельское благовествование и вера христианская в каждую эпоху могут быть выражаемы в терминах и понятиях своего времени и культуры и что Церковь должна стремиться нести евангельскую проповедь на языке, понятном людям данной эпохи. Церковь должна это делать, но при одном условии, чтобы при этом не искажалось бы самое содержание евангельской проповеди, сущность христианской веры, как это происходит у Робинсона и его единомышленников. Модернистское течение в Англиканской церкви и бессилие ее, нежелание даже бороться с ним являются главными препятствиями к подлинному плодотворному диалогу между англиканством и Православием с надеждой на возможность будущего объединения, препятствиями более трудными, чем те или иные «традиционные» догматические разногласия между ними или даже чем протестантствующнй характер, присущий англиканскому вероисповеданию, в известной его части по крайней мере. Ибо здесь дело идет уже не о том или ином понимании христианской веры и откровения, но о самом христианстве как богооткровенной религии и о самой вере в Бога «отцев наших» вообще. Это всегда надо учитывать в наших будущих переговорах с англиканами.

Отсутствие в Англиканской церкви общеобязательных догматических текстов, подобных по авторитетности постановлениям наших Вселенских Соборов, принуждает православных пользоваться в их диалоге с англиканами такими текстами, которые являются в англиканском вероисповедании относительно наиболее авторитетными, общепринятыми и общеобязательными. Такими выразителями англиканского вероучения в его специфической особенности являются прежде всего Книга Общей Молитвы (Book of Common Prayer)[903] и прилагаемые к ней 39 Членов Религии (Articles of Religion)[904].

Между этими двумя источниками пет, однако, полного согласия, и Члены Религии имеют более ярко выраженный протестантский характер, чем Книга Общей Молитвы. Поэтому некоторые англо–кафолические круги оспаривают авторитетность Членов Религии и придают им только второстепенное значение. Такой взгляд проник и в православную среду, как можно заключить из одного из пунктов программы предполагаемого диалога в докладе Комиссии по богословским переговорам с Англиканской церковью Родосского Совещания: «О 39 Членах, как тексте второстепенного значения для Англиканской церкви». С таким пониманием трудно, однако, согласиться. Члены Религии печатаются, как мы уже отметили, в той же Книге Общей Молитвы, они были приняты в 1562 г. обоими англиканскими архиепископами и всем духовенством на Собрании в Лондоне и никогда никем не были с того времени отменены. Вот что говорит об их обязательности «Декларация Его Величества», печатаемая в Книге Общей Молитвы[905], где король Англии выступает, как он сам там говорит, «будучи по Божию повелению и согласно с нашим законным титулом защитником веры и верховным правителем церкви в пределах нашей Державы»: «Члены церкви Англии (т. е. Члены Религии), которые были разрешены до сих пор и которые наше духовенство обыкновенно до сих пор подписывало, содержат истинное учение церкви Англии, согласное со Словом Божиим. Поэтому мы их ратифицируем и подтверждаем, требуя от наших возлюбленных подданных продолжать единообразно их исповедовать и запрещая малейшее отличие от упомянутых Членов. С этой целью мы повелеваем их вновь напечатать и эту нашу Декларацию опубликовать вместе с ними». Можно поэтому сказать, что, с юридической точки зрения, поскольку английский король в силу своего «законного титула» является «защитником веры и верховным правителем церкви», разногласия между Книгой Общей Молитвы и Членами Религии — если они действительно существуют — должны решаться в пользу последних. Правда, как нередко отмечают, Члены Религии не имеют законной силы вне пределов Великобритании в других поместных церквах англиканского вероисповедания. Да и в самой Англии подписывать их должно только англиканское духовенство, а не миряне. Не думаем, чтобы это могло изменить нашу оценку значения Членов Религии. Ведь духовенство является самой сознательной и ответственной частью церковного тела и его подписка Членов Религии имеет более важное значение, чем нетребование их подписки со стороны мирян. Необязательность Членов Религии в других Англиканских церквах вне пределов Англии тоже ничего не изменяет, ибо между всеми Англиканскими церквами существует литургическое общение и, тем самым, по православному пониманию, взаимная догматическая ответственность, не говоря уже о том, что примас церкви Англии, архиепископ Кентерберийский, является первым епископом всего англиканского вероисповедания. К тому же ни одна из поместных Англиканских церквей никогда не осуждала или отвергала 39 Членов Религии. Поэтому Православная Церковь не может игнорировать или преуменьшать значение Членов Религии в своих переговорах с англиканами как символического памятника, выражающего вероучение Англиканской церкви.

