Глава VII Новгородские вольности

Глава VII

Новгородские вольности

Возрождение церковной жизни в Великом Новгороде, восстановление, подчас противоречивое и драматическое, его святынь и церковных памятников ассоциируется с именем епископа Льва (Церпицкого; р. 1946). Однако предвозрождение началось еще раньше, до его прихода в эту епархию после 20 июля 1990 г. Как и везде, оно было связано не столько с предшественником по кафедре, сколько с активным церковно-общественным движением «снизу».

Митрополит Новгородский и Ленинградский Алексий (Ридигер) любил бывать в Новгороде, но вольный дух свободолюбивого города всегда противостоял надменности остзейских помещиков. Реальная власть принадлежала здесь епархиальному секретарю и узнику ГУЛАГа протоиерею Михаилу Елагину. Ему и принадлежит честь первых «перестроечных» открытий церквей в Новгороде. Вместо предлагавшейся властями церкви свв. апп. Петра и Павла XII в. на Силничьей горе, находившейся на загородном кладбище, удалось не только открыть Покровский собор XIV–XIX вв., но и добиться возвращения Николо-Вяжищского монастыря. Обитель, основанная, скорее всего, во второй половине XIV в., знаменита своим выходцем – архиепископом Евфимием II, здесь и погребенным, и двумя храмами, украшенными изразцами, – Никольским (1685) и Иоанно-Богословским (1698). 5 июня 1989 г. новгородский облисполком принял постановление № 173 о передаче в пользование епархиальному управлению памятника архитектуры – Никольского собора Вяжищского монастыря и Покровского собора как «его городского подворья». Однако собор сразу же зажил собственной жизнью, презрев монастырские интересы.

Первая литургия в возрождаемой обители состоялась 11 октября 1989 г., но уже 15 декабря и. о. начальника производственной группы по охране памятников Т. А. Хохлова составляет акт о существенных нарушениях при реставрации Вяжищ и направляет его митрополиту Алексию (Ридигеру). Как тонкий профессиональный юмор могла звучать фраза о том, что вместо цемяночного раствора в храме применяют «алексеевскую известь», запрещенную к использованию на памятниках. Не был заключен договор об охране, не было и профессионального контроля над восстановлением храма. Под видом укрепления столбчатых фундаментов производились бетонные накладки, а покрытие бочек на кровле собора делалось оцинкованной сталью вместо лемехов. Вместо необходимого подреза почвы была сделана гравийная подсыпка, нарушившая гидрорежим.

Реакция священноначалия осталась нам неизвестна. Став патриархом, Алексий 30 июня 1990 г. возвел монахиню Антонию (Корнееву), экономку собственной резиденции в Новгороде, в игуменский сан. Естественно, после этого игуменья предпочитала чаще согласовывать свои действия с Москвой, чем с Новгородом. К тому же в монашеской общине, которая пополнилась инокинями из Пюхтицкого монастыря в Эстонии, назрел конфликт. Когда группа монахинь во главе с Алексией (Симдякиной) ушла из монастыря, епископ Лев водворил их в давно ожидавший возрождения Хутынский монастырь. В результате противостояния 7 октября 1995 г. Вяжищский монастырь «получил статус ставропигиального», то есть был изъят из Новгородской епархии непосредственно в патриаршее заведование. Реставрационные работы в обители продолжались, и 21 мая 2000 г. был освящен главный монастырский храм в честь свт. Николая. Летом 2006 г. в Научно-реставрационные производственные мастерские в Москве поступило письмо игуменьи с просьбой разработать проект и документацию на строительство в монастыре патриаршей резиденции. На симпатичном эскизе небольшого домика уже стояла патриаршая резолюция: «Благословляется». После этого ни самой заказчице, ни проектировщикам деваться было некуда. Однако гармоничный монастырский ансамбль, сохранивший атмосферу Средневековья и незримое присутствие святителя Евфимия, никак не предполагал каких-либо дополнительных построек. Да и сам патриарх за последние 15 лет лишь раз посетил свою обитель в августе 1999 г.

Но настоящий переворот в духовной жизни Новгорода был связан с возвращением богослужения в Софийский собор. В конце 1980-х гг. в Новгороде жило много неравнодушных людей, среди которых был и Василий Юрцевич, приехавший на берега Волхова из Белоруссии и возглавляющий ныне реставрационную фирму – ООО «Десна». В 1985–1986 гг. он был старостой единственной в городе Филипповской церкви, но предпочитал тратить приходские деньги на ремонт храма, а не на Фонд мира. После празднования 1000-летия Крещения Руси, получив благословение митрополита Алексия (Ридигера), он начал готовить общественное мнение и собирать архивные документы для возвращения Церкви Софийского собора. Опыт подсказывал – для успеха нужна организация. Осенью 1989 г. в Новгороде сложилось культурно-философское общество «София», Устав которого был официально зарегистрирован 9 февраля 1990 г. Пункт 4.2 этого Устава провозглашал «активную борьбу за функциональное возрождение и охрану памятников архитектуры и культуры».

29 августа 1990 г. в «Новгородской правде» (№ 20073) была опубликована статья самого Василия Юрцевича, преподавателя Новгородского политехнического института Марии Андрушихиной, внучки последнего настоятеля Софийского собора Павла Беляева, и других общинников под названием «София – наша покровительница». Общество заявило о своих намерениях и активной общественной позиции. Здесь впервые публично говорилось о необходимости возобновления служб в Софийском соборе и придании ему статуса кафедрального. Общество предполагало, что в Софии будут происходить лишь праздничные богослужения, тогда как ежедневная служба может вестись в храме св. Феодора Стратилата, который городские власти намеревались передать «софьянам» для реставрации.

