Глава шестая. Два видения

Глава шестая. Два видения

Казалось бы, вот он, счастливый итог, завершение ее жизненного пути, та укрытая от волн и ветров бухта, где можно бросить якорь. Прилепившись душой к монастырю, сроднившись с ним, она ни о чем ином и не помышляла – ей самой даже за ворота выходить не хотелось – разве что послушание (тут уж она никогда не роптала). А так сидеть бы в своей келье у раскрытой Псалтыри, перебирать четки, слушать колокольный звон, креститься на образа и так скоротать оставшиеся дни – в этом ее единственное желание. Матушку Александру и в юности не особо влекли балы, карнавалы и шумные празднества, а теперь-то и вовсе она бережет тишину и покой, нарушаемые разве что потрескиванием свечи и писком мышей под досками пола. Да и сама она мнится себе порой такой забившейся в угол мышью – только бы ее не трогали, а уж сама-то зря пищать, храбриться не станет. Знает, к чему способна, поднатужится и одолеет и на что силенок не хватит. Особых свершений от себя не ждет, дерзновений не имеет, подвигов не ищет. Какие уж там подвиги – нет, душа ее обрела то, к чему так стремилась, о большем же мечтать – только Бога гневить (тем более что мечтательность для православного вообще пагубное свойство). Словом, итог, завершение – иного матушка Александра не могла для себя и помыслить, но… это было только начало (выход из бухты в открытое море).

Матушка Александра ночами спала немного, часто просыпалась, чтобы помолиться или прочесть положенные псалмы, но все же ей снились сны – случайные, мимолетные, они быстро забывались. Но однажды привиделся сон, который запомнился, запечатлелся в сознании на всю жизнь. Сон необыкновенный, непохожий на все остальные, так все в нем светилось, сверкало, переливалось дивными красками, словно приподнялась крышка над шкатулкой с тысячью драгоценных камней, так все благоухало несказанными ароматами, такая слышалась чудесная музыка. И среди всего этого неземного великолепия Сама Богородица сошла к ней по облакам, блистая царскими облачениями, расшитыми парчой и золотом туфельками. Она протянула к ней руку и благословила на то, что можно назвать и подвигом, и дерзанием – как угодно. Иными словами, велела оставить все и отправиться в неведомое.

Здесь мы прервемся, чтобы прояснить одно важное обстоятельство. Автор «Летописи», главного источника сведений о матушке Александре, архимандрит Серафим прямо ссылается на тех, от кого он их получил. Он называет отца Василия Дертева, дивеевского священника, некогда приютившего у себя матушку Александру, сестер ее общины, помещиков из окрестных усадеб, отца Василия Садовского, тоже священника, служившего уже после Дертева, и Николая Александровича Мотовилова, одного из ближайших помощников преподобного Серафима. О своем видении матушка Александра, конечно, рассказывала близким ей людям – отцу Василию, сестрам общины, навещавшим ее друзьям-помещикам, а уж от них молва пошла дальше. Люди следующего поколения – Василий Садовский и Николай Мотовилов – устные предания стали записывать, и автор «Летописи» этими записками, разумеется, пользовался. Поэтому слова Богородицы, обращенные к матери Александре, мы приведем точно по «Летописи», ничего не сокращая, не исправляя (даже пунктуацию) и не добавляя. Домысливать, досочинять – зачем? Документальность, даже некая протокольность повествования здесь гораздо ценнее и убедительнее романных изысков. Убедительней потому, что мы словно бы слышим голос Самой Пречистой, доносящийся до нас сквозь века…

Николай Александрович Мотовилов – один из ближайших помощников преподобного Серафима

Итак, откроем и прочтем «Летопись»: «Достоверно одно, свидетельствуют священники Дертев и Садовский, а также Н.А. Мотовилов, «что мать Александра однажды после долгого полунощного молитвенного бдения, будучи то ли в легкой дремоте, то ли в ясном видении, Бог весть, сподобилась видеть Пресвятую Богородицу и слышать от Нее следующее:

– «Это Я Госпожа и Владычица твоя, Которой ты всегда молишься, Я пришла возвестить тебе волю Мою: не здесь хочу Я, чтобы ты окончила жизнь твою, но так как Я раба Моего Антония вывела из Афонского жребия Моего, святой горы Моей, чтобы он здесь в Киеве основал новый жребий Мой Лавру Киево-Печерскую, так тебе ныне глаголю: изыди отсюда, и иди в землю, которую Я покажу тебе. Иди на север России и обходи все великорусские места святых обителей Моих, и будет место, где Я укажу тебе окончить богоугодную жизнь твою, и прославлю имя Мое там, ибо в месте жительства твоего Я осную такую обитель великую Мою, на которую низведу Я все благословения Божии и Мои, со всех трех жребиев Моих на земле: с Иверии, Афона и Киева. Иди же раба Моя в путь твой и благодать Божия, и сила Моя и благодать Моя, и милость Моя и щедроты Мои, и дарования святых всех жребиев Моих выну да будут с тобою».