Одним из основных вопросов, который должен быть рассмотрен в предстоящем диалоге, есть вопрос о церковном Предании или, как его обычно формулируют, об отношении Предания к Священному Писанию и об их значении в церковной жизни. О Св. Писании VI член Членов Религии учит, что «Св. Писание содержит все, необходимое для спасения, так что то, чего нельзя прочесть в нем или что не может быть доказано посредством него, того нельзя требовать от кого–либо, чтобы он веровал в него как в член веры, или чтобы оно считалось и требовалось как необходимое для спасения». О церковном Предании, как таковом, в Членах Религии ничего не говорится. Вместо этого XXXIV член говорит «О преданиях Церкви», под которыми подразумеваются разные литургические обычаи и т. д., говорится, что они могут быть у различных народов и в разные времена различными, при условии, чтобы «ничего бы не предписывалось противного Слову Божию». Само по себе англиканское учение о том, что все нужное для спасения находится в Писании или может быть из него выведено, не ошибочно с православной точки зрения, но выражено в Членах Религии недостаточным и даже двусмысленным образом. Оно изолирует Писание от церковной жизни и самосознания Церкви. Конечно, все в Писании, но само Писание может быть правильно понято и истолковано только в свете апостольского Предания, в котором оно зародилось и которое оно выражает в письменной форме. Писание принадлежит Церкви, она определила его канон, и она, по преемству апостольскому, сохранила его понимание и выразила его в своей литургической жизни, в строе церковном, в Символе веры, в постановлениях Соборов и в творениях святых отцов. Конечно, нельзя требовать от англикан принятия учения Тридентийского собора о двух источниках Откровения, Писании и Предании, сами римо–католики от него сейчас начинают отказываться, но нужно настаивать на признании ими Предания как памяти Церкви и как церковного самосознания, в свете которого должно пониматься само Св. Писание.

После Св. Писания, Члены Религии (в члене VIII) признают обязательным всецело принимать и верить трем Символам веры, а именно Никейскому, Афанасиеву и «обычно именуемому» Апостольским, ибо «они могут быть доказанными самыми верными ручательствами Св. Писания». Критерий согласия с Писанием неоспорим для православных, но возникает вопрос , кто является последним судией в его применении: каждый человек или Церковь, утвердившая Символ веры на Вселенских Соборах? С православной точки зрения нужно еще заметить, что из трех перечисленных в члене VIII символов, только Никео–Константинопольский, как принятый и утвержденный на Вселенских Соборах, является авторитетным, обязательным и общецерковным выразителем вероучения, в то время как два другие символа, псевдо–Афанасиев и так называемый Апостольский, представляют собою частные богословские документы западного происхождения, лишенные общецерковного авторитета и приемлемые, только поскольку они не противоречат Никейско–Константинопольскому символу. Отметим еще, что все три вышеупомянутые символа находятся в употреблении в англиканском богослужении. Далее, Православная Церковь под Никейско–Константинопольским символом подразумевает только его подлинный текст без интерполяции Filioque. В Англиканской церкви, однако, принят Символ веры, хотя и называемый «никейским», но имеющий в своем тексте прибавку Filioque. В таком виде этот Символ читается в англиканской службе Вечери Господней или Святого Причащения, как это видно из Книги Общей Молитвы[906]. А член V Членов Религии учит, что «Святой Дух исходит от Отца и Сына». А между тем III Вселенский Собор, а также и Собор 879—880 гг., который можно было бы по справедливости назвать ?ПІ Вселенским, запрещают всякое изменение текста Символа или добавку к нему. Поэтому Православная Церковь настаивает на восстановлении подлинного текста Никео–Константинопольского символа посредством исключения прибавки Filioque как на одном из основных условий установления литургического общения с Англиканской церковью. Что же касается самого учения об исхождении Святого Духа от Отца и Сына, выраженного в вышеупомянутом члене ?Членов Религии, то, конечно. Православная Церковь не разделяет его и не может, богословски и исторически, согласиться с попытками истолковать его как равносильное со святоотеческим учением об исхождении Св. Духа через Сына (??? ??? ????)[907]. Однако, имея в виду, что зачатки учения о Filioque встречаются у западных церковных писателей задолго до отделения Римской церкви от Православия (у бл. Августина, например) и что вопрос этот скорее относится к области богословия, нежели непосредственно веры. Православная Церковь может не настаивать на принятии западными христианами всей полноты святоотеческого учения об исхождении Св. Духа как на предварительном условии воссоединения их с нею, следуя в этом отношении примеру св. Василия Великого, не настаивавшего на признании Божества Св. Духа (а только на признании его нетварности) как на предварительном условии воссоединения с Православной Церковью лиц, признававших Никейский символ. Такого рода разногласия, как пишет св. Василий Великий, могут легче быть преодолены впоследствии, после воссоединения, путем более продолжительной совместной жизни и неполемических исследований[908]. Тем более, однако, нет места в Символе веры для Filioque, ибо тем самым частному западному богословскому мнению придавалось бы значение общецерковной истины.