Еще весной и летом общество сумело собрать более 6000 подписей за возвращение богослужения в Софийский собор. Среди них – 34 имени представителей новгородского духовенства, за исключением уважаемых, но осторожных протоиереев Михаила Елагина и Анатолия Малинина. Однако к этому времени в Новгороде сменился архиерей, в Церкви – патриарх, а в стране – политическая атмосфера. Здесь в историю с Софийским собором вмешалась московская власть. В Новгород пришла резолюция премьер-министра И. Силаева от 18 сентября 1990 г., появившаяся в ответ на уже известное нам письмо патриарха и вопрошавшая, когда можно «освободить» Софию, Хутынь и Юрьево. Однако она не вызвала энтузиазма у местных властей. 10 октября исполком Новгородского облсовета принимает решение № 412 «О рассмотрении поручения председателя Совета Министров»[274]. Здесь говорилось: в передаче Софийского собора отказать, учитывая его уникальность, требующую особых условий хранения и музейного показа, но разрешить, учитывая просьбу патриарха, проведение в нем «основных календарных богослужений» по договору с музеем. В передаче Хутынского и Юрьевского монастырей – отказать, учитывая необходимость использования ансамблей для просветительских целей, но признать возможным частичное использование их епархией на условиях договора. В передаче Знаменской иконы – отказать, учитывая особые требования режима хранения, вступающие в противоречие с проведением культовых обрядов, и факт исторической принадлежности иконы Знаменскому собору, но считать возможным передачу епархии одной из копий, хранящихся в музее. 15 октября председатель исполкома Николай Гражданкин подписывает письмо № 66-2 в Москву, где перечисляет премьеру причины отказа[275].

Знало ли общество об этом решении, неизвестно. Но уже к следующей сессии областного Совета (21 декабря 1990 г.) была проведена соответствующая работа. Сюда поступил поддержанный депутатами Г. Кондрашовым и А. Цветковым запрос культурно-философского общества «София» об отмене предыдущего решения № 412. На этой сессии была зачитана докладная записка директора музея Михаила Лопаткина[276]. Защищая музей от несправедливых обвинений в корыстолюбии, он указал, что расходы на содержание собора, немыслимые для епархиального управления, составляют 111 500 рублей в год. В записке сообщалось, что на направленные в епархию музейные предложения от 30 ноября по сотрудничеству и совместному использованию памятников, никакой реакции не последовало. На будущее запомним, что в записке предлагалось учредить в доме Передольского краеведческий музей и предоставить в нем место для деятельности общества свт. Игнатия Брячининова. В рамках ожидаемого сотрудничества 9 декабря епархии были переданы мощи новгородских святых: князя Владимира Ярославича, князя Мстислава, княгини Анны, архиепископа Иоанна и князя Феодора Ярославича.

Запрос вызвал среди депутатов серьезные споры. А. Костюков, председатель постоянной комиссии облсовета по культуре, говорил: «Те, кто встречался в июне или июле (1990 г. – А. М.) с патриархом, помнят, что он заявил нам, когда М. Семенов (председатель Новгородского областного совета. – А. М.) сказал ему, что раздаются голоса Софию отдать. Он ответил: „Да что вы, у нас священников на новые храмы не хватает, у нас нет средств реставрировать“». Был отмечен застой в реставрации Вяжищского монастыря. Недоумение у многих вызвало и то, что решение сложнейшего вопроса по неизвестным причинам передано «общественной организации». В результате 75 депутатов проголосовали против передачи и за неизменность предыдущего решения, и лишь 25 – за возвращение Софии [277] Итоговое постановление почти дословно повторяло текст отказа, направленного И. Силаеву.

Судя по всему, именно инициатива «общественной организации» и вызвала определенное «торможение» этого вопроса в высших сферах. Так, депутат В. Иванов, выступая, сказал: «Сегодня (21 декабря 1990 г. – А. М.) горисполком по аналогичному вопросу встречался с руководителями нашей епархии и просил наше решение не отменять». Из стенограммы непонятно, исходило ли это пожелание от руководства города или епархии или было их общей просьбой. Впрочем, непосредственные участники событий отмечали необъяснимую пассивность епископа осенью 1990—весной 1991 г. в деле возвращения Софии. Не исключено, что новое Общество свт. Игнатия Брячининова должно было составить определенную альтернативу «Софии». Отметим и то, что, несмотря на возможность организации праздничных богослужений в Софийском соборе, предусмотренную решением исполкома от 10 октября, епархия так и не предприняла конкретных шагов для их проведения. К тому же у нас имеется информация, что, докладывая патриарху Алексию (Ридигеру) летом 1991 г. о принятом решении по передаче собора, епископ Лев выслушал жесткие претензии от московского епископа. Их суть сводилось к тому, что практически вся работа по возвращению Софии была проделана без его участия. Весной 1992 г., смещая В. Юрцевича с поста коменданта собора, владыка выскажет ему свои обиды в том, что Общество «перебежало» архиерею дорогу в деле возвращения храма. Еще зимой 1991 г. епископ Лев велел тому передать все имеющиеся документы союзному депутату Валерию Трофимову для лоббирования вопроса на более высоком уровне. Однако сам В. Юрцевич помнил, что депутат в свое время отказался подписываться под воззванием за возвращение Софии. Не доверяя ему, он оставил инициативу за собой и Обществом. Это ему тоже припомнили в 1992 г. Похожие недоразумения возникли и между епископом и настоятелем Георгиевского храма в Старой Руссе архимандритом Агафангелом (Догадиным), которому в мае 1991 г. удалось самостоятельно добиться возвращения старорусского Воскресенского собора.