Далее сказано лаконично и выразительно: «И преста видение».

А теперь продолжим наше повествование. Очнувшись, матушка Александра закрыла глаза рукой, словно после этого сладостного видения ей не хотелось видеть дневного света. Услышанный свыше голос властным призывом звучал в ушах. Несмотря на привязанность к монастырю, нежелание покидать привычное, насиженное место, она стала сейчас же собираться в дорогу, но затем все же решила не спешить. Все-таки впервые ей такое видение, а по неискушенности не заметишь, как впадешь в соблазн и обольстит тебя лукавый. Ведь он может обернуться златокудрым ангелом света, шестикрылым серафимом или херувимом, а то и принять обманный облик Самой Пречистой. В житиях святых подобные случаи описаны, и святые отцы всегда учили различать духов, от Бога они или от дьявола. Поэтому надо все обдумать и посоветоваться с опытными людьми – старцами Киево-Печерской Лавры. И матушка Александра в тот же день, с разрешения игуменьи, отправилась к ним. Те ее внимательно выслушали, о чем-то переспросили, посовещались, выслав ее за дверь. А затем позвали и сообщили, что по сем признакам видению можно верить. Воистину Сама Пречистая ей явилась, а потому надлежит неукоснительно выполнить, что Она велела. Выполнить, не откладывая, как можно скорее.

Словом, благословили.

Матушка Александра собрала свои пожитки, поклонилась всем до земли и вместе с дочерью покинула монастырь. Начались ее долгие странствия – где пешком, где на передке телеги, где в утлой лодчонке. Побывала во многих местах, выбирая их по рассуждению или полагаясь на внутренний голос, зовущий ее, и на силу молитвы, которую творила всякий раз, когда голос умолкал, и последние силы покидали. И всякий раз напрашивалась одна и та же мысль, и матушка Александра с нетерпением ждала: вот сейчас ей откроется, укажут, будет знак. Но знака не было, и приходилось вновь собираться в дорогу, хотя ноги ныли, гудели от усталости и дочь вырывала руку, капризничала, упрашивая остаться хотя бы на несколько дней. Иногда подступало уныние, слезы катились из глаз, и казалось, что так будет вечно: версты, версты, версты.

И вот по дороге из Мурома в Саров встретилось ей село с названием не то чтобы необычным (среди названий русских сел попадаются куда причудливее), но чем-то оно влекло, притягивало, даже зачаровывало, это название, так что хотелось вновь и вновь повторять: Дивеево, Дивеево. Она про себя подумала, связывая название с окружающим пейзажем и предвкушая то, должно открыться взору: «Что ж, наверное, такая красота вокруг, что не налюбуешься, не надивишься». Но село своим внешним видом не то чтобы разочаровало, но заставило признаться, что все-таки ждала она иного. Дивеево оказалось не каким-то особенным, сказочно прекрасным, а обыкновенным, с серыми избами под низким облачным небом, лужами по обочинам дороги, стариками на завалинках, шальными, заполошными курами и босоногой ребятней. Да и к тому же по избам жили рабочие, добывавшие железную и чугунную руду, народ шумный, разгульный, задиристый и драчливый. То и дело слышалась брань, пьяные крики и визг гармошки.

Задерживаться здесь не хотелось – разве что передохнуть немного: уж очень она притомилась. Матушка Александра присела на сложенные рядом с деревянной церковкой бревна, а тут солнышко обозначилось в облаках малиновым обручем, выглянуло, засияло, заиграло. На солнцепеке ее разморило, и она не заметила, как заснула. И тут снова разлилось сладостное благоухание, все словно озарилось сполохами драгоценных камней, послышалась дивная музыка, и по облачным ступеням к ней сошла Богородица, блистая золотом своих одежд.

Здесь мы снова прервемся и откроем «Летопись»: «Усталая, она уснула сидя и в легкой дремоте снова удостоилась увидеть Божью Матерь и сподобилась, по словам вышепереименованных лиц, слышать от Нее следующее:

– Вот то самое место, которое Я повелела тебе искать на севере России, когда еще в первый раз являлась Я тебе в Киеве: и вот здесь предел, который божественным промыслом положен тебе: живи и угождай здесь Господу Богу до конца дней твоих, и Я всегда буду с тобой, и всегда буду посещать место это и в пределе твоего жительства Я осную здесь такую обитель мою, равной которой не было, нет и не будет никогда во всем свете: это четвертый жребий Мой во вселенной. И как звезды небесные и как песок морской умножу Я тут служащих Господу Богу, и Меня Приснодеву Матерь света и Сына Моего Иисуса Христа величающих: и благодать Всесвятого Духа Божия и обилие всех благ земных и небесных, с малыми трудами человеческими, не оскудеют от этого места Моего возлюбленного!»

И вновь видение исчезло, и голос Пречистой замолк.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.