Очень неудовлетворительно англиканское учение о Церкви, как оно выражено в Членах Религии, а именно в члене XIX (О Церкви), XX (Об авторитете Церкви) и XXI (Об авторитете Общих Соборов). Учение о Церкви как Теле Христовом в них отсутствует. В члене XIX «видимая Церковь» — тем самым противопоставляемая Церкви невидимой — определяется только как «собрание (congregation)» верующих людей, в котором «чистое Слово Божие проповедуется и таинства должным образом совершаются». Несколько лучше учит о Церкви Книга Общей Молитвы, где в Службе Причащения в одной из молитв говорится, что мы являемся «истинными членами, втелесненными в таинственное Тело Твоего Сына, которое есть благословенное общество всех верных людей»[909]. Здесь как будто бы признается, что общество верных («мы», то есть живущие на земле) есть Тело Христово. Но в следуемой за Службой Причащения так называемой «Черной Рубрике» (о ней см. ниже) заявляется, что «естественные (natural?) Тело и Кровь нашего Спасителя Христа находятся на небе, а не здесь»[910]. Хотя здесь, прежде всего, имеется в виду евхаристическое Тело, тем не менее косвенно этими словами отрицается, что земная Церковь есть тоже Тело Христово, таковым, по–видимому, признается только Церковь небесная, тем самым существенно отличная от земной. Ничего не говорится в Членах Религии о богоустановленности Церкви, о том, что Христос ее Глава, что она Дом Духа Святого. Не говорится об се единстве, тем более о ее непогрешимости, как столпе и утверждении истины. Наоборот, утверждается, что Церкви согрешали в вопросах веры (член XIX). Здесь, правда, имеются в виду исторические Поместные Церкви (Римская, Иерусалимская, Александрийская, Антиохийская), но о непогрешимости Церкви вселенской тоже ничего не говорится. Отрицается также непогрешимость Вселенских (точнее. Общих — General) Соборов (в члене XXI), которые рассматриваются как человеческие собрания, не всегда управляемые Духом Святым. «Они могут ошибаться и иногда ошибались, даже в вещах, относящихся к Богу». Не Соборы истолковывают Св. Писание, но их постановления (как, например, символы веры) проверяются (кем?) , согласны ли они с Писанием, и только тогда могут быть принимаемы (опять неизвестно кем). Ни в Членах Религии, ни в Книге Общей Молитвы, ни в других постановлениях Англиканской церкви нет, насколько мне известно , никаких указаний , какие из Вселенских Соборов Англиканская церковь принимает и принимает ли она их вообще. Обычно утверждается, на основании высказываний англиканских богословов, что Англиканская церковь принимает первые четыре Собора, не признает за V и VI Собором значения, подобного предыдущим, и отвергает VII Вселенский Собор. В общем, можно сказать, что в англиканстве нет веры в непогрешимость Церкви и нет учения о церковном органе (Вселенском Соборе), способном при содействии Св. Духа авторитетно выражать церковную истину. Различия англиканской и православной экклезиологии, как видим, настолько очевидны, что на них не приходится долго останавливаться.