Несмотря на отрицательное решение декабрьской сессии, 14 января 1991 г. на президиуме облисполкома вновь поднимается вопрос о передаче Софии верующим уже по индивидуальному запросу гендиректора ПО «Квант» Александра Цветкова, поддержанному другими городскими и областными депутатами [278]. Слушали – постановили: отказать. 24 января в официальном ответе председателя совета Н. Гражданкина вопрошавшему депутату слышатся новые ноты[279]. Несмотря на то, что президиум не вправе отменять решение совета, данный вопрос прорабатывается комиссией по культуре, управлением культуры и руководством музея совместно с епархией, и при необходимости он будет вынесен на очередную сессию.

К тому же зимой 1991 г. выявились новые проблемы с сохранностью иконостаса собора. Акт его состояния обсуждался 27 февраля на реставрационном совете музея. Были отмечены перенасыщенность красочного слоя икон клеевым составом после реставрации 1984 г., отслоение и шелушение краски, выявлены очаги плесени, а также факт сокращения досок и увеличения трещин. Перепады температурно-влажностного режима в храме были связаны с неудовлетворительной работой калориферной системы. Среди причин ухудшения состояния образов реставратор И. Карева назвала съемки фильма «Гроза над Русью» и передачу мощей из собора епархиальному управлению 9 декабря, в процессе которых двери храма, несмотря на мороз, были открыты в течение нескольких часов. Но потом случилось нечто, подстегнувшее всех к решительным действиям. 2 мая 1991 г. рухнул участок стены Новгородского кремля. И музею и городу была нужна успешная акция для того, чтобы создать собственный положительный образ и отвлечь внимание общества от происшедшей беды. Таким общественно значимым ходом и могла стать предстоящая передача Софии.

В начале мая В. Юрцевич направил письма в Совет министров и Верховный Совет РСФСР, приложив все собранные подписи и официальные документы. В них говорилось о целесообразности возобновления служб в Софии и совместного использования собора епархией и музеем, что позволило бы сохранить эту святыню на века «как живой памятник». Ответом стало письмо из Верховного Совета от 14 мая за № 78 (225) за подписью председателя Комитета по свободе совести, вероисповеданию, милосердию и благотворительности протоиерея Вячеслава Полосина[280]. Оно было адресовано председателю облисполкома Н. Гражданкину, а копия направлялась В. Юрцевичу. В ответ на письмо общества и священнослужителей (имеются в виду подписи приходского духовенства под обращением о возвращении Софии) комитет рекомендовал облсовету вернуться к вопросу о передаче собора и монастырей «в собственность» епархии с сохранением возможности экскурсионного показа. При этом в список дополнительно было рекомендовано включить Знаменский собор, куда и предстояло перенести чтимую икону. О принятых мерах следовало доложить в комитет и в общество «София» до 1 июня 1991 г. Епископ и его роль в возвращении собора снова не упоминались.

Но еще раньше, чем письмо было получено в Новгороде, 17 мая, сюда приезжают сами «отцы-депутаты» протоиереи Вячеслав Полосин и Алексей Злобин. Блиц-визит, в ходе которого состоялись встречи с владыкой и Н. Гражданкиным, убедил все стороны в правильности избранного пути. Заинтересованность в этом деле российских законодателей повлияла на решение многих областных депутатов. 17 июня епископ Лев направляет председателю облисполкома Н. Гражданкину и начальнику управления культуры исполкома Юрию Шубину письмо № 258 – это единственный документ, свидетельствующий об участии епископа в возвращении собора [281]. Ссылаясь на пункт 5 постановления Верховного Совета о неотложных мерах по сохранению наследия 1990 г., он впервые обратился с просьбой о передаче епархии Софийского собора, иконы Знамения Божией Матери, Юрьева монастыря с Перынским скитом и Хутынского монастыря.

Имя Юрия Шубина впервые всплывает в корпусе новгородских документов. Однако некоторые информанты именно ему приписывают не последнюю роль в формировании идеи возвращения Софийского собора «сверху». Ю. Шубину принадлежит в истории памятников церковной культуры двусмысленная роль, связанная со стремлением любой ценой передать епархии нужную и ненужную архиерею недвижимость. Став в 2004 г. директором департамента культуры Минкульта РФ, этот чиновник продолжает свою деятельность уже во всероссийских масштабах. Именно ему было поручено в 2006 г. найти приемлемый для патриархии выход из ситуации вокруг Рязанского кремля.