В чл. XXV Членов Религии мы находим следующее учение о таинствах: «Существуют два таинства, установленные Христом, Господом нашим, во Евангелии, а именно крещение и Вечеря Господня». Далее упоминается о «пяти, обычно называемых таинствами, а именно конфирмации, покаянии, рукоположении, браке и последнем помазании». При этом утверждается, что «они частью развились от порочного последования за апостолами, частью являются состояниями жизни, дозволенными Писанием». Но, добавляется, «они не имеют такой природы таинств, как крещение и Вечеря Господня». Англо–кафолические богословы, при своих встречах с православными, обычно толкуют этот Член Религии только как утверждение, что крещение и Вечеря Господня являются самыми важными из таинств , как установленные самим Христом, а не как отрицание других таинств. К этому добавляют, что седмиричное число таинств не встречается в древней христианской письменности и что оно было впервые провозглашено в XII веке на Западе и оттуда проникло позднее на Восток. Поэтому между англиканским и православным учением о таинствах нет существенной разницы. С такими толкованиями трудно, однако, согласиться. Так, седмиричное число таинств было, правда, формулировано поздно, но фактически семь таинств существовали от древности, как это подтверждается наличием их в восточных нехалкидонских церквах, отделившихся от Вселенской Церкви в V—VI в. Можно не возводить седмиричность таинств в догмат, т. к. она никогда не была утверждена на соборах, но скорее в том смысле, что таинств не меньше, но больше, чем семь. Монашеское пострижение, например, или чин погребения, водоосвящение, освящение храма и т. д. могут также быть причислены к таинствам. Семь есть только минимальное число таинств. Установление самим Господом, если только не понимать его слишком буквально и не отрицать, что апостолы. Духом Святым просвещенные в день Пятидесятницы, действовали по наставлениям Христовым, применимо не только ко крещению и Евхаристии, но и к остальным пяти таинствам (таинство брака, например, устанавливается приходом Христа на брак в Кану Галилейскую. Да не только пять таинств, можно сказать, что и Великое освящение воды устанавливается крещением Господа во Иордане). Но особенно неприемлемо для православных уничижение пяти «обычно называемых таинствами», выросших, по мнению составителя члена XXV, из «порочного следования за апостолами» или только терпимых как «состояний жизни, дозволенных Писанием» (первое, по–виднмому, относится к священству, второе к браку). А поскольку они объявляются иной природы, чем таинства крещения и Вечери Господней, они не могут, по англиканскому учению, считаться таинствами в подлинном смысле этого слова.

Член ХХ?IIІ Членов Религии учит, что Вечеря Господня — так всегда в англиканских текстах обозначается таинство Евхаристии — «есть таинство нашего искупления смертью Христовой, так что для тех, кто праведно , достойно и с верою принимают его. Хлеб, который мы ломим, есть причастие Тела Христова; Чаша благословения также есть причастие Крови Христовой». В этих словах выражается, как видим, преимущественно субъективное понимание таинства. Хлеб и Чаша суть для верующих и достойных причастия Тело и Кровь Христовы. Чем они являются объективно, сами по себе, остается неясным. Та же мысль выражена и в следующем, XXIX члене «О злых людях, которые не едят Тело Христово при пользовании Вечерей Господней»: «Злые люди и лишенные живой веры, хотя телесно и видимым образом давят своими зубами Таинство Тела и Крови Христовой, однако, никоим образом не становятся причастниками Христа, но скорее на свое осуждение едят и пьют знак, или таинство, столь великой Вещи». Внешне эти слова напоминают православное учение о недостойном причащении, так как и православные также утверждают, что недостойно причащающиеся «не становятся причастниками Христа», но в то время как мы веруем, что, причащаясь Тела и Крови, недостойные едят и пиют его себе в суд и осуждение, по смыслу члена ХХ?IІІ они едят только «знак», или «сакрамент», Тела Христова, а не само Тело, так как оно находится в Таинстве только для верующих. Эта мысль более определенно выражена в следующих словах ХХ?IIІ члена: «Тело Христово дается, принимается и съедается на Вечери только небесным и духовным образом. А средство, коим Тело Христово принимается и съедается на Вечери, есть вера». Утверждение, что мы причащаемся «только» духовным и небесным образом, конечно, не православно. Служба Причащения в Книге Общей Молитвы подтверждает такое духовно–символическое понимание таинства Тела и Крови Христовых, подчеркивая при этом воспоминательный характер всего таинства. Однако эти цвинглианско–кальвинистические взгляды облечены в этой Службе в нарочито двусмысленные и неясные выражения. Так, в молитве канона, совершитель службы (Minister, как выражается текст)[911], упомянув, что Христос «установил и повелел нам в своем святом Евангелии продолжать непрестанное воспоминание своей ценной смерти, пока Он не придет снова», молится Богу Отцу даровать, «чтобы мы, принимая эти Твои творения хлеба и вина, согласно со святым установлением Твоего Сына, Спасителя нашего Иисуса Христа, в воспоминание Его смерти и страдания, могли бы быть причастниками Его преблагословенного Тела и Крови»[912] (иначе говоря, принимая хлеб и вино, духовно или даже символически причащались Тела и Крови Христовой). Далее следуют установительные слова (здесь, правда, «министру» предписывается прикасаться к дискосу и чаше, что может быть истолковано и как отрицание чисто символического понимания; это одно из противоречий англиканского богослужения, если только это не является простым остатком римско–католического обычая). На этом евхаристический канон заканчивается без всякого эпиклезиса или упоминания о преложении Святых Даров. Затем в молитве причащения министр говорит («когда он дает хлеб, как выражается текст службы): «Тело Господа нашего Иисуса Христа, которое было дано за тебя, сохраняет твое тело и душу в присносущую жизнь. Возьми это и ешь в воспоминание того, что Христос умер за тебя и питайся им в твоем сердце верою и благодарением»[913]. Также, когда министр подает чашу, говорит: «Кровь Господа нашего Иисуса Христа, которая была пролита за тебя, сохраняет твое тело и твою душу в присносущую жизнь. Пей это в воспоминание, что Кровь Христова была пролита за тебя и будь благодарен»[914]. Эти слова требуют внимательного рассмотрения, ибо они составлены нарочито двусмысленно. Исторические обстоятельства заставляли архиепископа Кранмера и других составителей Книги Общей Молитвы не слишком выставлять свои настоящие взгляды. Отметим прежде всего, что в этих молитвах не говорится, как у православных, «сие самое есть пречистое Тело Твое и сия самая есть честная Кровь Твоя», а отвлеченно «Тело… Христа, которое было дано за тебя, сохраняет твое тело» или «Кровь… Христа, пролитая за тебя…», то есть без отожествления с Евхаристическими Дарами. Далее еще характернее: «Приими и ешь это (this)» или «пей это (this), а не «ешь его» или «пей ее» (по–английски было бы it в обоих случаях) , как должны бы были выразиться составители молитвы, если бы они хотели указать на причастие самого Тела и Крови Христовых. Во всяком случае, все это очень далеко от православной литургии с ее словами «Причащается раб Божий честнаго и святаго Тела и Крови Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа» или «Тело Христово приимите, источника безсмертнаго вкусите», как поется в запричастном стихе. Православный христианин верит, что приобщается не неопределенного (и даже двусмысленного) «это», а самого Тела и Крови Господней. Отметим также, что в Православной Церкви Евхаристические Дары после их освящения не называются более хлебом и вином, как это сказано в вышеуказанном тексте, где говорится, что совершитель службы преподает причащающемуся «Хлеб»[915]. Все эти двусмысленные выражения англиканского богослужении приобретают большую определенность в свете учения Членов Религии. Так, член ХХ?ПІ утверждает: «Пресуществление (или изменение сущности хлеба и вина) в Вечери Господней не может быть доказано Св. Писанием. Оно противно ясным словам Писания, ниспровергает природу Таинства и дало повод ко многим суевериям». Как не раз отмечалось, слова эти являются прежде всего полемикой против римско–католической схоластической терминологии, не принятой многими православными богословами и не встречающейся у святых отцов, предпочитающих выражение «преложение» латинскому термину transsubstantiatio. Дело, однако, не ограничивается отвержением схоластического термина и связанного с ним средневекового римско–католического богословия. В ХХ?ПІ члене отвергается само преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову, действительный, объективный характер этого преложения. Это видно хотя бы из того, что «транссубстанциация» толкуется в этом члене как «изменение (change) сущности хлеба и вина», как таковой, а не в специфическом римско–католическом ее понимании, как исчезновения сущности и замены ее сущностью Тела и Крови при сохранении акциденций хлеба и вина. Тот же смысл имеет и отвержение в том же ХХ?IIІ члене всякого вообще поклонения Св. Дарам и их хранения. Здесь, как и во многих других случаях, англиканские реформаторы отвергли вместе с римско–католическими уклонениями (как внеевхаристическое поклонение Св. Дарам и их хранение ради такого поклонения, а не только для приобщения больных и умирающих) самую их достопоклоняемость как подлинного Тела и Крови Христовых. Еще более яркий свет на англиканское понимание таинства Вечери Господней проливает так называемая Черная Рубрика (Black Rubrick), печатаемая в Книге Общей Молитвы в качестве комментария к Службе Причащения[916]. Интересно отметить, что англо–католики много раз пытались выкинуть ее из Книги Общей Молитвы, по каждый раз терпели неудачу. Черная Рубрика печатается в ней до сих пор. Вот что она говорит, объясняя, почему у англикан принято причащаться на коленях: «Предписанием коленопреклонения совершенно не имеется в виду, что какое–либо поклонение должно быть оказываемо сакраментальному Хлебу и Вину, телесным образом принимаемым, или какому бы то ни было телесному присутствию естественной Плоти и Крови Христовой. Ибо сакраментальные Хлеб и Вино продолжают оставаться в их настоящей естественной сущности и потому не могут быть поклоняемы (ибо это было бы идолопоклонством, от которого должны отвращаться все верные христиане). Естественное Тело и Кровь Спасителя нашего Христа находятся на небе, а не здесь. Было бы противным истинности естественного Тела Христова быть одновременно более, чем в одном месте»[917]. Более определенного отвержения преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Христову трудно себе представить. Вообще, этот пассаж из Черной Рубрики представляет собою собрание всевозможных ересей.