26 июня исполком принимает решение № 257, проект которого готовил директор музея М. Лопаткин [282]. Все объекты передавались епархии в постоянное безвозмездное пользование по первоначальному назначению и для экскурсионного показа. Для передачи назначалась специальная комиссия под председательством Ю. Шубина. Работа комиссии по собору должна была быть закончена к 15 августа (очевидно уже тогда официальное освящение собора и его передача были намечены на 16 августа – день памяти прп. Антония Римлянина), а по Юрьеву – к 1 октября. Хутынь и Перынь должны были быть переданы в течение 1991 г. Отдельная комиссия создавалась для передачи иконы Знамения. Ей предстояло разработать программы мероприятий по сохранению образа в условиях действующего храма. Производственной группе охраны памятников поручалось заключить договоры охраны с епархиальным управлением.

В связи с решением облисполкома Министерство культуры СССР отправило в Новгород комиссию, с членами которой Н. Гражданкин просто отказался общаться как с представителями ставшего уже лишним «нерушимого союза». Основываясь на рекомендациях комиссии, согласившейся с передачей Хутыни и Юрьева, но воспротивившейся передаче Софии и Знамения, министр Николай Губенко направил резкий протест председателю Новгородского облсовета, министру культуры России Юрию Соломину и председателю комиссии по культуре Верховного Совета Федору Поленову. Он категорически возражал против передачи Софийского собора, так как «уровень ценности и мировая значимость памятника требуют государственного уровня ответственности за их сохранность и музейного режима использования, совмещаемого с проведением в соборе торжественных праздничных богослужений». Министр справедливо указал, что решение должно было быть принято на республиканском и союзном уровне, а не областным советом.

Несмотря на то, что это решение еще предстояло утвердить на сессии, работы по приспособлению Софии к первому богослужению тут же начались, как началась и организация визита патриарха в сопровождении первых лиц государства 15–16 августа. Основная интрига заключалась в том, что 5-я сессия 21-го созыва должна была собраться 14 августа – за день до патриаршего визита. А что если депутаты, на 90 % состоявшие из членов КПСС, откажутся подтвердить решение исполкома? О своих волнениях и о мерах, предпринятых против неожиданностей, активные участники событий, в частности нынешний директор Новгородского музея Николай Гринев, до сих пор вспоминают с внутренним трепетом. К слову, именно им была предложена идея поименного голосования, что предполагало обязательное использование электронной системы подсчета голосов. Предложение должна была внести депутат Надежда Лисицына.

14 августа сессия облсовета утвердила решение исполкома и признала утратившим силу свое постановление от 21 декабря 1990 г.[283] В стенографическом отчете есть лишь сухие слова Н. Гражданкина: «Будут ли вопросы у депутатов? Нет. Просьба зарегистрироваться. Присутствуют 112 депутатов. Кто за то, чтобы утвердить решение исполкома облсовета, прошу голосовать. Кто за? 112. Кто против? 0. Кто воздержался? Единогласно. Решение принято»[284].

Единогласный результат ошеломил всех, особенно тех, кто считал, что проголосовал против. Однако эффект был подавляющим. Сразу после голосования выступил епископ Лев, поблагодаривший депутатов за единогласие и пообещавший, что София в руках у епархии станет символом консолидации общества [285]. Говорят, в перерыве секретарь обкома КПСС В. Никулин недоуменно бросил своей фракции: ну что же вы так? В тот день это было единственное голосование при помощи компьютерной системы. По всем остальным вопросам, где волеизъявление избранников обходилось без нее, единогласие не достигалось никогда. Здесь же количество зарегистрировавшихся депутатов удивительным образом совпало с числом проголосовавших «за». Такой результат мог быть либо чудом, либо следствием того, что компьютер не был вовремя переключен из режима регистрации в режим голосования.

Но еще до всякого голосования 13 августа начальником управления культуры исполкома Ю. Шубиным был подписан приказ № 199 [286], предписывавший в срок до 15 августа передать на баланс епархиального управления Софийский собор и находящиеся в нем художественные ценности. Приказ был согласован как с епископом Львом, так и с действительными «моторами» всего процесса передачи – членами Верховного Совета РСФСР протоиереем Алексеем Злобиным, Б. Федотовым и специалистом депутатской комиссии по свободе совести А. Залесским. 5 августа заседала областная комиссия по передаче Софийского собора. Она предложила епархии заключить охранный договор в срок до 8 августа и доработать положение о совместном использовании с учетом замечаний Министерства культуры, которые были присланы Ю. Соломиным в его письме от 1 августа. Тогда же был составлен акт технического состояния собора, отметивший древние деформации в западной галерее и трещины у северной лопатки.

Столь же продумана была и программа мероприятий по передаче Знаменской иконы. С самого начала она была исключена из учетной музейной документации. С особым мнением выступила Анна Трифонова, считавшая, что икона не может быть перемещена без ущерба для ее сохранности.

Лишь к ноябрю могла быть сделана витрина, поддерживающая необходимый режим, и установлена сигнализация. Однако тогда посчитали целесообразным перенести икону в собор именно 15 августа. В результате икону установили в соборе так, что ее оборотная сторона с образами свв. Петра и Анастасии не была видна ни молящимся, ни посетителям. Первый конфликт в соборе случился уже 7 августа. Без согласования с реставрационным советом было принято решение закрыть археологический резерват в центральной апсиде для проведения здесь патриаршего богослужения. В результате работ и отсутствия охранных мероприятий все было покрыто толстым слоем пыли.