Православное понимание Божественной Евхаристии как умилостивительной, благодарственно–просительной бескровной жертвы, тождественной с жертвой Голгофской, не только воспоминающей о ней, но и не повторяющей или дополняющей ее, а актуализирующей ее для нас и делающей нас причастниками ее плодов, — такое понимание Св. Евхаристии отсутствует в литургических и догматических памятниках англиканского вероисповедания. Можно далее сказать, что оно им отвергается. Так, Служба Причащения утверждает в своем каноне, что Христос «претерпел смерть на кресте для нашего искупления» и «принес там (посредством своего единого приношения самого Себя, единожды принесенного) полную, совершенную и достаточную жертву, приношение и удовлетворение за грехи всего мира»[918]. XXXI член Членов Религии, развивая это утверждение и добавляя, что «нет другого удовлетворения за грех, кроме этого единого» (на кресте), делает вывод: «Поэтому жертвоприношения месс (Masses), в которых, как обычно говорилось, священник приносил Христа за живых и мертвых, дабы они получили оставление мучения или вины, были кощунственными баснями и опасными обманами». Конечно, здесь опять мы видим реакцию против крайностей римско–католических средневековых богослов, учивших о мессе как о новом распятии Христа, как о восполнении Его крестной жертвы и т. д. Все это отвергает и Православие. Тем не менее и по содержанию этих слов, и, особенно, по тому факту, что литургические и догматические тексты англиканства не содержат в себе никакого учения об Евхаристии как об умилостивительной жертве, взамен отвергнутого римско–католического, можно с основанием заключить, что они отвергают понимание Св. Евхаристии как жертвы вообще, а не только в ее римско–католическом истолковании. Вместо этого в молитвах Службы Причащения выражается мысль о нашем участии в этой службе как о приносимой нами жертве хваления и благодарения. Так, священник вместе с народом молятся па ней следующими словами: «Господи и Отче небесный, мы, твои смиренные рабы, всецело просим Твою отеческую благость милостиво принять сию нашу жертву хваления и благодарения; смиреннейше умоляя Тебя даровать, дабы заслугами и смертью Твоего Сына Иисуса Христа и верою в Его кровь мы и вся Твоя церковь могли бы получить оставление наших грехов и все другие благодеяния (benefits) Его страдания». И далее объясняется, как нужно понимать эту нашу жертву: «И здесь мы приносим и представляем Тебе, Господи, нас самих, наши души и тела, быть разумной, святой и живой жертвой для Тебя… II хотя мы недостойны, по множеству наших грехов, приносить Тебе какую бы то ни было жертву, однако мы умоляем Тебя принять этот наш обязательный долг и служение». Как видим, под жертвою здесь подразумеваются не сами Евхаристические Дары, Тело и Кровь Христовы, но наши души и тела, мы сами с нашей верою и чувствами благодарения и хваления, все наше служение Богу. Все это неоспоримо с православной точки зрения, но совершенно недостаточно и далеко отстоит от православного понимания евхаристической жертвы как приношения Тола и Крови Господней на алтаре церковном Богу.