15 августа между Н. Гражданкиным и епископом Львом было подписано «Положение об использовании Софийского собора», утвержденное Ю. Соломиным. 16 августа состоялось освящение собора. Известно, что существовал еще один вариант положения, предложенный директором музея М. Лопаткиным. Проект включал в себя более развернутые пункты об ответственности и обязанностях епархии в отношении содержания собора. Он предполагал, что доходы от экскурсий будут поступать на тот же счет, куда поступают бюджетные ассигнования, а не непосредственно в епархиальную кассу. При этом собор должен был находиться в оперативном управлении у музея.

Подписанное положение предполагало, что памятник республиканского значения передается епархии в постоянное безвозмездное пользование. Епархиальное управление должно было создать централизованную службу учета, хранения, использования и реставрации движимых и недвижимых памятников истории и культуры. Движимые памятники снимались с учета в Новгородском музее и заносились в инвентарные книги епархии, скрепляемые двумя печатями, – по образцу подобной документации государственных музеев. Для обеспечения деятельности и реставрации собора и находящихся в нем памятников необходимо было создать попечительский консультативный совет, положение о котором еще только предстояло выработать. Также надлежало выработать специальный регламент использования Софийского собора, предусматривающий сохранность, равный доступ, возможность научных исследований и экскурсионного показа, режим и виды уборки, уровень электрического освещения и порядок использования свечей из воска. Доходы распределялись на паритетных началах, а расходы по содержанию так и не были оговорены.

22 августа епископ своим указом назначает В. Юрцевича и. о. коменданта Софийского собора с полной материальной ответственностью. Здесь еще нет никакой приходской общины, она была зарегистрирована только 7 октября 1992 г. И уже 24 августа владыка Лев издает указ о ежедневных богослужениях в соборе. При этом службы должны были проходить с 10 до 12 часов и с 18 до 21 часа, а время музейного показа сокращалось до промежутка между 14.00–17.30. За Музеем временно оставлялись западная, южная и северная галереи, придел св. Иоанна Богослова и «холодная ризница». В это же время была принята временная инструкция по охранному режиму и условиям использования храма, предусматривавшая ежедневный прием-передачу историко-художественных ценностей от епархиального хранителя хранителям музейным и составление дефектных актов. Время прекращения этой практики в документах не отражено.

Архиерей оказался настоятелем собора, и сложившееся вокруг коменданта общество (община) тяготило его. Весной 1992 г. владыка, созвав новое приходское собрание, сменил В. Юрцевича на подконтрольного ему старосту – Галину Кузину († 2005). Помимо ряда претензий финансового характера, главному действующему лицу возвращения Софийского собора было брошено обвинение в том, что он подменил православную общину культурно-философским обществом. Покойный писатель Дмитрий Балашов († 2000), критиковавший архиерея за пассивность еще во время борьбы за передачу собора, столь же принципиально выступил против разгона приходского собрания.

Кадровая замена была проведена как нельзя вовремя. 30 марта 1992 г. между директором музея Н. Гриневым и епископом Львом был подписан договор, согласно которому епархия поручала музею организацию «экскурсионного показа памятников архитектуры и архитектурных ансамблей, находящихся в ведении епархии». Право организации экскурсий было эксклюзивным. Согласно договору, методические материалы к экскурсиям должны были проходить стадию согласования в епархии. Половину сумм, полученных от входной платы при использовании «объектов показа», музей перечисляет епархии ежемесячно. Таким образом, деньги за право осмотра государственных памятников, находящихся у церкви лишь в пользовании, получало епархиальное управление, а не приходская община Софийского собора. Музей исправно перечислял договорные деньги за три «объекта показа» – Софийский собор в Кремле, Георгиевский собор Юрьева монастыря и Иверский монастырь на Валдае. До 2005 г. сумма росла практически стабильно: 2000 г. – 275 659 рублей, 2001 г. – 544 1З1 рубль, 2002 г. – 858 808 рублей, 2003 г. – 816 340 рублей, 2004 г. – 1 587 060 рублей, 2005 г. – 1 412 485 рублей. Всего в период с 1998 г. по 2006 г. Музей перечислил епархии 204 448 909 рублей.

В течение 1992–1993 гг. при епархии были созданы реставрационный отдел во главе с Валентиной Карагодиной (в обязанности входили ремонт и восстановление храмов на всей территории епархии) и хранительская служба во главе с искусствоведом Татьяной Царевской, ответственной за состояние Софийского собора. 8 декабря 1993 г. впервые на свое заседание собрался Научно-консультативный совет по обеспечению сохранности собора, созданный как совещательный орган при епископе[287] В число его членов входили люди, так никогда и не собиравшиеся вместе: Сергей Аверинцев, Ольга Подобедова, Гелиан Прохоров, Сергей Подъяпольский, Владимир Сарабьянов, Галина Бахтель, Галина Клокова, Олег Иоаннисян и др. На первом заседании совета, кроме банальностей по поводу необходимости «взаимного заинтересованного сотрудничества», был высказан ряд положений, определивших впоследствии культурную политику епархии. Опыт действующего Софийского собора, по мнению архиерея, показал, что за два с половиной года постоянное богослужение и физическое сохранение памятника вполне совместимы. Были сформулированы претензии к общественности и органам охраны: «Если в бытность собора музеем все сложности и неурядицы… воспринимались как обычное явление и устранялись с присущим… спокойствием, то сейчас атмосфера резко накалилась, и Церкви ставится в вину любое нарушение предполагаемых правил, вольное или невольное, полученное в наследство или же случившееся по недосмотру технических служб». Именно на этом заседании, с подачи некоторых реставраторов – членов совета, получила окончательное оформление нелюбовь епископа к археологии. Имея в виду зондажи и 9 раскопов в соборе, епископ произнес заранее написанный кем-то их них текст: «Глубину и широту их (археологов. – А. М.) интересов можно назвать безмерной… Последствия такого археологического набега, смею опасаться, скажутся еще со временем, ибо ничто не проходит без следа».

Консультативный совет эпизодически собирался несколько раз не в полном составе с декабря 1993 по 1995 г. Впоследствии, вопреки положению о передаче собора, он прекратил свое существование. Его деятельность была подменена встречами рабочей группы, включающей самого архиерея, старосту, коменданта, хранителя, реставратора, иногда – представителей местного комитета культуры и органов охраны памятников. Стратегический орган, призванный согласовывать церковные и общественные интересы под сводами Софийского собора, превратился в ведомственную комиссию, нацеленную на решение текущих тактических задач. Впрочем, в том виде, в котором совет был создан, он и не мог долго существовать. В его поименном составе слишком явственно читаются как личные симпатии архиерея, так и элемент случайного выбора. К тому же князьям церкви всегда претила мысль, что они должны с кем-то «советоваться» и перед кем-то отчитываться. 25 февраля 1995 г. владыка Лев был уже возведен в сан архиепископа, что до странности почти совпало по времени с присвоением патриарху Алексию (Ридигеру) звания «Почетный гражданин Великого Новгорода» 18 января того же года.

В результате начало происходить то, что начало происходить. Даже по мнению прихожан, храм пришел «в полный упадок» [288]. Староста, ориентируясь на свой вкус, не всегда контролируемый настоятелем, требовал засыпать Мартириеву паперть, дописать остатки средневековых фресок, расставить у икон живые цветы в вазах, а хранительской службе поручить уход за этими цветами. Хранители, предпочитавшие не спорить с епархиальным начальством, посещали собор лишь эпизодически, что привело к отсутствию постоянного и квалифицированного надзора за действиями смотрительниц и уборщиц. Еще в марте 2001 г. комиссия Федерального научно-методического совета была вынуждена обсуждать надуманный вопрос о «несовместимости раскопа и богослужений». К 2003 г. завершился первый этап «приспособления» Мартириевой паперти, проект которого так и не получил квалифицированного обсуждения. Пол паперти устлали крупной плиткой грубо обработанного «пикалевского» камня со следами циркулярной пилы. Под плитку был упрятан уникальный ладьевидный саркофаг, бывший некогда местом упокоения одного из новгородских архиепископов XIV–XV вв. По краям паперти была установлена безвкусная решетка, вглубь вела не менее грубая лестница. 20 февраля 2003 г. научно-методический совет обсуждал вопрос о разборке кирпичной гробницы в паперти, где верхние ряды плинфы частично закрывали фреску 1144 г. 7 августа 2003 г. вновь на секции научметодсовета обсуждалась необходимость настоящих реставрационных работ в Мартириевой паперти. Было отмечено, что у древнейшего русского собора не было своего архитектора. В 2001 г. была предложена кандидатура Владимира Дружинина, однако она не была принята архиереем, и лишь в июне 2005 г. в хранительской службе собора в должности архитектора начала трудиться Ольга Коваленко. В результате новый проект, предусматривающий исправление уже сделанного, в начале 2005 г. был заказан мастерской Бориса Сизова. В целом работы в паперти, как и внешняя покраска собора и золочение куполов, были закончены в 2009 г. – к 1150-летию первого упоминания Новгорода в русском летописании.

Именно с археологическими находками в Мартириевой паперти связан еще один неприятный инцидент в истории Софийского собора. В 1999–2000 гг. здесь проводились новые исследования под руководством Владимира Седова. В результате было найдено несколько новых погребений, древние печати, а также культурный слой конца X в. Ткани, обнаруженные в этих погребениях, были уникальны – среди них княжеская туника с изображением вознесения Александра Македонского и погребальная шапочка с вензелем архиепископа Евфимия I Брадатого. Ткани были отреставрированы за счет епархиального управления, однако, в нарушение существующего законодательства, на протяжении 6 лет так и не были переданы в государственную часть музейного фонда Российской Федерации. Напомним, что пункт 9 статьи 45 ФЗ № 73 «Об объектах культурного наследия» предписывает совершать такую передачу в течение 3 лет со времени окончания работ. Ведомственная инструкция о производстве археологических раскопок от 23 февраля 2001 г., разработанная на основе Положения об охране и использовании памятников истории и культуры № 865 от 16 сентября 1982 г., предписывала передачу материалов в государственный музей по завершении их камеральной обработки, что должно быть скреплено соответствующим документом. Архиерей и его помощники мотивируют удержание находок тем, что в настоящее время они оформляют официальные документы на открытие церковно-археологического музея при Софийском соборе, однако нарушение законодательной нормы представляется очевидным. К тому же разговоры об открытии епархией своего музея на основе коллекции, собранной митрополитом Ленинградским Антонием (Мельниковым; 1978–1986) и хранящейся в новгородской архиерейской резиденции, идут уже более 10 лет. В результате ни эти вещи, ни уникальные ткани не известны ни широкой общественности, ни узкому кругу специалистов. Есть и другой пример. Моленное архиерейское место XVI в. так и стоит разобранным на хорах собора, дожидаясь своей реставрации. Архиепископ отказывается оплачивать ее до тех пор, пока на передачу этой святыни епархии не будут подписаны дополнительные документы, хотя приказ от 13 августа 1991 г. передал собор церкви со всеми недвижимыми памятниками.