Вопрос о священстве в Англиканской церкви и о действительности англиканских рукоположений должен быть рассмотрен в свете вышеизложенного учения Англиканской церкви о таинствах. Чисто историческое существование апостольского преемства не вызывает особых сомнений, и епископское рукоположение архиепископа Паркера, родоначальника англиканской иерархии, можно считать историческим фактом. Но самый факт сохранения апостольского преемства является недостаточным в глазах Православной Церкви для признания действительности рукоположений, даже если были соблюдены их внешние признаки (возложение рук и т. д.), ибо благодать священства не передается механически при отсутствии должной веры и учения. В этом отношении недостатки англиканских рукоположений очевидны. Прежде всего, как мы видели, само священство не признается у англикан таинством в подлинном смысле этого слова, той же природы, как и таинства крещения и Евхаристии. Тем самым оно не может быть рассматриваемо как равносильное священству Православной Церкви или как продолжение священства древней Церкви. Далее, поскольку, как мы видели, в Англиканской церкви отсутствует понимание литургии как евхаристической жертвы, приносимой священником, так же как нет в ней и веры в преложение Св. Даров в Тело и Кровь Христову, тем самым и рукополагаемые в англиканстве лица не могут считаться священниками в православном смысле этого слова, ибо одним из основных признаков подлинного священства является получаемая в хиротонии сила приносить евхаристическую жертву и прелагать, призыванием Духа Святого, Св. Дары в Тело и Кровь Господню. Значит и в этом основном смысле рукополагаемые служители Англиканской церкви существенно отличаются от православных священников. Подтверждением этого может служить Ординал (Чин рукоположения) Англиканской церкви[919]. Правда, как на это неоднократно ссылаются защитники действительности англиканских рукоположений, в предисловии к нему выражено намерение сохранять в Англиканской церкви существующий от древности трехстепенный иерархический строй с епископами, священниками и диаконами[920], а в самом чине предписывается возложение рук епископа совместно с присутствующими священниками (если не совершается епископская хиротония; тогда возлагают руки одни епископы), призывание Св. Духа, дающего власть отпускать грехи, и рукополагаемый (священник) получает власть проповедовать Слово Божие и совершать таинства[921]. Однако это намерение продолжать древнее священноначалие не находит себе должного выражения в тексте Ординала, где нет никаких указаний, что рукополагаемый призывается приносить Богу жертвы духовные, предстоять Его алтарю и возрождать людей таинством крещения, как об этом пишется в православном чине рукоположения и что является существенным признаком священноначалия от древности. Реформаторы XVI века сознательно устранили из составленного ими Ординала всякое упоминание о совершении иереем литургии и о принесении им евхаристической жертвы, находившееся в употреблявшихся до Реформации римско–католических ординалах. Правда, они отменили также некоторые римско–католические обычаи (как вручение рукополагаемому дискоса и Чаши) средневекового происхождения и несущественные для полноты таинства рукоположения (в православии их нет). Как обычно, однако, англиканские реформаторы не остановились на этом, но устранили из Ординала всякое упоминание о священнике как совершителе Св. Евхаристии. Не говорим уже о том, что в православном чине священнического рукоположения имеется нечто аналогичное вручению дискоса и Чаши, а именно вручение рукоположенному иерею части Св. Агнца, чем указывается на его назначение быть хранителем и служителем Св. Евхаристии. Англикане же заменили римско–католический обычай вручением рукополагаемому Библии[922], выражая такой заменой свое убеждение, что назначением священника является не служение св. Евхаристии, а проповедь Слова Божия. Православные не разделяют, правда, римско–католических крайностей, что единственным существенным признаком священства является власть совершать пресуществление и приносить евхаристическую жертву ; священник — совершитель всех таинств , равно как и проповедник Слова Божия и учитель духовный. Тем не менее сознательное исключение из чина рукоположения всякого упоминания о совершении священником Св. Евхаристии и перенесение ударения на проповедь им Слова Божия лишает англиканское священство основных свойств священства православного и знаменует его разрыв со священством древней Церкви, которое оно хотело бы продолжать. Этот недостаток не может быть восполнен получаемой священником в англиканской хиритонии властью совершать таинства вообще, ибо недостаточность англиканского учения о таинствах мы уже видели.