Необъяснимо и неизменно неприязненное отношение архиерея к археологии. Он ни разу не посетил раскопки, открывающие новгородцам богатство их церковной истории. Во время исследований 1995 г. на Троицком раскопе были обнаружены остатки кладбища XVI–XVIII вв. Руководство археологической экспедиции обратилось к епископу с просьбой оказать содействие в перезахоронении найденных останков на подворье одной из действующих церквей и совершении заупокойного богослужения. Дальше устных обещаний со стороны архиерея дело не сдвинулось. В конце концов экспедиция в 1996 г. сама перезахоронила кости у Троицкой церкви. 2 ноября 1998 г. архиепископ Лев должен был выступить с докладом на церковно-археологической конференции в Санкт-Петербургской Духовной академии и рассказать о состоянии Софийского собора. На конференцию он не приехал, о своем отсутствии не предупредил и извиняться не стал. 13 июля 2000 г. на Троицком раскопе была найдена сенсационная находка – древнейшая русская деревянно-вощеная книга (цера) – с текстами псалмов, относящаяся к 1020–1030 гг. Руководство экспедиции неоднократно приглашало епархиальное руководство осмотреть эту находку. Архиерей так и не проявил никакого интереса к древнейшей русской молитве, ожидая, очевидно, что ее принесут к нему в резиденцию.

А тем временем в мае 2002 г. комиссия ФНМС вновь выразила беспокойство состоянием западной стены Софии, где трещины, отмеченные в 1991 г. лишь на северной лопатке, появились уже и на центральной лопатке, а растрескивание стало проявляться на хорах. Об инициировании епархией каких-либо действенных мер по исправлению ситуации не известно, зато 27 августа 2003 г. в Софии состоялось освящение нового престола, изготовленного в Выборге из испанского бело-зеленого мрамора. Настоятель Преображенского собора в этом городе – брат владыки протоиерей Лев Церпицкий. Одновременно готовится проект восполнения утраченных фрагментов фресок Николая Сафонова, а также существуют амбициозные планы по понижению пола в Софийском соборе и окружающего храм культурного слоя до уровня XI в.

Возникли и проблемы с посещением собора туристами и паломниками. Неприветливость соборных трудниц, назойливые просьбы «пожертвовать на храм здесь и сейчас», постоянные одергивания ими экскурсантов и экскурсоводов, нежелание власти вмешиваться в нездоровую ситуацию – все это привело к сокращению групп, посещающих главную Новгородскую святыню. К тому же лестница и хоры оказались закрыты для посещения. Это диктовалось, по мнению епархии, необходимостью оградить соборную администрацию – старосту, регента и бухгалтера – от назойливых посетителей. Храмовый полумрак, создающий нездоровый мистический настрой и мешающий подлинному созерцанию «церковной красоты», объяснялся экономией электроэнергии. В результате в России выросло поколение, которое никогда не видело Софийские святыни при нормальном свете, никогда не поднималось по соборной лестнице, читая оставленные средневековыми предками надписи-граффити, никогда не поражалось величественным видом священного пространства, открывающегося с галерей соборных хоров.

Тема беспомощности музея и новгородских органов охраны памятников в отстаивании прав граждан на свободный и квалифицированный осмотр Софийского собора уже поднималась в прессе в марте (Елена Анженкова. «Новгородские ведомости». № 9) и в ноябре (Андрей Куликов. «Невское время») 2002 г. В 2005 г. уже в центральных СМИ было отмечено, что в предусмотренном «владении Софийским собором напополам музеем и священниками музея не шибко видно» [289]. Все предложения Музея «доплачивать за свет» лишь ради того, чтобы люди смогли увидеть святость иконы лицом к лицу, были отвергнуты, хотя известно, что существуют соборные задолженности по коммунальным платежам. Остается открытым и вопрос о сохранности фресок и икон собора в условиях суточной и суетной богослужебной череды, напоминающей эксплуатацию святыни ради удовлетворения «религиозных потребностей» и не только их. Похоже, стенопись и иконопись спасает лишь огромный объем собора. Впрочем, за время, прошедшее со дня передачи Софийского собора, здесь так и не побывало ни одной комплексной комиссии, которая могла бы квалифицированно ответить на этот и другие вопросы: храмовая среда стала недоступна объективной оценке.

Основания для беспокойства есть и достаточно серьезные. Они связаны, скорее, с позицией околоцерковной интеллигенции. Отрицая саму возможность негативного влияния богослужебной эксплуатации святыни на ее состояние, эти люди утверждают, что иконы и фрески должны сохраняться «Божиим Промыслом» и «ежедневной молитвой». Существует и другое мнение. Лев Лифшиц ответственно пишет, что фрески Софийского собора в Новгороде являются памятником, «далеким от благополучия», и что «ежедневные службы в древнем Софийском соборе неизбежно приводят к загрязнению раскрытой древней живописи» и наносят «ущерб уникальным фрескам»[290]. О реальной угрозе состоянию святынь и его «угрожающей динамике» говорят Алексей Комеч и другие специалисты. В то же время близкие к архиерею хранитель собора Татьяна Царевская и реставратор Татьяна Ромашкевич утверждают, что заявление об угрозе состоянию живописи собора «вызывает у специалистов удивление». Именно из этой среды так и не раздались голоса в защиту других памятников, разрушенных при участии епархии. Именно отсюда звучали предложения, призывающие засыпать Мартириеву паперть, поскольку открытые археологией святыни и древности якобы «несовместимы с православным богослужением» [291]. Любая информация о том, что епископ мог поступить непорядочно, воспринимается этими людьми как провокация и «заговор темных сил». Прошло 100 лет, и ничего не изменилось в «околоцерковной археологии». Те же «свои» специалисты и «карманные комиссии», призванные защищать «честь рясы» и ведомственные интересы…

Софийский собор – не единственная боль православного Новгорода. 22 сентября 2000 г. начальник областного управления по охране памятников Сергей Гурьев был вынужден направить архиепископу Льву предписание по поводу немедленного прекращения работ в Юрьевом монастыре. Здесь отмечалось грубое нарушение требований закона, поскольку работы по покраске фасадов Георгиевского собора были начаты без надлежащих согласований. Были нарушены и методические требования, касающиеся применения фасадных красок в реставрации: на памятнике XII в. применялись акриловые краски, разрешенные только для поздних зданий. Естественно, работы велись исполнителями без лицензии и без соответствующего надзора специалистов.

Впрочем, с точки зрения председателя Комитета по культуре Ю. Шубина, епископ мог делать с собором то, что считал нужным. Шедевром новгородского правотворчества является его приказ № 333 от 19 декабря 1991 г. Во исполнение закона РСФСР «О собственности» и на основании решения исполкома от 26 июня 1991 г. он передал епархиальному управлению комплекс Юрьева монастыря и Перынский скит с находящимися в них историко-художественными ценностями «в собственность», хотя в решении говорилось лишь о «постоянном безвозмездном пользовании». Несмотря на недействительность этого акта с момента подписания, он до сих пор официально не отменен, а его автор управляет российской культурой.

Более драматично складывалась история возрождения Хутынского монастыря. Обитель на «Хутыни» была основана в конце XII в. В 1925 г. монастырь был закрыт. Сильно пострадав во время войны из-за огня артиллеристов-красноармейцев, полностью разрушившего колокольню, он служил прибежищем для душевнобольных, а в 1980-е гг. превратился в турбазу. Уже известное нам постановление областного совета предполагало вернуть этот «бесхоз» Церкви. Спасти монастырь помогли прп. Варлаам Хутынский и Гаврила Романович Державин (1743–1816). Последний, похороненный со своей женой Дарьей в Иоанно-Богословском приделе Преображенского храма, был в 1959 г., накануне 1100-летия Новгорода, перезахоронен на территории Кремля: уж очень неприглядно выглядела его могила в разрушающемся храме. Новый юбилей помог остановить это разрушение – в 1992 г. вышло постановление правительства о праздновании 250-летия Г. Р. Державина, поддержанное ЮНЕСКО. В связи с этим Министерство культуры настоятельно требовало от Новгородского музея внести свои предложения по праздничным мероприятиям и подготовке к ним. Были составлены проект и смета. Проект включал в себя новое перезахоронение юбиляра в Хутыни, для чего властям предлагалось выделить деньги на реставрацию Спасо-Преображенского собора. Реставрация шла круглосуточно. Останки Гавриила Державина в июне 1992 г. были перенесены к месту своего первоначального упокоения. В июле 1993 г. Преображенский храм был освящен, но иноческая жизнь так пока и не состоялась. Женская монашеская община была зарегистрирована здесь лишь 28 марта 1994 г., чему предшествовали уже известные нам события, связанные с расколом в Вяжищской обители. Распоряжением Новгородского КУГИ от 1 апреля 1999 г. монастырь был передан епархии в полное хозяйственное ведение, а акт передачи, подписанный 1 мая 1999 г., говорил о постоянном безвозмездном пользовании.

Кроме собора, остальные монастырские постройки стояли в руинах. Автором проекта реставрации монастыря была Галина Никольская, член Консультативного совета по Софийскому собору. Это позволяло надеяться, что к ее голосу сестры и епархия будут прислушиваться. Надежды не оправдались. С самого начала работы велись не просто вразрез с проектом и реставрационными методиками, но в ряде случаев предполагали уничтожение сохранившихся частей древних зданий. Как всегда, они выполнялись без согласования, без проекта, без рабочей документации и без авторского надзора, который подменяли собой консультации представителя фирмы «Инжстрой» Александра Галкина, не обладающего необходимой квалификацией. Так, епархия отказалась выводить своды в братском корпусе, для чего под крышу завели железные балки. В качестве рабочей силы использовался неквалифицированный труд гастарбайтеров. Кроме колокольни и собора в монастыре возникла еще одна «архитектурная доминанта» – водонапорная башня, хорошо видная с ряда смотровых точек, хотя существовали и альтернативные проекты водоснабжения монастыря. Г. Никольская робко пыталась отстоять память о преподобном и его преемниках, но столкнулась не просто с непониманием, но и с угрозами. В свое, достаточно голодное для творческой интеллигенции, время игуменья выделила ей маленький огородик на территории монастыря, который постоянно грозилась отобрать. Начальник епархиальной службы реставрации В. Карагодина тоже сулила архитектору неприятности в случае, если протесты будут продолжаться.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.