Еще менее удовлетворительным с точки зрения православного богословия представляется англиканское учение об епископском сане и о положении епископата в Церкви. Вернее сказать, такое учение отсутствует в официальных документах англиканского вероисповедания. Англиканство внешне сохранило традиционный церковный строй с его трехстепенным священством, но лишило его определенного содержания. Характерно в этом отношении часто встречающееся у англиканских богословов выражение «исторический епископат». Этим они хотят сказать, что существование епископата в Церкви есть факт, засвидетельствованный церковной историей, что он возник издревле, хотя, вероятно, не от апостольских времен, что он существовал во всех Церквах и потому его следует сохранить и сейчас, но не как нечто богоустановленное и существенно необходимое для Церкви, а как полезное и содействующее церковному единству и порядку. Этот взгляд на епископат хорошо выражен в ходячем англиканском богословском афоризме, что епископат нужен не для бытия, но для благобытия Церкви (не для esse, а для bene esse). Отметим, что в чине хиротонии епископа в англиканском Ординале в молитве посвящения ничего не говорится о том, что епископу дается власть рукополагать. И действительно, вековая практика Англиканской церкви показывает, что она не верит в необходимость совершения рукоположений только епископами. Так, в XVII веке были приняты в Англиканскую церковь многочисленные священники, не имевшие епископского рукоположения, в силу простого постановления парламента и без нового их рукоположения. Нечто подобное мы видим и в наши дни по отношению к так называемой церкви Южной Индии, с которой Англиканская церковь вступила в частичное литургическое общение, хотя многие ее пасторы не получили епископского рукоположения, или при переговорах с методистами, от которых не требуют как условия воссоединения с ними ни их согласия на епископское рукоположение их пасторов, ни признания ими епископского сана как полноты священства. Все вышесказанное побуждает нас сделать вывод, что англиканское священство с православной точки зрения имеет столь существенные недостатки и что оно по природе своей и назначению столь существенно отличается от православного священства, что признание действительности его является для Православной Церкви невозможным.

Состоявшееся уже, хотя и в условной форме, признание англиканских рукоположений некоторыми Поместными Церквами (Константинопольской в 1922 г.. Иерусалимской в 1923 г.. Кипрской в 1923 г., Александрийской в 1930 г. и Румынской в 1930 г.) не меняет нашего отношения к действительности англиканского священства. Как принятые отдельными Поместными Церквами, притом меньшинством их, они не могут иметь обязательного значения по вопросу, где требуется, в силу его догматического характера, общецерковное решение. Впрочем, они на это не притязают и сами заявляют, что решения их должны быть подтверждены общеправославным собором, чтобы приобрести законную силу (см. решение Константинопольской Патриархии от 1922 г.). А Румынская Патриархия ставит свое признание англиканских рукоположений в зависимость от принятия всей Англиканской церковью решений англикано–румынской богословской конференции 1935 г. Такого принятия не последовало до сих пор. Более важное значение имеет Московское Совещание 1948 г. , в котором участвовало большинство Автокефальных Церквей и которое вынесло отрицательное решение о действительности англиканского священства. Нельзя также согласиться с формулировкой константинопольского (и некоторых других) решений, согласно с которыми англиканские рукоположения имеют для Православной Церкви такую же действительность, как и рукоположения римско–католические, армянские и старокатолические. Такое приравнивание не убедительно, так как у армян и римо–католиков сохранилось древнецерковное священство с признанием его таинством и с верою в евхаристическую жертву. У армян все это сохранилось в более чистом виде, у римо–католиков со многими богословскими искажениями, не затрагивающими, однако, существа священства, чего отнюдь нельзя сказать об англиканах.

В соответствии с таким принципиальным отношением к англиканской иерархии должна быть и практика Православной Церкви по отношению к переходящим в Православие лицам в англиканском священном сане. Их нельзя принимать в сущем сане, как мы это делаем по отношению к армянам и римо–католикам. Они должны быть рукополагаемы православными иерархами, когда это является нужным и целесообразным для блага Церкви и когда они сами того желают; в противном случае они должны быть принимаемы в качестве мирян. Таково решение Св. Синода Русской Православной Церкви от 1904 г. Об этом же свидетельствует практика Православной Церкви от самого начала англиканства до наших дней (например, рукоположение перешедшего в Православие англиканского священника о. Варнавы (Яна) Бартона в 1961 г. в Париже). Не было вообще ни одного случая, чтобы англиканский священник был принят в Православие в сущем сане, даже со стороны Автокефальных Церквей, признавших англиканское священство. Только в случае принятия Англиканской церковью православной веры в ее целом и массового перехода англикан в Православие можно было бы себе представить принятие их иерархии и духовенства в сущем сане в порядке особой церковной икономин. Таково, по крайней мере, было мнение митрополита Филарета Московского. Но решать об этом несвоевременно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.